Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным


НазваниеЕсли XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным
страница9/29
ТипДокументы
filling-form.ru > Туризм > Документы
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   29

Анна Петровна Керн (1800-1879)
«Ты прав, что может быть важней

На свете женщины прекрасной?

Улыбка, взор ее очей

Дороже злата и честей,

Дороже славы разногласной…»

Керн Анна Петровна, урожденная Полторацкая, была племянницей первого мужа П.А.Осиповой. Большую часть детства и учения провела вместе со своей кузиной Аннетой Вульф в имении Берново Старицкого уезда. С двенадцати лет хорошенькая Анна Полторацкая была окружена поклонниками. Одна из ее многих теток отрезала девочке длинную косу, чтобы охладить пыл кавалеров. В 16 лет ее выдали замуж за генерала Ермолая Федоровича Керна, старше ее на 40 лет, грубого солдафона, типичного строевого военного тех времен, человека скверного и грубого.

Кокетство у Анны было в крови. Сам император Александр I, как знаток и любитель женской красоты, обратил внимание на семнадцатилетнюю генеральшу. Он танцевал с ней на дворянском балу. «Весь он с его обаятельной грациею и неизъяснимою добротою, невозможными ни для какого другого смертного, даже для другого царя, восхитили меня, ободрили, воодушевили, и робость моя исчезла совершенно. Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом». В своих мемуарах Анна Керн вспоминает: «В Полтаве потом много говорили, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву».

Пушкин встретил ее впервые на балу в доме президента Академии художеств А.Н.Оленина весной 1819 года в Петербурге. Его жена, урожденная Полторацкая была ее родной теткой. Увлеченная танцами и шарадами Анна не обращала внимания на «вертлявого юношу» до тех пор, пока он не заставил ее себя заметить. Об этой встрече Анна Керн рассказала в воспоминаниях. «Во время дальнейшей игры на мою долю роль Клеопатры, и когда я держала корзину с цветами, Пушкин вместе с братом Александром Полторацким подошел ко мне, посмотрел на корзинку и сказал: «А роль змеи, как видно, предназначается этому господину». Я нашла это дерзким, ничего не ответила и ушла… За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как например: «Это просто непозволительно быть такой хорошенькой». Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: Во всяком случае в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела бы она попасть в ад?» Я отвечала серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. «Но как же ты теперь, Пушкин?» - спросил брат. «Je me ravise, - ответил поэт, - я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины»… Скоро ужин кончился, и стали разъезжаться. Когда я уезжала и брат сел со мной в экипаж, Пушкин стоял на крыльце и провожал меня глазами…».

Так состоялось ее знакомство с Пушкиным, на которого госпожа Керн не обратила никакого внимания, - как поэта. Она, вероятно, в то время его не знала. Анна Петровна уехала из Петербурга. Пушкин держался с нею развязным мальчишкою, но в душе его глубоко залегло впечатление от ее сверкающей красоты, девической чистоты ее облика и какой - то затаенной грусти: как будто что–то тяжелым крестом давило ее.

В 1823 году, в переписке со своей кузиной Анной Николаевной Вульф Анна Керн часто справлялась о Пушкине, жившем в это время в Михайловском. Теперь она хорошо знала Пушкина как поэта и восторженно увлекалась им. Пушкин ею заинтересовался и 8-го декабря 1824 года он спрашивал в письме у своего приятеля А.Г.Родзянко: «Объясни мне, милый, что такое А.П.К., которая написала много нежностей обо мне своей кузине? Говорят, она премиленькая вещь – но славны Лубны за горами. На всякий случай, зная твою влюбчивость и необыкновенные таланты во всех отношениях, полагаю дело твое сделанным или полусделанным». Поздравляю тебя, мой милый: напиши на это все элегию или хоть эпиграмму». Началась переписка между Пушкиным, Родзянко и Анной Керн, как «шуточное послание в стихах». Пушкин с удовольствие включился в игру и ответил поэту А.Г.Родзянко посланием с галантными комплиментами Анне Керн.
Ты прав, что может быть важней

На свете женщины прекрасной?

Улыбка, взор ее очей

Дороже злата и честей,

Дороже славы разногласной…

Поговорим опять о ней.

Хвалю, мой друг, ее охоту,

Поотдохнув, рожать детей,

Подобных матери своей…

И счастлив, кто разделит с ней

Сию приятную заботу:

Не наведет она зевоту,

Дай Бог, чтоб только Гименей

Меж тем продлил свою дремоту!

