Нные традиции гуманитарного знания: история и современность материалы IX научно-практической конференции 27 мая 2013 г. Санкт-Петербург 2013

А.А. Резник

Санкт-Петербургский государственный

экономический университет
СОВРЕМЕННЫЕ ВЗГЛЯДЫ НА ПРОБЛЕМУ

ПРОИСХОЖДЕНИЯ СЛАВЯН

Имеющаяся историческая литература, в том числе и учебная, сегодня уже не удовлетворяет студенческую молодежь, поскольку во многих изданиях повторяются зады «норманнской теории» происхождения Руси, содержатся противоречия в освещении отдельных проблем, неточные определения тех или иных понятий, хронологические рамки важнейших событий исторического прошлого Древнерусского государства и т.д. Некоторые издания, как, например, «учебник» Сергея Кравченко «Кривая империя. История государства Российского. Краткий курс» (М., 2002) вообще написаны с оттенком сарказма, язвительной насмешки над историческими личностями и историей России в целом.

Кроме того, в последние 15 – 20 лет появилось большое количество альтернативной исторической литературы с определенной националистической, экстремистской подоплекой, написанной, как правило, историками – любителями, именующими себя «профессорами» и «академиками». Главная идея всех этих трактатов сводится к идее о том, что человеческая цивилизация началась с ариев, которые явились прямыми предками славян (прежде всего, восточных), а последние - предками русского народа. По мысли новоиспеченных «историков», именно от ариев – славян – русских возникли все цивилизации мира, т.е., реанимируется теперь уже на русской почве старая нацистская концепция о немцах – арийцах как высшей человеческой расе. Поэтому проблема происхождения славян, их дальнейших миграциях сегодня является весьма актуальной.

Историки как дооктябрьского, так и советского, а также современного периода прародиной славян называли различные регионы Центральной и Восточной Европы: на берегах Вислы (С.М. Соловьев), на Дунае (В.О. Ключевский). Академик Б.А. Рыбаков объединяет эти две версии, указывая, что праславяне размещались в широкой полосе Центральной и Восточной Европы. Во многих учебниках для высшей школы называются и другие регионы Европы в качестве прародины славян. Одни авторы помещают ее на южных берегах Балтийского моря, другие - в Центральной Европе в междуречье Вислы и Одера, третьи - в Среднем Поднепровье и Поприпятье, подчеркивая, что это были территории, на которых славяне сформировались в особую этническую общность. Свою, особую точку зрения на прародину славян излагает и известный русский историк С.Ф. Платонов: «Что касается славян, то древнейшим местом их жительства в Европе были, по - видимому, северные склоны Карпатских гор, где славяне под именем венедов, антов и склавен были известны еще в римские, готские и гуннские времена». [1. С. 51].⁴² И далее С.Ф. Платонов сообщает, что с Карпатских гор славяне разошлись в разные стороны: на юг – балканские славяне, на запад – чехи, моравы, поляки и на восток – русские славяне. Причем, начало расселения восточных славян на Среднерусской равнине С.Ф. Платонов датирует VII в., когда восточная ветвь славян пришла на Днепр, а оттуда постепенно расселяясь, дошла до озера Ильменя и верхней Оки.

Современная историческая наука с помощью антропологии, археологии, этнографии, лингвистики и др. уточняет некоторые проблемы, связанные с прародиной славян их этногенезом, миграцией и др. Она указывает на славянское и неславянское население в Руси. В само понятие «славянство» ученые включают как «собственно» славянские, так и неславянские элементы, причем до такой степени, что разногласия существуют и по вопросу о том, что считать «исходным» славянским.

Наиболее приемлемая версия о происхождении славян, их этногенезе, миграции, связях с другими этносами, времени и месте их дальнейшего расселения изложена в монографии академика О.Н. Трубачева «Этногенез и культура древнейших славян» [2].

Первые сведения о предках славян – венетах содержатся у античных авторов. Древнейшее упоминание «енетов» (генетов) находится уже у Гомера, которые, по его сведениям, жили в малоазиатской области Пафлагонии. Енеты были союзниками троянцев и после падения Трои вынуждены были покинуть свои земли. Страбон уточняет, что енеты во главе с Антенором и его сыновьями проходят через Фракию к устью реки По, впадающей в Адриатическое море. Исторических енетов мы находим и у Геродота, который считал их иллирийским народом или же выделял как особую ветвь, отличную от других венетов [3].

По мнению советского археолога А.Л. Монгайта, венеты появились на севере Адриатики около XII в. до н.э. и были связаны с культурой эсте. Новая культура не имела предшественников в местной среде. Пришельцы с самого начала знали гончарный круг, неизвестный местному населению. В разных версиях Страбона венеты (праславяне) переселяются в Адриатику либо вместе с фракийцами, либо с киммерийцами [4].

Язык венетов обычно отождествляли с кельтским, учитывая кельтоязычие аморейских венетов и бесспорное влияние в IV–III вв. до н.э. кельтской материальной культуры на венетов. Популярной стала и иллирийская теория, которую поддерживали Ю. Покорный и Г. Краэ. Как показали лингвистические исследования, к славянским языкам были близки также языки хеттов и балтов.

