Филолого-коммуникативные исследования Ежегодник – 2014
Скачать 3.72 Mb.
|
Литература Быстров В. В. Шукшин и Ф. Достоевский (к проблеме гуманизма).// Русская литература. 1984. №°4. Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1876 год. Берлин, 1922. Достоевский Ф.М. Письма. M.–Л., 1928. Т. 1. Путь Василия Шукшина.// Аннинский Л. Тридцатые–семидесятые. M., 1977. Шукшин В.М. Нравственность есть правда // Собрание сочинений в 8-ми тт. Барнаул. 2009. Т. 8. Шукшин В.М. Как я понимаю рассказ // Собрание сочинений в 8-ми тт. Барнаул. 2009. Т. 8. Шукшин В.М. Калина Красная // Собрание сочинений в 8-ми тт. Барнаул. 2009. Т. 6. Шукшин В.М. Сураз // Собрание сочинений в 8-ми тт. Барнаул. 2009. Т. 5. Примечания Т.Н. Василенко. Резюме статьи К. Алавердьян «Мораль – это правда (Шукшин и Достоевский)». Михаил Бахтин утверждает, что каждой эпохе присущи свои ценности, что определяет и идеологию творчества. Это касается также совокупности тем, обсуждаемых в литературе рассматриваемой эпохи. В свою очередь доминирующая тематика диктует выбор жанров. Так, первые послевоенные годы были отмечены в литературе тенденцией изображать меняющиеся судьбы народов, помещать персонажи в водовороты критических моментов истории. История человека приравнивалась к истории широких слоев общества. ... Ситуация кардинально меняется начиная с 60-х гг., которые побуждают писателей, как в СССР, так и во всем мире, обратиться к совершенно иной проблеме: проблеме значимости самого персонажа. Рассказчик предполагает более активную роль своих читателей, придает больше значения их способности выносить самостоятельные суждения, проявляет себя менее «декларативным». Мы настаиваем на этом новом доверии к читателям, так как оно представляется нам одной из причин трудности восприятия персонажей В. М. Шукшина. ... Признаки рассказчика кажутся с первого взгляда более очевидными и более многочисленными, чем признаки читателя (в рассказе чаще употребляется «я», чем «ты»); на самом деле, вторые просто более скрыты, по мнению Ролана Барта. К этому определению французского лингвиста, который придает одинаковую важность этим двум составляющим «значимой функции обмена», мы хотим добавить их взаимозависимость. ... Шукшин восстает против совокупности мифов о предназначении писателя и ставит себя наравне со своими читателями. ... Если бы в двух словах нужно было передать смысл творчества Шукшина, это был бы «поиск правды». ... Это (выбор) исключает всякие уступки как эстетической и этической системе автора, так и вкусам публики. ... Так же, как Валентин Распутин, Шукшин предпочитает, чтобы его персонажи говорили свою собственную правду, не заставляя их следовать схеме, намеченной волей автора-демиурга. ... Отношение Шукшина-писателя к объективной реальности и ее проявлениям, ставшим предметом его художественного восприятия и собственной авторской оценки, имеет некое сходство с позицией Ф. М. Достоевского. ... Самое важное здесь, несомненно, – присущий им обоим гуманизм, который проявляется в выборе персонажей; ситуаций, в которых эти персонажи представлены; конфликтов, с которыми они сталкиваются, решения этих конфликтов. В общем, позиции обоих авторов отличает ... сильное желание понять во что бы то ни стало каждого человека, что, возможно, подталкивает Достоевского и Шукшина к всепрощению их заблудших персонажей. ... Мысли Шукшина о верности автора объективной реальности, а также о полной свободе своего взгляда и собственной интерпретации рассматриваемых событий, перекликаются с размышлениями Достоевского о способности искусства постигать истину. ... ... Позиция Достоевского незримо присутствует во всем творчестве Шукшина: воздерживаясь от суждения, проповеди или предложения примеров для подражания, он склоняется к тому, чтобы представлять своих героев максимально объективно, по-прежнему взывая к читателю и принуждая его покинуть тропу стандартных идей, чтобы почувствовать личную сопричастность событиям. ... Шукшин следует этому гуманистическому стремлению Достоевского, оно органически вписывается в поэтику и структуру шукшинского творчества, в высшей степени