Поэт заканчивает письмо в наставительном тоне:
Но не согласен я с тобой.

Не одобряю я развода:

Во-первых, веры долг святой,

Закон и самая природа…

А, во-вторых, замечу я,

Благопристойные мужья

Для умных жен необходимы:

При них домашние друзья

Иль чуть заметны, иль незримы.

Поверьте, милые мои,

Одно другому помогает,

И солнце брака затмевает

Звезду стыдливую любви!
Пушкин не отличался скромностью по отношению к женщине и в этом письме чувствуется ирония и насмешка над поведением Анны Керн. Письма Анны содержали игривые и дразнящие намеки. Они горячили влюбчивое воображение поэта и как бы подготовили его встречу с Анной. Пушкин отвечал стихами. Перед его глазами стоял образ молодой генеральши и сексуальной женщины. И когда неожиданно наступил момент встречи, то простой адюльтер, на который рассчитывал Пушкин, приобрел какое-то благородное и вместе с тем поэтическое воплощение. Как подчеркнул П.К.Губер, «гений чистой красоты проглянул под довольно банальными чертами легкомысленной барыни». «Восхищенная Пушкиным,- пишет Анна Керн, - я страстно хотела увидеть его, и это желание исполнилось во время пребывания моего в доме тетки, в Тригорском, в июне 1825 года…». О том, как произошла эта встреча, рассказала сама Анна Петровна: «Мы сидели за обедом и смеялись… Вдруг вошел Пушкин с большою, толстою палкой в руках. Он после часто к нам являлся во время обеда, но не садился за стол, он обедал у себя гораздо раньше и ел очень мало. Приходил он всегда с большими собаками chien-loup. Тетушка, подле которой я всегда сидела, мне его представила; он очень низко поклонился, но не сказал ни слова: робость видна была в его движениях. Я тоже не нашлась ничего ему сказать, и мы не скоро ознакомились и заговорили. Да и трудно было с ним сблизиться: он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то грустен, то робок, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен, - и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту… Вообще надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно… Когда же он решался быть любезным, то ничего не могло сравниться с блеском, остротой и увлекательностью его речи…». В течение месяца они встречались почти каждый день.

Встреча с Керн в годы Михайловского заточения в «печальной деревенской глуши» произвела, по признанию Пушкина, «впечатление глубокое и мучительное». Ее появление было таким радостным и бурным событием в деревенской жизни. Пушкин был очарован, когда гостья исполнила модный тогда романс «Ночь весенняя дышала». И позднее он упоминает об этом в нежных выражениях: «недавно посетила наш край одна прелесть, которая небесно поет…». Через несколько дней после приезда Анны Керн поэт написал «Я помню чудное мгновенье…».

Едва увидев Анну Керн, Пушкин влюбился. Она была в полном расцвете своей блистательной красоты, окружена раздражающей атмосферой, казалась всем выбившейся на свободу, рвущейся к любви женщиной. Прекрасные глаза ее смотрели с «терзающим и сладострастным выражением». Молодые и горячие сердца соединились, черпая обеими руками земные радости жизни. Но в глазах ее по–прежнему была тайная грусть, а в манере держаться – странная, чисто девическая застенчивость. Пушкина целиком захватила любовь к ней. Любовь была, как налетевший вихрь, сложная, с самыми противоположными переживаниями.

Тетушка Прасковья Александровна чутко уловила атмосферу влюбленности племянницы и Пушкина. Вместе двумя Аннами она внезапно уехала на морские купания в Ригу. Как говорил Анненков, она увезла «красивейшую из своих племянниц» во избежание катастрофы. Внезапный отъезд тетушки Прасковьи объясняется ее ревностью и желанием устранить молодую и обольстительную соперницу, что приоткрывает настоящие отношения ее с Пушкиным. Видимо, поэт настолько увлекся Анной Петровной, что не отвечал на откровенно нежные чувства, испытываемые стареющей женщиной к молодому и любвеобильному поэту, который прекратил с ней интимные отношения.

Огорченный отъездом Анны Керн поэт тут же написал ей письмо: «Носите короткие платья, так как у вас прехорошенькие ножки. Но, пожалуйста, не взбивайте волос на висках, хотя этого и требовала бы мода, так как, на ваше несчастье, у вас круглое лицо…».

