Гордеева И. А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в. »
Скачать 6.83 Mb.
|
§ 1. Коммунитарные идеи в российском общественном движении 30-х – начала 80-х гг. XIX в.Коммунитаризм как ценностно-нормативная система может проявлять себя в разных общественных движениях и видах человеческой деятельности. Понимаемый как стремление к непосредственным, эмоциональным, личностным человеческим связям в противовес не удовлетворяющих людей анонимным, опосредованным, формализованным отношениям, он проявляется в практической деятельности, вне зависимости от степени рационализации коммунитарного настроения, осознанности коммунитарного идеала, наличия или отсутствия идей и теорий. Решая задачу различения коммунитарного движения среди других, сходных по формам воплощения, некоторым чертам идеологии или имевших с ним общих участников, необходимо иметь в виду то общее определение коммунитаризма, которое говорит о нем как об особом способе решения общественных проблем: коммунитарной следует считать цель изменения общества путем внутреннего духовного перерождения каждого отдельного человека в условиях небольшой общины, осуществление люди готовы начать с самих себя и немедленно. Исследования американского коммунитаризма обычно отталкиваются от представлений о существовании сугубо национальной традиции, глубоко укоренной в американской истории, из которой органически выросли «утопические» эксперименты XIX-XX вв. При отсутствии работ по данной проблеме установление традиции, продолжением которой являлось российское коммунитарное движение последней четверти XIX в., представляется затруднительным. Если говорить о перспективах поиска таких корней, то, вероятно, исторические прецеденты следует искать прежде всего в тех умственных и общественных течениях, субъектами которых были образованные люди, например, в масонских кружках конца XVIII в.265 и славянофильстве266, и, вероятно, в феномене русских кружков в целом267. Мечты об организации «интеллигентных» поселений в деревне появляются у российских интеллектуалов в 30-40-е гг. Однако не каждый такой проект или попытку его реализации можно считать коммунитарным. Колонии с коммунитарными целями следует отличать от внешне очень похожих на них поселений, основной целью участников которых могло быть экономическое преуспевание или, чаще, революционная пропаганда. Анализ конкретно-исторического материала говорит о том, что участники поселений разных типов (особенно революционно-пропагандистских и собственно коммунитарных) не только ставили перед собой различные цели, но и идеологически были чужды друг другу, редко пересекались в своей деятельности, непременно ощущали отличия философских истоков своих мировоззрений, о чем прямо заявляли, и даже можно говорить о том, что разные типы колоний привлекали людей разного психологического склада. Часто бывает так, что от замысла поселения не осталось никаких документов идеологического характера, в таком случае отнести ту или иную колонию к определенному типу возможно только при рассмотрении мотивов, которые привели ее участников к решению жить вместе. С одной стороны, коммуна, община, колония могут быть лишь средством пропаганды не связанных с коммунитаризмом идей –революционных или чисто экономических. С другой стороны, бывает, источники отчетливо дают понять, что даже в том случае, когда какая-то община в целом ставила перед собой цели пропаганды революционных идей, отдельные ее члены могли присоединиться к ней по иным, отличным мотивам, в том числе и коммунитарным268. Как психологический мотив, коммунитаризм прослеживается в идеологиях самых разных движений и видов общественной активности; чаще всего он – всего лишь один из многих мотивов, зависим от них, испытывает на себе чужое влияние, иногда и подчинен ему настолько, что начинает исполнять необычные функции. Только в том случае, когда коммунитарный мотив доминирует, мы имеем право говорить о том, что установлен факт существования коммунитарного поселения. Вероятно, коммунитарными можно назвать некоторые планы петрашевцев организовать «фаланстеры» и действительно осуществленные ими бытовые общежития, однако сложная источниковая ситуация не дает нам оснований однозначно разрешить эту проблему269. В данном сюжете заложены потенции и революционного, и коммунитарного развития темы «фаланстера»: если сам Петрашевский «верил в силу примера удачного экономического опыта фаланстера и предпочитал этот путь “болезненным” и “разрушительным” революционным потрясениям, связанным с “неблагоразумной тратой сил общественных”», то петрашевец Д.Д. Ахшарумов «готов был на восстание ради осуществления фаланстера»270. Широко известен факт экспериментирования Н.П. Огарева271 со своими крестьянами в 30-е гг. XIX в., реже упоминают о том, что, стремясь «освободиться от груза наследственного состояния», он звал своих друзей «уйти в пролетарии», предлагая в письмах конца 1844 – начала 1845 гг. А. Герцену и некоторым другим организовать «социалистическую колонию»272. Друзья его не поддержали, после чего Огарев вновь обратил свое внимание на крестьян, а также пытался превратить собственное хозяйство в показательную ферму с вольнонаемным трудом и фабриками и заводами. В пользу наличия коммунитарных мотивов в планах Огарева говорит и то, что в 40-е гг. Огарев не разделял увлечений Герцена социалистическими потенциями крестьянской общины273, что подтверждается в том числе и такими документами, как набросок его плана устройства «земледельческих коммун»274 и проект Огарева об устройстве политехнической школы (1847 г.), целью которого было как раз преодоление негативных сторон общинной жизни. В связи с этим вряд ли достаточен вывод о том, что «на путь эксперимента его толкнуло молчание народа, полное отсутствие возможностей для активной общественной, политической и даже литературной деятельности»275, и стоит обратить внимание на романтическую окраску его стремления к деревенской жизни на лоне природы в кругу духовно близких людей. В биографии А.