*Сегодня 7 декабря 2004 года, вторник
Скачать 6.02 Mb.
|
- Ахтунг, Ахтунг! - не знаю как кому, но у меня, в детстве пережившего войну, тогда это обращение, часто звучавшее в кинофильмах о войне, вызвало самые неприятные ассоциации.... С приходом на Чёрное море, вернулся штатный капитан Александр Рукин и новый старший помощник Виктор Пристинский. В Туапсе мы загрузились на Касабланку. Со сменой руководства обстановка на судне поменялась. Капитан Рукин, видимо считая себя одним из числа старых капитанов, был, как мне показалось в действительности, не очень опытным. И если случалась, что когда радар выходил из строя, он так сильно нервничал, что на него было жалко смотреть. Возраст одно, а опыт всё-таки другое. Рукин принадлежал к числу капитанов, пришедших или вернувшихся на мостик после руководящей работы. До сих пор у него оставались амбиции начальника "Совтанкера", или Начальника Амурского пароходства, на должностях которых он раньше работал. Нахождение в отпуске такого старпома, как Крамаренко, конечно, лишало его некоторой уверенности. Между новым старпомом и третьим помощником тоже образовалось некоторое недопонимание, и порой на необходимые указания старпома, он от третьего помощника мог услышать: - Вы меня можете учить китайской грамоте, но не морскому делу. - Этот вызывающий тон оставлял неприятное ощущение, не способствовал деловой, нормальной обстановке на судне. Толя был хорошо подготовленным штурманом, но это никак не давало ему ни права, ни основания так разговаривать со старшим помощником, имеющим достаточный опыт работы. Виктор Пристинский вернулся на должность старшего помощника после практики изучения китайского языка в Московском Университете, для дальнейшей работы, как представитель Морского Флота в Китае. Отношения с Китаем тогда уже прервались, а специалисты вернулись на свою прежнюю работу. Может быть, когда впоследствии Анатолий и Виктор встречались уже как капитаны, им обоим было смешно и неудобно. Что же касается моих отношений с капитаном, то я старался быть исполнительным помощником, работая под непосредственным руководством старпома. В Касабланке мы увольнялись в город как обычно группами. Судно стояло на рейде, а мы на судовом катере ошвартовались у одного из пустующих причалов. Возвращались из увольнения, когда начало смеркаться. Здесь на юге быстро наступает ночь, и темнота застала нас на подходе к одним из ворот порта. Здесь мы встретились ещё с одной группой, возглавляемой Начальником радиостанции. Добираться до места ожидания катера стало веселее, когда к нам подошли подвыпившие местные люди. Они как бы по-приятельски, но слишком уж фамильярно стали похлопывать нас по плечу, подталкивая в противоположную сторону от места стоянки катера. Один из них протянул руку к Паспорту моряка в нагрудном кармане начальника рации, и я вижу, что тот растерялся. Ничего больше не оставалось мне, как взять того за пальцы и выкрутить руку. Он взвыл, и я оттолкнул его в сторону. Они быстро ретировались, и мы продолжили путь в поисках своего катера. Когда мы подошли, уже собрались все уволенные группы. Мы завели мотобот и отправились на рейд. С возвращением в Туапсе судно становилось на ремонт. К этому времени напряжение в моих отношениях с капитаном возросло. - Когда будете спускаться в турецкий карантинный катер, – ни с того ни с сего, однажды, сказал он, - то наденьте поприличней костюм. - Во-первых, сейчас лето и никто в костюме не ходит, во-вторых, я всегда спускаюсь в аккуратной одежде, а в-третьих, кто спускается по ржавому борту в хорошем костюме? - Когда я был третьим помощником, у меня в каюте висели 13 костюмов, и к каждому из них стояла своя обувь. - Значит, - говорю, - вы занимались контрабандой. - Был уже здесь один умник, сейчас ходит по причалу без визы. Позже я познакомился с этим молодым человеком, о котором шла речь. Он работал в каботаже вторым помощником и выпустил инструкцию-руководство грузовому помощнику судов типа "Казбек". Это инструкция была выпущена как дополнение к книге, опубликованной известным капитаном Плявиным. Я понял, что если я сейчас промолчу, то он мне обязательно сделает гадость. - Знаете, - говорю я, - если вы ещё раз меня попытаетесь шантажировать, то я с приходом позвоню к брату в Москву, а он служит зам. начальника отдела в управлении КГБ СССР, и дальше вам придётся решать ваши вопросы, а не мои. На этом я прекратил разговор, и он от меня отстал. С приходом в Туапсе я одним из первых получил положительную характеристику, справку о плавании и направление в Отдел кадров. Вежливо попрощавшись, капитан пожелал мне всего хорошего. Я вежливо его поблагодарил. Отгуляв выходные, я вновь появился в Отделе кадров. И вот уже новое назначение – танкер "Кострома", судно всё той же серии, их так и называли моряки - "серийник". На "Костроме" мы совершали различные рейсы. Ходили на Европу, на Кубу, но чаще на Индию. Капитан Кудрявцев Иван Иванович, грамотный капитан, образованный человек, работать бы с ним могло быть интересно, но он был физически не очень здоров, видимо его мучил желудок, и побаливала печень. Он часто морщился, и чувствовалось, что его мучает изжога и головные боли. А теперь скажите, как человек "измученный боржомом", мог реагировать на веселые жизнерадостные физиономии своих подчиненных? Да, вы правильно догадались... Но иногда, когда, видимо, его пищеварительный аппарат работал без замечаний, он превращался в совсем другого человека, человека интеллигентного, вежливого, готового к приятному общению. Учитывая, что прибыл я на судно в первых числах декабря, и судно совершало несколько каботажных рейсов, вы поймёте дорогой читатель, что в это время года особенно на берегу не разгуляешься, не позволяет зимняя погода, да и денег маловато - каботаж. На переходах погода черноморская, зимняя, в основном штормовая. То и дело в свободное время лежишь в своей тесной каюте, с книжкой, посасываешь сгущёнку, предварительно пробив две дырки. Закончил банку, взялся за другую. Редко выскочишь на стоянке за проходную, купишь чего-нибудь вкусненького, забежишь в букинистический или просто в книжный магазин, подберёшь что-то интересненькое и быстрей на судно. Порой подменяешь на вахте своих коллег штурманов, к которым приезжают жёны. Даёшь им возможность подольше пообщаться с любимым человеком. А мне-то что, я холостяк. Зато, когда мне бывало нужно отлучиться, с открытой душой меня подменял каждый. Всегда с собой в рейс я покупал чего-то острого: перец стручковый, аджику, ткемали. И всегда эти специи приносил в кают-компанию. Однажды, проснувшись утром, я обратил внимание на непонятное явление. Я так много ел сгущенки, что она у меня начала появляться со всех мест. Обратился к судовому медику, он внимательно посмотрел и поставил диагноз. Как, откуда, не может быть! Я долго пытался вспомнить, как и откуда, но остановиться на ком-либо не мог. Такие люди. И вдруг..... Судовой врач запретил мне есть острую и солёную пищу, и пырнул в одно место укол. На обед я, как обычно, принёс, специи и предложил своим сотрапезникам. Постоянно острые специи приносил и предлагал также электромеханик Виктор Ерёмин. Он и на этот раз принёс и предлагает всем аджику. «Предлагает, а сам не ест», - подумал я, и пристально посмотрел на него, а он посмотрел на меня и... мы расхохотались. C тех пор, мы и дружим, вот уже почти сорок пять лет. Говорят, что хорошо, когда практика определяется положительными примерами, как надо поступать в том или ином случае, когда действия и поступки руководителя достаточны для передачи и получения опыта. На своём опыте я совершенно определённо могу утверждать, что, к сожалению, мы многое воспринимаем как бы от противного, т.