На правах рукописи
Скачать 1.37 Mb.
|
Женщина всегда права – Что такое японский дух?! – профессор Университета Тюо Масахиро Ямадо громко расхохотался. Слишком громко, подумал я, не забывая о восточном коварстве. – Вот так вопрос! В Японии разве что ультраправые еще верят в эту чепуху, уверяю вас. Неужели нам не о чем больше поговорить? Надо сказать, что поговорить с господином Ямадо вообще большая удача. Профессор страшно популярен в либеральных кругах Японии, часто выступает по телевизору; студенты влюблены в него, как в поп-звезду. Он симпатичен, энергичен, деловит, порывист. Часто смотрит на часы, нетерпеливо терзает карандаш в пальцах. На его губах постоянно блуждает саркастическая улыбка, словно он уже давно понял, что весь мир состоит из законченных ретроградов и переучивать их себе дороже. – У нас в Японии есть такая пословица, – насмешливо продолжал профессор: – В пору больших потрясений лучше всего укрыться под сенью могучего дерева. Понимаете? Я многозначительно кивнул. – Так вот, – продолжал Ямадо снисходительно, – японцы не любят самостоятельности. Мы всегда подражали крупным державам. Когда-то Великобритании, теперь вот США. Можно ли представить себе более странную картину? Они сбросили на нас атомную бомбу, а мы дружим с ними как ни в чем не бывало. Если уж говорить серьезно о национальном характере, то, по-моему, японцы не любят самостоятельности и всегда тянутся к сильной руке. «Поздравляю! – чуть было не сказал я. – Значит, японцы произошли от русских?» Однако профессор увлекся. – Впрочем, я готов согласиться, что японцы любят гармонию. Во всем. У нас не принято обременять своими заботами окружающих. Когда грянул кризис, в стране резко возросло количество самоубийств. Сейчас, если не ошибаюсь, мы занимаем девятое, далеко не почетное место по этому показателю. И знаете почему? Мужьям стыдно оставлять свою семью без средств к существованию; стыдно за свою несостоятельность. Все дело в страховке. В случае смерти кормильца она достается жене и детям. Сколько раз я говорил нашим толстокожим политикам, что нужно менять закон, согласно которому в случае самоубийства деньги семье потерпевшего не выплачиваются! – Профессор, вы крупный социолог, скажите, что происходит нынче с институтом семьи в Японии? – Кризис. Все больше мужчин-холостяков; все больше одиноких женщин. 80 процентов холостяков проживают со своими родителями. Многие из них хотели бы жениться, но, увы, их шансы невелики. Женщины любят деньги. Многие из них желают выйти замуж за успешного мужчину. В этом случае про женщину говорят, что она нашла свое счастье, что она – победительница. А что делать неудачникам? Краем глаза я увидел недовольство в лице Юкки. Про мужчин-холостяков я уже кое-что знал с ее слов. Она называла их презрительно паразитами. У мужчин-паразитов нет ни стыда, ни совести. Их устраивает скромная, незаметная жизнь с родителями, они не ищут подвигов, чтобы завоевать женскую благосклонность, они ищут покоя и тихих радостей своего бесполезного существования. Их нельзя зацепить за самолюбие, им чуждо тщеславие. По существу, они невидимы и непобедимы, как самолеты СТЕЛС в небе, и поэтому вызывают в женской части ярость и жажду мщения. – Все меньше женщин стремятся найти себя в работе, – не унимался профессор, в котором, похоже, проснулся бессознательный мужской шовинизм. – На работе тяжело, сидеть дома с ребенком легче, к тому же в случае развода женщина пользуется большими правами. От себя добавлю – исключительными правами. Например, такая ситуация. Живет себе полноценная японская семья до глубоких лет. Дети выросли, дом – полная чаша. Муж всю жизнь в работе. Жена на кухне. И вот глава семьи выходит на пенсию. Жена по такому случаю готовит традиционный праздничный ужин и, когда муж выпивает первую рюмку сакэ, говорит. – Дорогой, я решила уйти от тебя, поскольку все эти годы ты вызывал во мне только отвращение. Я терпела ради детей. Теперь я ухожу. Пожалуйста, отдай мне половину пенсии. У мужчины – глаза на лоб, челюсть – вниз. Он-то бедолага все эти годы думал, что жена души в нем не чаяла, а она, змеюка подколодная, его только терпела... И что же? Ведь ему по японским законам придется отдать ей половину своей пенсии! Такое вот равноправие. Между прочим, после замужества и в связи с рождением ребенка более двух третей японских женщин оставляют работу. Это обьясняется