Оставшись в одиночестве, Пушкин живет воспоминаниями, которые будоражат его воображение. Его мысли постоянно возвращаются к Анне Керн. В переписке с Прасковьей Александровной, с которой он вновь поддерживал хорошие отношения, Пушкин писал о своей новой страсти: «Хотите знать, что такое m-me Керн? У нее гибкий ум; она все понимает, она легко огорчается и так же легко утешается; она застенчива в манерах, смела в поступках, но чрезвычайно привлекательна».

Из мемуаров Анны Петровны следует, что она не утаила отдельные обстоятельства, при которых получила рукопись рожденного шедевра из рук Александра Сергеевича.

В один из июльских вечеров возникла идея съездить из Тригорского в Михайловское. Пушкин поехал в одном экипаже с Анной Николаевной Вульф и ее кузиной Анной Керн. Это был прощальный вечер. Как показалось Анне Петровне, весь вечер Пушкин был любезным, взволнованным и вспоминал об их первой встрече в доме Олениных. И с ее слов, он сказал фразу, отзвуки которой слышатся в стихотворении: «Вы казались такой невинной: на вас было тогда что-то вроде крестика, не правда ли?»

«На другой день, - писала Анна Керн, - я должна была уехать в Ригу вместе сестрою Анной Николаевной Вульф. Он пришел утром и на прощанье принес мне экземпляр 2-й главы Онегина, в неразрезанных листках, между которыми я нашла вчетверо сложенный почтовый лист бумаги со стихами: Я помню чудное мгновенье и проч. и проч. Когда я собиралась спрятать в шкатулку поэтический подарок, он долго на меня смотрел, потом выхватил и не хотел возвращать; насилу выпросила я их опять; что у него промелькнуло тогда в голове, не знаю».

Между Пушкиным и Анной Керн началась переписка. Поэт засыпал красавицу горячечно-страстными, совершенно сумасшедшими письмами. Через два дня после ее отъезда Пушкин писал: «Каждую ночь гуляю я по саду и повторяю себе: она была здесь – камень, о который она споткнулась, лежит у меня на столе, подле ветки увядшего гелиотропа, я пишу много стихов – все это, если хотите, очень похоже на любовь, но клянусь вам, что это совсем не то. Если бы я был влюблен, то в воскресенье со мной сделались бы судороги от бешенства в ревности, а мне было только немного обидно. Но мысль, что я ничего для нее, что пробудив и заняв ее воображение, я только забавлял ее любопытство, что воспоминание обо мне ни на минуту не отвлечет ее от побед, не сделает ее в скучные дни более грустной, что ее прекрасные глаза будут смотреть на какого-нибудь рижского фата с таким же томным и страстным выражением… Нет, скажите ей, что ей, что этого я не могу вынести, что меня мысль об этом убивает… Нет, не говорите ей ничего, это прелестное создание будет только смеяться надо мной. Но скажите ей, если в ее сердце не найдется для меня ни тайной нежности, ни влечения меланхолического и таинственного, то я ее презираю. Слышите? Да, презираю! Ее, вероятно, удивит это новое для нее чувство». Это первое письмо было написано под горячим впечатлением разлуки. 25-го июля Пушкин пишет Анне Петровне: «Я имел слабость попросить позволения писать к вам и вы - легкомыслие или кокетство позволить это. Переписка ни к чему не ведет, это знаю; но я не имею силы противостоять желанию получить хоть слово, написанное вашей хорошенькой ручкой. Ваш приезд оставил во мне впечатление более сильное и более мучительное, нежели то, которое произвела некогда наша встреча у Олениных. Самое лучшее, что я могу сделать в глуши моей печальной деревни, это постараться не думать более о вас. Вы должны были бы сами желать для меня этого, если б в душе вашей была хоть капля жалости ко мне, - но ветреность всегда жестока, и вы, женщины, кружа головы кому ни попало, всегда бываете рады узнать, что чья-то душа страдает в честь и во славу вам. Прощайте, божественная, я бешусь, и я у ваших ног. Тысячу нежностей Ермолаю Федоровичу и поклон г-ну Вульфу. Вновь берусь за перо, ибо умираю от скуки и могу заниматься только вами, - Я надеюсь, что вы прочитаете это письмо тайком. - Спрячете ли вы его у себя на груди? Пришлете ли мне длинный ответ? Напишите мне все, что придет вам в голову, заклинаю вас. Если вы боитесь моей нескромности, если вы не хотите компрометировать себя, измените почерк, подпишитесь вымышленным именем, мое сердце сумеет вас узнать. Если слова будут так же ласковы, как ваши взгляды, я, увы, постараюсь им поверить, или обмануть самого себя, что все равно. - Знаете ли вы, что, перечитывая эти строки, я стыжусь их сентиментального тона: что скажет Анна Николаевна? Ах, вы, чудотворка или чудотворица! Знаете что? - пишите мне!»