е. как не надо поступать. На подходе к Английскому каналу видимость не ахти какая. Подходим к острову Уэсан. Виден маяк Креак. Включаю радар для определения места по визуальному пеленгу и расстоянию. Расстояние до острова такое, что если брать только визуальные пеленги огней на оконечностях острова и центральный маяк Креак, то угол между пеленгами слишком мал и определение места будет с большой ошибкой. Капитан, видимо, в плохом настроении, поднимается на мостик и выключает радар. Это означает – «определяйся по визуальным пеленгам». - Я пробовал, точку выносит в сторону, - говорю, - и мне нужно её проверить. - Подхожу и включаю радар. Происходит нелицеприятный разговор, из которого следует, что я могу убраться с мостика. Я записываю в журнал о том, что передаю вахту капитану, а он в это время включает радар и наносит точку. Всё правильно "ты начальник - я дурак, я начальник…." Время расставляет всё по своим местам, и уже давно все действующие нормативные положения по безопасности мореплавания требуют при подходе к прибрежной зоне определять место судна наиболее точно, «всеми возможными способами навигации». Я и не думаю, что капитан это понимал иначе, просто он был в плохом настроении. Потом у него это проходило. Тогда он поднимался на мостик, в тёмную ночь, в штилевую погоду, и, глядя на высокое звёздное небо, подключался к нашим фантазиям о дальних звёздных мирах и мыслящих существах, наблюдающих за нами, а возможно и посещающих нашу Землю. Дружеские отношения, сложившиеся у нас с Виктором Ерёминым, с третьим помощником Ваней Чирковым, вызывали порой ревностное отношение у капитана Ивана Ивановича, и тогда он разгонял нас с мостика, чтоб мы не мешали бдительному несению вахтенной службы. Кроме художественной литературы и познавательной фантастики мы любили и читали стихи, а Ваня вообще и сам был поэт. В рейс на Индию мне из дому пришла бандероль с вырезками из газет. Это мой папа присылал мне важные статьи с подчёркнутыми отмеченными абзацами, а иногда и с ремарками на кромке газет. В Москве прошёл июньский Всесоюзный Съёзд работников литературы и искусства. Публикации в газетах не могли не вызвать протеста у нас, молодых людей, уже вдохнувших освежающие глотки свободомыслия. Нападки на полюбившихся нам писателей, поэтов, художников, звучали полным диссонансом нашим мыслям, нашим пониманиям. Об этом мы вели дискуссии в кают-компании. На нас косо начали посматривать. Особенно отличались от нас своим ультра патриотическим настроем первый помощник капитана по политчасти и старший помощник. Надо отдать должное и справедливости ради отметить, что капитан, хотя и не принимал активного участия в дискуссиях на эти темы, но он был на нашей стороне. Однажды старпом, в разговоре с Виктором, назвал нас чуть ли не предателями, на что Виктор ему ответил, что о таких как он недаром говорят словами поэта "не курит, не пьёт, но его и не увидишь на баррикадах". Когда по приходу в Бомбей нас пригласили на вечер встречи в советский культурный центр, где по вечерам собирались работники консульства, торгпредства, представители других советских организаций и их семьи, был организован вечер-экспромт. Наши ребята, практиканты Батумского мореходного училища Юра Тохадзе, Омари Габечава, Бесик Бежанидзе, пели под гитару грузинские песни, а мы, Ваня, Виктор и я, читали и читали стихи Евгения Евтушенко, в ту пору опального поэта. Прекрасно понимая, что такой репертуар, это продуманный знак протеста, присутствующие на вечере принимали наше выступление с воодушевлением. Потом мне часто приходилось бывать в Бомбее, но столько всего интересного посмотреть за время стоянки больше не пришлось. Мы побывали в музее Принца Уэльского, где увидели множество уникальных экспонатов. Запомнился китайский фарфор с нанесенными на него рисунками типа "наказание жены". По-молодости мы обратили своё внимание на посуду с зарисовками из "Кама сутры" и конечно не могли не обратить внимания на работы Рерихов отца и сына. Мы посетили "Башню молчания", где увидели один из индийских способов захоронения, а к вечеру, уже имея об этом представление, мы уже понимали, куда летят санитары города - стаи ворон и стервятников... Среди множества впечатлений, включающих и осмотр аквариума и музея, скажу по секрету, мне очень понравилось посещение прекрасного салона с прохладительными напитками и совершенно потрясающим фруктовым салатом, который нам подали вместе с изумительным напитком из каких-то экзотических фруктов. Эти удовольствия оказались возможными, благодаря представителю Минморфлота в Индии, как впоследствии мне стало известно, Герою Советского Союза партизану Боглаю. Вот уж по ком было видно, что человек, работая за границей, не просто отбывал время и зарабатывал валюту, а, как привык по жизни, всегда как на передовой, всё делал на совесть, с полной отдачей. Честь ему и хвала. После выгрузки мы ушли в океан, на достаточное расстояние от берега, помыли, пропарили и продегазировали [48] грузовые танки, трубопроводы, насосы, насосное отделение. Чистое дегазированное судно вернулось на рейд Бомбея, чтобы принять бригады рабочих для дальнейшей подготовки грузовых танков под приём касторового масла. Грузовые танки необходимо было очистить до блеска, потом их смазать густой смазкой из касторового масла, а уж затем начинать погрузку по шлангам сверху через расширители. Прокачка насосов и грузовых трубопроводов производилась горячей водой. После пропаривания и осушения внутренних поверхностей грузовых танков береговые рабочие установили рештования и, вручную, приступили к очистке переборок и набора корпуса. Они спускались в грузовые танки легко одетые, а скорей, почти раздетые. Единственным атрибутом соблюдения безопасности были надетые на лицо дыхательные маски. На судне постоянно присутствовал представитель от фирмы грузоотправителя, контролирующий качество подготовительных работ. Закончив одну группу танков и смазав их изнутри, леса переносили в следующую группу. Так, передвигаясь, закончили подготовку всего судна. Подписали документы о готовности судна к погрузке, и началась принимать груз. Практически всё судно погрузили техническим продуктом, а один танк - медицинской касторкой. В шланговое отделение, под спардеком, (средней надстройкой) погрузили ящики с дорогим сандаловым маслом в цинковой упаковке и обшитые деревянными дощечками. Когда мы вернулись в Одессу, нас встретила специальная охрана, которая присутствовала на судне всё время выгрузки. За время продолжительной стоянки в Бомбее многие из нас заказали и пошили у индийских портных, посещающих суда, рубашки, костюмы из недорогих материалов и за недорогую цену за пошив. В Бомбее многие моряки удаляли на ногах многолетние мозоли. Цирюльники приходили и предъявляли свои блокноты с рекомендательными записями на русском языке. Этого было достаточно, чтобы доверить этому посетителю несложную, но нужную операцию. Они располагались под тентом на кормовой палубе, раскладывали свои флакончики на аккуратно подстеленной салфетке, предварительно разложив свои незатейливые приспособления: пинцеты, скальпели, трубочки и что-то похожее на пластилин. Операция начиналась с протирания и дезинфицирования приспособлений, а затем дезинфицировалась сама мозоль и место вокруг него. После этого место с мозолью протиралось какой-то обезболивающей жидкостью. Брался скальпель, похоже, выполненный не фабричным способом и опытной рукой, при определённом нажиме, делается круговой надрез. Затем используется одна из трубочек, прикладывается к месту кругового надреза и, втягивая губами, создаётся вакуум. Кончик трубочки прикрывается и заклеивается пластилином. После этого "цирюльник" приступает к обработке другого объекта. Проходит определённое время, и он снимает эту трубочку. Мозоль с корешком выводит из гнезда. Пинцетом мозоль удаляется, дезинфицирующей жидкостью обрабатывается место, а затем это место прикрывается, т.