не только глубоко укоренившейся традицией, но и тем, что японские мужчины весьма неохотно помогают им в работе по дому и уходу за детьми. Так, опрос, проведенный в 2001 году в Токио, показал, что 70 процентов мужчин никогда не принимают участия в стирке или приготовлении еды (даже те, чьи жены работают), а 60 процентов никогда не утруждают себя мытьем посуды и уборкой. В среднем же японский мужчина тратит на уборку и готовку 4 часа в неделю. Поэтому в возрасте 30–35 лет работают только 55 процентов женщин. Однако вернемся к профессору. Он считает, что молодежь в Японии склонна к гедонизму. Слишком легко ей все досталось, слишком много вокруг соблазнов, отсюда и повальный инфантилизм, и склонность к развлечениям. К тому же в последние годы и государство слишком сильно опекало подрастающее поколение, а это уже, извините, социализм. – «Мои деньги – это мои деньги! А деньги мужа – это мои деньги!» – вот девиз многих современных «женщин-победительниц», как их иногда называют в обществе. Проблема в том, что богатых мужчин мало. На всех не хватает. К тому же богатые мужчины, зная, что их используют, мстят. Они становятся иногда настоящими деспотами в доме. Словно чувствуют, что с приходом пенсии их оставят как использованный... предмет. В бракоразводных процессах суд всегда становится на сторону женщины, почему-то считая ее слабой половиной. Тем не менее, добавлю от себя, 50 процентов преподавателей в японских вузах – женщины. Правда, в парламенте их по-прежнему мало по европейским меркам – всего 9,4 процента. К сожалению, драгоценное время профессора быстро истекло, о чем он красноречиво намекнул, взглянув на часы. А жаль, потому что интересная вышла беседа. Правда, мне показалось, что Юкки осталась не очень довольна, впрочем, мне это, видимо, все же показалось. Знакомые все лица – Хакамада. – Иванов. Моя фамилия в России столь же популярная, как и ваша, профессор. Профессор университета «Аояма Гакуин» Сигэки Хакамада смеется очень заразительно. Он подтянут, моложав и обаятелен. Прекрасно говорит по-русски. Ирина Хакамада (да, да, та самая) его сестра. – У нас один отец и разные матери. Отец всю жизнь был коммунистом. Сидел в японской тюрьме за свои убеждения до войны, а после войны сидел уже в сибирской тюрьме опять же за свои убеждения. Он оставался коммунистом до самой смерти в 1991 году, как раз когда коммунизм умер в России. – Профессор, что такое, по-вашему, японский дух? – без обиняков спросил я господина Хакамаду, когда мы выпили по глотку зеленого чая. Господин Хакамада задумчиво улыбнулся: – Когда-то, еще в конце 60-х, я пять лет, будучи аспирантом, изучал, что такое русский дух в СССР. Без водки в этом невозможно разобраться, и я выпил море водки, но так ничего и не понял. Единственное, что я могу сказать с уверенностью, – это то, что в Японии всегда было больше социализма, чем в России. Мы помолчали, поскольку заявлено было сразу слишком много, хотелось разобраться. – Знаете, – воодушевившись, продолжал профессор, – у меня есть собственная теория, я вам сейчас расскажу. Итак, в мире есть три типа обществ. Европа и США – это общество камня и кирпича – так я это называю. Это общество отличает крайний индивидуализм всех его членов. Индивидуализм – не значит эгоизм. Напротив. Дисциплина, порядок лежат в основе обустройства этих народов. Истоки этого порядка еще в раннем феодализме, когда люди учились выстраивать свои отношения на основе жесткого взаимообязывающего договора. Ремесленники имели свои права, феодалы – свои, крестьяне – свои. Нарушая эти права, феодал сталкивался с сильнейшим сопротивлением всех слоев общества. Каждый понимал, что соблюдение чужих прав гарантирует и его собственные права. На этом строился Закон. Японию я называю обществом глины. Вы уже, наверное, заметили, что наше общество скрепляют довольно тонкие кружева взаимосвязей. Не случайно из глины делают керамику, украшая ее изящными узорами. Японцы не терпят грубости. Им присуще тонкое чувство порядка, дисциплины. Россия – это общество песка. В России все кричат: я, я, я! Но это не есть индивидуализм. Это – своеволие, когда «хочу» главенствует над «надо». Не случайно русские всегда чуждались власти, старались выйти из-под ее длани, расселяясь на огромные территории вплоть до Тихого океана. Обществу песка необходима рамка. Это может быть царь, а может и компартия. Однако