Автобиографическая повесть. Александр Долган (Alexander Dolgun) в соавторстве с Патриком Уотсоном (Patrick Watson)
Скачать 6.51 Mb.
|
| В справке с места работы из отдела кадров мое имя значилось как «А.М.Довгун-Должин» - таким образом, была увековечена та необъяснимая ошибка в правописании, которую в свое время сделали в МГБ многими годами ранее. В справке говорилось, что меня приняли на работу в качестве машинистки со знанием английского языка и зарплатой в 78 новых рублей. Фамилия Должин, в отличие от Иванов/ Иванова и других русских фамилий, не указывает на пол человека. Глава домуправления – высокая, полная женщина за пятьдесят – взглянула на справку и произнесла недовольным тоном: «Ну, и почему эта машинистка не пришла сама?» - Она пришла, - ответил я. - Так и где она, черт побери? Я рассмеялся и ответил: - Прямо здесь. Это я. Женщина растерялась. Она взглянула на справку, перегнулась через стол и посмотрела на мои брюки, покраснела и, запинаясь, произнесла: - Простите, пожалуйста, это моя ошибка. Я не поняла, что «она» - это вы. Что касается воинского учета, то этот пункт меня немного волновал. Вовсе не по той причине, что я предполагал, что с моим давлением и увеличенным сердцем и историей с грыжей меня могут обязать служить хоть в какой-то армии. Но я знал по своей работе в консулате посольства, что по американским законам любой, кто по своей воле служит в чужой армии, может рассматриваться в качестве человека, отказавшегося от своего американского гражданства. Я просто не хотел испытывать судьбу. Я пришел в районный военкомат и сказал дежурному офицеру, что являюсь очень больным человеком с высоким кровяным давлением и слабым сердцем, и обратился за медицинским освидетельствованием с тем, чтобы быть признанным негодным к службе. Мне обещали его провести и сказали, чтобы я не волновался. Пока же мне полагалось носить военный билет – с тем, чтобы в следующем году, когда проводится ежегодный пересмотр статуса военнообязанных, меня полностью осмотрели, и если все, как я сказал, подтвердится – как сказали мне – то меня, конечно же, объявят негодным. Следующие несколько недель прошли без особых событий – я занимался тем, что печатал документы министерства здравоохранения на английском языке для использования в иностранных публикациях. Этот период я мог бы назвать для себя спокойным временем, по причине регулярности и простоты моих занятий, за исключением одного происшествия, случившегося дома. Однажды я проснулся посреди ночи с внезапным ощущением грозящей опасности. Когда я перевернулся на своей маленькой кровати в нашей комнате, то увидел свою мать в сумраке – она приближалась ко мне украдкой с поднятым в руке молотком, словно собираясь меня ударить. На ее лице отображались как испуг, так и решимость. Я выскочил из кровати и схватил молоток. Она совершенно не сопротивлялась. - Тебе привиделся кошмар во сне! – сказал я. Она помотала головой – нет, убежденно. - Это не сон, Алекс. Я слышала, как они говорят в коридоре. Я подозревала, с тех пор, как ты вернулся, что на самом деле ты из КГБ. И теперь, когда я услышала, как они шепчутся за дверью, я это знаю. Они хотят, чтобы ты отравил мою еду, это так? - Мама! – я включил свет. – Проснись, мама. Это всего лишь ночные кошмары. Я открыл дверь и показал ей пустой коридор. - Смотри, родная. Там никого нет. Тебе это приснилось. - Нет, Алекс, - произнесла она убежденно. – Теперь ты не сможешь скрыть от меня этого. Теперь я знаю, что ты – с ними. Потом она легла. Я не спал до конца ночи. С одной стороны, мне было горько из-за ее рассудка, а с другой меня охватил страх относительно того, что она может попытаться сделать. По утру ее сознание было ясным, как если бы она и вправду спала во время своего странного ночного припадка, но смотрела она на меня по-иному. В течение следующих нескольких недель я пришел к печальному пониманию того, что она действительно верила, что я был из КГБ, и что она слышала голоса чаще, чем давала мне знать об этом. Три недели спустя ко мне пришло письмо от одного из заместителей Молотова, в котором говорилось, чтобы я принес паспорт и остальные документы в Министерство иностранных дел в комнату под номером таким-то, где меня будет ждать человек по имени Петров. Никаких иных пояснений не было. Я отправился туда на следующий день. У человека на охране был выписан пропуск на мое