е. заклеивается лейкопластырем. Операция окончена. Оплата недорогая и все стороны удовлетворены. Заблаговременно, перед отходом, приносят свою работу портные и если есть к пошиву какие-нибудь замечания, они тут же исправляются. Я пошил у портного пару сорочек и два костюма хаки: один шортовый, другой - с длинными рукавами и брюками. Мне понравился пошив, и я долго и с удовольствием носил одежду, сшитую этими индийскими мастерами. Отгуляв очередной отпуск и причитающиеся мне выходные дни, я вернулся в Одессу в Отдел кадров. Попытался выполнить контрольные работы и принять участие в экзаменах за первый курс ОВИМУ, даже по математике взял частного репетитора. Учитывая, что в этот период в Одессе оказалось много наших выпускников, различных лет выпуска, мы общались, вместе гуляли, встречались с девочками, можно сказать, продолжали свой отпуск, до тех пор, пока кого-либо из нас не выдёргивал Отдел кадров для направления на судно. Наша "грузинская биржа" находилась на Приморском бульваре, против гостиницы "Лондонская", которую так по старинке называли все одесситы. Вообще в Одессе множество мест, официально переименованных в советское время, продолжали называть старыми наименованиями. Только после наступления Перестройки и образования "самостийной незалежной" Украины официально возвращены улицам старые их названия. Опять зазвучали дорогие одесситам Решельевская, Преображенская, Арнаутская - Большая и Малая. Но это случилось значительно позднее, а пока мы ежедневно собираемся на бульваре и ищем себе развлечения. Сидеть регулярно по ресторанам мы не имели возможности, но иногда мы всё же их посещали. К нашей компании грузинских моряков, я имею в виду моряков из Грузии, присоединялись и грузинские студенты. В большинстве случаев наши студенты, часто появляющиеся на Бирже, как правило, не отличались прилежанием в учёбе, а поэтому учились по 7-10 лет, часто меняя факультеты, а порой и сами институты. Кто учился прилежно, те редко радовали нас своим присутствием на бирже. В таких случаях не получается совмещение полезного с приятным. Или ты учишься, или гуляешь и отмечаешься на бирже. Может быть, это просветление и явилось причиной того, что в один прекрасный день, когда я это понял, то решил, что или учёба, или бульвар и Дерибассовская. @Рейс в Арктику. И вот меня вызывают в Кадры и извещают о направлении на танкер "Очаков", у которого заканчивается ремонт в туапсинском СРЗ. Судно будет грузиться назначением в Арктику. Это назначение меня сильно обрадовало. Во-первых, это было очень интересно, я никогда не был в Арктике. Во-вторых, у меня появился шанс оказаться в регионе, а возможно и в порту Владивосток, где работал и жил мой брат Сева. Мы не могли знать заранее точный маршрут судна и выяснили его, уже только прибыв в Мурманск, где нам были выданы карты района следования, оканчивающиеся точно картой рейдовой стоянки порта Амдерма и не дальше. Но давайте всё по порядку. Когда я приехал на судно и предстал перед капитаном Артёмом Степановичем Тер-Никогосовым, я почувствовал, что и на этот раз с капитаном мне будет нелегко. Капитан был нашим батумским выпускником. Мне он показался не очень доброжелательным к моим коллегам штурманам, и я его воспринял с определённой настороженностью. Это он уловил и, его вполне официальное обращение, с одной стороны настораживало, но с другой – дистанцировало от него, что в определённых случаях освобождало от возможности получения какой-либо грубости в свой адрес. Это не могло не привести к взрывоопасной ситуации. Семья капитана, жила в Одессе, но в настоящее время его жена находилась на борту судна, а под бортом на причале располагался его мотоцикл "Ява" с коляской. Как-то раз, выезжая за город с семьёй, Артём Степанович спустился по парадному трапу на причал и остановился в ожидании супруги. Супруга подошла к трапу с сумкой, по всей видимости, с продуктами, либо ещё с чем-то. Мне бы, наверно, согласно этикету надо было взять у неё сумку и снести вниз по трапу, но я как-то это упустил, а может быть, решил, что это должен был сделать её муж сам, не знаю, и по сей день, как правильней поступать в случае присутствия нормального и здорового супруга. Но тогда я этого точно не сделал. Он же, отъехал от судна, вернулся пешком, вызвал меня на причал и отчитал за невежливость. Вот тогда-то я и подумал, что поступил правильно. О чём тут же ему и высказал, напоминая, что он тоже не инвалид. Разразился неповторимый скандал. Продолжать разговор на повышенных тонах дальше было неудобно. На кормовой палубе было несколько членов экипажа, и все были смущены инцидентом. Капитан потом, в рейсе, мне признался, что я ему напомнил его самого в молодые годы и такую же, как у него, строптивость. Наши отношения изменились очень быстро, мы стали друзьями. Более того, я хоть и самый молодой из помощников, часто выступал в роли заступника, когда мне казалось, что капитан был в чём-то несправедлив к кому-либо из штурманского состава. А штурмана были, как мне кажется один лучше другого, и как специалисты, и как товарищи. Володя Рыбалко, третий помощник, атлетического сложения, в своё время занимался прыжками в воду. Очень ответственный помощник капитана. С ним было и о чём поговорить, и чему у него поучиться. Лёгкое грассирование буквы "р" совсем ему не мешало, придавая разговору своеобразную изюминку. Он спокойно на палубе выжимал стойку на прямых руках и ногах, продолжая со мной разговор. Я же мог только позавидовать его умению и силе. Но особая дружба появилась у меня с Аркадием Маслаковым, старшим помощником капитана. Аркадий был очень интересным человеком. После окончания первого курса факультета языка Хинди Московского Университета, Аркадий поменял университет на Судоводительский факультет Одесской Высшей Мореходки. Прекрасно сложён, волейболист, был хорошим помощником капитана, которому можно было доверить больше, чем порой как мне казалось, доверял капитан. В своей же капитанской работе, впоследствии, я старался не делать того, что мог бы выполнить мой помощник, может быть и под моим надзором. Итак, загрузившись дизельным топливом и авиабензином, в первых числах августа 1963 года, мы снялись по назначению. Через 12 дней, обогнув мыс Норд-Кап, самую северную оконечность европейского материка, проложили курс на Кольский залив. Залив встретил нас привычными здесь туманами. Так, практически в тумане мы оставили по левому борту Военно-морскую базу Североморск и проследовали дальше к порту Мурманск. Словоохотливый лоцман, осуществляя проводку, рассказал нам о посещении Мурманска Никитой Сергеевичем Хрущёвым и о том, как его мурманчане, живущие в суровых условиях Севера, освистали на стадионе за лишение их северного коэффициента к зарплате. Рассказал также, что здесь целый район, неофициально называемый Шанхай, заселён девицами лёгкого поведения, которые перед Всемирным Фестивалем Молодёжи и Студентов были высланы из Москвы и Ленинграда и что все они трудоустроились и прекрасно обосновались в Мурманске. Сравнительно непродолжительная стоянка, в процессе которой мы пополнили судовые запасы и получили в первом отделе порта Арктические карты нашего маршрута, всё же позволила нам ознакомиться с достопримечательностями