оригинального, в котором мы наблюдаем то, что можно определить как терпимость. У обоих писателей она основывается на двух основных принципах. Первый базируется на постоянном отказе от всякого поспешного упрощения и постоянном стремлении зайти как можно дальше в анализе души, не ограничиваясь внешними проявлениями, какими бы негативными они ни были. В манере письма это проявляется в желании автора приблизиться, насколько это возможно, к правде своих персонажей, даже самых неприятных. Второй принцип терпимости основан на понимании ее как уважения к свободе другого человека. ... Судебная система, гуманное правосудие, преступления и самоубийства занимают важное место в творчестве Ф. М. Достоевского, например, в первом томе Дневника писателя. Достоевский очень осторожно касается этих сложных тем и исследует каждый случай с наиболее гуманной точки зрения, не допуская, однако, сделок с совестью и чувствами. Что касается милосердия по отношению к осужденному и заботы о его перевоспитании – это крайне важные вопросы, отмечает Достоевский, но они должны рассматриваться за переделами судебного дела. То же самое можно сказать и в отношении Шукшина. Его персонажа Егора Прокудина осудили за нанесенный им ущерб, вынесли приговор, и он искупил свою вину. В намерения Шукшина не входило ни осуждать, ни защищать его. ... Именно подобная позиция автора, состоящая в отказе от предварительного «разжевывания» обязанностей читателя, делает героев Достоевского и Шукшина такими оригинальными.     ТЕКСТ В МИРЕ ТЕКСТОВ : АСПЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ К ПРОБЛЕМЕ ПОНЯТИЯ «РОДСТВЕННЫЙ ТЕКСТ» В ДЕРИВАЦИОННОМ АСПЕКТЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТЕКСТОВОЙ СОВОКУПНОСТИ Т.Н. Василенко Ключевые слова: родственный текст, текстовая совокупность, деривационный подход. Keywords: akin text, text family, derivational approach. В статье предполагается обратиться к вопросам трактовки понятия «родственный текст» в деривационном аспекте исследования текстовых совокупностей, состоящих из оригинального текста или текстов, текстов переводов и текстов «по мотивам». В современной лингвистике в настоящее время повысилась значимость деривационного подхода к исследованию текста, что обусловлено унификацией объяснительной лингвистической терминологии. Унификация понятийного аппарата современной лингвистики, заключающаяся в использовании объяснительной силы понятия, выработанного и традиционно используемого при изучении какого-либо одного уровня, по отношению к явлениям другого уровня, позволяет осуществить проекцию деривационного принципа систематизации материала, традиционно используемого на различных уровнях языковой системы, на текстовый уровень [Мурзин, 1994; Чувакин, 1998; Гавенко, 2002; Волкова, 2007; Мельник, 2011; Трубникова, 2012 и др.]. Деривационные отношения предполагают существование определенного родства описываемых объектов, в нашем случае – текстов. В связи с этим возникает необходимость описания понятия «родственные тексты». Общим толкованием понятия «родственный» можно считать «основанный на отношениях родства» («созданный родством, основанный на отношениях родства. Родственные связи. Родственные обязанности» [Толковый словарь/под ред. Д.Н. Ушакова, 1996, ст. 1373], «относящийся к родственникам, к родству, основанный на отношениях родства» [Словарь современного русского литературного языка, 1961, ст.1395]). Отношения родства, в свою очередь, предполагают, во-первых, близость происхождения («близкий по общности происхождения. Два родственных народа» [Толковый словарь/под ред. Д.Н. Ушакова, 1996, ст. 1373]), во-вторых, близость по признакам и свойствам («близкий по содержанию, по свойствам, признакам. Родственные науки. Родственные между собой идеи» [Толковый словарь/под ред. Д.