Филолого-коммуникативные исследования Ежегодник – 2014
Скачать 3.72 Mb.
|
| «Да, когда змея заползет в нашу среду, то ее нужно задушить, и чем скорее, тем лучше». Это показание как живого рисует этого сдержанного человека! Он все оценяет умом, сердце и совесть стоят у него назади, в большом отдалении. Поэтому, когда Олесь сказал об отравлении, он не возмутился, не заспорил, а замолчал. Он походил, подумал, взвесил все и оценил про себя и, спокойно рассуждая, нашел, что – да! желательно, полезно и, следовательно, надо отравить... Дело было решено». Именно молчание является самым характерным выражением личности Никитина, однако и словам, последовавшим за молчанием, в выразительности отказать нельзя. Кони А. Ф. мастерски воспроизводит слова, произнесенные подсудимым в минуту опасности или сильного душевного потрясения, когда человек не способен лгать и выражает свои истинные чувства, что дает оратору возможность точно передать мысли подсудимого, понять его состояние, вызвать к нему определенное отношение со стороны присяжных. Например, в речи по делу Чихачева, доказывая, что убийство Чихачева было не неожиданным финалом простой драки, а совершено подсудимым вследствие глубокой ненависти к убитому, обвинитель обращает внимание судей на поведение и слова подсудимого после убийства: «Но что делает подсудимый? Запертый в комнате, он закуривает папироску, чувствует аппетит, просит чаю, спрашивает, умер ли Чихачев, и, отвечая на вопрос своей жены, что он, а не она его убила, берет на себя заслугу этого дела, а когда ему говорят, что Чихачев умер, провожает его спокойными словами: «Ну, и бог с ним!» Когда человек убивает в драке, он бывает поражен, озадачен, сам убит случившимся, а когда человек убивает другого вследствие глубокой к нему ненависти и когда пролитая кровь завершает эту ненависть, он бывает спокоен, он притихает, чувствует некоторое удовлетворение, как это обыкновенно бывает после всякого страстного душевного движения. Такое удовлетворение своей ненависти и гнева почувствовал и подсудимый. Его папироска, его аппетит, его «Не ты, а я его убил» и его «Ну, и бог с ним» указывают на это». Знаменитого юриста можно считать мастером диалога. Он нередко воспроизводит в речи диалоги с обработанными и восстановленными им самим репликами, часто сопровождая реплики своими комментариями. Такие диалоги в его обвинительных речах, как в драматическом произведении, являются по основной своей функции не сообщениями, а действиями и, подобно диалогам героев драматического произведения, выступающим как основное средство развития действия, позволяют оратору в краткой форме, без лишних слов пересказать то или иное событие: «Сначала она [Беляева] не помнила, куда положила, но потом, на сороковой день, вспомнила, что бумага у нее в столе, и ее оттуда вынула. «Какая же это была бумага?» – спрашиваем мы. – «Духовное завещание?» – «Почему?» – «Да потому, что я его читала». – «В чем оно состояло?» – «Когда я раскрыла, я пробежала начало и конец». – «Что же там написано?» – «Отказано все в мою пользу». В завещании же, которое вам предъявлялось, господа присяжные, вы, вероятно, заметили, что отказ находится посредине, а не в начале и не в конце. «Что же вы смотрели?» – спрашиваем далее. – «Да подписи смотрела». – «Вследствие чего подписи?» – «Любопытно было посмотреть». – «Ну, а в завещании не было ли еще каких-нибудь выдач?» – «Я не помню, я только взглянула на него и из общего смысла поняла, что все оставлено мне». – «Что же затем: говорил ли вам покойный о завещании, не говорили ли вы сами кому-нибудь?» – «Нет». – «Когда вы вспомнили о завещании?» – «На сороковой день» (из речи по делу Беляева). Слушатель знакомится не с чьими-то сообщениями о жизненных фактах, а как бы вплотную с самими фактами. Кроме того, передача какого-либо события в описательных выражениях значительно сложнее, требует большего количества слов и времени, чем прямые слова участников события. Характерным для обвинительных речей А. Ф. Кони является речевой прием sermocinatio: вместо того, чтобы передавать чужое чувство, слова или мысль в описательных выражениях, оратор пересказывает их так, будто они были выражены непосредственно тем лицом, о котором идет речь. Этот «способ выражения и точнее, и понятнее, и, главное, убедительнее для слушателей» [Сергеич, 2000, с. 62]. При этом указывается, что приписываемые тому или иному лицу слова на самом деле им не были произнесены. Это