города. Особенно мне понравился ресторан "Арктика" с несколькими меблированными комнатами на втором этаже, небольшое бревенчатое здание, расположенное напротив пустыря, называемого садиком. В "Арктике", как выяснилось, официанты знали моих соучеников-однокурсников, получивших направление в Мурманск и бывших частыми гостями ресторана. Здесь нам подали великолепные "дары моря" - отваренные омары, с распластавшимися клешнями и аппетитным хвостом, еле умещавшимися на большой тарелке. Затем были большие, соблазнительно пахнущие шашлыки и грузинская хванчкара, неизвестно каким образом попавшая в Заполярье. Некоторые из наших моряков посетили район "Шанхая" и тоже остались довольны. На судно мы возвращались, прихватив с собой одну - две бутылки водки. Но не тут-то было. Бдительные работники ВОХР-а всегда на страже порядка. И в городе, в то время единственном городе страны, имеющем женский вытрезвитель, нам не позволили занести водку в порт на судно даже в таком мизерном количестве. Подтвердилась версия, что на севере не любят черноморцев, не странно ли... На следующее утро, дождавшись, когда туман опустится и видимость станет сносной, мы снялись на выход из Кольского залива. Переход в Амдерму возможен через пролив Югорский Шар, через Карские Ворота и вокруг мыса Желания, северной оконечности острова Новая Земля. Определяет выбор пути и осуществляет проводку судов руководство "Севморпути", исходя из фактического ледового состояния района плавания, количества льда на всех участках и долгосрочного ледового прогноза. При нагоне льдов с севера в проливы суда следуют, огибая мыс Желания. Было время, когда даже такой опытный черноморский капитан, как Тимченко Павел Ерофеевич на таком же танкере, как наш, в Карских Воротах напоролся на каменную гряду и пропорол днище судна. Поминая этот случай, мы были довольны, что нам определили проход Югорским Шаром. Перед входом в пролив мы связались с ледокольным судном, буксиром "Капитан Воронин". Рассмотрев детали прохода проливом, между нами судоводителями были распределены обязанности на мостике. Я и Володя Рыбалко непрерывно брали точки по локатору и наносили положение места судна на карту, непрерывно докладывая расстояние и сторону выноса точки положения судна от проложенного курса. На подходе к точкам поворота на новый курс докладывали капитану о расстоянии и времени до точки поворота. За окружающей обстановкой визуально наблюдали старший помощник и капитан. Второй помощник дублировал, можно сказать контролировал наши определения места судна на карте. Таким образом, мы прошли пролив в обоих направлениях как бы с лоцманской проводкой, но фактически самостоятельно, в сплошном тумане, так и не увидев его берегов. До подхода к проливу и после выхода из него, направляясь к рейдовой стоянке, мы следовали торосистым, крупнобитым льдом, порой уворачиваясь от столкновения с крупными льдинами, а порой натыкаясь на них. И только, следуя пониженными оборотами, и постоянно маневрируя, мы уклонялись и предотвращали опасные последствия таких столкновений со льдом. Но вот мы на рейде Амдермы. Установили контакты с грузополучателями, согласовали порядок выгрузки, и начали пользоваться катерами, подтягивающими к борту пустые плашкоуты и буксирующие их к берегу после их наполнения. Кроме нас на рейде выгружалось судно, доставившее сюда в Арктику брёвна. Выгрузка леса - это сложная, опасная работа. И если у нас на танкере при выгрузке нефтепродуктов маленькая качка практически не ощущалась, то при выгрузке брёвен она создавала сверхопасные ситуации. В Амдерме на лето приезжали сезонные рабочие, которые, благодаря своему тяжёлому и опасному труду, зарабатывали за сезон приличные деньги. Договоры на ставки по различным грузам составлялись, как здесь называют, на Большой Земле, и они, эти ставки по закону должны быть действительны весь сезон. Однако, для руководства, видимо, закон не закон, и оно снизило ставку более чем в два раза. Тогда я впервые увидел в Советском Союзе забастовку. Но увидел я не только забастовку, я также увидел, как её, правда, бескровно, подавляют. Экипаж судна, выгружающего брёвна, получил указание Министерства приступить к самовыгрузке, причём ставки экипажу сохранили первоначальные. Моряки, всегда находящиеся под угрозой возможного закрытия визы на загранплавание, не смогли противостоять подобной опасности и приступили к выгрузке. Не чувствуя под собой твёрдой опоры закона, находясь вдали от своих домов, куда надо ещё будет добираться с окончанием сезона, рабочие прекратили бастовать. Погода стояла прекрасная, и мы с боцманом решили прогуляться по твёрдой земле. Заглянули на почту, увидели работающую там симпатичную молоденькую девушку Валечку. Решили показать ей судно. Благо, здесь не существовало никаких проходных. Пока она работала, а почта закрывалась к пяти, мы решили ещё немного прогуляться. Заглянули в столовую, а там как после нашествия саранчи - пусто, только котлеты из оленины. Попробовали. Мясо сладковатое. Не понравилось, видно с непривычки. По выходу повстречали еще одну девушку, бухгалтера из Торга. И если первая девушка была местная уроженка, по видимости, русская, то вторая - харьковчанка, приехавшая по контракту. В ожидании катера прошлись прогуляться по так называемым улицам, с грязью по щиколотку. Боцман был прозорливее меня и надел сапоги, я же, как пижон из Одессы, вырядился в костюм, надраил свои мокасины до блеска - полный фраер. В ожидании, когда всё же начнёт смеркаться, мы забыли, что солнце так и не зайдёт за горизонт, но природа нам об этом напомнила сама. Мы посидели с девочками у меня в каюте, потом боцман показал девочкам судно, а потом... потом больше ничего и не было. Мы проводили девочек по домам, а когда возвращались, нас встретил какой-то тип, вытащил нож и предупредил, что здесь Амдерма, а не Большая Земля, на что боцман, вытащив значительно больший нож из-за голенища, ответил, что мы это знаем. Так мы и разошлись, не выясняя, кто из нас лучше знает, что есть что. Когда на судне оставалось совсем мало груза, я, находясь на вахте, заметил на горизонте тёмную полосу. Стал наблюдать за ней и вижу, она приближается. Барометр резко пошёл вниз. Ветер изменился на северный. Я дал команду вахтенному механику готовить машину, сообщил капитану об изменении ветра и о двигающемся в нашу сторону с Севера ледяном поле. Вызвали боцмана на бак, который, сообщив брашпиль [49], подготовил его к выборке якоря. Ветер резко усилился. Запросили грузополучателя и сообщили о необходимости принятия балласта в пустые танки. Они подтвердили своё согласие, видимо, понимая, что это чрезвычайная ситуация. Начали выбирать канат, ветер усилился до ураганного. Нас начало дрейфовать в сторону подводной гряды, проходящей от берега в сторону Новой Земли, как продолжение Уральских гор. Приближаемся к бурунам, выбрав якорь, никак не можем развернуть судно и пересечь форштевнем [50] линию ветра. Уже давно была дана команда капитаном: - Право на борт. Полный ход вперёд! – а мы с замиранием сердца наблюдаем, что судно вправо не идёт и против ветра и течения не выгребает. Но мы продолжаем принимать балласт полным ходом и, когда до камней осталось совсем уж немного, судно начало медленно приводиться к ветру, одновременно продвигаясь вперёд. Позади остались буруны, и судно продолжило продвигаться в сторону Севера, а я наношу точки местоположения судна на карту. Но вот карта кончилась, я продолжаю ставить точки на столе, принимая для определения ориентиры, находящиеся на карте. Карты больше нет! Это действительно так, борясь за сохранение государственной