О поэзии и поэтике
Скачать 5.42 Mb.
|
Кирилл ТарановскийО ПОЭЗИИ И ПОЭТИКЕСобрание классических работ известнейшего специалиста по русской поэтике. Включает его труд о поэтике Мандельштама (в полном объеме -впервые), а также статьи - образцы тонкого анализа образов и стиха Блока, Маяковского, Пастернака и других поэтов. Содержание: Содержание: Очерки о Поэзии О. Мандельштама. О Поэтике Бориса Пастернака. Поэма Маяковского «Про Это». Литературные реминисценции и ритмическая структура. Основные задачи статистического изучения славянского стиха. Формы общеславянского и церковнославянского стиха в древнерусской литературе ХІ—ХІІІ вв. О ритмической структуре русских двусложных размеров. Ранние русские ямбы и их немецкие образцы. Из истории русского стиха ХVIII в. Одическая строфа в поэзии Ломоносова. Четырехстопный ямб Андрея Белого. Некоторые черты символики Блока. Зеленые звезды и поющие воды в Лирике Блока. «Сладкие» и «Влажные» рифмы у Лермонтова. Звуковая ткань русского стиха в свете фонологических дистинктивных признаков. Звукопись в «Северовостоке» М. Волошина. Некоторые проблемы анжамбмана в славянском и западноевропейском стихе. О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики. ОТ СОСТАВИТЕЛЯ Кирилл Федорович Тарановский родился в 1911 г. и умер в 1993 г. Ему было 9 лет, когда он покинул Россию вместе с родителями; 30 лет - когда он защитил диссертацию в Белграде; 42 года - когда он ее напечатал отдельной книгой, потому что в промежутке была война. Это были "Русские двусложные размеры" (1953) - фундаментальный труд, который подвел итоги "героической" эпохе становления современного научного стиховедения и стал настольной книгой для всякого, занимающегося русским стихом. Ему было 47 лет, когда он переехал работать в США - сперва в Лос-Анджелес, потом в Гарвард; 56 лет - когда он напечатал первую статью о поэтике Мандельштама (в юбилейном сборнике в честь своего старшего товарища Р. Якобсона); 65 лет - когда его "Очерки о Мандельштаме" вышли отдельной книгой (1976), а ученики его, официальные и неофициальные, в Америке и в России, уже разрабатывали предложенные в ней понятия интертекстуальной поэтики - "контекст" и "подтекст"; с тех пор это направление стало одним из самых видных в современной филологии. Только в 62 года ему было позволено вновь увидеть Россию, для первого раза - туристом; только в 66 лет он смог провести в Москве полгода, работая с А. Н. Колмогоровым и его учениками над усовершенствованием методов изучения стиха. Его публикации в советских изданиях стали появляться с 1966 г., но лишь редкие и небольшие. Его мечтой было, чтобы сделанные им работы вернулись на родину, стали доступны всякому российскому филологу. Надежда на это появилась лишь в последние годы его жизни. Тогда и был составлен этот том избранных его работ, при его участии и с его одобрения. Из-за издательских трудностей выход книги затянулся на семь лет; автор так и не смог ее увидеть. Главную часть его составляют "Очерки о поэзии Мандельштама" - специально для настоящего издания Кирилл Федорович написал их русский вариант, значительно расширенный и дополненный по сравнению с английской книгой. Другая его монография, "Русские двусложные размеры", представлена здесь образцово сжатым авторским конспектом - статьей "О ритмической структуре русских двусложных размеров". Остальные статьи посвящены отдельным вопросам стихосложения, привлекавшим внимание автора уже после "Русских двусложных размеров", вопросам лингвистического анализа звукописи, образному и символическому строю поэзии - это был круг его интересов последних лет. Особое положение занимают статьи "Четырехстопный ямб Андрея Белого" и "О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики": первая - о семантике ритма, вторая - о семантике метра; эти темы, прорывающие традиционные рамки стиховедения и новым, неожиданным образом ставящие вечный вопрос о связи художественной формы и содержания, тоже дали толчок многочисленным исследованиям по семантике стиха в последние десятилетия: Кирилл Федорович Тарановский оказался первопроходцем и в этой