Н. Ушакова, 1996, ст. 1373], «близкий другому (другим) по происхождению, содержанию, каким-нибудь признакам, напр.: Родственные народы. Родственные языки. Родственные науки» [Толковый словарь русского языка / под ред. Ожегова. URL], «близкий по общности происхождения, … близкий, сходный с кем-л., чем-л. по своим свойствам и признакам» [Словарь современного литературного языка,1961, ст. 1395 1396]). Лингвистическое понимание родства заключается в том, что элементы/компоненты каких-либо лингвистических объектов, имеющих общий источник/основу, «находятся в строго определенных соответствиях», которые, в свою очередь, отражают «наличие общих черт и регулярных соответствий», а также регулярный характер преобразований данного лингвистического материала [Розенталь, Теленкова, 2001, с.426; ЛЭС, 1990, с. 418]. Указанные признаки родственности (близость происхождения, наличие сходных свойств, признаков, содержания, существование отношений производности) находят свое выражение при определении понятия родственных текстов. Родственные тексты трактуются как «эволюционно близкие» тексты, между которыми существуют «естественные связи» [Козлова, 2009,URL]. Текстовая совокупность, состоящая из родственных текстов, определяется нами в рамках осуществленного исследования [Василенко, 2008] как совокупность текстов, имеющих общую основу (исходный текст), обладающих общим содержанием (передаваемой основной информацией о некоей ситуации, вымышленной или реальной), связанных с исходным текстом отношениями производности, а между собой – отношениями вариативности. Исследование первичных и вторичных лингвистических объектов связано с выделением критериев производности, предполагающих определенную формальную и семантическую общность исходного и производного объектов. Применительно к исследуемому текстовому материалу критериями производности могут считаться общность содержания описываемой в данном текстовом фрагменте ситуации / действия, реализующееся посредством пропозиции (семантический компонент) и его (содержания) лексического и синтаксического оформления (формальный компонент). Нами был опробован подход, основанный на исследовании формально-семантической структуры родственных художественных текстов с позиции деривационной теории. Методика основана на деривационной интерпретации процесса текстообразования. Было установлено, что деривационные преобразования на содержательном и формальном уровнях обусловливают приращения или опущения на разных уровнях во вторичных текстах [Василенко, 2008]. Методика деривационного анализа применима для установления взаимосвязи содержательных (смысловых) и формальных (лексико-синтаксических) преобразований в производных текстах при их сопоставлении с оригиналом в рамках гнезда или цепочки родственных текстов. При определении понятия родственных текстов важны следующие признаки: близость происхождения; наличие сходных свойств, признаков, содержания; существование отношений производности и др. Мы понимаем родственные тексты как тексты, имеющие общую основу (исходный текст), обладающие общим содержанием (передаваемой основной информацией о некоей ситуации, вымышленной или реальной), связанные с исходным текстом отношениями производности, а между собой – отношениями вариативности. Исследуемые тексты Г. де Мопассана (Le port). Л. Толстого «Франсуаза», В. Иванова-Смоленского «Tertium non datur» могут быть признанными родственными, поскольку в основе каждого из упомянутых текстов положен известный сюжет об инцесте брата и сестры. Сюжет инцеста широко представлен в мировой литературе начиная с античных времен (Еврипид «Федра» и др.). Сюжет о кровосмесительной связи брата и сестры в литературе встречается в произведениях Шиллера «Мессианская невеста», Макса Фриша «Homo Фабер» и др., а также в исследуемых нами текстах Г. де Мопассана (Le port). Л. Толстого «Франсуаза», В. Иванова-Смоленского «Tertium non datur». Таким образом, термин «родственный текст» может быть использован при описании и систематизации текстов в рамках текстовой совокупности в целях более детального описания критериев производности с позиции деривационной теории. Литература Василенко Т.Н Гнездовой принцип систематизации текстов (на материале оригинального художественного текста и его переводов) : дис. … канд. филол. наук. Барнаул, 2008. Волкова Н.А. Текстовая модальность в аспекте учения о первичности / вторичности текста (на материале цикла рассказов В.