тайны, первый отдел Мурманского порта поставил нас, а это значит судно, груз и экипаж перед действительной опасностью нахождения в море без карты. Что там находится к северу, востоку и северо-востоку от Амдермы, нам не известно по настоящее время, хотя карту этого района можно было приобрести без проблемы в иностранном порту у любого морского агента любой морской державы. Через короткое время шквалистый ветер прекратился. Приостановилось и продвижение ледяного поля, которое в таких случаях грозит выдавливанием судна на береговую отмель. Мы вернулись и вновь стали на якорь. Перед нашим взором предстала интересная картина бесконечно простирающегося ледяного поля, с огромными, торосистыми глыбами, в беспорядочном состоянии наваленными друг на друга. И вдруг на этом поле мы увидели семейство, перемещающееся по льдинам, семейство белых медведей. Я, как и большинство из нас, никогда не видел ничего подобного. Вот так вот, прямо как из сказки, они появились и, удаляясь, исчезали из нашего поля зрения. А я всё время за ними наблюдал, и смотрел в их сторону до тех пор, пока медведи окончательно не исчезли из виду. Но я вас уверяю, что эту картину "Белые медведи на льду" я сам видел, наблюдал её собственными глазами. Может быть, только ради этого стоило идти на судно, отправляющееся в Арктику. Ветер поменял своё направление на южный. Ледяные поля стали постепенно отдаляться от нас. Они перемещались к северу, оставляя за собой чистую воду, практически свободную ото льда. Лёгкая рябь на поверхности Белого моря уже не пугала своей непредсказуемостью, как порой на самом деле проявляет зона Северного Ледовитого океана. Большое и холодное солнце продолжало освещать эту далёкую оконечность земли, в ожидании мрачного однообразия нескончаемо длинной ночи. А пока мы продолжили последний этап нашей выгрузки. Мне захотелось еще раз посмотреть и запечатлеть в памяти неповторимую картину тундры. Это была мрачная и, на первый взгляд, незаселённая пустыня, которая здесь в заполярье называется тундрой. Насколько видит глаз, мы наблюдаем мокрую землю, местами покрытую тающим тонким льдом и пробивающимся через эту слякоть зеленым мхом. Видны пересекающие тундру оленьи тропы и сосредоточенные лица аборигенов, восседающих в своих упряжках. Как же живут люди в этих суровых условиях дальнего Севера? Представьте себе, что живут и умеют радоваться жизнью. Местные жители - это главным образом охотники, живущие промыслом пушнины и оленеводы. За годы советской власти они много чему научились, но принесли ли им новые знания счастье и радость жизни - не знаю. На этот счёт здесь идут разные разговоры, особенно о том, что люди с Большой земли приучили местное население к водке, которая уж точно не принесла счастья в их семьи. Говорят, что здесь некоторые руководящие работники разбогатели, контрабандно увозя на военных самолётах мешки с пушниной. Но это говорят, а мало чего только не говорят люди. Рассказывают, что один предприимчивый человек собрал за пару сезонов множество пустых бутылок, и конечно, за определённую плату, на пароходе вывез эту тару на большую землю. Эти и многие другие байки увозят с Севера временные посетители. Я, например, разговаривал с людьми, которые были здесь, в Амдерме, когда на Новой Земле взорвали водородную бомбу. При этом они рассказывали, что у них при взрыве повылетали окна. Думаю, что это было не самым страшным последствием того ядерного взрыва. Но тогда люди могли оценить только очевидные последствия и не ощущали невидимые факторы поражения. Всё это, возможно, сказалось на здоровье людей значительно позже... Незадолго до нашего отхода на рейде под выгрузку бросил якорь старенький сухогруз "Унжа". - Эй, на "Очакове", кто-нибудь из батумцев у вас на судне есть? - слышу грузинский акцент. - Есть, - говорю, - капитан Артём Тер-Никогосов, и я, четвёртый помощник Эмиль Коган. - Артёма я знаю, вместе учились. Я капитан Мурманского пароходства Пхакадзе Спиридон Николаевич, пожалуйста, пригласите к аппарату капитана. В то время, ещё молодой, окончивший училище на 10 лет позже обоих капитанов, как я мог тогда знать, что вместе с капитаном Пхакадзе через 15 лет, мы будем вместе работать в Службе безопасности мореплавания Грузинского морского пароходства, где он был начальником службы Мореплавания, а я капитаном-наставником? Связавшись по радиотелефону, капитаны договорились, что следующим рейдовым катером я отправлюсь на "Унжу". Мой капитан приготовил презент для передачи, и через некоторое время я высадился на борт старого и совсем некомфортабельного судна. Зато капитан, мой земляк, принял меня как родного. Поставив на стол угощение в маленькой, но гостеприимной каюте, он с интересом расспрашивал меня о родном городе, в котором давно уже не был, и в котором у него жили родные и друзья. Так выяснилось, что в Батуми у нас были и общие знакомые. Незаметно за разговором пролетело время, и мне надо было возвращаться к себе на судно. На первом же подошедшем катере я вернулся на "Очаков" с пакетом от Спиридона Николаевича для передачи его своему капитану. Домой, на Чёрное море, мы вновь возвращались с заходом в Мурманск, дополучили продукты, сдали в первый отдел карты и, конечно, посетили уже известные нам злачные места. Видимость при оставлении Кольского залива была намного лучше, чем при первоначальном подходе к нему и, проходя Североморск, мы, наконец, увидели грозные корабли, охраняющие наши северные границы. @Ночной Бомбей С приходом на Чёрное море мы уже имели следующее назначение, рейс Туапсе - Индия и известие, что на подмену приходит к нам новый капитан - Меркулов Борис Александрович. Это был человек, образ которого послужил прототипом одного из персонажей кинофильма "ЧП" - (чрезвычайное происшествие) - старшего помощника капитана танкера "Туапсе", захваченного в плен тайваньскими властями. В фильме его изобразили злым старпомом, гоняющимся по судну за шкодливой обезьянкой, которая падает за борт. Экипаж танкера "Туапсе" вместе с судном был арестован за доставку стратегического топлива КНР, с которой тайваньцы находились в состоянии войны. С годами команда партиями была возвращена на родину, но на это ушло достаточно много времени. Первые группы получили возможность быстро вернуться в пароходство для работы на судах загранплавания. Остальные надолго задержались в каботаже, в том числе и капитан танкера Калинин. Среди моряков, возвратившихся домой, и получивших разрешения для работы в загранплавании, был и назначенный к нам капитаном Борис Александрович Меркулов. Как пожилой человек, он имел свои привычки и свой установившийся уклад. После завтрака он любил разложить нарды и пригласить меня на пару партий. При этом он, как правило, просил достать из своего холодильника бутылочку вина, поставить на стол пару фужеров и разлить вино по бокалам. Когда я почувствовал, что это принимает регулярный характер, я стал придумывать для себя занятия. Я не устраивал никаких демонстраций, но он почувствовал, что я избегаю ежедневных возлияний. Это ему показалось подозрительным. И будучи тёртым в этой жизни калачом, он, видимо, подумал обо мне, что раз не пьёт, значит "стучит". Начались мелкие придирки. То ему не нравилось, что я слишком близко расходился со встречными судами, то почему не доложил о судне, пересекающем наш курс, когда же я начал его предупреждать о приближающихся судах и следующих пересекающимся с нами курсом, он удивлялся, что я его беспокою по пустякам. - Ну и что? - удивлялся он. В то же время он часто оказывался по понятным причинам в отключенном состоянии перед проливами, и мы проходили их самостоятельно. Один