слова, «не подслушанные» оратором, «а, так сказать, подсмотренные в деле между строками» [Сергеич, 2000, с. 63]. Слушатель вместе с говорящим представляет, что и как могло бы быть сказано в той или иной ситуации. Судебный оратор выступает как драматург, создающий диалог. Кроме голоса самого выступающего, в его речи начинают звучать другие голоса. Аудитория воспринимает предполагаемые слова подсудимого или потерпевшего как действительно сказанные ими, и таким образом речевой прием sermocinatio играет немалую роль в деле убеждения присяжных, воздействия на их чувства, формирования их мнения о виновности или невиновности подсудимого, о надежности показаний свидетелей. В речи по делу Емельянова А. Ф. Кони, объясняя поведение подсудимого, взявшего на место преступления свою любовницу, трактовал этот поступок как желание закрепить ее за собой навсегда. Для иллюстрации высказанного предположения оратор использует sermocinatio: «Тогда всегда будет возможность сказать: «Смотри, Аграфена! Я скажу все, мне будет скверно, да и тебе, чай, не сладко придется. Вместе погибать пойдем, ведь из-за тебя же Лукерьи душу загубил...». Тот же речевой прием служит иллюстрацией другого предположения, высказанного обвинителем: «Затем могли быть и практические соображения: зайдя за ней, он мог потом, в случае обнаружения каких-нибудь следов убийства, сказать: я сидел в участке, а в участок шел с Грушей, что же – разве при ней я совершил убийство? Спросите ее! Она будет молчать, конечно, и тем дело кончится». В обоих случаях речевой прием sermocinatio дополняет характеристику подсудимого и делает наглядным утверждение обвинителя о том, что убийство совершил Егор Емельянов. Аудитории начинает казаться, что она слышит слова самого подсудимого, и мысль о том, что преступление совершено именно им, становится не абстрактным предположением, а наглядным фактом. Такие, хотя и вымышленные, но вполне возможные, правдоподобные, обусловленные ситуацией слова разъясняют положение вещей, помогают раскрыть мотивы участников преступления, наглядно поясняют мысль оратора. Оптимальный способ передачи скрытых размышлений, переживаний другого человека сквозь призму восприятия судебного обвинителя – несобственно-прямая речь. Она не является непосредственной передачей чьих-то слов, а принадлежит говорящему, поэтому все местоимения и формы лица глагола оформлены в ней с точки зрения оратора. Вновь А. Ф. Кони выступает как драматург, создающий диалог. Кроме голоса самого оратора, в его речи начинает звучать голос подсудимого или потерпевшего, который как бы размышляет вслух перед слушателями. Подобно тому, как слово персонажа пьесы обычно идет «по живым следам» случившегося, является откликом человека на непосредственно окружающее, на ситуацию момента: на чей-то поступок, на кем-то сказанное слово, на чье-то движение, на какой-то звук и т.п., то есть является непосредственной реакцией на происходящее, так несобственно-прямая речь раскрывает душевные движения, мысли, эмоции, которые испытывал человек в определенный момент, в определенном состоянии, и намерения этого человека: «Он не ест ничего и ничего не пьет, не может пройтись по комнате, жалуется на головную боль, не спит. Да и до сна ли?! Хозяйство стало, денег нет, едва ли «вычухается», смерть близка, а тут все, накопленное долгим трудом, придет в разорение, придется нанимать работника, платить ему 6 руб. в месяц, жена остается одна, без поддержки, – вдову-то легко всякому обидеть, да еще с детьми, да еще беременную, где тут спать! Вот что должно было приходить неминуемо и вполне естественно в голову больному и усиливать его огорчение» (из речи по делу о нанесении Северину побоев). Передавая не высказанное, а передуманное, перечувствованное потерпевшим Севериным, оратор не полностью перекладывает мысли и чувства потерпевшего на его словесную ткань (вот что должно было приходить в голову больного), а оставляет возможность понять собственную позицию обвинителя в рассматриваемом деле и сделать соответствующие выводы. Главная задача юриста при воспроизведении человеческих дум, переживаний – отыскать мотив, руководивший обвиняемым при совершении преступления. Для того чтобы приблизить слушателей к адекватному восприятию душевного и психологического состояния подсудимого, А. Ф. Кони прибегает к диалогизации его внутреннего монолога. Совершению преступления обычно предшествует стрессовая ситуация, которая требует