В последующих письмах, написанных по-французски, полных беспечной влюбленности и кокетства, страсти и ревности в сочетании с шутливым тоном. Ведь Пушкин тоже любил пококетничать. «Читаю и перечитываю ваши письма и говорю - милая! Прелесть! Божественная!.. а потом - ах мерзкая! Простите, моя нежная красавица, но так оно есть. Что вы божественная, в этом нет сомнения. Но иногда у вас совсем нет здравого смысла. Еще раз прошу прощения, но вы должны утешиться тем, что это делает вас еще красивее…». Веселая болтовня сменяется страстным желанием увидеть вновь любимую женщину. В конце августа 1825 года Пушкин пишет: «Прощайте! Уже ночь, и ваш образ встает передо мной такой печальный, такой сладостный. Мне кажется, что я вижу ваш взгляд, ваш полуоткрытый рот. Прощайте! Мне кажется, что я у ваших ног, сжимаю их, чувствую ваши колени, - я отдал бы всю кровь мою за одну минуту такой действительности. Прощайте и верьте моему бреду; он смешон, но искренен». В другом письме поэт приглашает генеральшу приехать к нему в Михайловское, может быть в Псков. Пушкин писал: «Вы скажете: «А огласка, а скандал?» Черт возьми! Когда бросают мужа, это уже полный скандал, дальнейшее ничего не значит или значит очень мало…Если вы приедете, я вам обещаю быть очень любезным. В понедельник я буду весел, во вторник я буду в восторженном настроении, в среду я буду нежен, я буду игрив в четверг, в пятницу, в субботу, в воскресенье, я буду каким вам угодно, но всю неделю я буду у ваших ног».

Но вот роман доигран. И в последнем письме Пушкин пишет: «8 дек. Я снова берусь за перо, чтобы сказать вам, что я у ваших ног, что я вас по-прежнему люблю, что иногда я вас ненавижу, что третьего дня я наговорил про вас гадостей, что я целую ваши красивые руки, что я снова и снова их целую в ожидании лучшего, что я не могу этого больше переносить, что вы божество и т.д.» (Письма Пушкина к А.П.Керн от 25 июля 1825 г. из Михайловского в Ригу, 13 и 14 августа 1825 г. из Михайловского в Ригу, 8 декабря 1825 г. из Тригорского в Ригу).

Анна Петровна в Михайловское не поехала. Женщине, опытной в любви, было нетрудно понять, что в горячем увлечении Пушкина не было той глубинной любви, которая позволяет преодолевать внешние условности. Она была свободной женщиной и в глубине души надеялась на встречу с поэтом.

Вернувшись из Михайловского в 1826 году, Пушкин уже не искал встреч наедине, хотя был любезен с ней. В письме своему другу Сергею Соболевскому поэт писал в таких выражениях, которые издатели чаще всего заменяют тремя точками. Таков был Александр Пушкин, признавшийся однажды: «Может быть, я изящен и благовоспитан в моих писаниях, но сердце мое совершенно вульгарно…».

Анна Керн часто перечитывала письма поэта из Михайловского, но, оставшись почти без средств к существованию, вынуждена была продавать их по пятерке за штуку, чтобы не умереть с голода.

Этой встрече двух сердец мы обязаны одному из лучших лирических творений поэта «Я помню чудное мгновенье», которое было передано А.П.Керн в день отъезда Пушкина «на прощанье».
Я помню чудное мгновенье

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

В томленьях грусти безнадежной,

В тревогах шумной суеты,

Звучал мне долго голос нежный

И снились милые черты.

Шли годы. Бурь порыв мятежный

Рассеял прежние мечты,

И я забыл твой голос нежный,

Твои небесные черты.

В глуши, во мраке заточенья

Тянулись тихо дни мои

Без божества, без вдохновенья,

Без слез, без жизни, без любви.

Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресла вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.
Эти стихи не только прославили А.П.Керн, но стали подлинным гимном любви, ее самым чистым выражением. Воздействие стихов было усилено музыкой М.И.Глинки, которую тот написал в 1839 году, посвятив ее дочери – Екатерине Ермолаевне. Так мать и дочь были навсегда введены в историю русской поэзии и музыки.

Интересна история написания романса. Летом 1838 года Михаил Иванович Глинка поехал на Украину. В доме одной из своих сестер он встретил молодую девушку, которая оказалась дочерью Анны Петровны Керн. Она не была красавицей, но ее бледное, немного печальное лицо и выразительные глаза говорили об уме, чуткости и душевной красоте. Глинка влюбился в Екатерину Ермолаевну и эта любовь стала для него источником творческого вдохновения. Екатерине Керн композитор посвятил «Вальс-фантазию», скрыв от посторонних глаз это посвящение другим обозначением в печатном издании. В память об этой встрече М.И.Глинка написал и романс «Я помню чудное мгновенье» на стихи А.С.Пушкина. Никогда еще не достигал Глинка в своих романсах такой удивительной музыкальной красоты. Мелодия романса была легкой и певучей, гибко следуя за ритмом пушкинского стиха. Музыка выражала радостное стремление к счастью, в ней слышался нежный и страстный призыв к любви. А легкий и трепетный ритм романса как будто рисовал прелестный образ, соединивший любовь двух любимых женщин. Это был портрет, нарисованный восхитительными звуками. Говорят, что Анна Петровна всегда плакала, когда слышала исполнение романса М.И.Глинки. Как видно, в ней пробуждались воспоминания, светлая любовь и тоска о неповторимых днях в ее жизни.

После женитьбы Пушкина они почти перестали видеться. Когда Пушкин приехал в Петербург в 1827 году, Анна Петровна жила уже одна, занималась переводами.

Суровые жизненные обстоятельства закалили ее характер и немного ожесточили. Почти в течение десяти лет Анна Керн терпела своего нелюбимого мужа, странствуя с ним по захолустным военным гарнизонам. В конце концов, она выбрала свободу и с 1827 года жила в Петербурге с сестрой на положении «соломенной вдовы».

Вырвавшись из тюремного заключения своего опостылевшего супружества, она испытывала подъем чувств и неутоленную жажду любви. Алексей Вульф, бывший когда-то счастливым соперником Пушкина и в конце 1820-х годов постоянно общался с Керн в доме Дельвига, по поводу одно из очередных романов Анны Керн, писал: «Страсть ее чрезвычайно замечательна не столько потому, что она уже не в летах пламенных восторгов, сколько по многолетней ее опытности и числу предметов ее любви. Пятнадцать лет почти беспрерывных нещастий, унижения, потери всего, чем в обществе ценят женщины, не могли разочаровать это сердце или воображение, - по сю пору оно как бы в первый раз вспыхнуло».

Она берегла письма, полученные от поэта, не расставалась с ними и носила с собой в сумочке. Они виделись теперь не столь часто и без прежнего упоения. Пушкин питал к ней искреннюю дружбу и принимал живое участие в ее судьбе. Но ничего похожего на чувство, породившее «Я помню чудное мгновенье», не возникало. Это было действительно всего лишь мимолетное мгновение.