раз мне и третьему помощнику Володе Рыбалко пришлось ночью заходить на внутренний рейд порта Феодосия. Пока мы отдали якорь и сообщили портовым властям о своём приходе на рейд, мы до ниточки промокли - пропотели от нервного напряжения. Первый помощник капитана, помполит Анатолий Григорьевич Богун, был известен своей строгостью на всё пароходство. Не знаю почему, но он ко мне относился очень хорошо. Возможно, уходящий в отпуск штатный капитан Тер-Никогосов, зная мою вспыльчивость, поручил Анатолию Григорьевичу присмотреть за мной. Возможно. Но его опека тоже раздражала капитана, не особенно жалующего помполитов. Однажды на стоянке в Бомбее, не знаю сам, как на это решился, я обратился к помполиту, - Анатолий Георгиевич, сколько раз бывал в Бомбее и ни разу его не видел ночью, слышал, что впечатляет. - А с кем бы ты хотел пойти, - неожиданно спросил он. - Я бы пошёл со старшим помощником Маслаковым. - А ты за него ручаешься, что все будет нормально? - Как за себя, - говорю. - Он очень надёжный и порядочный парень. - Я действительно был в нём уверен. - Ладно, пойдёте, когда стемнеет, а когда вернётесь, в любое время, когда бы это ни было, то позвони мне. Когда начало темнеть, мы с Аркадием вышли с судна и направились в сторону города. Город к вечеру преображался. Улицы напоминали большое общежитие, в котором каждая семья отделялась от другой, находясь на небольшом расстоянии. У каждой был свой очаг, на котором готовилась или подогревалась пища. Не знаю, готовился ли это поздний обед или ужин, но пахло специфическими индийскими пряностями. Эти запахи именно из-за своеобразной терпкости не ассоциировались с привычным для нас ароматом ожидаемого пиршества. Непривычный запах не поднимал аппетита и не выделял желудочного сока. Мы с любопытством и интересом наблюдали, как живут эти статистические 800 тысяч жителей Бомбея, не имеющих крова над головой. Кто мог тогда себе представить, что в огромной и холодной России появится эта категория граждан, называемых бомжами?! Так вот привычно, без особых эмоций, город располагался на вечерний и ночной отдых. При свете уличных фонарей кое-кто уже приступил к трапезе, а кто-то, до или после еды, сидел за картами или играл в нечто похожее на шашки. Утомившиеся за день дети, присмиревшие, сидят подле своих родителей, в ожидании, когда, разложив прямо на тротуаре постели, их родители уложат спать. Оставив район ночлега бездомного населения, мы отправились в район, где кипела вечерняя и ночная жизнь состоятельного класса жителей города. Здесь, прямо на улице, к нам подошли и пригласили. Мы знали, что приглашения в увеселительные заведения здесь происходят таким образом и были к этому готовы. Человек нас повёл переулками, и скоро мы вошли в тёмный коридор, по которому вышли к ярко освещенному входу. Войдя, мы увидели слева и справа ряд комнат, вход в которые украшали анфилады из цветного бархата, расшитого золотом и парчой. В комнатах звучала национальная музыка. Навстречу нам вышла широкобёдрая и полногрудая индианка с голубой лентой через плечо. Приветливо поздоровавшись, она проводила нас по залам, где в каждом зале сидели на креслах и диванах девушки. У нас была возможность выбора, но срок времяпровождения был ограничен нашими мизерными возможностями. Собственно говоря, нами руководило больше любопытство, чем страсть. Мне кажется, что Аркадий был смущен ещё больше, чем я. Однако нам представили двух девушек, и мы разбежались по маленьким смежным с залом комнаткам. В комнатке, с большим вентилятором на потолке, стояло трюмо, таз с водой, шампунь и кровать. Девушка, натренированная до автоматизма, выполняла заученные движения, имитирующие страсть. Я прекрасно понимал, что действительно с нами происходит, и на экзотические страсти не рассчитывал. Время пролетело быстрей, чем бы этого хотелось, за моей партнёршей пришла бандерша с голубой лентой и увела её. Можно было считать, что всё окончено, если бы не случайность. В это же время что и мы заведение посетили немецкие моряки, они были изрядно выпившие. В заведении спиртного не продавали. Вообще в штате Бомбей действовал "сухой закон". Надо полагать, они выпили раньше у себя на судне и принесли бутылку с собой в кармане и добавили. В результате одного из них так развезло, что он забыл, куда и зачем пришёл. Девушка, которая должна была быть с ним, оставила его и заглянула ко мне, так как видела, что мою девушку забрали. И вот здесь я узнал то, чего не узнал от предыдущей встречи. Это был неподдельный фонтан эмоций. Он был взаимный и не купленный. Ворованный плод с чужого сада действительно оказался каким-то фантастическим. Но девушке вся эта история грозила чем-то серьёзным, и мы удовлетворённые, вынуждены были взять себя в руки и распрощаться. Меня уже ждал и стал волноваться Аркадий. Мы взяли такси и вскоре были на судне. Я, как и договаривался, позвонил Анатолию Георгиевичу, доложил, что мы благополучно и без приключений вернулись на судно. @Патрия омуэрто – Родина или смерть! В следующем рейсе на Кубу после выгрузки нам предстояло выполнить несколько рейсов в кубинском каботаже [51], подменить на время танкер "Киров", который здесь обломал себе лопасти гребного винта. Это было достаточно интересная работа, потому что нам довелось заходить в порты, которые не часто посещаются рейсовыми судами. Здесь была неплохая практика для капитанов при швартовках и отшвартовках судна без буксиров, но с помощью якорей. Приспустив якорь и держа его на грунте, пользуешься якорной цепью, как рычагом для разворота судна, и в то же время, ограничивая движение его в сторону причала. Здесь очень важно, чтобы 3-й помощник, ответственный за швартовку на баке, понимал происходящее и своевременно передавал непосредственно боцману команду "перетравить канат", чтобы тем самым не дать канату дёрнуть бак судна в противоположную сторону от причала. К сожалению, этим пониманием и этим чутьём обладают далеко не все помощники. Куба в эти годы ужасно обнищала. Почти закончились товары, остававшиеся со времён американского присутствия, когда страна снабжалась всеми товарами "загнивающего капитализма". Сейчас чувствовался дефицит всего того, что у нас называли товарами народного потребления. Не спасали страну и торгово-коммерческие сделки с Советским Союзом, при которых цена на закупаемые кубинский сахар, моласис, т.е. патоку, была на много выше рыночной, а цена завозимой сюда продукции и, прежде всего топлива и масел, была со значительными скидками. Это была целенаправленная поддержка страны, находящейся у самого сердца Соединённых Штатов. Куба жила бедно, но как когда-то и мы, советские люди, кубинцы верили, что их ждёт светлое завтра. К сожалению, они, как и мы, этого, завтра, дождаться не смогли. Единственно чего они дождались, так это того, что мы, страна Советов, бросили их на самовыживание. Может это и правильно с теоретической точки зрения перехода к рыночной системе, но для нас, бывших советских граждан, такая шоковая терапия, превратилась в сплошной шок. Можно только себе представить, на что обрекли мы граждан дружественной нам Кубы! Здесь же на Кубе, в прибрежном плавании, при регулярных подходах и отходах, когда непрерывно используется радар, по законам жанра наш радар скис, именно перегрелся и скис. Мне пришлось много над ним поработать, пока я его привёл в чувство. С этих пор передатчик радара у меня находился в полуоткрытом состоянии и всегда с подключённым к нему осциллографом, что давало мне возможность его регулярно подстраивать, получая постоянно прекрасную картинку на экране. На обратном переходе, пересекая Атлантику в