немедленного разрешения. Стремясь найти выход из затруднения, человек испытывает потребность в собеседнике. В результате происходит внутренняя беседа, спор с самим собой, мелькают противоречивые мысли: «Вглядитесь в обстановку Егора и отношения его к жене. Надо от нее избавиться. Как, что для этого сделать? Убить... Но как убить? Зарезать ее – будет кровь, нож, явные следы, – ведь они видятся только в бане, куда она приходит ночевать. Отравить? Но как достать яду, как скрыть следы преступления, и т. д. Самое лучшее и, пожалуй, единственное средство – утопить. Но когда? А когда она пойдет провожать его в участок, – это время самое удобное, потому, что при обнаружении убийства он окажется под арестом и даже как нежный супруг и несчастный вдовец пойдет потом хоронить утопившуюся или утонувшую жену» (из речи по делу Емельянова). Высокая степень волнения, противоречивость и беспорядочность мыслей, перескакивающих с предмета на предмет, невозможность сосредоточиться на чем-то одном выражаются в судебной речи «синтаксической напряженностью» [Ринберг, 1978, с. 131] внутреннего диалога. Она создается прежде всего при помощи синтаксической структуры преобладающих предложений: неполных, односоставных, простых двусоставных. Немалую роль в создании синтаксической напряженности играет обилие интонированных предложений, которые располагаются обычно в следующем порядке: за вопросительным предложением в качестве ответа на вопрос следует восклицательное с отрицанием или с противительным союзом «но» в инициальной позиции. Содержащееся в вопросе предположение обычно немедленно отвергается в ответе. Незаконченность мысли, вызванная неожиданным переходом к другим мыслям, выражается обилием недосказанностей. В подобных диалогах, граничащих с драматизацией текста, прослеживается напряженная внутренняя борьба, объясняется, каким образом в голове будущего преступника возникла преступная мысль, эти диалоги приближают слушателей к зримому восприятию состояния обвиняемого. Важнейшим приемом драматизации речи для судебного оратора А. Ф. Кони, несомненно, является цитирование. Вместе с тем нами выявлены и другие характерные для известного юриста приемы внесения в речь элементов драматизма. Так, А.Ф. Кони свойственно создание в речи картин. Картина (термин О.В. Петрова, который относит «картину» к фигурам речи [Петров, 2001, с. 110, 124–138]) – это прием, с помощью которого все сказанное представляется как бы происходящим на глазах у слушателей. Картины создаются судебным оратором на основе фактических данных, связанных с местом и временем, когда происходило то или иное событие, имеющее отношение к разбираемому делу. При этом знаменитый юрист не стремится к точному, подробному описанию события, давая простор слушательскому воображению, которое восстановит всю картину по двум–трем чертам. Например, вот как создается А. Ф. Кони картина происшедшего в Ашеве объяснения подсудимых с Чихачевым в речи по делу Чихачева: «Я не стану повторять историю, которая разыгралась в Ашеве. Ее фактическая обстановка не подлежит сомнению. Здесь достаточно описаны и этот грязный кабак, и комната, перегороженная тесовою перегородкою пополам, и запертая дверь в перегородке, и предшествующие посещению Чихачева дружелюбные объяснения с ним обвиняемого, и, наконец, выход Чихачева из этой конуры – бледного, испуганного, растерянного, почти больного». Картина произошедшего объяснения создается лишь одной деталью: «выход Чихачева из этой конуры – бледного, испуганного, растерянного, почти больного», однако рисуется перед глазами быстро, живо, отчетливо. Воображение слушателей, не стесненное подробностью описания, легко и свободно дорисовывает ее. В обвинительных речах А. Ф. Кони картина может быть дополнением к характеристике того или иного участника судебной драмы. Например, в речи по делу об акушере Колосове характеристика подсудимого Колосова дополняется картиной, подтверждающей скупость этого человека: «… явное указание на его [Колосова] щедрость содержится в том, что он записывает в дневник «на память» о всяком несъеденном любимою девушкою куске, прибавляя: «а деньги заплачены», и подбирает сослуживший и разорванный купон, сравнивая разорвавшую его – с содержанкою». Картина используется А. Ф. Кони также для изложения версии совершения преступления. Например, при описании убийства Емельяновым своей жены оратор создает мрачную, неприглядную картину преступления: «Завязывается