имя, и он указал мне, как найти комнату Петрова. Я постучался, вошел и представился. - Ах, да, - сказал Петров. – У меня есть для вас кое-что. Одну минуту. Он вышел из комнаты и вскоре в нее вернулся. - Вот ваши документы, - сказал он. – Пожалуйста, прочитайте, чтобы проверить, все ли верно. Удивительно, но этот документ подтверждал мою ложь. Почему они решили это сделать, запрашивали ли они мое заявление на трудоустройство из министерства здравоохранения, или какими мотивами они руководствовались – я об этом не узнаю никогда. Но в том документе, который выдал мне Петров, просто значилось, что с 1942 по 1948 я работал в дипломатическом корпусе министерства в качестве референта. Это слово для меня ничего не означало. Самое близкое понятие, которое я мог бы привести в английском языке, это «человек по отношениям»1, но это тоже ничего не означает. Когда я отнес этот документ начальнице отдела кадров в издательстве при Министерстве здравоохранения, она взглянула на него, а потом посмотрела на меня и широко улыбнулась. - Товарищ Должин! – сказала она. – Вам нужно было сказать мне! Вы очень скромный человек. Почему вы не сказали, что вы были одним из нас! Я не представлял себе, что это значит. Поэтому просто посмотрел в пол, пожал плечами и произнес: - Ну… - Скажите, - продолжила она, - сколько вам доплачивали за вашу работу на МГБ? Это меня ошарашило. Каким-то образом мне удалось от нее отвязаться. Я сказал, что это конфиденциальная информация, или что-то в этом роде. И поныне я не знаю, то ли она меня проверяла, то ли слово «референт» было своеобразным кодовым словом, используемым среди работников министерства иностранных дел, или само министерство иностранных дел получило каким-то образом нелепую информацию о том, что я имел отношение к МГБ. Возможно, моя мать была не единственным человеком в Москве, введенным в заблуждение, подумалось мне. Кто знает – в российской чиновничьей среде случались безумные вещи. Позже я узнал, что некоторые службы министерства иностранных дел практически неотличимы от подразделений секретной полиции, но что дало той женщине подумать обо мне как об одном из «них» - до сих пор я могу это только предполагать. Я дал понять, что моя работа была настолько секретной, что я предпочитаю об этом не говорить, и этот номер прошел. И, как она и обещала, работа редактора дожидалась меня. На следующий день я начал свою работу в разделе периодики, на улице Петровка. К 1956 году советское министерство здравоохранения выпускало более сорока медицинских журналов по всему свету. Бюджета делать выпуски этих журналов на разных языках не хватало, поэтому для наиболее значимых статей делались конспекты, выпускавшиеся на английском языке для англоязычных стран. Моей работой было находить переводчиков для этих англоязычных конспектов, заключать с ними договора, редактировать их работу и проверять точность изложения медицинской тематики. Мне предстояло приступить к организации всей этой работы в рамках нового отдела в нашем издательстве. Работа была интересной. Зарплата была почти вдвое больше той, что была назначена мне при приеме в качестве машиниста. На некоторое время я с головой погрузился в дела, и эта работа меня вдохновляла – так, что меня не очень отвлекали все эти темные страхи моей матери и голоса, которые она продолжала «слышать» из коридора, или через стены или потолок. Возможно, что-то от моего энтузиазма, связанного с новой работой, перепало и ей. На некоторое время жизнь в нашей маленькой комнатке стала полегче. Несколько часов я стоял в очереди за покупкой нового холодильника, чтобы она могла пить чай со льдом, и мы могли держать в нем свежее молоко. Когда же я прошел вовнутрь, в сам магазин, то обнаружил, что очередь стояла на самом деле за тем, чтобы вписать себя в список желающих приобрести холодильник. Предлагалось два типа холодильников: подороже и подешевле. По причине своего воодушевления я выбрал вариант подороже. Затем требовалось оставить почтовую открытку – ее должны были выслать по адресу человека тогда, когда его номер подойдет. Меня предупредили, что это может занять более года. Затем я начал предпринимать шаги по возвращению моей одежды, книг, радиоприемника и фотоаппарата из американского посольства. В том письме, которое я получил от заместителя Молотова, помимо направления меня к Петрову за справкой с места прежней