одной рамкой не удержать форму, нужен цемент. До 1917 года этим цементом было православие. После 1917 года – коммунизм. А теперь? – профессор грозно на меня посмотрел. – Либерализм? – неуверенно спросил я, чувствуя себя студентом-недоучкой. – Национализм! – торжественно поправил меня профессор. – Именно он сейчас популярен в России. Особый путь, твердая рука, поиск национальной идеи – по сути, это поиск нового цемента, который сплотит общество. «Черт возьми, – подумал я. – Что за судьба такая? Почему у нас все не так? Или врет профессор?» – А все почему? – словно отгадав мои мысли, продолжал господин Хакамада. – В России не было полноценного феодализма, не было порядка. Как и в Китае, между прочим. Как и в исламских государствах. Феодализм в Японии и Европе – это прежде всего Договор. Контракт! Между начальником и подчиненным. Контракт в средние века – это не пустой звук. В случае его нарушения люди лишались доброго имени, а часто и жизни. Даже начальник рисковал многое потерять, нарушая контракт, потому что подчиненный готов был пожертвовать своей жизнью, отстаивая свои права. Обещания нужно выполнять! – горячо воскликнул профессор, словно вспоминая что-то обидное из своих отношений с русскими. – Дело не только в неотвратимости наказания судом. Речь идет о чести! Гордости! Для японца нарушить контракт – смерти подобно! Мы были взволнованны. Я мучительно вспоминал, кому и что должен. Профессор немножко успокоился и продолжал: – Почему в Россию боится идти бизнес? Потому что непредсказуемость! Общество песка! Нет гарантий. Нет уверенности, что обязательства будут выполнены. У нас в Японии контракт – святое дело. А у вас, и в Китае тоже, контракт запросто могут не выполнить, потому что каждый месяц меняется конъюнктура, каждый год меняются законы. Я понял, что мы подошли к главному, и не ошибся. – Россия и Япония до сих пор живут в незаконном браке, фигурально выражаясь. Договор о северных территориях не подписан. Что мы имеем в результате этого? Японцы поставили на Сахалин чудо-технику для сжижения газа. И молчат об этом, хотя в подобных случаях компании имеют привычку хвастаться перед всем миром удачным контрактом. Почему молчат? Потому, что стыдно перед коллегами! Этот контракт как незаконнорожденные дети, которыми не хвастают. Вам, русским, следует понять, что России выгодно дружить с Японией. Дальний Восток – это вакуум, который в ближайшее время может всосать миллионы китайцев. Вы забываете про Китай. Я не стал говорить профессору, что Китай не та страна, которая прощает исторические обиды, и что именно Япония нанесла их Китаю больше, чем кто бы то ни был. Вместо этого я спросил, каким он видит выход из создавшегося тупика в вопросе северных территорий. – Для того чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, нужно три условия, – сказал профессор. – Первое: стабильное правительство с двух сторон. Второе: личное доверие между руководителями. Третье: решение вопроса должно быть ВЫГОДНЫМ для России. На том и порешили мы с профессором. Согласитесь, любопытный вышел разговор? Хиросима Японцы сдержали свое обещание: в субботу, сразу по приезде в Хиросиму, Юкки привезла меня на такси в «настоящую, типичную японскую семью». На крыльце аккуратного, двухэтажного домика нас встречала миловидная, молодая женщина Ямате Тика. После японских поклонов и европейских рукопожатий мы вошли в маленькую прихожую, а затем и в гостиную, где на стене я увидел написанную цветными фломастерами крупную надпись на английском: «Добро пожаловать, мистер Иванов!» В гостях у Ямате, кроме нас с Юкки, сегодня были супруга ее родного брата с маленьким ребенком. У самой Ямате – совсем махонькая дочь по имени Итиха. Девочка родилась с пороком сердца, перенесла несколько операций и теперь может жить только с кислородным аппаратом. К ее крошечному носику прикреплены длинные пластмассовые трубки, соединенные с газовым баллоном, они волокутся за ней по полу, когда она пытается бегать по комнате. С ними она спит, с ними ходит на прогулки, кушает, моется. Первая мысль – вот она, Хиросима. Но Ямате, отгадав мои мысли, объясняет через Юкки, что радиационный фон в их местности давно не превышает норму; все дело в наследственности. Итиха, забившись в угол, смотрит на меня черными глазенками очень внимательно. Чувствую себя неловко и беспомощно под этим взглядом, почему-то хочется