борьба на откосе, подсудимый пихает жену, они скатываются в минуту по жидкой грязи, затем он схватывает ее за плечи и, нагнув ее голову, сует в воду» (из речи по делу Емельянова). Нередко картина является иллюстрацией поведения действующих лиц судебной драмы: «Он [Солодовников], очевидно, ищет, чем бы наполнить пустоту и унылость своей жизни: пристращается к лошадям, ездит на бега – и через год распродает всю свою конюшню; заводит дорогих и редких голубей, строит им голубятню, восторгается их шумящим полетом – и сразу прекращает эту забаву, этот наследственный отголосок привычек молодых купеческих парней...» (из речи по делу Солодовникова). «Картинность» создается разнообразными грамматическими средствами, выражающими статичность, «бытийность». Обращает на себя внимание, прежде всего, употребление оратором однородных сказуемых, выраженных глаголами настоящего времени (в значении прошедшего). Приведем пример созданной А.Ф. Кони картины из речи по делу Рыжова: «Войдя к Рыжову, увидя этого человека, так много испортившего ему желчи, Шляхтин – нервный, впечатлительный, всегда раздражительный, отдался весь порыву того гнева, который в нем долго накоплялся и, вероятно, кипел всю ночь после рассказа Дмитриевой. <…> Он забыл, зачем пришел; он видит только ненавистного в эту минуту человека, который смеет гордиться своею правотою, смеет не уважать его, Шляхтина, смеет резко говорить о нем... Он хватает его за бороду, плюет в лицо и грозит пистолетом. Затем жена выталкивает его из кабинета; но и здесь, оставшись один, он чувствует, что не все высказал, не излил всего своего гнева, и начинает браниться – браниться резко, непристойно, дико, вероятно, самыми грубыми площадными словами <…>. Тогда, в свою очередь, Рыжов, человек, который должен был быть ошеломлен всем происшедшим, начинает, несмотря на мольбы жены, отдаваться гневу и, взяв в руки палку, выбегает, чтобы выгнать Шляхтина. Но известно всякому, кто имеет несчастье быть вспыльчивым, кто когда-либо «выходил из себя», что люди подобного рода еще более раздражаются от своих собственных слов; чем более они кричат, тем более усиливается раздражение, чем более они бранятся, тем более они чувствуют необходимость продолжать брань до тех пор, пока не выскажут всего, что давит их сердце, что мутит их зрение. То же должно было быть и здесь…». Глаголы настоящего времени, не соответствующие моменту речи, не только оживляют речь, но и воссоздают все эпизоды преступления. Перед нами очень эмоциональная картина. В приведенном фрагменте оратор передает нарастание гнева, злобы, ненависти в подсудимом Шляхтине, которые и привели его к роковому выстрелу, передает накал страстей, и главным образным средством здесь является градация. В этой речи большая часть картины совершения преступления представляет собой описание чувств, которые испытывал Шляхтин в момент совершения преступления. При этом обвинитель подчеркивает, что представляет свою версию совершения преступления, свою версию состояния, в котором находился в этот момент подсудимый. Именно поэтому А. Ф. Кони, описывая чувства Шляхтина, не раз употребляет вводное слово вероятно, ссылается на общеизвестное положение вещей: «известно всякому, кто имеет несчастье быть вспыльчивым, <…> что люди подобного рода еще более раздражаются от своих собственных слов», высказывает предположение: «то же должно было быть и здесь» и др. Оратор не стремится к точности описания, здесь для него главное – воздействие на чувства слушателей, на их воображение. Иногда в обвинительных речах А. Ф. Кони описание последовательных событий трансформируется, «застывает», подается как цельная картина, точнее, как ряд сменяющихся картин: «… он [Лысенков] ездит к Седковой, пишет ей письма, ведет дружбу с Бороздиным, оказывается на вокзале Царскосельской железной дороги, когда нужно уломать Киткина, хранит у себя завещание и предварительный проект, дает письменные советы Петлину, совершает отсрочку Макаровой для получения сундучка. Он не спускается до сношений с Ариною Беляевою, но к нему обращаются все участники дела, через него сначала просят они денег у Седковой, от него получают свой пароль <…>. Он обдумывает, распоряжается, диктует; он же требует от Седковой заслуженных денег, и, соболезнуя о «корыстолюбии и склонности к доносам» Бороздина, берет для него 1 тыс. руб. и советует уплатить ему за молчание другую …» (из речи по делу Седкова). В этом фрагменте