С первых веков н.э. становятся довольно регулярными сведения о венедах в Прибалтике. Во II в. венедов упоминают Птолемей и Тацит. Птолемей, давая описание «Сарматии», отмечает, что «Европейская Сарматия ограничивается на севере Сарматским океаном по Венедскому заливу... Заселяют Сарматию очень многочисленные племена: венеды – по всему Венедскому заливу». Тацит попытался определить этническую природу венедов. Но у него был выбор лишь между германцами и сарматами, и очевидно было, что ни к тем, ни к другим венеды не относились. В начале н.э. влияние венедов распространяется от побережья Венедского залива до Прикарпатья [5].

Вопроса о взаимоотношении адриатических и балтийских венетов касались многие авторы. А.С. Фаминцын, в частности, указывал на некоторые параллели в их верованиях. Самой же яркой деталью, сближавшей венетов столь отдаленных друг от друга областей, являлось почитание коня. С помощью священного коня осуществлялось гадание, и конь являлся непременным атрибутом языческого культа и в Арконе, и в Ретре, и в Щецине, и в Волине – т.е. основных центрах балтийских славян.

Время появления венедов в Прибалтике остается неопределенным, поскольку не вполне ясно, с какой культурой их следует связывать. Саксон Грамматик, писавший в начале XIII в., венедов не упоминает. Но у него постоянно фигурируют Русь и рутены в качестве партнера или противника Дании и данов. Эта Русь существует задолго до Киевской Руси по восточному берегу Балтики и на островах вплоть до Финского залива. Граматик четко отличает два обряда погребений: даны сжигают умерших в кораблях, рутены погребают под курганом с конем. Очевидно, именно с рутенами - венедами связан распространенный в Прибалтике обряд погребения с конем, обряд, который часто считают литовским, хотя он отсутствует у многих литовских племен.

Балтийское море не случайно называлось «Венетским заливом», причем в определенных местах оно называлось «Венетским» даже в XVI в. Очевидно, венеды заселяли большую часть морского побережья и некогда господствовали на нем. Если искать следы венедов по культу коня, то, видимо, древнейшим свидетельством будет курганный могильник на северном берегу Западной Двины, недалеко от Риги. Могильник возник примерно в XI в. до н.э. О культе коня здесь свидетельствуют находки более сотни лошадиных зубов. Появление культа коня в Прибалтике в XI в. до н.э. хорошо согласуется с отливом индоевропейского населения из Малой Азии в Европу в этот период.

По Гомеру, один из участников Троянской войны, Палемон привел с собой в Прибалтику пафлагонцев, выведя их «из генет» (венедов). Тит Ливий сообщает иную версию. Он говорит об изгнании части энетов (венедов) за мятеж из Пафлагонии. По Страбону, после гибели Пилемена энетов возглавил Антенор. Имя Палемон неоднократно встречается в династии боспорских царей, а также в Троаде. Этим именем адриатические венеды обозначали обоготворяемого предка; это имя встречается и в Восточной Прибалтике. Это еще одна цепочка связи в ономастическом треугольнике - Малая Азия - Адриатика - Восточная Прибалтика.

О венетах аморейских (прибалтийских) сообщается в записках Юлия Цезаря. Он отмечает, что они были отличными мореходами, и их корабли имели определенное преимущество перед римскими. Их оказалось трудно победить, поскольку они владели всеми гаванями в Галлии и имели опорные пункты в Британии. Благодаря господству на море, венеты «сделали своими данниками всех плавающих по этому морю».

Сегодня ученые пытаются установить связь трех венетских областей (Малая Азия - Адриатика – Восточная Прибалтика), значение этнонима «венеды», понять, было ли оно самоназванием, или так их именовали соседи. Самоназвание решало бы вопрос в пользу единства всех упоминаемых источниками одноименных племен и подтвердило бы предание об их «исходе» из Пафлагонии. поскольку в какое-то время они занимали компактную территорию.

Положение всех трех «Венетий» вполне оправдывает «водную» этимологию. «Вся эта страна, – пишет Страбон о долине По, – богата реками и полна болот, особенно же часть, занимаемая генетами. Кроме того, эта часть испытывает воздействие моря. Ведь почти что только в этих одних частях Нашего моря происходят явления, подобные океанским, и только в них наблюдаются похожие на океанские приливы и отливы, отчего большая часть равнины наполняется озерами с морской водой» [5]. Венеты арморейские, по собщению Цезаря, жили прямо в самом море: на островах или на мысах, отрезаемых от суши во время прилива. Таким образом, название венетов происходит от термина «вода».

Приблизительно в XII в. до н.э. основная масса венетов мигрирует из Средиземноморья в Прибалтику. Наследниками имени балтийских венедов в конечном счете оказались славяне. Большое число раннесредневековых германских источников настойчиво повторяют, что венеды, венды, винды, вандалы, винилы – это лишь разные названия предков славян. Свидетельства германских авторов заслуживают самого высокого доверия хотя бы в том, что все эти племена не германцы. Но они не обязательно должны быть отнесены к славянам: просто у средневековых авторов не было иной альтернативы. На протяжении ряда столетий история славян протекает в условиях тесного взаимодействия с кельтами, германцами и балтами. Лингвистами отмечается значительная близость славянских и балтийских языков, а также известное сходство их с германскими.

Говоря о прародине германцев и славян, Т.И.Алексеева и В.П.Алексеев замечают, что «обе они тяготели больше к южным и центральным, а не к северным районам центрально - европейской области». Ф.П.Филин локализовал прародину славян на юго-восток от балтов, в районе Припяти и Среднего Днепра. Б.В. Горнунг также исходную территорию славян определял довольно далеко на юго-востоке от мест их позднейшего обитания.