области. Составитель и издатель приносят глубокую благодарность Виде Тарановской-Джонсон и Федору Тарановскому за поддержку при подготовке этого издания. М. Л. Гаспаров ОБ АВТОРЕ Кирилл Федорович Тарановский родился 19 марта 1911 г. в Юрьеве ныне - Тарту), где отец его, видный историк права (ученик А. Л. Бло отца поэта), был профессором в университете. Здесь прошли его детские годы. В 1920 г., после революции и гражданской войны, семья эмигрировала в Югославию. Кирилл Тарановский окончил сербскую гимназию в Земуне (в 1929) и юридический факультет в Белграде (в 1933). В студенческие годы началась его литературная работа, его переделы русских стихов и пьес на сербохорватский язык. Юридическая карьера была ему не по душе; он вновь поступил в университет и окончил филологический факультет в 1936 г. Летом 1937 г. и с февраля 1938 по г: нь 1939 г. он продолжал учение в Карловом университете в Праге.:~ушая Хлумского, Горака, Мукаржовского. Здесь он сблизился с Пражским лингвистическим кружком, более всего - с Романом Якобсоном; их встреча стала началом долгой дружбы и научного товарищества. В f-лградской аспирантуре руководителем Тарановского был А. Белич. Свою докторскую диссертацию ("Русские двудольные ритмы") он защитил в Белграде, уже оккупированном немцами, 14 июля 1941 г. Из-войны и последующих политических событий напечатана она была: "ько через двенадцать лет. В Белградском университете Тарановский преподавал на разных должностях с 1937 по 1958 год, с 1956 г. - ординарным профессором. Весной 1958 г. он побывал в Оксфордском университете как приглашенный лектор, зимой 1958-1959 - в Гарвардском университете приглашенный профессор. После этого он принял приглашение У. алифорнийского университета в Лос-Анджелесе и преподавал там с г~9 по 1963 г. В 1963 г. он перешел в Гарвард и оставался там до самой своей отставки в 1981 г. В 1976 г. по научному обмену он совершил полугодовую поездку в Москву и Ленинград, а в 1982-1983 учебам году - в Югославию. Еще в 1955 г. он был ответственным секре - "тем югославского организационного комитета первого послевоенного: -: нгресса славистов в Белграде, потом входил в редколлегии журналов jernational Journal of Slavic Linguistics and Poetics* и "Russian Literature*, высту-z.ar. с докладами на международных конференциях и в американских и европейских университетах. Писать и печататься он продолжал почти до самой смерти. Он умер после недолгой болезни 18 января 1993 г. в своем доме в Арлингтоне близ Бостона. Кирилл Тарановский был филологом-славистом той формации, которая уже исчезает в американской и мировой науке. Он обладал широчайшим кругом знаний, одинаково чувствовал себя специалистом в языке и в литературе, свободно говорил на нескольких языках и был настоящим знатоком славянской поэзии. Его научные интересы охватывали словесность нескольких славянских стран от памятников Средневековья до новейших стихов. Но каков бы ни был материал, он подходил к нему с ювелирным анализом текста, стремясь понять его структуру на всех уровнях, от звуковой ткани до семантики. Он твердо верил, что долг исследователя - вникнуть в "музыкальную партитуру" текста, в объективную структуру, заложенную в нем. Импрессионистические "прочтения" и обобщения претили ему, и он осуждал любителей интерпретаций, построенных на сугубо личных впечатлениях от литературы. В центре научного внимания Тарановского была поэтика в самом широком смысле. Монография "Русские двудольные ритмы", итог первого периода его научной работы, стала, наряду с исследованиями Б. То-машевского и Р. Якобсона 1920-1930-х гг., классикой русского стиховедения и образцом "русского метода" анализа стиха с помощью точных подсчетов. Опираясь на точные фонетические понятия и на обширные статистические обобщения, Тарановский смог обрисовать ритмические особенности каждого русского классического размера в отдельном произведении, в творчестве каждого поэта, в литературе каждого периода и в конечном счете во всей русской поэзии XVIII-XIX ее. Его положения, высказанные на основе огромного тщательно проанализированного материала, были