Анна Петровна Керн вспоминает: «С Пушкиным я опять увиделась в Петербурге, в доме его родителей, куда он приехал из своей ссылки в 1827 г., прожив в Москве несколько месяцев. Он был тогда весел, но чего-то ему недоставало. Он как будто не был так доволен собою и другими, как в Тригорском и Михайловском… Он приехал в Петербург с богатым запасом выработанных мыслей. Тотчас по приезде он усердно начал писать, и мы его редко видели. Он жил в трактире Демута, его родители – на Фонтанке, у Семеновского моста… Мать его Надежда Осиповна, горячо любившая детей своих, гордилась им и была очень рада и счастлива, когда он посещал их и оставался обедать. Она заманивала его к обеду печеным картофелем, до которого Пушкин был большой охотник. В год возвращения его из Михайловского именины свои (2 июня) праздновал он в доме родителей, в семейном кружку, и был очень мил. Я в этот день обедала у них и имела удовольствие слушать его любезности. После обеда Абр.Серг. Норов, подойдя ко мне с Пушкиным, сказал: «Неужели вы ему сегодня ничего не подарили, а он так много вам писал прекрасных стихов?» - «И в самом деле, - отвечала я, - мне бы надо подарить вам что-нибудь: вот вам кольцо моей матери, носите его на память обо мне». Он взял кольцо, надел на свою маленькую прекрасную руку и сказал мне, что даст мне другое. - На другой день Пушкин привез мне обещанное кольцо с тремя бриллиантами и хотел было провести у меня несколько часов: но мне нужно было ехать с графинею Ивелич, и я предложила ему прокатиться к ней на лодке. Он согласился, и я опять увидела его почти таким же любезным, каким он бывал в Тригорском. Он шутил с лодочником, уговаривал его быть осторожным и не утопить нас. Потом мы заговорили о Веневитинове, и он сказал: «Почему вы дали ему умереть? Он тоже был влюблен в вас, не правда ли?» На это отвечала ему, что Веневитинов оказывал мне только нежное участие и дружбу и что сердце его давно уже принадлежало другой. Тут кстати я рассказала ему о наших беседах с Веневитиновым… Пушкин слушал внимательно, выражая только по временам досаду, что так рано умер чудный поэт. Вскоре мы пристали к берегу, и наша беседа кончилась».

Любовь прошла безвозвратно, страстное чувство погасило время. Гения чистой красоты Пушкин увидел в образе «вавилонской блудницы». «Пленительный кумир был снова - в который раз - разоблачен и лишен окутывавшего его покрывала иллюзии, и за этим последним, как всегда, открылся безобразный призрак убогой действительности. Пушкин стыдился своего былого самообмана; впрочем, может быть, он был немножко сердит и на самое Анну Петровну, которая, такая сговорчивая с другими, отвергла его домогательства или если даже уступила им, то слишком поздно, когда рассеялся без остатка душный, сладкий туман страсти и уцелела одна только обнаженная, прозаическая похоть».

«Гений чистой красоты» с легкой руки В.Жуковского стал обозначать дух той божественной поэзии, отражающей земное существование и открывающей душу для творческого вдохновения. Спустя год Пушкин написал стихотворение «Я Музу юную бывало…», которому придал именно такое значение.
Не знаю, светлых вдохновений

Когда воротится чреда, -

Но ты знаком мне, чистый Гений!

И светит мне твоя звезда!

Пока еще ее сиянье

Душа умеет различать:

Не умерло очарованье!

Былое сбудется опять.
Мгновение, вызвавшее пробуждение души и выражено в стихотворении поэта:
Душе настало пробужденье:

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.
Вызывает двойственное чувство: когда Пушкин пишет страстные письма Анне Керн, а с другой стороны, не решается назвать испытанное им чувство влюбленностью. Вскоре после отъезда Анны Керн он писал Анне Николаевне Вульф: «… я пишу много стихов, - все это, если угодно, очень похоже на любовь; но клянусь вам, что ее нет. Если бы я был влюблен, мною в воскресенье овладели бы судороги бешенства и ревности, а я был только задет…». Анна Петровна Керн была прелестной женщиной. Умная и достаточно образованная, она прекрасно владела французским языком. На рисунке Пушкина ее профиль поражает женским изяществом, передавая ощущение поэтических грез.

Анна Керн была искренней почитательницей поэзии Александра Пушкина и часто писала об этом своим кузинам в Тригорское. Мужское поклонение в какой-то мере компенсировало пережитые ею унижения и муки. В этом психологическом состоянии Пушкин увидел Анну Керн во второй раз. Ей было лестно покорить сердце знаменитого поэта, в чем она и преуспела. Вместе с тем, она понимала, какого рода чувства она вызывала в душе поэта. Майков приводит воспоминание Анны Керн о Пушкине: «Трудно было с ним вдруг сблизиться. Он был очень неровен в обращении: то шумно весел, то дерзок, то нескончаемо любезен, то томительно скучен; и нельзя было угадать, в каком он будет расположении духа через минуту... Вообще же надо сказать, что он не умел скрывать своих чувств, выражал их всегда искренно и был неописанно хорош, когда что-либо приятно волновало его. Когда же он решался быть любезным, то ничто не могло сравниться с блеском, остротою и увлекательностью его речи». И далее говорит: «Живо воспринимая добро, Пушкин не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться привлекало внимание поэта гораздо более, чем истинное глубокое чувство, им внушенное; сам он почти никогда не выражал чувств; он как бы стыдился их, и в этом был сыном своего века… Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключались, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени». Роман с Александром Пушкиным ее не увлек.