С середины II тыс. до н.э. на больших пространствах от Альп до Днепра славянская или понятная славянам речь преобладает. Но на этой территории продолжают находиться и другие племена, причем одни из них покидают эти территории, другие появляются здесь, может быть, из несмежных областей. Несколько волн с юга, а затем кельтское нашествие побуждали славян и родственные им племена уходить на север и северо-восток. По-видимому, это часто сопровождалось определенным снижением уровня культуры, тормозило развитие. Вместе с тем в составе славянства возрастали северо - восточные (главным образом балтские) компоненты, которые привносили и изменения в антропологический облик, и в определенные элементы культуры.

В начале ХХ в. украинский археолог В. Хвойка к югу от Киева, близ села Триполье, раскопал остатки сгоревших сооружений. Здесь он обнаружил множество керамических сосудов, расписанных затейливыми узорами; статуэтки женщин; каменные, костяные и металлические орудия труда, оружие. Эта археологическая культура относится к эпохе энеолита. Она распространена между Восточным Прикарпатьем и Средним Поднепровьем. Трипольская культура является наиболее древней из всех, которые в той или иной мере считают протославянскими, и охватывает период с 4-го тыс. до н. э. по вторую половину 3-го тыс. до н. э. Население Фатьяновской археологической культуры (первая половина II тыс. до н.э.), обнаруженной в 1873 г. у деревни Фатьяново Ярославской области, археологи считают предками славян, балтов и германцев. Некоторые элементы славянской культуры прослеживаются в ряде предславянских культур бронзового века: унетицкой, тшинецкой, лужицкой. Унетицкая культура распространена в первой половине II тыс. до н.э. на территории Силезии, Саксонии и Тюрингии, Чехии и Нижней Австрии. Во второй половине II тыс. до н.э. на этой территории складывается лужицкая культура. Большинство исследователей считают славянской поморскую археологическую культуру, распространенную в VI - II вв. до н. э. на территории Польши и смежных с ней областей Белоруссии и Украины.

Таким образом, можно с определенной долей уверенности утверждать, что первичной прародиной венетов (праславян) являлась Малая Азия. Оттуда приблизительно в XII в. до н.э. они мигрируют в Средиземноморье. Около IV - III в. до н.э. основная масса праславян обосновывается в ареале Среднего Дуная. Именно здесь, по утверждению академика О.Н. Трубачева, произошел этногенез славян и этот регион стал прародиной всех славян [7]. В последующем славяне - венеды расселяются на огромных пространствах Европы от Эльбы до Приднепровья. В III – IV вв. н.э. славяне включаются в процесс Великого переселения народов, их единая историческая общность распадается на три ветви: западных, южных и восточных славян. В V в. восточные славяне мигрируют из Средней Европы в Прикарпатье, а затем на Среднерусскую равнину. Здесь на базе восточных славян, в результате ассимиляции ими части угро - финнов, латто – летгалов, русов и др. этносов, произошел этногенез - сформировался новый этнос, новая историческая общность – древнерусский народ. Утверждение некоторых историков о появлении восточных славян на берегах Днепра и в целом на Среднерусской равнине только в VI в. н.э. можно объяснить результатом обратной миграции части славян из Центральной Европы на свою историческую родину. Такие явления в истории народов нередки.
Литература

1. Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 2013. С. 51.

2. Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян». Изд. 2-е, доп. М.: Наука, 2003.

3.Геродот. История. В 7-ми тт. Кн. 4. // http://ru.wikipedia.org/wiki

4. Монгайт А.Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный век. М.: Наука, 1974. С. 220, прим. 45.

5. Страбон. География. (Пер. Г.А. Стратиновского). Л., 1964. С. 557.

6. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе // Вестник древней истории. 1948. № 2. С. 236-237.

7. Шапошников А.К. О.Н. Трубачев. Этногенез и культура древнейших славян. Лингвистические исследования. Изд. 2. М.: наука, 2002. // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2004. Т. 63. № 5. С. 61-64.

Е.В. Русакова

НИЦ «МЕМОРИАЛ»
ЕРУХИМ АБРАМОВИЧ КРЕЙНОВИЧ – ЛИНГВИСТ, ЭТНОГРАФ, УЗНИК ГУЛАГА⁴³

Среди людей, успешно занимающихся выбранным делом, иногда встречаются личности, изумляющие своим масштабом, явственно проявляющимся во всех измерениях человеческого духа. Смело можно сказать, что Ерухим (или Юрий, как его обычно называли) Абрамович Крейнович был именно таким.

Он родился в Невеле в 1906, но семья вскоре переехала в Витебск. Крейновичу не пришлось учиться в гимназии: он не выдержал вступительного экзамена по русскому языку. В 1918 он поступил в витебский литературный кружок имени В.Г.Короленко, затем в городскую драматическую студию: И.И.Соллертинский здесь наизусть читал кружковцам Шекспира, Шиллера, Гёте, Овидия на языке оригиналов. Некоторое время Крейнович-подросток всерьез мечтал об артистической карьере.

В 1922 Крейнович переехал в Петроград. Он работал в Ленгубфинотделе и в 1923 закончил вечернюю школу рабочей молодежи им. Н.Г.Чернышевского, после чего поступил на общественно-педагогическое отделение факультета общественных наук Ленинградского университета.