подтверждены последующим подъемом стиховедения в России, начавшимся в 1960-х гг. и отмеченным именами А. Н. Колмогорова, А. В. Прохорова, М. Л. Гаспарова. Тарановский выступил и в рискованной области сравнительного стиховедения - русского, сербохорватского, украинского, немецкого. Каждая из его новаторских статей о строении стиха, тщательных и точных, бросала свет на такие проблемы, как звуковая ткань стиха, анжамбман, цезура или особенности народного стихосложения. В одном из первопроходческих исследований он включился в давнюю дискуссию о существовании стиха в древнерусской литературе, предложив для нее понятия "сказовый стих" и "молитвословный стих"; в другом он исследовал ассоциативные связи между стихотворным размером и тематическим комплексом (5-ст. хорей и тема пути в русской поэзии). В поздние годы Тарановский все больше переключался на проблемы семантики - особенно в стихах Блока, Маяковского, Пастернака, Мандельштама. Особенно важны были его работы по Мандельштаму - они привели к пересмотру всего наследия этого поэта и к разработке Об автореновой методологии, исключительно важной для нашего понимания поэтической семантики. Тарановский показал, что главным в поэтике Мандельштама была опора на "подтексты", реминисценции из других поэтов в его стихах. Часто такой подтекст - источник смыслового мотива, повторяющегося и порой трансформирующегося, - оказывался ключом к пониманию текста его поздних произведений. Эта "открытая" интерпретация стихов Мандельштама дополняла ту "закрытую" (восходящую к работам Тынянова 1920-х гг.), при которой анализ смысла намеренно ограничивался семантическими отношениями, не выходящими за пределы текста. Тарановский мастерски владел обоими методами и убедительно показывал всю важность их взаимодействия. Работы Тарановского о Мандельштаме явились вовремя: на Западе ученые все больше занимались Серебряным веком, заполняя пробелы прежних исследований, и даже в СССР молодые филологи вновь открывали и осмысляли огромное культурное наследие, отвергнутое официозной наукой. Акмеизм, ощущавшийся как нравственное сопротивление советскому режиму, был в центре их внимания, и труды Тарановского были встречены ими с энтузиазмом. Первопроходческие работы Тарановского (и его ближайших учеников по Мандельштаму - таких, как О. Ронен и С. Бройд) оживили исследования не только о Мандельштаме (где схожие идеи высказывались А. Морозовым), но и о таких поэтах Серебряного века, как Ахматова, Кузмин, Блок. Первая его статья была о переводах Вяч. Иванова из Сапфо как возможном ключе к "южным" стихотворениям Мандельштама; за нею последовали другие, пересматривавшие и расширявшие как метод, так и материал. Сжато и ясно написанные, эти статьи сохраняют творческую атмосферу того времени: в них чувствуется не только собственная увлеченность Тарановского, но и живость его первых гарвардских семинаров, и его непрерывная переписка с коллегами из России - М. Гаспаровым, Ю. Левиным, Д. Сегалом. Потом эти очерки были переработаны в книгу "Статьи о Мандельштаме", вышедшую по-английски в 1976, а по-сербски в 1982 г. Многолетняя переписка с русскими учеными была лишь одним из многих знаков его давней и глубокой привязанности к России. Он с любовью вспоминал месяцы, которые он провел в 1976 г. со своей женой Верой Любомировной в Москве и Ленинграде, среди настоящих ученых, вне всякой официалыцины, открывая в себе близость с такими сверстниками, как В. Я. Бухштаб и Л. Я. Гинзбург, и завязывая личное знакомство с младшим поколением филологов. В свою очередь и сам он произвел глубокое впечатление на русскую интеллигенцию времен застоя, и воспоминания о его пребывании в России - как и о более кратких визитах Р. Якобсона - дышат теплотой, любовью и живым юмором. Старшие его гарвардские товарищи - X. Л ант, Дж. Мальмстед, В. Сечкарев, Ю. Штридтер, Д. Фангер - пишут в памятном слове о нем:Дж. Бейли, X. Баран "Он был большой ученый и мог внушать некоторым большой страх. Он знал наизусть бесконечно много славянских стихов и не раз выражал грусть, когда коллеги и ученики не могли уловить что-то