события, реально развивающиеся во временной последовательности, даются оратором как бы одновременно. Это достигается использованием одинаковых синтаксических конструкций. Перед нами три простых предложения, осложненных однородными сказуемыми – глаголами в форме настоящего времени. Особенностью этих предложений является то, что главным членом в них оказывается не существительное, это было бы обычно, а личное местоимение. Одновременность происходящих действий, «статичность» создается использованием глаголов в одной временной форме. Вместе с тем, обилие этих глаголов передает динамику картины. Этим внутренним противоречием – одновременной динамичностью и статичностью общей картины – создается эмоциональное напряжение. Для А. Ф. Кони характерны также предельно сжатые описания места происшествия или какого-либо события, напоминающие «обстановочные» ремарки в тексте пьесы. Так, в приведенном выше фрагменте из речи по делу Чихачева обстановка, в которой происходило объяснение подсудимых с Чихачевым в Ашеве, передается при помощи нескольких существительных – однородных дополнений (кабак, комната, дверь). Это описание места происшествия явно выполнено по законам драматического произведения, напоминает «обстановочные» авторские ремарки в пьесе как проявление предельно ограниченной в драме авторской речи. Подобные описания, как правило, не экспрессивны, не содержат прямых оценок автора, в них мало образных средств. Они дают оратору возможность быть лаконичным и при этом представить подробную картину места происшествия, не утомляя слушателей. Наиболее характерно для А. Ф. Кони использование описаний, похожих на «обстановочные» авторские ремарки в пьесе, в тех случаях, когда по обстоятельствам рассматриваемого в суде дела нет необходимости в подробном, детальном показе места какого-либо события. Таковым является, например, описание условий жизни 58 чухон в речи по делу Горшкова: «Посмотрите, среди кого распространяется скопчество, на кого оно старается действовать. Опять я сошлюсь на этих 58 чухон, дело о которых разбиралось в Петербургском окружном суде два года назад. Вы знаете ту унылую, суровую и скудную природу, среди которой живут эти люди: кочковатые болота, кривые березы, мхи, жалкий климат – все это при экономической придавленности и неразвитости, при вопиющей нередко бедности ложится на них тяжелым бременем, делает их жизнь горькою». Обстановка обрисована оратором предельно лаконично, при этом описание получилось очень ярким и наглядным. Важнейшими компонентами, с помощью которых создается драматическая ситуация, являются: конфликт, ожидание, развязка. Под конфликтом в художественном произведении имеется в виду противоположная направленность интересов, целей и стремлений главных действующих лиц, которая проявляется в их поведении, переживаниях и конкретных поступках, в их диалогах и монологах. С помощью конфликта автор выражает свои важнейшие идеи. Затем следует ожидание, во время которого действие и противодействие временно уравновешивают друг друга. Развязка наступает в конце произведения. Судебный оратор не всегда может изложить все элементы драмы в художественных образах. Поэтому драматизм в судебной речи принимает форму борьбы идей. В каждой обвинительной речи А. Ф. Кони обнаруживается конфликт и драма. Оратор мастерски показывает, как и почему сталкиваются интересы людей, а затем и сами люди. В его речах четко просматривается драматическое развитие сюжета: возникновение конфликта, его постепенное развитие, борьба противоположностей, обусловливающее временное равновесие сил, разрешение конфликта. Описание житейской драмы, ставшей объектом судебного разбирательства, напоминает канонически построенную пьесу с трехчленной сюжетной схемой: а) исходный порядок (равновесие); б) его нарушение; в) его восстановление. Рассмотрим на примере речи по делу Рыжова, как оратор вводит в выступление элементы драматизма. Сначала дается характеристика двух непохожих друг на друга людей: свойства личности, особенности поведения. При этом в каждом из них подчеркиваются те черты характера, которые определили их поведение в сложившейся конфликтной ситуации. Так, характеризуя потерпевшего Рыжова, А. Ф. Кони отмечает: «…этот человек, вспыльчивый по характеру, – я не стану этого отрицать, – настойчивый в своих мнениях, упорный в своих привязанностях, в то же время живо принимающий к сердцу всякие изменения в людях, которым верил, прямо и