Я.П.Кошкин (Алькор)⁴⁴, в 1924 учившийся на том же факультете, посоветовал Крейновичу и его товарищу Павлу Молу послушать лекции проф. Л.Я.Штернберга, которые тот читал в Географическом институте и в Университете.

«…в аудиторию вошел старый, бородатый и мрачный на вид человек. Его мрачность усиливалась подергивающейся щекой. Он снял свое темное пальто и остался в темном кителе. Сев за стол, он стал вытаскивать из-за пазухи (точнее, из внутреннего кармана кителя) какие-то конверты, чего ни один профессор на своих лекциях не делал. Потом он достал портсигар с табаком, завернул цигарку и закурил. Раскрыв один конверт и вынув из него бумажные карточки, он переложил их и начал свою лекцию». «…Все, о чем рассказывал Л.Я.Штернберг , для меня, 17-летнего юноши, было ново и интересно». «…Я стал посещать его лекции по эволюции религиозных верований и социальной культуры. Я стал узнавать на этих лекциях о неизвестных мне до этого времени народах, религиозных представлениях и обычаях. Я забросил все и стал заниматься одной лишь этнографией⁴⁵.

Известные еще в дореволюционное время этнографы Л.Я.Штернберг и В.Г.Богораз стали основателями этнографического отделения Ленинградского университета. Для проведения национальной политики властям нужны были преданные революционным идеям молодые люди, которые несли бы народам Севера «новое солнце». Получив теоретическое образование, они уезжали на два-три года на Север и Дальний Восток по согласованию с органами советской власти и работали там учителями, сотрудниками Комитетов Севера и культбаз, переписчиками, одновременно изучая языки и собирая этнографические материалы. Мало кто из них дожил до старости: Н.А.Котовщикова и П.Ю.Молл погибли в экспедициях на Севере в конце 20-х годов; С.Н.Стебницкий, Н.Б.Шнакенбург и Г.Д.Вербов – на полях Великой Отечественной войны; Г.И.Мельников и Г.М.Корсаков – во время блокады Ленинграда; Е.А.Крейнович, Г.М.Василевич⁴⁶, Н.И.Гаген-Торн⁴⁷ подверглись репрессиям.

Крейнович перешел на этнографическое отделение географического факультета. Полный курс состоял из 32 предметов, в том числе таких, как «культура полярного круга», «учение о верованиях», «палеоазиатский цикл», «гиляцкий язык». В.Г.Богораз, который читал курс этногеографии, посоветовал ему заняться изучением удэгейцев или гиляков⁴⁸. Для подготовки к дальней экспедиции в 1925–1926 гг. Крейнович вместе с однокурсником Н.К.Каргером начал изучать нивхский язык у Штернберга после прочтения его книги «Образцы материалов по изучению гиляцкого языка и фольклора». Этот выбор действительно стал решающим и определил его дальнейший научный путь. Учеба включала практику в Музее антропологии и этнографии (МАЭ) – знаменитой Петровской Кунсткамере.

Именно тогда, после окончания университета, он решил провести полевую практику на Северном Сахалине и 14 мая 1926 он уехал из Ленинграда, имея бесплатный билет до Владивостока и 200 рублей из средств комиссии по студенческим экспедициям⁴⁹. Его спутниками были Н.К.Каргер и И.Г.Козьминский. Их провожали родные, учителя из вечерней школы, университетские друзья и преподаватели. Перед отъездом В.Г.Богораз вручил Крейновичу шутливое четверостишие:

Юре малахольному, шкетному, аскетному,

Камню самоцветному.

Нет ему сочувствия, нет в любви сопутствия,

Лишь одна тематика – нивхская грамматика⁵⁰.

«Поезд тронулся. Когда он пошел быстрее, за ним бежал лишь один человек и махал мне рукой. Это был беспредельно близкий и родной Лев Яковлевич»⁵¹.

Сахалинский период (1926–1928) отражен в ряде редчайших и интереснейших документов и дневников. В первый год молодой исследователь работал воспитателем в школе-интернате для детей-северян в маленьком селении Хандуза, расположенном на берегу залива Чайво на северо-восточном побережье острова. Об этом свидетельствуют справки, выданные ему Сахалинским революционным комитетом, с печатью и подписью председателя А.Ильина. Через некоторое время, согласно документам, его назначили помощником уполномоченного по туземным делам революционного комитета по Восточному району, а затем и уполномоченным по туземным делам Сахревкома. 18 ноября 1926 в письме под грифом «секретно» Ильин напутствовал Крейновича:

Главной задачей является то, чтобы по возможности больше добытой пушнины было сдано в факторию, а не ушло в другие руки (Николаевск-на-Амуре, из частников – Калевский⁵², китайцы, японцы). Необходимые с Вашей точки зрения мероприятия по организации и защите интересов туземцев представляйте в ревком. Как задание ставится составление наиболее полных туземных словарей, которые бы своим построением и содержанием могли дать возможность средне владеть разговорным языком туземцев⁵³.

Крейнович серьезно относился к своим обязанностям уполномоченного по туземным делам.

Знаю, что существуют мнения о том, что из гиляк выйдут рабочие на нефтяных промыслах, что они станут земледельцами. Считаю своим долгом сказать, что ничего подобного никогда не удастся сделать. Туземец – зверобой, рыболов и зверовод. Не отрывать его от занятий, к которым он веками привык, надо, а наоборот, дать ему возможность ими заниматься, так как они необходимы в общей системе социалистического строительства⁵⁴.