работы, содержалось также указание связаться с юридической коллегией при министерстве иностранных дел по вопросу возврата моих вещей. Это было государственное агентство, которое сотрудничало с иностранными представительствами по вопросам наследства и прочим юридическим делам. Когда я смог на некоторое время отпроситься с работы, получив на это разрешение директора издательства, я встретился с представителем коллегии. Он с сочувствием выслушал мою историю. «Вы знаете, - сказал он, - обычно государство удерживает двадцать пять процентов от ценности того имущества, которое вы требуете обратно. Но я бы рекомендовал снизить эту пошлину до десяти процентов. Вы столько вынесли, товарищ, что я уверен, государство не должно требовать от вас слишком многого теперь!» Через неделю меня вызвали в коллегию для официального собеседования. Там меня представили председателю, а также приятному молодому человеку с острыми чертами лица, которого мне представили как «товарища Александрова», юриста. Я тут же отметил его как КГБшника. Их там, в этой коллегии, должно было быть, как тараканов. Но я решил поиграть пока с ними в их игру, и вести себя так, как если бы Александров и в самом деле был только юристом, и никем иным. - Мы поговорили с посольством Соединенных Штатов, - произнес председатель. – У них есть деньги для вас, и они будут рады вас видеть. Все, что вам нужно сделать, это лично пойти туда, и они вам все вернут. Наш юрист, - кивок в сторону Александрова, - пойдет с вами, чтобы проконтролировать, что все пройдет должным образом. Я был в игривом настроении и решил заставить Александрова показать свое обличье. Поэтому я произнес: - Ну, я не могу пойти в посольство США, вы же знаете. Это запрещено условиями моего освобождения. При воротах посольства всегда дежурит оперативник КГБ, и как только меня увидят, мне снова в тюрьму, и я думаю, что вы понимаете, что я не буду так рисковать. Председатель произнес: - Послушайте, товарищ Должин, я клянусь вам, пока вы с нашим юристом, все будет в полном порядке. Мы уже проводили такую работу. Мы хотим, чтобы вы забрали деньги, и мы закроем это дело. Вы не можете попасть в какие-то неприятности, пока вы – с товарищем Александровым. Я наслаждался этим спектаклем. Я понимал – все, что они говорят, безусловно является правдой – но я хотел вынудить их доказать мне это. Я обратился к Александрову: - Простите, но я просто не могу отправиться туда с вами. В комнате повисла напряженная пауза. - Единственным человеком, с которым я могу туда пойти, - продолжил я, - может быть только офицер госбезопасности. Председатель был раздражен. - Это вовсе не обязательно! Мы – официальные лица, представители государства. Вы в совершенной безопасности. Вы… Но я просто продолжал отрицательно мотать головой. Терпение у председателя кончилось. Он произнес: - Ну, хорошо, Александров. Покажите ему свое удостоверение. Александров показал мне корочку. Точно такую же, как ту, что показали мне на улице Горького восемь лет назад. Красно-синюю. Александров М. И, старший оперативник, КГБ. Я изобразил изумление: - Почему же вы не сказали мне! Конечно! Замечательно! Председатель произнес: - Только еще одно. Американцы очень враждебно настроены к нам сейчас из-за кризиса вокруг Суэцкого канала. Мы просим вас находиться как можно ближе к нему во время вашего визита. Так как вы – бывший американец (бывший? – подумал я), то это даст Александрову некоторую защиту. Какая ирония, - подумалось мне. И потом я осознал, что это было просто мерой предосторожности с их стороны, чтобы не упустить меня. В любом случае, пытаться что-то предпринимать тогда я не собирался. Замаскированный гебист, стоящий у ворот, отказывался пропускать нас внутрь до тех пор, пока Александров не уговорил его сделать звонок для того, чтобы согласовать мое посещение. Затем мы прошли вовнутрь. Чувства мои были очень странными. Вот это место, которое должно было быть местом моей работы. Вот эти люди, которые не сделали ничего для меня все эти годы. Я чувствовал внутри себя странный холод и отстраненность. Вышел консул. Он также вел себя очень сдержанно. Он произнес: - Мистер Долган, у нас есть тысяча долларов для вас. Вы хотели бы перевести их на свой счет в Нью-Йорке, или получить здесь наличными? Ни слова о том, как я, или «не хотели ли бы вы, чтобы мы действовали от вашего имени» – ничего подобного. Просто «как ты хочешь получить свое бабло?» Я ответил не раздумывая: - Я только вернулся из лагеря. Я устроился на работу, но мне пока не заплатили. Я возьму сумму в рублях. Собственно, вот и все. Я подписал квиток на получение моих пенсионных накоплений. Никаких упоминаний о том, чтобы заплатить мне за эти восемь лет, или о выплатах за ту опасность, которой я подвергался, или о том, что они осознают, через что мне пришлось пройти в попытках не скомпрометировать свою страну – в то время как Сидоров и Кожухов делали из меня отбивную. Я ощущал сильное разочарование. - Что насчет моих личных вещей? – спросил я. - Ну, - ответил он, – мы провели тут полную инвентаризацию, понимаете. Все эти вещи находятся на одном из наших складов, но для этого нужно пересмотреть тысячи ящиков. Мы дадим вам знать. Годы спустя я узнал, что моя сестра Стелла задолго до этого дала свое разрешение на то, чтобы передать мои вещи советскому «Красному кресту». Я так и не узнал, обманывал ли меня консул, или просто записи были в таком беспорядке, что он, на самом деле, не знал об этом. Все то время, что я заведовал консульским отделом хранения информации, все записи были в идеальном порядке. Уже на улице Александров, казавшийся неплохим парнем – с учетом того, что он был из КГБ – сказал: «Вам нужно было взять доллары, понимаете. В Москве можно многое купить на валюту без очередей. К тому же, это дешевле». Я просто пожал плечами. С этого времени я с головой ушел в свою работу. Я был настроен на то, чтобы найти способ уехать из этой страны, рано или поздно, но на данный момент мне требовалась нормальная жизнь и достаточно денег, чтобы сделать эту жизнь достойной для себя и своей матери. Тяжелая работа была для меня вроде наркотика. Транквилизатором. Число журналов, с которыми мы работали, увеличилось с сорока до шестидесяти, многие из них представляли специальные материалы для Всемирной Организации Здравоохранения. В это время мне пришлось нелегко – нужно было подыскать достаточное количество переводчиков, которые бы сотрудничали с нами на договорной основе и могли бы работать с медицинской тематикой. Я уделял работе много сверхурочного времени. Чтобы увеличить свои доходы, я предлагал свои услуги в качестве фрилансера другим издательствам, и переводил книги различной тематики, включая медицину и спорт. Я начал копить деньги для покупки автомобиля. Я внимательно следил за тем, чтобы у моей матери была хорошая еда. Я приносил ей цветы и делал все от меня зависящее для того, чтобы сделать ее жизнь комфортной. Нередко к ней опять возвращалась мания по поводу моей принадлежности к КГБ, и убежденность в том, что я был вовлечен в заговор, чтобы снова посадить ее в тюрьму, и, по крайней мере, дважды она снова бросалась на меня. Я понимал, что ее нужно госпитализировать, но не мог смириться с тем, чтобы отправить ее в учреждение. Регулярно я ездил за шестьдесят километров в Истру, чтобы увидеться с отцом. Он работал автомехаником, и зарплата у него была очень маленькой. Я при каждом своем визите оставлял ему немного денег. Между нами установились теплые отношения, он был любящим отцом, и отчуждение между ним и моей матерью ужасно меня печалила. |
Похожие:
 | Москвы в области науки и образовательных технологий гл. IV, § 4 (в соавторстве с И. Я. Белицкой), § 6 (в соавторстве с И. Я. Белицкой),... | | Оригинал: Alexander Davidson, “Stock market rollercoaster a story of Risk, Greed and Temptation ” |
| Российской Федерации в трех томах / Под ред. А. П. Сергеева" (Кодекс, 2010, 2011 (в соавторстве)); учебных пособий "Правовое регулирование... | | Ермошин Александр Михайлович, Литвиненко Инна Леонтьевна, Овчинников Александр Александрович, Сергиенко Константин Николаевич |
| Алексеев В. И. канд юрид наук, ст науч сотрудник ст ст. 12, 23 26, 34, 35, 42 (в соавторстве с А. В. Бриллиантовым) | | Тема: «The poetic language in the original and translated versions of Alexander Pushkin’s “Eugene Onegin”» (Поэтический язык оригинала... |
|  | Целью освоения дисциплины «Организационное поведение» является формирование у студентов системы представлений об основах поведения... | |
| Специалист в области отношений, эксперт по психологии лжи Александр Вемъ поможет вам! Он расскажет, как распознать лжеца и не допустить... | | П 21. Белой ночью у залива: рассказы и повесть. – М., 2010. Эко-Пресс, 2010, 254 с |