резко говорящий всем правду, вмешивающийся в чужие дела там, где находит это полезным и необходимым для других, иногда навязывающий чуть ли не насильно свое мнение…». Характеристика подсудимого Шляхтина используется для того, чтобы объяснить преступление его личными свойствами и душевными побуждениями: «Неслужащий дворянин, проживающий без дела в деревне отца, не имеющий никакого определенного общественного положения, но уже обзаведшийся семейством, человек нервный, болезненный, до крайности самолюбивый, и тем более самолюбивый, чем незначительней и неопределенней его положение в общественной жизни. Этот человек встречается с Рыжовым». То, что эти личности оказались рядом, стало началом драмы, которая и рассматривается на судебном заседании. Далее оратор сводит этих людей вместе: «И вот, такие два человека, совершенно противоположные по своему развитию и привычкам, один – ничего не делающий всю жизнь, другой – трудящийся, деятельный; один – весьма легко относящийся к обязанностям, другой же – со всей строгостью, сурово и резко, – эти люди сошлись на время, ввиду разных целей, причем одному хотелось нравственно спасти другого, вызвать его к жизни, дать ему деятельность, другому – занять известное место в обществе». Кони А.Ф. стремится придать речи наибольшую силу. Для этого употребляется фигура параллелизма, которая позволяет слушателям ясно ощутить противоположность натур потерпевшего и подсудимого, противоположность их интересов и жизненных целей. Достигается это благодаря сравниванию главных лиц судебной драмы. Параллелизм соединяется с характеристикой. Сравнивание Рыжова и Шляхтина позволяет обвинителю наметить назревающий между ними конфликт, в результате которого Рыжов будет убит, а Шляхтин станет убийцей. Фигура параллелизма и характеристика позволяют подчеркнуть и усилить драматизм разбираемого дела. Фигуры не выполняют никаких самостоятельных функций, а служат раскрытию главной идеи оратора: наилучшим образом передать конфликт и суть разбираемого дела. Далее А. Ф. Кони показывает развитие конфликта между Рыжовым и Шляхтиным и вновь сопоставляет двух главных действующих лиц драмы: «Вы имели возможность ознакомиться с личностью Шляхтина, вы могли убедиться, что это был человек в высшей степени самолюбивый, чрезвычайно щепетильный <…>. И вот такой человек встречается с честною, правдивою, строгою и резкою личностью, он слышит осуждение от человека, которого встретил не случайно, которого знал не один день, который принимал в нем участие, – и этот-то человек ему высказывает строго и серьезно свое неудовольствие, произносит жестокое слово осуждения…». Следующий компонент драматической ситуации – ожидание – представлен в речи как временное равновесие конфликтующих сторон: «…еще 28 января Шляхтин прислал Рыжову письмо, в котором говорил ему, что найдет его, что никогда не простит сестре тех оскорблений, которые она нанесла ему, пользуясь правами сестры и женщины. Письмо это было возвращено обратно с заметкой Рыжова, который, в полном сознании своей правоты, удивляется, как Шляхтин решается писать подобные вещи, поступив таким образом в доме сестры…». Оратор показывает, как постепенно развивается конфликт, возрастает напряжение: «Вернувшись домой из театра, Шляхтин получает известие о том, что в дела его постоянно и настойчиво вмешиваются; он раздражается еще более и утром идет к Рыжову. Его не принимают. Тогда он пишет письмо, последнее, которое вы слышали, где говорит, что не пощадит ни себя, ни Рыжова, если только тот позволит себе нанести ему оскорбление. Затем, после того как Рыжов прислал ответное письмо, он, не приняв этого письма, говорит, что Рыжов может объясниться с ним с глазу на глаз. Рыжов приглашает его, и он идет часом раньше, чем назначено». Все события разворачиваются как бы на глазах у слушателей. Это достигается тем, что все глаголы употреблены в форме настоящего времени. Развивающийся конфликт представлен в речи очень наглядно: оратор стремится выразить мысли, чувства и переживания действующих лиц: «Одна мысль, что этот человек вмешивается в его дела, что он имеет какое-то право класть на него клеймо нравственного осуждения, что он имеет возможность осуждать его, третировать как виноватого, постановлять о нем приговор – это одно должно было увлечь все существо Шляхтина – и тогда-то у него должно было явиться желание отмстить этому человеку, уничтожить его, устранить этого непрошеного судью, который