В 1828 -1829 годах наибольшего взаимного сближения с Анной Керн Пушкин написал два стихотворения:
Я ехал к вам; живые сны

За мной вились толпой игривой,

И месяц с правой стороны

Сопровождал мой бег ретивый.

Я ехал прочь: иные сны…

Душе влюбленной грустно было;

И месяц с левой стороны

Сопровождал меня уныло.
Мечтанью вечному в тиши

Так предаемся мы, поэты;

Так суеверные приметы

Согласны с чувствами души.
1829 год
Когда твои младые лета

Позорит шумная толпа,

И ты по приговору света

На честь утратила права;
Один, среди толпы холодной,

Твои страданья я делю

И за тебя мольбой бесплодной

Кумир бесчувственный молю.
Но свет… Жестоких осуждений

Не изменяет он своих:

Он не карает заблуждений,

Но тайны требует от них.
Достойны равного презренья

Его тщеславная любовь

И лицемерные гоненья:

К забвенью сердца приготовь;
Не пей мучительной отравы;

Оставь блестящий, душный круг;

Оставь безумные забавы:

Тебе один остался друг.
Но о серьезных чувствах между ними речь не шла. Чудное мгновенье, случившееся в Михайловском, безвозвратно ушло в прошлое и послужило лишь поводом для лирического признания. Последняя встреча произошла незадолго до смерти Пушкина. Поэт узнал о смерти любимой матери Анны Керн, разыскал ее в убогой квартирке на Петроградской стороне и нашел для нее слова искренней скорби, сострадания и сочувствия.

А первого февраля 1837 года Анна Керн присутствовала на отпевании поэта, «плакала и молилась», по ее словам, в полумраке Конюшенной церкви.

В петербургский период жизни Анна Петровна Керн имела репутацию неотразимой кокетки. Она пленяла чувственным обаянием, которое прекрасно выразил поэт Андрей Иванович Подолинский в восторженном стихотворении « Портрет, написанном ей в альбом в 1828 году. Его первые строки шутливо обыграл Пушкин в том же альбоме:
Когда стройна и светлоока

Передо мной стоит она,

Я мыслю: гурия пророка

С небес на землю сведена!

Коса и кудри темнорусы,

Наряд небрежный и простой,

И на груди роскошной бусы

Роскошно зыблются порой.

Весны и лета сочетанья

В живом огне ее очей,

И тихий звук ее речей

Рождает негу и желанье

В груди тоскующей моей.
Жизнь продолжалась. Анна Керн познакомилась с молодым студентом Александром Никитенко, будущим цензором и профессором Петербургского университета. Молодой человек едва не попал в сети неотразимой обольстительницы. Вероятно, Анна Керн не искала серьезных отношений, а предпочитала способы удовлетворять свои прихоти. Отрезвление А.Никитенко наступило быстро, когда он однажды посетил Анну Петровну. «Вечером я зашел в гостиную Серафимы Ивановны, зная, что застану там г-жу Керн… Вхожу. На меня смотрят очень холодно. Вчерашнего как будто и не бывало. Анна Петровна находилась в упоении радости от приезда поэта А.С.Пушкина, с которым она давно в дружеской связи. Накануне она целый день провела с ним у его отца и не находит слов для выражения своего восхищения. На мою долю выпало всего два-три ледяных комплимента, и то чисто литературных… Даю себе слово больше не думать о красавице…».

Шло время, менялись поклонники, а будущее оставалось

неопределенным. В конце 1830-х годов, на пороге своего сорокалетия, Анна Петровна Керн сблизилась со своим троюродным братом Александром Марковым-Виноградским и в начале 1840-х годов состоялась их свадьба. В семье Марковых-Виноградских безраздельно чтили поэзию Пушкина. И то, что поэт воспел Анну Керн в стихах, было предметом гордости Александра Васильевича и вызывало в нем благоговейное отношение к жене. Современники писали, что Анна Петровна до старости относилась к мужу несколько свысока, «давая ему понять, что она, уже перевалившая за сорокалетний возраст, сделал честь молодому, красивому и образованному человеку, выйдя за него замуж… Да и как не гордиться женщине, которую любили Пушкин и Глинка. Полагаю, что до последних дней ее жизни горел еще в душе ее тот священный огонек, который зажгла любовь этих могучих творцов».