В то время он верил новой власти. Много километров прошел он пешком и проехал на собачьих упряжках и телегах по Сахалину, создавая туземные советы и агитируя за артели.

Известие о смерти Штернберга в августе 1927 застало Крейновича в дороге.

Вчера с мешком за плечами, усталый, добираюсь в Николаевск после недельной работы у гиляков на Лянгре. Тащу с собой толстую тетрадь с текстами и думаю – пошлю ее старику. К чему мне она на Сахалине, еще потеряю ее в поездках. А возле дома услышал эту новость от наших студентов. Дрожь прошла по телу. Пусто стало. Не стало учителя. Не пошлешь ему теперь ничего. Не получишь и не прочитаешь уж больше его бодрящих, ласковых отеческих писем⁵⁵.

На Сахалине Крейнович вел дневники и с первого же дня заносил туда свои наблюдения и впечатления. В общих тетрадях в толстых картонных обложках мелким почерком простым карандашом и ручкой почти каждый день он записывал беседы со стариками, новые нивхские слова, древние мифы и легенды, делал зарисовки разных этнографических объектов: нивхского погребения утопленника, медвежьего праздника, орудий рыболовства и т.д. Постепенно он осваивал разговорный нивхский язык, чем приводил в восторг самих нивхов.

Человек другой культуры, молодой ученый искренне пытался понять мировоззрение нивхов и зафиксировать его особенности: ел одну пищу с нивхами, спал в их домах, рыбачил, принимал участие в обрядах и праздниках, совершая жертвоприношения духам. Нивхи в шутку назвали его «сказочным начальником», и не только из-за его особого интереса к нивхским легендам, сказкам и преданиям, но и потому, что он читал им нивхские сказки, записанные еще Штернбергом, одновременно практикуясь в языке. Юрий просил нивхов рисовать разные сцены, раскрывающие их хозяйственные занятия и ритуалы. Это был взгляд изнутри на культурные традиции самих носителей этих традиций.

В августе 1928 Крейнович был зачислен аспирантом в Ленинградский университет и начал писать кандидатскую диссертацию, одновременно обрабатывая полевые материалы и публикуя этнографические статьи, освещающие хозяйственные занятия, космогонические воззрения нивхов, а также их представления о человеке⁵⁶.

Если хозяйственные занятия нивхов хотя бы в общем виде были описаны в литературе, то вопросы происхождения мира и человека в представлениях народов Дальнего Востока, в том числе нивхов, были исследованы мало. Причиной этого в основном был языковой барьер. Крейнович впервые сделал космогонические воззрения нивхов предметом специального научного изучения, выявил первичные фольклорные источники, систематизировал их на основе тематического принципа по основным ключевым сюжетам. Он описал представления нивхов о происхождении Вселенной, ветра, солнечных затмений, Земли, наконец, самого человека, проводя широкие сравнительные параллели. Крейнович впервые поставил проблему изучения генезиса и распространения сюжетов о множественности солнц в мифологии народов юга Дальнего Востока⁵⁷. Свою первую работу о верованиях нивхов он посвятил памяти Л.Я.Штернберга⁵⁸.

В 1928 Юрий начал преподавать нивхский язык в Институте народов Севера ВЦИК в Ленинграде⁵⁹. У истоков образования Института народов Севера (ИНС), который был создан для подготовки национальных кадров из среды аборигенов-северян, стояли В.Г.Богораз, Л.Я.Штернберг, Я.П.Кошкин (Алькор) и другие видные ученые-сибиреведы.

Это были последние годы свободного развития науки. Начались наступление на «буржуазных» специалистов, «марксизация» предмета науки, методологические дискуссии, в которых вместо стремления к научной объективности, поискам истины культивировались идеологическая чистота, политическая целесообразность и классовый подход. Вслед за В.Г.Богоразом Крейнович в своем выступлении подчеркнул тесную взаимосвязь материальной и духовной культуры: «Жилище нельзя рассматривать как дом, сруб, и больше ничего. Жилище имеет большое значение в том культурном комплексе, где оно создавалось. Вы увидите, что в пороге живет дух собаки, что в дымовом отверстии тоже живет какой-то дух, что в стенах живут духи <...> Вы идете дальше, изучаете огневище, и вы видите, что это очень сложный комплекс, что в нем нельзя отделить элементы материальные от духовной культуры»⁶⁰.

В апреле 1931 состоялся пленум Комитета Севера ВЦИК в Москве, который указал на необходимость форсирования работы по созданию письменности для народов Севера и Сибири. В том же году отдел науки при СНК СССР утвердил единый северный алфавит, подготовленный Я.П.Кошкиным (Алькором). Создание письменности для бесписьменных прежде народов должно было стать демонстрацией революционных подходов советской власти к национальному вопросу и способствовать быстрой интеграции «туземцев» в советское общество.

Крейнович переключился на исследования в области языкознания и отправился в гиляцкую лингвистическую экспедицию на Нижний Амур, снабженный за казенный счет браунингом с патронами, сапогами, плащом, аптечкой, мануфактурой и деньгами на приобретение этнографических коллекций. Находясь в экспедиции в Лимано-Гиляцком туземном районе, он собирал фольклор, записывал легенды и предания о происхождении амурских родов нивхов, рисовал подробные схемы нивхских стойбищ по Амуру и Охотскому побережью с обозначением промысловых территорий о-ва Лянгр, стойбищ Уд, Пуир, Иски, Коль, Лярво, Вайда, выяснял вопросы собственности у нивхов на рыболовные и охотничьи угодья и многое другое. За несколько месяцев работы на Амуре Крейнович собрал большой этнографический и лингвистический материал по диалектным особенностям нивхского языка, фонетике, произношению слов и чередованию согласных, продолжил изучение нивхской системы счета.