М. Шукшина «Из детских лет Ивана Попова») : автореф. ... дис. канд. филол. наук. Горно-Алтайск, 2007. Гавенко А.С. Вторичный текст как компонент художественного текста На материале романа В. Пелевина «Generation ”П”» : автореф. ... дис. канд. филол. наук. Барнаул, 2002. Козлова Н.К. Восточнославянские былички о змее и змеях. Мифический любовник. Указатель сюжетов и тексты (2009). [Электронный ресурс]. URL: http://www.ruthenia.ru/folklore/kozlova1.htm Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. Мельник Н.В. Деривационное функционирование русского текста : лингвоцентрический и персоноцентрический аспекты : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Кемерово, 2011. Мурзин Л.Н. Язык, текст и культура // Человек – текст – культура. Екатеринбург, 1994. Розенталь Д.Э., Теленкова М.А. Словарь-справочник лингвистических терминов. М, 2001. Словарь современного русского литературного языка. М., Л., 1961. Толковый словарь русского языка в 4-х т. Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1996. Толковый словарь русского языка. Под ред. С.И. Ожегова (2003). [Электронный ресурс]. URL: http://www.lib.ru/DIC/OZHEGOW/ozhegow_p_r.txt Трубникова Ю.В. Лексико-деривационная концепция текста (на материале современного русского языка) : автореф. дис. ... д-ра филол. наук. Барнаул, 2012. Чувакин А.А. Деривационные отношения как тип межтекстовых отношений (к предмету текстодериватологии) // Актуальные проблемы дериватологии, мотивологии, лексикографии. Томск, 1998. ОБ ОДНОМ ИЗ СПОСОБОВ КОММЕНТИРОВАНИЯ ТЕКСТОВ УМБЕРТО ЭКО К.Е. Гайер Ключевые слова: комментарий, взаимопроникновение текстов, У. Эко. Keywords: commentary, interpenetration of texts, U. Eco. В статье анализируется одно из интерпретационных решений, принятых Е. Костюкович во время работы над переводом сборника публицистических статей и выступлений У. Эко «Полный назад! “Горячие войны” и популизм в СМИ» (оригинальное название «A passo di gambero: guerre calde e populismo mediatico»). В частности, рассматриваются статья под названием «Заговор», представляющая собой перевод вступления У. Эко к книге комиксов У. Айснера, и комментарии, подобранные Е. Костюкович и представленные в виде постраничных примечаний к данной статье. В комментариях приводятся, главным образом, фрагменты из романа У. Эко «Маятник Фуко» (из 93 и 95 глав романа), непосредственно связанные с темой данной статьи. Несмотря на большой объем примечаний, достигающих иногда половины страницы, их необходимость, в рамках целого издания, не подлежит сомнению, о чем и пишет литературный критик М. Визель: «[Книга] снабжена огромными постраничными примечаниями, что в данном случае совершенно уместно. Во-первых, мало кто способен, как сама переводчица Елена Костюкович, проследить отсылки из колумнистики Эко к его романам и обратно. А во-вторых, имена большинства упоминающихся в книге итальянских политиков и прочие реалии действительно ничего не говорят русскому читателю» [Визель, URL]. Однако прежде чем перейти непосредственно к анализу представленного материала, необходимо сказать несколько слов о том, что в современной герменевтике понимается под «комментарием» и какое наполнение получает данное понятие в коммуникативной теории (точнее, в том ее разделе, который посвящен взаимодействию текстов). Комментирование как способ интерпретации текста представляет собой одну из самых древних и самых распространенных герменевтических операций, которая раскрывает значение не столько целого текста, сколько его отдельных единиц. На сегодняшний день не существует обобщенной классификации комментариев, что связано с большим разнообразием как комментируемого материала, так и способов создания и представления комментария. Несмотря на отсутствие классификации комментариев и обобщенных подходов к их исследованию можно выделить несколько общих черт данного явления, которые учитываются почти всеми его исследователями. Как пишет М.