главное в разбираемых текстах. По-английски он говорил хорошо, но немного скованно, и когда он приостанавливался, то нелегко было прочесть его мысль и его взгляд из-за толстых стекол очков. Многие, знавшие его только в американские годы и только в университетской обстановке, были бы удивлены, узнав, что смолоду он был отличным спортсменом - пловцом и гимнастом, - что лет до пятидесяти он легко ходил на руках, и что иной раз ему помогали сводить концы с концами его редкая память и его математические навыки в таких нефилологических искусствах, как бридж и покер. Кто бывал у него дома в Арлингтоне, те знали его лучше. Широкое гостеприимство, щедрое угощение, домашняя водка, веселая беседа на нескольких языках, любовная и неутомимая забота Веры Любомировны, воспоминания нараспашку, песни и, чаще всего и памятнее всего, само собой начинающееся чтение стихов, знакомых и незнакомых, - во всем этом раскрывался человек глубоких и богатых чувств, при всей его сдержанности в официальной обстановке. Такие вечера продолжались тридцать лет; когда они кончились, кончилась целая эпоха". Научные заслуги К. Тарановского нашли достойный отклик в юбилейном сборнике "Slavic Poetics* (1973): здесь к его 60-летию собрали свои статьи более пятидесяти его учеников и товарищей со всего мира. Все, кто были его учениками и товарищами, помнят его высокие требования к научности - меньше риторики, больше точности и фактов! - и помнят, как был он щедр советами и научной помощью во всех областях своих богатых знаний. Дж. Бейли (Висконсинский университет) X. Баран (университет Олбани) Некролог, напечатанный в "Slavic and East European Journal*, v. 37, 1993, p. 417-420. I КОНЦЕРТ НА ВОКЗАЛЕ К вопросу о контексте и подтексте Двадцать второго октября 1920 г. А. Блок записал в дневнике: "Гвоздь вечера - И. Мандельштам, который приехал, побывав во врангелевской тюрьме. Он очень вырос. Сначала невыносимо слушать общегумилевское распевание. Постепенно привыкаешь. "Жидочек" прячется, виден артист. Его стихи - возникают из снов - очень своеобразных, лежащих в областях искусства только". Не совсем ясно, что значит последняя фраза Блока: что искусство, как таковое, основная тема поэзии Мандельштама или же что оно является главным источником его вдохновения. Что бы Блок ни думал, оба предположения верны. Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны. И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. ("Я не слыхал рассказов Оссиана")* Эти строки Мандельштам написал еще в 1914 г. В июне 1932 г. он повторил эту же идею в стихотворении о Батюшкове: Что ж, поднимай удивленные брови, Ты, горожанин, и друг горожан, Вечные сны, как образчики крови, Переливай из стакана в стакан. * Все цитаты и ссылки - по изданию: Собрание сочинений в 3-х т. Под ред, Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. Вашингтон, 1961 -1971 (2-е изд. I тома - 1967). Все курсивные выделения - наши.Идея о переливании вечных снов из стакана в стакан получила дальнейшее развитие в стихотворении "К немецкой речи", написанных через два месяца: Чужая речь мне будет оболочкой, И много прежде, чем я смел родиться, Я буквой был, был виноградной строчкой, Я книгой был, которая вам снится. Образ виноградной строчки находит объяснение опять-таки в стихах о Батюшкове. Это просто метафора об изначальной свежести поэзии: И отвечал мне оплакавший Тасса: "Я к величаньям еще не привык, Только стихов виноградное мясо Мне освежило случайно язык". Следует отметить, что метафора винограда, как поэзии, была дана намеком уже в "Грифельной оде" (1923), самом сложном стихотворении Мандельштама о творческом процессе: "Плод нарывал. Зрел виноград"1. |
Похожие:
 |  | Обучающие: дать представление о японских традициях; познакомить с жанром японской поэзии – хокку, особенностями композиции этого... | |
| Недаром К. Зелинский в книге “Поэзия как смысл” (1929) признавал метр “представителем” иррационального начала в поэзии, которое,... | | Элиота была выношенная система взглядов на литературу. Причем система создавалась им последовательно и воплотилась в целом ряде сочинений,... |