После экспедиции Крейнович занялся теорией фонетики и начал работу по созданию единого алфавита для бесписьменного нивхского языка («единый северный алфавит» – это полный набор букв, из которых потом можно составить алфавит для любого «северного» языка. Например, он включает ВСЕ возможные буквы для ВСЕХ возможных гласных звуков, при том, что в конкретном языке гласных может быть, например, четыре, в другом – шесть, и т.п.). К этому периоду относятся несколько его рукописей, среди которых программа разработки письменности на основе латиницы. Он разработал новую фонетическую систему записи звуков нивхского языка. Огромный пласт его рукописей составляют лингвистические материалы по таким разделам, как «фонетика», «сетка для разноски чередований смычных и спирантов», «глагол», «каузатив», «глаголы движения и пространства», «переходные глаголы», «наречие», «ударения», «инкорпорирование в нивхском языке», «количественные числительные» и т.д.⁶¹

1932 год стал знаменательным в судьбе Крейновича. В «Трудах Научно-исследовательской ассоциации ИНСа ЦИК СССР» была опубликована его первая лингвистическая статья «Гиляцкие числительные», в которой он описал и уточнил различные категории числительных в нивхском языке. Ученый установил, что особого класса неодушевленных предметов в гиляцком языке не существует, а числительные, отнесенные Шренком и Штернбергом к этому классу, употребляются для счета предметов крупной круглой формы. Класс же числительных «с таинственным основанием» не содержит в себе ничего таинственного и относится к группе мелких круглых предметов⁶². Это было научным открытием.

В феврале 1932 Первая Всероссийская конференция по развитию языков и письменности народов Севера приняла созданную Е.А.Крейновичем нивхскую азбуку на латинской основе. В этом же году он написал первый нивхский учебник («Новое слово»), за которым последовали книги по чтению и арифметике для школ, а также научные работы по нивхскому языку, в которых он систематизировал основные закономерности речи и показал историю их развития. Попутно Крейнович исследовал не только гиляцкий язык, изучал все палеоазиатские языки. В 1937 результатом пятилетнего труда вышла из печати его работа «Фонетика нивхского языка».

В начале 1937 Крейнович представил проект нивхского алфавита на основе кириллицы в виде тезисов к докладу «Принципы орфографии нивхского языка». годом раньше ученый подготовил кандидатскую диссертацию по фонетике нивхского языка, и «Фонетика нивхского языка» вышла в свет в 1937 в трудах ИНСа⁶³. Однако защита диссертации не состоялась.

В ночь с 20 на 21 мая 1937 Крейновича арестовали и обвинили в участии в троцкистско-зиновьевской шпионско-террористической организации, связанной с японской разведкой, и шпионаже в пользу Японии.

Легко прослыть неблагонадежным, когда ты резко и определенно высказываешь собственное мнение по вопросу будущности малых народов, в частности нивхов, которое может расходиться со сложившимся мнением большинства. Крейнович был категорически против изменения образа жизни нивхов, считая, что предлагаемое подтягивание их к «цивилизации» может лишить корней и тем лишить существования.

Нужно пояснить, что позиция «нельзя превращать нивхов в нефтяников» и т.п. была распространена среди большинства членов Комитета Севера при ЦИК и была официальной позицией Комитета вплоть до 1930. В конце 20-х говорили только о том, что надо «нести свет культуры» отсталым народам. Сцилла и Харибда «великодержавный шовинизм» (это когда мы говорим, что русский язык – это хорошо) – «буржуазный национализм» (это когда мы говорим, что русский язык – это плохо), между которыми было невозможно проскользнуть, появилась только в середине 30-х.

Допросы и пытки он выдерживал, а обвинения оспаривал. В ясные минуты сознания ему казалось, что не долго может выдержать и в бессознательном состоянии может оговорить бывших однокурсников, преподавателей, чего, собственно от него и требовали. На восьмой день допроса в коридоре вырвался из рук охранников, подбежал к окну, кулаком разбил, схватил острый осколок стекла, вонзил в артерию, перерезал ее. Очнулся в тюремной больнице. Его допрос объявили законченным. Суд приговорил его к десяти годам тюремного заключения по ст. 58, пп.6, 10 и 11 с поражением в правах на пять лет⁶⁴.

5 августа 1938 он обратился с жалобой к Генеральному прокурору СССР. На тридцати девяти страницах двух школьных тетрадей Крейнович изложил всю жизнь: поездку на Сахалин, работу в Сахалинском ревкоме, десятилетнюю научную работу и ее результаты, клевету и несправедливость обвинений. Он описал также допросы и пытки, которым подвергался в тюрьме:

Меня взяли на допрос и держали на нем 190 часов. <…> Восемь суток я пробыл на допросе без сна и отдыха. <…> Лишение сна и пищи, быть может, не было бы столь тяжелым, если бы оно не сопровождалось унижением и потрясениями психики, которые были ужасней всего. <…> На третий день допроса у меня стала кружиться голова. Я стал засыпать. Меня по нескольку раз в сутки стали водить в уборную и там под краном поливать мою голову водой. Голова стала тяжелой, мысли стали путаться. <…> Крики следователей продолжались беспрерывно, в особенности ночью. <…> На седьмые сутки допроса со мной стало твориться что-то ужасное. Моментами я переставал владеть речью и мыслью. Я начинал говорить, а затем моя речь переходила в бред, в нечленораздельное мычание. Потом в глазах стали проваливаться части стен и на меня из провалов набегала тьма. Это было самое ужасное, что мне пришлось испытать⁶⁵.