районе Саргассова моря, в стороне от курса на горизонте появилось парусное судно. Капитан, поднявшись на мостик, дал команду развернуться в сторону этого судна, а сам спустился в каюту за фотоаппаратом. Когда мы сблизились с парусником на достаточно близкое расстояние, мы увидели трёхмачтовый парусный корабль, где все мачты были с прямым вооружением и стакселями [52], идущий под всеми парусами. Поравнявшись с парусным судном, мы подняли заранее подготовленный набор флажной сигнализации с пожеланием "Счастливого плавания", на которое они быстро отреагировали, поблагодарив и пожелав нам того же. Получив потом фотографию у капитана, я записал: "Странно и радостно встретить в наше время парусное судно, и тем более приятна такая встреча посреди Атлантического океана. Поприветствовав друг друга, учебное судно Государства Израиль и наш танкер продолжили следовать своими курсами по безбрежной глади Атлантики". Самое удивительное, что спустя много лет, сколько бы я не интересовался о наличии в Израиле парусного судна, всегда получал отрицательный ответ. Да это и понятно, здесь нет, и никогда не было такого учебного парусного судна, а поэтому, нет, и не могло быть хорошей настоящей морской подготовки. А с флагом, по всей вероятности, мы тогда что-то с капитаном Тер-Никогосовым напутали. @А равные ли условия? На обратном переходе был получен циркуляр, с предложением направить желающих штурманов для поступления в Одесское Высшее Мореходное училище и обучения с сокращённой программой. Идея мне понравилась, и капитан выслал в училище радиограмму, чтобы меня перевели с заочного факультета на стационар по ускоренной программе. На этот запрос был получен ответ, что я могут принять участие в поступлении, только после вновь сданных экзаменов, на общих основаниях. По приходу в Одессу я взял отпуск и в дополнение к документам, уже находящимся в училище, принёс полученную на судне характеристику. В это же время мои товарищи и соученики по мореходке уже занимались на подготовительных курсах, а у меня даже документы не принимают. Спрашиваю секретаря приёмной комиссии о причине, он мне разъясняет, что у меня характеристика, а нужна характеристика-рекомендация. Такую рекомендацию я получаю у представителя отдела кадров в Одессе, хотя Управление танкерным флотом уже в это время перевели в Новороссийск. Характеристику-рекомендацию приношу в приёмную комиссию - не принимают. - Причина, какая причина? - спрашиваю я. - У вас стаж работы после окончания училища меньший, чем требуется. В вашем случае мы бы могли принять документы, только если вас направило бы на учёбу пароходство. Я иду в пароходство, записываюсь на приём к заместителю начальника по кадрам, и он тут же даёт распоряжение, чтобы мне подготовили такое направление. Это направление говорит о том, что пароходство принимает все расходы по моей учёбе и возвращает к себе на работу после окончания училища. Такого я даже представить себе не мог. Приношу направление. Секретарь комиссии, помню, что его звали Василий Иванович Вилков, был подполковником в отставке. Я чувствовал, как он стесняется всей этой ситуации. С моим направлением он заходит в кабинет и.о. начальника училища Залётова. Задержавшись ненадолго в кабинете, Вилков вышел и попросил меня войти. За столом сидел средних лет мужчина с приятным открытым лицом. Он приветливо первым поздоровался. - Здравствуйте, Эмиль Израилевич, вот Василий Иванович рассказал мне о вашей проблеме - он глазами показал, чтоб тот нас оставил наедине. - Да, собственно говоря, никакой проблемы и нет. Нужна была характеристика-рекомендация, и я её принёс. Потребовалось направление пароходства на учёбу - вот оно. Я не вижу никаких проблем. - Эмиль Израилевич, вы же умный человек, ведь у нас военно-медицинская комиссия проверяет готовность к службе на подводных лодках. - Да, я это знаю, вот мой санитарный паспорт, и, кроме того, здесь в коридоре вывешены условия приёма, где указано, что офицеры запаса военно-морского флота, от занятий на кафедре по военно-морской подготовке освобождены. Вот моя офицерская книжка, где указано, что я офицер запаса ВМС. - Ну, я вас предупредил... а, документы мы у вас примем, я распоряжусь. Когда же наступил день прохождения военно-медицинской комиссии, а меня направили именно в эту комиссию, то все врачи отметили мою пригодность к службе. Заключение же комиссии – не годен! Когда я забирал документы, Василий Иванович посоветовал мне сдать документы в ОИИМФ. - Там у вас не будет таких проблем. Это находится здесь рядом. - Негромко сказал он. - Я вам желаю успеха. Рядом был не только "Водный институт", рядом находился и институт связи. Его я и выбрал. Мой земляк, закончивший этот институт, порекомендовал меня своему приятелю, работавшему там на кафедре СВЧ. Сергей, так его звали, сказал, что им будет нужен человек, имеющий опыт обслуживания радарной установки. - Будешь у нас учиться и работать на кафедре, а в летний период мы все находимся на полигоне, где эти радары располагаются. - Я был рад такой возможности. Именно такой вариант мне подходил больше всего. Материальное положение мне не позволяло учиться, не работая. Но ещё ведь надо поступить. Мы договорились, что он пригласит к себе домой для разговора своего заведующего кафедрой на завтрашний вечер. Был приглашён и я. Сергей проживал в доме на улице Островидова, в ведомственной квартире института. Когда я пришёл, то понял, что бутылочка коньяка, которую принёс с собой, будет кстати. Сергей и жена только что вернулись с работы, и жена, с виду славная женщина, уже хлопотала тут же у плиты в углу комнаты. Комната была освещена неярким светом электрической лампочки под небольшим плафоном. Так что темное время суток, которое наступило чуть позднее, не повлияло на слабую освещенность квартиры, имеющей только одно окно и то в коридор. Когда все приготовления были окончены, стол, уставленный простыми, но добротными продуктами, выглядел по-королевски. Запахи, исходящие от аппетитно выглядевшей жареной картошки, котлет, скворчащих в сковородке на плите, приправленных чесноком и покрытых золотистым жареным луком. Рядом, на столе, по всей видимости, домашнего приготовления, расположились соленые помидоры и малосольные огурцы, пересыпанные маринадным укропом, нарезанные свежие помидорчики и огурчики, и уложенный ровными ломтиками белый сыр, настоящий грузинский, хотя и одесского изготовления. Из напитков был армянский 4-х звёздный коньяк и бутылочка молдавского вина. На буфетной стойке стоял запотевший от холода графин с хлебным квасом. Раздался ожидаемый звонок, и в комнату входит мужчина средних лет, коренастый, от всего его облика исходила энергетика. - Добрый день, извините, немного задержался, заставил вас голодных ждать, - и, незаметным жестом, поставил на стол ещё одну бутылку, но уже молдавского коньяка. - Меня зовут Виктор Николаевич, - сказал он, обратившись ко мне и протягивая мне руку. - Эмиль, - говорю я, пожимая её. За столом, во время трапезы, все старались себя вести непринуждённо и только у меня, видимо, это плохо получалось. И чтобы меня вывести из этого состояния Сергей, хозяин дома, обратился к своему гостю: - Виктор Николаевич, Эмиль имеет опыт в обслуживании радаров, работая на судах, и хочет поступать к нам на факультет радиоэлектроники. Как вы думаете - это реально? - чувствовалось, что Сергею не часто приходилось кому-либо протежировать, и сейчас это он делает, с трудом превозмогая неудобство. - А почему бы не попробовать сдать экзамены. Бесполезно было бы, если б он был еврей. Здесь я ничем бы уж точно не смог помочь. Ты же это знаешь, Сергей? - То-то и оно, что я как раз и есть еврей. Но вы не беспокойтесь, я уже с подобным сталкивался в Вышке. Ничего, жив. - Всё как-то резко поменялось. Присутствующие почувствовали себя так, как будто на глазах у всех произошло что-то неприличное, что не даёт спокойно смотреть друг другу в глаза. А я, пытаясь разрядить обстановку, возможно, её только усугублял.