оправдаться. Ямате приходит на помощь, она предлагает посмотреть дом. Итак, японский дом для среднего класса. Общая площадь – 115 кв. метров. Дом каменный, двухэтажный. На первом этаже гостиная, прихожая, за перегородкой – кухня, в отдельном помещении ванна и туалет. На втором этаже, куда ведет крутая лестница, – традиционно спальни и подсобные помещения. Чисто, уютно. Мебели – полезный минимум; практически никаких украшательств на стенах, никаких претенциозных излишеств. Разве что крышка унитаза автоматически поднимается, когда открываешь дверь туалета – хозяин – инженер по профессии – сам смастерил. Дом окружает участок площадью в две сотки. И дом, и участок семья купила два года назад в рассрочку сроком на 35 лет. Дом обошелся в 145 тысяч долларов, земля еще в сотню тысяч. В пригороде Токио такое жилье обошлось бы в два раза дороже, под Петербургом – раза в три, и без всяких рассрочек, разумеется. Скажу сразу и о зарплате. Ямате – в прошлом работник детсада – нынче домохозяйка. Муж – инженер, практически живущий работой и на работе (сегодня я его так и не увидел), – в месяц получает на руки около 3200 долларов. Из них надо выплатить по обязательствам за дом, землю и машину «джип-ниссан», которая стоит во дворе, около тысячи долларов. На все другое остается не так уж и много, учитывая местные цены; приходится жить экономно, хотя иначе, по-моему, японцы жить и не умеют. Ямате гордится своим гнездышком, только долговая кабала ее тяготит. Осмотрев дом, мы всей дружной компанией расположились в гостиной. Я, как гость, на тахте, Ямате, ее подруга и Юкки на полу вместе с детьми, которые уже поняли, что большой дядя не опасен, и занялись своими кубиками. Заговорили, конечно, о детях. Японию кризис тряхнул основательно, большие семьи нынче не в моде, все чаще родители обзаводятся только одним ребенком: молодым родителям и самим хочется и мир посмотреть, и развлечься. Операция на сердце, которую перенесла Итиха, стоит около 30 000 долларов. Семье этих расходов не потянуть, однако муниципалитет Хиросимы почти полностью взял на себя все расходы. Ямате хотела бы завести и второго ребенка, да муж против: боится, что наследственность опять сыграет злую шутку. Итиха тем временем освоилась и сунула мне в руки чистый листок бумаги с карандашом. Я нарисовал ей чудовищную лошадь, которая вызвала восторг и изумление не только у нее, но и у мамы. Пришлось на бис нарисовать еще несколько мутантов из животного мира. Японцы очень простодушно и подкупающе радуются, к этому трудно привыкнуть нам, русским, привыкшим к иронии всех немыслимых оттенков, подковыркам, ерничанью. В первые дни мне казалось, что они просто считают европейцев за идиотов. Потом понял – ничего подобного! Это действительно свойство их сознания, которое они умудряются сохранить в детской простоте до старческих лет. А вот анекдотов наших они не понимают. Я пытался однажды блеснуть в беседе с одним профессором, типа: «Радио сообщает: на китайско-финляндской границе без перемен» – однако ничего не вышло. Профессор нахмурился, пытаясь понять, где Китай мог бы граничить с Финляндией, и, разумеется, ничего не вспомнил, более того, не поняла и Юкки, в чем тут фишка, стала переспрашивать меня и выяснять подробности, пока я не почувствовал себя сибирским дебилом; словом, вышел международный конфуз, и я свое остроумие оставил. Поговорили мы с девчонками и о японском духе. Они долго не могли понять, о чем это я, а потом завздыхали и признались, что, может быть, он и был до войны, а потом выветрился и что отдыхать лучше всего в Таиланде, потому как дешево и хорошо кормят, и пляжи хорошие. И еще сказали, что для счастья в этой жизни не так уж много и нужно: здоровье, да чтоб муж нашел приличную работу. Ямате призналась, что когда-то они с мужем были увлечены тщеславными помыслами. Влезли в долги и купили подержанный «порш», «стали гонять на нем по дорогам, пока не попали в аварию». К счастью, сами не пострадали, но долгу им этот проклятый «порш» оставил прилично – 10 000 долларов. С тех пор Ямате поняла, что «понты», может быть, и дороже денег, но дешевле здоровья, до беды довести могут, а вот счастья не дают. Насколько я понял, сейчас так думают многие молодые японцы. Времена яппи миновали; лозунг «Живем один раз!» побеждает. Перед ужином, которым занялась хозяйка дома, мы с детьми отправились гулять. Мне было