В заключении Крейновичу удалось добиться разрешения проводить языковедческие, этнографические исследования в нерабочее время под надзором прокурора⁶⁶. Зимой 1943–1944 в магаданских лагерях Крейнович изучал очень своеобразный арманский диалект или самостоятельный язык – близнец эвенского языка. Благодаря Крейновчу имеется описание этого уже полностью исчезнувшего языка, сохраненились фольклорные, исторические тексты.

Он получил возможность работать санитаром. Дабы не терять времени даром, начал делать конспекты по медицине, составил справочник фельдшера с описанием симптомов разных болезней и первой помощи. В 1944 окончил шестимесячные фельдшерские курсы. Днем был лазарет, а вечером, после отбоя, к нему пускали заключенных северян, с которыми он занимался языками, и «благодарил их за труды своими скудными пайками хлеба»⁶⁷. В обычных тонких ученических тетрадях карандашом он записывал слова, предложения и тексты от осужденных коряков и чукчей, при этом выделяя материалы по фонетике, числительным, морфологии и другим разделам языкознания. Там, в заключении, Крейнович собрал прекрасные лингвистические материалы от юкагиров – коренных жителей Колымы.

А.И.Солженицын упоминает Е.А.Крейновича дважды, и вот первое упоминание: «Если раньше народовольцы становились знаменитыми языковедами благодаря вольной ссылке, то Крейнович сохранился им, несмотря на сталинский лагерь: даже на Колыме он пытался заниматься юкагирским языком»⁶⁸.

Много позже результаты его исследований по этнографии тундренных юкагиров были опубликованы на английском языке в журнале «Arctic Anthropology»⁶⁹. Он интересовался языками ительменов – аборигенов Камчатки, эвенов и смешанного населения Охотского побережья. В период заключения в 1943–1944 гг. ученый собрал материалы по арманскому диалекту эвенского языка. Много позже по данным языка и фольклора эвенов Крейнович написал статью об истории заселения Охотского побережья⁷⁰.

Из лагерей он возвратился с новыми полевыми материалами.

Вернувшись в 1947 из заключения, Крейнович работал над собранным в лагерях оригинальным, новым и незаурядным материалом. Его кандидатскую диссертацию по юкагирскому языку, который он изучал в годы пребывания на Колыме, представили к защите на Ученом совете Института языкознания АН СССР. Защита диссертации, состоявшаяся в феврале 1948, прошла блестяще. По сути, это была его вторая диссертация. Первая, написанная еще до ареста, по фонетике нивхского языка, так и не была представлена к защите.

На многократные просьбы о реабилитации Крейнович регулярно получал отказы. Некоторые крупные ученые, в частности академик Мещанинов, хлопотали перед властями о реабилитации своего коллеги.

В 1949 последовал второй арест. На этот раз его отправили на поселение в Крясноярский край. В Игарке он работал фельдшером здравпункта местного лесокомбината. В 1951 ученый-лингвист экстерном окончил Красноярскую фельдшерскую школу и стал акушером.

Высшая, жизнеутверждающая философия деторождения помогла по-другому осмыслить страшный излом его судьбы. Под впечатлениями своей медицинской деятельности Крейнович задумал написать литературное произведение о рождении человека⁷¹. Но интерес к языкам и науке перевесил это желание. В ссылке Ерухим Абрамович продолжил заниматься любимым делом, благо, что на Енисее и его притоках жили кеты, численностью чуть более тысячи человек, рыболовы и таежные охотники, говорящие на редком изолированном языке. Многие материалы, собранные среди енисейских кетов, вошли в статьи и монографии⁷².

Справку о прекращении судебного преследования и полной реабилитации Е.А.Крейнович получил в 1955. Это позволило ему переехать в Ленинград и восстановиться на работе в Ленинградском отделении Института языкознания АН СССР.

Обстановка в Институте языкознания была тяжелая, на Крейновича, вернувшегося после 17 лет отсидки «изменника Родины» смотрели косо, и тут уместно привести второе упоминание его имени А.И.Солженицыным, связанное с обстановкой в организациях и учреждениях, куда возвращались оклеветанные коллегами люди: «До того всё на местах, что Ю.А.Крейнович, знаток языков Севера, вернулся – в тот же институт, и в тот же сектор, с теми же, кто заложил его, кто ненавидит его – с теми же самыми он каждый день шубу снимает и заседает»⁷³.

Он начал добиваться восстановления правды и признания научных заслуг в отношении другого исследователя аборигенов Сахалина – незаслуженно забытого Б.О.Пилсудского (товарища Штернберга по сахалинской каторге). Блестящий доклад Крейновича на годичной сессии Института языкознания об обнаруженных им записях любовных лирических песен нивхов, сделанных в конце XIX в. Б.О.Пилсудским, произвел большое впечатление на ученых. Эти фольклорные тексты стали публиковаться Сахалинским краеведческим музеем с 1997 в издании «Известий Института наследия Бронислава Пилсудского»⁷⁴.