- Я же понимаю, что вы-то тут ни при чём. Нарушать инструкции никто не может, да я бы и не хотел, чтобы кто-нибудь из-за меня мог пострадать. - Ты знаешь, Эмиль, что у нас в Институт не приняли даже детей нашего профессорского состава. Но мы схитрили, дали некоторым поступить на факультет телефонно-телеграфной связи, а после первого курса перевели на радиоэлектронику. Может быть, постараемся так и с тобой? - Я не возражал. На следующий день я и вместе со мной один молодой человек, тбилисский парень, который бывал на нашей "бирже" возле "Лондонской", с утра явились в Приёмную комиссию. Заполнили анкеты, начали писать автобиографию. Мой земляк поменял два листа из-за допущенной ошибки и попросил третий. - Вы что не русские, писать, что-ли не умеете, с ехидным выражением лица, - прошипела одна студентка, "мобилизованная" в приёмную комиссию. - Представьте, - говорю, - вы правы, не русские мы. Он, к примеру, армянин, а я, я - еврей. - Смотри, как откровенно, - продолжила она. И здесь я не выдержал и вспомнил все случаи, которые последнее время меня преследовали и не давали покоя. - Знаешь что, девушка, ты забыла, где находишься. А, я тебе напомню, что находишься ты в институте, храме наук, а таких как ты нельзя допускать даже в посудомойки. У нас, например, на флоте, таких не держат. Она быстренько ретировалась, а к нам подошла уже другая, тоже член приёмной комиссии из числа студентов. Она дала моему приятелю новый лист бумаги и, тихонько, переходя на шёпот, сказала, что напрасно мы с той связались, что у неё большие связи в институте, и она может принести нам большие неприятности. Мы поблагодарили девушку за заботу, - А что касается меня, - говорю, - то мне не привыкать. Математику я решил без ошибок, преподаватель сообщил моим покровителям, что он что-то не понял, зачем мне нужна была протекция, и добавил, что побоялся поставить "пятёрку", т. к. засомневался, а не списал ли я работу. На устном экзамене, оказалось, что я-таки действительно не списал. Теперь предстояла сдача физики. На физике, когда я взял билет, то подумал, что мне сегодня повезло. Билет оказался не сложным, и я готов был отвечать сразу, без подготовки. Преподаватель, прослушав меня без особого внимания, спросил какая у меня специальность. Я ему сообщил, что я судоводитель и работаю помощником капитана. - Тогда вы мне расскажите, что такое метацентрическая высота [53]. - Ничего более простого и более знакомого я себе и пожелать не мог. Я ему быстро и, как мне казалось, доходчиво дал определение, при этом рассказал, какую роль играет это понятие в вопросе остойчивости судна. Показав на схеме, как перемещается с наклонением судна центр тяжести подводной части, называемый центром величины, я отметил, что при этом считается допущением, что центр тяжести судна остаётся неизменным. Не дав мне договорить о поправке, вводимой на действие свободно перемещающейся жидкости, так называемого момента инерции свободной поверхности, он меня перебивает и заявляет, что центр тяжести остаётся неизменным только у идеально твёрдых тел?!% - Нет, и этого вы тоже не знаете, я хотел вас вытянуть на тройку, дал дополнительный вопрос, а вы и на него не ответили. Два балла. Только после этих слов я понял, что он не хотел ни слышать, ни понимать моих ответов. Они ему были не нужны. Оценку он выставил еще до получения мной экзаменационного билета.... Я ему высказал, все, что я о нём думаю, здесь же в присутствии обетуриентов, но ему было это всё равно. Такие люди не стыдятся ничего. Они выполняют задание. Я не стал обращаться к Сергею и зав. кафедрой. Они всё равно ничего изменить бы не смогли.... Работая помощником и капитаном, судоводитель просто не может не знать вопросов остойчивости судна. Расчёты делаются в каждом рейсе и на различные состояния загрузки. Уже не говорю, что лично я, впоследствии, выполнял специальные работы по повышению Грузовой Марки и увеличению грузоподъёмности судов, на основе которых эти суда получали новые грузовые документы, утверждённые Регистром СССР и другими Классификационными обществами. Но всё это было потом, а пока, без сожаления, я продолжал жить и работать по своей специальности на своих родных судах. В этот день, после экзамена, мы отпраздновали в "Лондонской" день рождения моего друга Виктора Ерёмина, который меня ожидал за дверью экзаменационной аудитории. На следующий день, на Дерибасовской, встречаю Геру Простакова, товарища по училищу, окончившего после меня и работающего четвёртым штурманом на танкере "Люботин", новеньком танкере японской постройки. - Эмиль, привет, какое счастье, что я тебя нашёл, ты знаешь, я вышел в центр, специально, чтоб найти тебя. В кадрах, мне сказали, что ты здесь и тебя можно найти в центре. И я тебя нашёл. Если ты согласен, то подмени меня. Мне очень это нужно, и я должен сойти. Тут я не смог сдержать радостных эмоций. Так мне захотелось на судно, в море, подальше от этого грязного общества. Но это была не единственная причина для радости. Главное, это то, что меня уже и раньше приглашал на большое новое судно один капитан по рекомендации моего сокурсника Вовы Николаева, работавшего там вторым помощником. Это был танкер "Морис Торез", тоже судно седьмой группы, т.е. одно из самых крупнотоннажных судов в Союзе. Капитан запросил кадры, это был ещё отдел кадров Черноморского пароходства. Послали меня в Службу Мореплавания для проверки знаний на 3-го помощника, а там главный штурман Черноморского пароходства "дядько" Фоменко мне и говорит: - Ни, мы только после Высшей мореходки туды направляем.- И сколько я не пытался объяснить, что я учусь в Вышке и что уже долго работаю помощником, убедить тогда его не удалось. А сейчас, вдруг, очень потребовалось, так меня на улице поймали. Уже не говорю, что большинство штурманов, которых я потом узнал, работавших на этих судах, были выпускники средних мореходок. |
Похожие:
 | В редакции Законов кр от 7 июля 1999 года n 65, 28 марта 2004 года n 50, 28 марта 2004 года n 51, 9 августа 2007 года n 139, 26 января... | | В понедельник, 3 апреля налоговые органы Брянской области будут принимать посетителей с 9: 00 до 18: 00; во вторник, 4 апреля с 9:... |
| С изменениями от 24 декабря 1993 г., 2 марта 1998 г., 20 декабря 1999 г., 2 декабря 2000 г., 10 января, 27 февраля, 30 июня 2003... | | Российской Федерации от 5 ноября 2004 года n 297 "О порядке выбора уполномоченным органом в делах о банкротстве и в процедурах банкротства... |
| Российской Федерации от 5 ноября 2004 года n 297 "О порядке выбора уполномоченным органом в делах о банкротстве и в процедурах банкротства... |  | Июля 1996 г., 7 августа 2000 г., 13 июля 2001 г., 28 декабря 2004 г., 23 июля 2005 г., 29 декабря 2006 г., 26 июня, 1 ноября 2007... |
| Основные принципы перемещения товаров (ст ст. 12 17) и транспортных средств через | | Федеральный закон от 30 декабря 2004 г. №214-фз «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости... |
| Сегодня «РГ» публикует постановление правительства «О программе государственных гарантий бесплатного оказания гражданам медицинской... | | Настоящее положение разработано в соответствии с Конституцией Российской Федерации, Законом РФ от 10 июля 1992 года №3266-1 «Об образовании»,Законом... |