Анна Керн решилась написать мемуары, которые были опубликованы в 1864 году.

Писательница М.В.Алатева-Ямщикова вспоминала, как в 1870-х годах в доме своих родителей она слушала знаменитого тенора Ф.П.Комиссаржевского, исполнявшего романс М.И.Глинки «Я помню чудное мгновенье». Среди гостей сидела немножко чудаковатая старая женщина, и слезы счастья и восторга неудержимо текли по ее морщинистым щекам. Это была Анна Петровна Керн.

Однажды, во время болезни, Анна Петровна услышала ужасный шум под окном: шестнадцать лошадей, запряженных по четыре в ряд, везли огромную платформу с гранитной глыбой – пьедесталом памятника Пушкину. «А, наконец-то! Ну, слава Богу, давно пора!» - сказала Анна Петровна.

В 1879 году Анна Петровна Керн в возрасте 79 лет скончалась в Москве. В газете «Варшавский дневник» от 25 июля 1880 года, выходившей в Петербурге, было помещено сообщение, повторенное впоследствии большинством столичных газет: «Несколько месяцев тому назад в Москве, на Тверской, в меблированных комнатах, что при доме Гуськова, умерла в глубокой старости Анна Петровна Маркова-Виноградская, по 1-му мужу - Керн, та самая, которой Пушкин посвятил известное стихотворение «Я помню чудное мгновенье…». «Старушка, - передавал в те дни «Русский курьер», - умерла в большой нищете, но, как рассказывали имевшие случай с ней беседовать, сохранила до самой смерти в своей памяти мельчайшие подробности своего знакомства с поэтом».

Ее похоронили в селе Прутня, что в шести километрах от Торжка и на полпути между Москвой и Петербургом, в тех местах, где она провела свое детство. Пушкинская строчка «Я помню чудное мгновенье…» выбита на ее надгробии.
Автор
Поэт, как чудное виденье,

Увидел Керн в один из дней.

Его коснулось вдохновенье

И мир, в стихах, узнал о ней.

Чудесный образ совершенства,

Реальной женской красоты.

Рождал мгновение блаженства

И поэтической мечты.

Как гимн любви и торжество,

Ее из лучших выражений.

Мог выразить так божество

Непревзойденный в мире гений.
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   29

Похожие:

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconУрок по теме «Русская культура в первой половине XIX века»
Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада?

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным icon«Век девятнадцатый, железный, воистину жестокий век!» 1
Введение. Выявление уровня литературного развития учащихся. Общая характеристика русской литературы первой половины XIX в. Поэтические...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconО поэзии и поэтике
Собрание классических работ известнейшего специалиста по русской поэтике. Включает его труд о поэтике Мандельштама (в полном объеме...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconСборник статей о русской идентичности Д. О. Бабич, Е. А. Белжеларский,...
Шесть авторов посвятили свои статьи проблемам русской и советской идентичности, русско-украинским отношениям, банкротству неолиберальной...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconЭлектронная библиотека русской литературы
Тонкопсихологичная, умная и временами откровенно насмешливая история о ханжестве, религиозном догматизме и извечном одиночестве умных,...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconОчерки истории русской культуры (В. А. Головашин)
Наступивший XXI в век колоссальных достижений науки и техники, век освоения космического пространства и развития компьютерных технологий...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconПланирование уроков русского языка в 10 классе ( по учебнику вф грекова и др.) 1час в неделю
Урок Принципы русской орфографии. Морфологический принцип как ведущий в русской орфографической системе. Виды и типы орфограмм

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconУрок в 8 классе тема: япония во второй половине XIX начале XX века
Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconИстория русской литературы
Но я не тешу себя иллюзиями. У всеведущих гениев Запада вошло в привычку упражнять свою интуицию на русской теме – здесь они могут...

Если XVIII век был зарей русской поэзии, то первая половина XIX века стала ее ярким восходом, который просиял солнцем русской поэзии Пушкиным iconПозиция Русской Православной Церкви по реформе семейного права и проблемам ювенальной юстиции
Документ принят Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 4 февраля 2013 года. 13

Вы можете разместить ссылку на наш сайт:


Все бланки и формы на filling-form.ru




При копировании материала укажите ссылку © 2019
контакты
filling-form.ru

Поиск