К нивхскому материалу Ю.А.Крейнович вернулся лишь после второго заключения – в 1957.

В 1968 вышла в свет монография «Глагол кетского языка», которая стала основой его докторской диссертации, защищенной в 1972. Одна из тем его работ в области лингвистики – сравнительные языковедческие исследования, которые важны не только с точки зрения законов развития языка, но и для выяснения вопросов исторического характера, этнических связей и этногенеза. Крейнович анализировал параллели нивхского и тунгусо-маньчжурских языков, отдаленные исторические связи с корейским, монгольским и другими языками⁷⁵. Он не оставлял работу над нивхским языком, начатую еще в 20-е годы – составил двухтомную рукопись большого нивхского словаря (более 500 страниц), в которой записал слова, словосочетания и предложения на амурском и восточносахалинском диалектах с указанием места записи и имени информанта. Рукопись хранится в личном архиве Крейновича⁷⁶.

Материалы, собранные в 1926–1928 и 1931 году, дополненные в 1957 и 1960 годы, послужили основой для книги «Нивхгу. Загадочные обитатели Сахалина и Амура», которая вышла в свет в 1973.

Научно-популярная книга «Нивхгу» является, пожалуй, главным трудом его жизни. Был подготовлен огромный материал – несколько сот страниц рукописного и машинописного текстов составляют черновой вариант этой интересной и увлекательной монографии. Вновь возвращаясь в прошлое, вспоминая и выбирая из дневников 20–30-х годов самое главное о традиционной жизни нивхов, которую он успел зафиксировать, ученый хотел явить миру научное откровение. Содержащиеся в книге первоклассные этнографические материалы, представленные в литературно-художественном обрамлении, на фоне личного пути в науке, делают ее постоянно востребованной. Форма изложения материала в виде дневника необычна для отечественных изданий того времени. Вновь ожили на ее страницах особенности самобытной культуры – ловля первой рыбы, сцены убиения выращенного в селении медведя, ритуал сожжения покойника. Мы видим нивхов глазами путешественника и ученого: идем вместе с ним по льду залива на коллективную рыбалку, слушаем легенды о горных и морских людях, присутствуем на медвежьем празднике.

В начале 70-х годов, когда книга Крейновича была опубликована, нивхское общество уже далеко ушло от самобытных традиций предков. Многие обычаи и знания были утеряны в процессе той самой советизации общества, в которой деятельное участие принимал Крейнович в молодости и против которой он впоследствии протестовал. Наступление индустриальной цивилизации на аборигенов кардинально изменило самих нивхов и их землю, так что собранные материалы стали уникальными не только для науки, но и для потомков тех самых «загадочных обитателей Сахалина и Амура». В 2001 книга «Нивхгу», снабженная вступительной статьей об ученом, дополненная предисловием, редкими фотографиями Е.А.Крейновича и рисунками нивхов из его архива, была переиздана на Сахалине и быстро исчезла с книжных полок магазинов⁷⁷.

Крейнович поддерживал переписку со многими коллегами в стране и за рубежом, с отечественными и зарубежными издательствами⁷⁸. В его архиве хранятся несколько тысяч писем от многих корреспондентов, в основном на научные темы. Так, ему писали из редакции журнала «Вопросы языкознания», издательства «Наука», известные ученые, как отечественные (Д.А.Ольдерогге⁷⁹, В.В.Виноградов⁸⁰), так и зарубежные (Р.Аустерлиц⁸¹, К.Хаттори⁸², Р.Якобсон⁸³).

Многосторонний ученый с богатейшим жизненным опытом очень интересовался смыслом и толкованием человеческой жизни. Ему казалось, что для человека самая трудная проблема сам человек, творец своего добра и трагедии. Он хотел углубиться в эту тему, написать книгу о главных направлениях бытия. Эти мысли стали его особенно волновать в лагере на Подкаменной Тунгуске. В письме от 12 мая 1982 года писал: «Записки из родильного дома» возникли в 1950 г. Это огромнейшая этическая тема. Вероятно, я ее не закончу из-за суффиксов. Хотя она важнее суффиксов. Она нужна всем людям ― женщинам, неочеловеченным-самцам-мужчинам, она нужна жизни». Он имел определенное представление, как осуществить задуманное, имел свое понимание по важнейшим вопросам жизни. Как древние, так и новые толкования, философские подходы, формулы не удовлетворяли его, ибо не дают убедительного ответа на вопрос о двойной – коллективной и индивидуальной – субстанции человека, о ее сущности, функционировании, вырабатывании гармонизации, чтобы человек человеку был не волк, а взаимоприемлемый партнер, чтобы будучи членом коллектива мог оставаться достойной личностью. Эти вопросы ученый предполагал разработать по этнографическим материалам нивхов, кетов, юкагиров и других аборигенов, учениям древних народов, по современной социологической, биологической литературе, придавая особое значение изучению спецлитературы по женской физиологии, провести минимум полгода у родильного стола, консультироваться с врачами, подробно изучить историю развития этических взглядов разных народов.

Не стало Ю.А.Крейновича в 1985 году. Его прощальные слова были потрясающие: «У меня уже осталось единственное желание — поехать к далеким нивхам, забраться в медвежью берлогу, погрузиться в селение мертвых, затеряться в вечности».