Л. Гаспаров, комментарий – это «перевод чужой культуры на язык наших понятий и чувств» [Гаспаров, URL], то есть такой текст, который становится доступным и понятным за счет изменения языкового кода, «простым языком» объясняет сложные и малопонятные явления. Однако в отличие от еще одного широко распространенного метода интерпретации – «пристального чтения», комментарий занимается лишь отдельными частями текста, требующими истолкования. Вот как пишет о «пристальном чтении» С. Зенкин в статье, посвященной разграничению данных методов истолкования: «Пристальное чтение может казаться более “скучным”, рутинным занятием, чем комментирование с его детективной интригой загадок и расследований. Задача такого анализа – показать в тексте сложное переплетение категорий, оппозиций, кодов, то есть осветить текст как область сплошь интеллигибельную, обобщенно-смысловую по природе и поэтому всецело поддающуюся чтению, интерпретации (reading)» (курсив автора. – К.Г.). [Зенкин, URL]. При комментировании текст воспринимается по-иному: какие-то части представляются понятными и не нуждаются в толковании (а значит, опускаются), а какие-то, напротив, требуют повышенного внимания со стороны комментатора, представляют собой те узлы смысла, которые выходят за рамки конкретного текста, связывают его с внетекстовой реальностью. Таким образом, «текст мыслится как неоднородное пространство прозрачных отношений (они не поясняются) и непрозрачных материальных элементов (их надлежит просветить смыслом, но этот процесс никогда не доходит до конца, до полного растворения материи: торжество комментатора – достигнуть дна, предъявив в качестве разгадки текста окончательно-единичное имя, факт, прототип, дату, ссылку)» (курсив автора. – К.Г.). [Зенкин, URL]. Несмотря на то, что «разгадкой текста» является некое имя, факт, дата и т.п., сам по себе комментарий представляет собой интерпретацию текста, мнение комментатора о том, как следует понимать данный текст, о том, как он связан с реальной (внетекстовой, внедискурсивной) действительностью. Так, Н.В. Брагинская передает слова Р.Дж. Вагнера, изучавшего буддистскую герменевтическую традицию: «Комментарий является местом спора за обладание текстом. Написать комментарий – значит объявить текст “своим”. Кто его пишет, тот владеет данным текстом или объявляет свою к нему причастность» [Брагинская, 2009, с. 43]. «Присвоение» текста, о котором говорят исследователи, проявляется не только в религиозной или философской традициях, но и в большинстве современных постмодернистских комментариев-интерпретаций. Этот процесс наблюдается и в нашем случае. Абсолютно все романы У. Эко и часть изданных в России сборников публицистических статей переведены Е. Костюкович и снабжены ее комментариями, что, конечно же, не могло не сказаться на восприятии этого автора в России. Более того, будучи руководителем литературного агентства, Е. Костюкович формирует имидж У. Эко и представляет его интересы на всем постсоветском пространстве. Благодаря всем вышеперечисленным факторам сегодня мы имеем вариант почти «идеального» интерпретативного «присвоения» текста, анализ которого представляет большой научный интерес. Обратимся теперь к анализируемой статье У. Эко. Основной темой статьи является история восприятия и функционирования в обществе поддельного документа – «Протоколов Сионских мудрецов», представляющего собой план по захвату евреями мирового господства и ставшего одной из причин возникновения антисемитских настроений во многих странах мира. Несмотря на то, что в разное время и разными исследователями была доказана поддельность этого «документа», многие продолжают воспринимать его как подлинный план по захвату власти в мире, украденный у представителя одной из еврейских общин в середине XIX века. Данной проблемой У. Эко заинтересовался еще в 80-х годах прошлого века на этапе создания романа «Маятник Фуко» и впоследствии посвятил одну из своих гарвардских лекций 1994 года разбору этой фальсификации [Эко, 2002]. В рассматриваемой статье «Заговор», (изданной в книге У. Айснера в 2005 году), коротко приводятся основные положения из гарвардской лекции, а в комментариях, добавленных Е. Костюкович, даются фрагменты из романа «Маятник Фуко», в которых описывается вся история создания «Протоколов Сионских мудрецов». Таким