интересно посмотреть окрестности. Они вполне живописны. Дом стоит на холме, внизу чудесная зеленая панорама, расцвеченная острыми крышами многочисленных домов. Дома на нашей улочке ухоженные, перед каждым крыльцом палисадник, рядом площадка для автомобиля. Тихо, благообразно. Крепкий дух среднего класса чувствуется во всем. Малышка Итиха семенит рядом, иногда я беру ее на руки, и она тихо пыхтит мне в ухо. За нами идет родственница Ямате, у нее за спиной рюкзак с кислородным баллоном, из которого вьются пластмассовые трубки… На газонах повсюду таблички с изображением или змеи, или свиньи. Оказывается, и те и другие в здешних зарослях не редкость. Таблички предупреждают: будь осторожен. Есть в горах и обезьяны; в некоторых районах страны они становятся настоящим бедствием для местных: нахальничают, воруют… Нагуляв аппетит, мы возвращаемся в дом. У нас прибавление – в гости пришел брат Ямате, крепкий молодой человек с энергичным рукопожатием. Он занимается дзюдо, а по утрам разносит почту. Садимся за стол, на котором уже стоят многочисленные кушанья и популярное в Японии баночное пиво. Хозяйка уверяет, что стол традиционный, под меня никто не подлаживался. Ну что ж, традиционный японский ужин выглядит так: в центре большая тарелка с нарезанными овощами и зеленью, рядом большое блюдо с вареными мидиями и кастрюлька с рисом. Разумеется, присутствует и соевый соус. Перед каждым из нас находятся маленькие тарелочки, в которые мы накладываем бобы. Бобы не простые, а с яичным сырым белком, который растягивается в длинные, липкие нити, когда бобы подносишь ко рту. Лично я налегал больше на жареную рыбу, которой тоже было вдоволь. Говорили о работе, о кризисе, о России, про которую хозяйка знала много, видимо, все-таки готовилась к встрече. «У вас зимой холодно, а проживают больше ста народностей. В том числе и азиаты!» «Петербург – очень красивый город! Только к вам очень дорого ездить», «А мы знаем мультфильм «Чебурашка»! А еще Достоевского и Толстого», «Путин поднял страну с колен!». Когда официальная часть закончилась, Ямате вздохнула и вдруг призналась, что уже неделю не разговаривает с мужем. Поссорились. – Его практически не бывает в доме! Он уходит на свою работу рано утром, а возвращается в час ночи. А иногда и ночует на работе. Он совсем не уделяет мне внимания. От него не дождешься ласки. «Блин-компот, – подумал я, – какая тут ласка, ноги бы не протянуть от такой работы». А вслух сказал, что мужа можно понять, что он просто устал и что есть средство против этой усталости. Не тянуть время, а, может быть, завтра приготовить ему вкусный ужин, налить хорошего вина, нарядиться в вечернее платье и ночью устроить волшебный праздник любви. К моему изумлению, совет, который в России вызвал бы, скорее всего, усмешку, оказался для Ямате чуть ли не откровением. То ли ей действительно это не приходило никогда в голову, то ли она не верила этой чепухе, только мы надолго и всерьез застряли в этом предмете, включая брата, его супругу и мою переводчицу. Уже в глубокой ночи нам с братом пришлось признать, что мужики все равно во всем виноваты. Прощание на крыльце было теплым и долгим. Брат отвел меня в сторону и сказал: – Видите, перед нашими домами нет заборов. Потому что забор нужен только от врагов. А если жить открыто, то и заборов не нужно. Вот и нашим странам нужно научиться жить открыто. Не так ли? Что тут можно ответить? Мы обнялись. Это не принято вообще-то. Так получилось. |
Похожие:
 | Визуализации образа России в зарубежной прессе | | Исследование методов pr-поддержки государственных праздников в Интернете |
 | I. Индустрия красоты и здоровья: структура, субъекты, направления развития | | Макетирование страниц мобильных приложений. Модульные сетки и прототипирование. 32 |
| Корпоративная культура как технология внутрикорпоративного управления конфликтами 67 | | Tucano Coffee как объект коммуникационной поддержки и информационного продвижения 67 |
| Некоторые значимые этнокультурные стереотипы национальных культур России, США и Европы | | I. Зарубежное телевидение: концептуальные подходы к пониманию общественных и коммерческих моделей развития |
| Стратегии коммуникационного продвижения продукции автомобильной промышленности кнр на российском рынке | | Анализ и сравнение «Empire» с отечественными изданиями и выведение модели просветительского журнала 48 |