с палкою в руках кричит: «Вон, негодяй, из моего дома!» – и который даже не верит, не хочет верить, что в него может посметь стрелять «подлец»!». Далее наступает развязка: «… внутренняя борьба в Шляхтине была непродолжительна; он сам сегодня утром рассказывал нам, что сказал Рыжову «буду стрелять», но остановился, потому что выстрелить «было бы ужасно»; но тем не менее это не остановило его и гнев поборол голос совести и рассудка. Но удар был отклонен женою Рыжова. Тогда, весь отдавшись своему слепому гневу, сказав опять: «Буду стрелять» – Шляхтин выстрелил еще раз и убил Рыжова». Итак, в речи представлен конфликт, взятый из жизни, он получил развитие в речи обвинителя: есть ожидание и развязка. Конфликт и драма не надуманы, они являются сутью разбираемого дела. Использованные в речи элементы драматизма позволили оратору естественно соединять отрывки текста в одно целое. Речь представляет собой единое целое, рассказ о драматическом событии, ставшем предметом разбирательства в судебном заседании. Подведем итоги. В каждом судебном деле есть конфликт и драма, поэтому в судебной речи естественны приемы драматизации, а также элементы драматизма. Разнообразные приемы драматизации речи, приемы внесения в речь элементов драматизма позволяют оратору достоверно и в лаконичной форме передать все событие преступления, осуществить психологический анализ личности подсудимого, раскрыть мотивы преступления, а также способствуют привлечению внимания слушателей к речи, активизации их мышления, созданию эффекта совместного рассуждения. В речи А.Ф. Кони естественны такие приемы драматизации речи, как цитирование (использование прямой, несобственно-прямой речи, речевой прием sermocinatio), а также элементы драматизма – картины; ремарки, напоминающие «обстановочные» ремарки в тексте пьесы; создание драматической ситуации в речи (раскрытие конфликта и драмы) и пр. Как мастер речевого портрета А.Ф. Кони создает точные характеристики действующих лиц судебной драмы, используя прямую речь, воспроизводя именно те слова, выражения, фразы, в которых ярко проявляются особенности характеризуемой личности, значимые для судебного разбирательства по данному делу. Как драматург, создающий диалог, для выражения нравственной оценки поступков того или другого человека, с целью разъяснить положение вещей, раскрыть мотивы участников преступления, наглядно пояснить свою мысль, оратор применяет речевой прием sermocinatio. Драматизируя речь, оратор описывает житейские коллизии, ставшие объектом судебного разбирательства, представляя все как бы происходящим на глазах у слушателей, передает напряженное развитие сюжета: возникновение конфликта, его постепенное развитие, борьбу противоположностей, обусловливающую временное равновесие сил, разрешение конфликта, мастерски показывает, как и почему сталкиваются интересы людей и сами люди. С помощью конфликта оратор выражает свои важнейшие идеи, придает речи наибольшую эмоциональную, убеждающую силу. Речь воспринимается как единое целое. Роль драматурга, исполняемая А. Ф. Кони в обвинительных речах, помогает оратору создать целостное действенное выступление, более точно в смысловом и эмоциональном плане раскрыть главную мысль, усилить ее, сделать речь более убедительной. |
Похожие:
 | Формирование у обучающихся коммуникативной компетентности: коммуникативные способности, коммуникативные умения и навыки; систему... |  | Л. А. Раточка, О. В. Петухова, А. Пешковская, Н. Б. Синдеева, О. М. Солодовникова. Коммуникативные тренинги – как форма кураторских... |
| Сущность маркетингового исследования услуг на основе маркетинговой информации | | Пособие предназначено для работы с младшими школьниками на уроках изобразительного искусства, отведённых на повторение и закрепление... |
| Прошу провести этическую экспертизу планируемого / текущего / законченного (подчеркнуть) исследования | | Субъект исследования (кого, на Ваш взгляд, необходимо опрашивать в ходе исследования) |
| Предмет исследования: опрос как наиболее распространенный метод маркетинговых исследований | | Теоретической моделью эмпирического исследования является следующая схема взаимосвязей внутренних факторов и измеряемых переменных... |
| Мониторинг предметных и метапредметных результатов (регулятивные, познавательные, коммуникативные ууд) | | Название исследования: «Ранняя диагностика и лечение сердечно-сосудистых осложнений ХХХХХХХХХХХХХХХ заболеваний» |