образом, в тексте статьи дается история функционирования поддельного документа, а в комментариях – история его создания (точнее, гипотеза У. Эко о создании «Протоколов», воплощенная в художественной форме). Чем привлекла У. Эко история о вымышленных протоколах? В интервью по случаю выхода своего последнего романа, посвященного истории создании этого фальшивого документа он говорит: «As a scholar I am interested in the philosophy of language, semiotics, <…>, and one of the main features of the human language is the possibility of lying. <…> From lies to forgeries the step is not so long, and I have written technical essays on the logic of forgeries and on the influence of forgeries on history. The most famous and terrible of those forgeries is the Protocols» [Eco, URL] – «Как исследователю мне интересны философия языка, семиотика, а одной из основных черт человеческого языка является возможность говорить ложь. Ложь недалеко отстоит от фальсификации, и я написал достаточно специализированных статей о логике подделок и их влиянии на ход истории. Самой известной и ужасной из этих подделок являются “Протоколы”» (перевод наш – К. Г.). Кроме того, причинами интереса к «Протоколам Сионских мудрецов» стали две тенденции, господствующие в обществе и ведущие к искаженному восприятию читателями вымышленного документа. Одна из них – это «стремление строить жизнь по законам литературы» [Эко, 2002, с. 243], а другая – «насущная необходимость установить личность врага» [Эко, 2007, с. 505], связанная с тем, что, по мнению У. Эко, «каждое общество нуждается во враге и в обосновании своей ненависти» [Эко, 2011, с. 56]. Как уже было сказано выше, У. Эко впервые обращается к данной тематике в своем втором романе «Маятник Фуко», фрагменты из которого стали комментариями к рассматриваемой статье. Это интерпретационное решение переводчика позволило, на наш взгляд, эксплицировать те отношения, которые устанавливаются между текстами статьи и романа – отношения взаимопроникновения. Коротко раскроем суть данного межтекстового взаимодействия (подробнее см.: [Гайер, 2012]). Взаимопроникновение текстов базируется на интертекстуальных отсылках, которые организуют смысловую структуру взаимодействующих текстов за счет реализаций общего исходного текстотипа. Смысловой компонент текстотипа может представлять собой фреймовую структуру или интерпретант. При наличии в текстах, связанных интертекстуальными отношениями, тождественных смысловых структур, имеющих определенную функцию – актуализировать совокупность взаимодействующих текстов для последующего понимания их смысла, можно говорить о явлении взаимопроникновения текстов. Как видим, взаимопроникновение текстов представляет собой особый вид межтекстовых отношений, обращение к которым должно помочь интерпретатору лучше понять текст. Рассмотрим пример того, как благодаря комментариям переводчицы эксплицируются отношения взаимопроникновения текстов:
|
Похожие:
 | Формирование у обучающихся коммуникативной компетентности: коммуникативные способности, коммуникативные умения и навыки; систему... |  | Л. А. Раточка, О. В. Петухова, А. Пешковская, Н. Б. Синдеева, О. М. Солодовникова. Коммуникативные тренинги – как форма кураторских... |
| Сущность маркетингового исследования услуг на основе маркетинговой информации | | Пособие предназначено для работы с младшими школьниками на уроках изобразительного искусства, отведённых на повторение и закрепление... |
| Прошу провести этическую экспертизу планируемого / текущего / законченного (подчеркнуть) исследования | | Субъект исследования (кого, на Ваш взгляд, необходимо опрашивать в ходе исследования) |
| Предмет исследования: опрос как наиболее распространенный метод маркетинговых исследований | | Теоретической моделью эмпирического исследования является следующая схема взаимосвязей внутренних факторов и измеряемых переменных... |
| Мониторинг предметных и метапредметных результатов (регулятивные, познавательные, коммуникативные ууд) | | Название исследования: «Ранняя диагностика и лечение сердечно-сосудистых осложнений ХХХХХХХХХХХХХХХ заболеваний» |