И. Герцена коммунитарные устремления проявились после революции 1848 г., когда он, пессимистически настроенный по отношению к идее революционного пути установления нового социально справедливого общества в Европе, пришел к выводу, что «социализм» – «удел личностей, а не народа». В одной из своих статей того времени Герцен формулирует свои новые взгляды чисто коммунитарно: «Когда бы люди захотели, вместо того, чтобы спасть мир, спасать себя, вместо того, чтобы освобождать человечество, себя освобождать – как много бы они сделали для спасения мира и спасения человечества»276. Этот период в жизни Герцена совпал со временем его личной трагедии, когда его жена, влюбившись в его друга Гервега, активно стремилась устроить духовное общежитие двух семейств – Герценов и Гервегов, в идее которого были коммунитарные мотивы277. К 50-м годам относятся слухи о некоем Бахметеве278, который обсуждал с Чернышевским в 1858 г. свой проект создания ассоциации социалистического типа в Океании. Мечта уехать на далекие острова (или в Америку, например) и там заняться осуществлением своих идеалов – особый случай в истории русской социалистической (и не только социалистической) мысли. Уже сама географическая локализация идеала ставит под сомнение или многократно усложняет ту точку зрения, согласно которой принципиальным идеологическим ядром российских социальных экспериментов был тот род «общинного социализма», что вырос из размышлений о русской поземельной общине и лежал в русле проблем национального развития. Бахметев отправился на Маркизские острова с целью устроить «колонию на совершенно новых социальных основаниях» и пропал без вести. Что это за основания и какой характер должна была носить ассоциация - неизвестно. Ишутинцы, помимо устройства производительных ассоциаций, планировали обзавестись «образцовой фермой», чтобы «показать народу новую форму жизни, показать, что общий труд не в пример прибыльнее, чем жизнь единичная». Подобным планам противились наиболее радикально настроенные члены организации, боясь распыления революционных сил279. Сведения о существовании в конце 60-х гг. каких-то общин на Кавказе встречаются в связи с биографиями Е.С. Гаршиной и Е.П. Майковой (1836-1920). Последняя, порвав со своим мужем, в 1869 г. уехала на Северный Кавказ, где жила в нескольких «интеллигентных» колониях («скиталась по фаланстериям»280). В одной из таких колоний жила и Е.С. Гаршина, мать писателя. О том, какой характер носили эти поселения – городской или деревенский – неизвестно. В 60-е гг. были более популярны бытовые коммуны (студенческие квартиры-общежития) и производительные ассоциации, которые не являются предметом настоящего исследования. Важно отметить лишь то, что существует возможность трактовать «общие квартиры» как возникшие на чисто экономической почве, помимо влияния «идейной» литературы того времени и, в частности, романа и публицистики Н.Г. Чернышевского. В конце 60-х гг. в России все большую популярность приобретает мысль о переселении в Америку с целью организации там коммуны или вступления в одну из американских «утопических» общин. Ниже пойдет речь о В.К. Гейнсе (В. Фрее) – пожалуй, самом знаменитом из коммунитариев-эмигрантов. В 70-е гг. в общинах Фрея постоянно жили те или другие русские путешествующие «революционеры». На почве идеи переселения в Америку в начале 70-х гг. в Киеве возник кружок «американцев»281, лидером которого был И.К. Дебогорий-Мокриевич282. Считая физический труд единственным честным средством заработка, кружковцы поставили перед собой цель организации земледельческой коммуны. Программу кружка можно трактовать как коммунитарную: по воспоминаниям В.К. Дебогория-Мокриевича, они с товарищами мечтали о пропаганде общинного образа жизни собственным примером и словом. Из-за неблагоприятных для социального творчества полицейских порядков в России «начать обновление человечества» решили с «устройства коммуны в свободной Америке»283. В перспективе мечтали «воздействовать на Россиею в социалистическом смысле и помешать воцарению в ней господства буржуазии»284. Кружок делегировал в Америку ряд своих членов, из которых до континента добрались лишь трое (Г.А. Мачтет, И.Ф. Речицкий-Логинов, А.Г. Романько-Романовский), остальные оставили коммунитарную затею, увлекшись бакунизмом. Мачтет с товарищами прибыли в Канзас в конце 1872 г., однако по приезде произошло несчастье: Речицкий нечаянно убил Романько, разбирая свой пистолет. Судьба Речицкого была разбита, и вкусить общинной жизни удалось лишь Мачтету, который восемь месяцев проработал в коммуне В. Фрея (см. ниже). Планы устройства «образцовой фермы» строил и кружок так называемых «сен-жебунистов», организованный в 1872 г. в Цюрихе братьями Н.А. И С.А. Жебуневыми285. Во второй половине 60-х гг. они и их брат Владимир были участниками «Санжировской коммуны» под Харьковом, о которой очень мало сведений, но ее, видимо, можно отнести к коммунитарным экспериментам: В.А. Данилов писал об этом предприятии, будто оно было организовано по принципу «садить бураки и капусту и жить в согласии со своей совестью»286. «Сен-жебунисты» ставили перед собой задачу «изменения существовавшего в России экономического строя путем поднятия уровня народного образования и развития сельского хозяйства»287. Члены кружка пришли к выводу о «возможности особого пути развития России и считали необходимым с помощью интенсивного земледелия воспрепятствовать дальнейшему распространению капиталистических отношений»288. В феврале 1873 г. Жебуневы переселились во Францию и занялись практическим изучением сельского хозяйства. В сентябре того же года, приехав в Россию, Н. Жебунев пытался найти землю для поселения, но ему это не удалось. По данным С.И. Светленко, уже к ноябрю кружок перешел к революционной доктрине, а в 1874 г. «сен-жебунисты» пошли «в народ», причем легально – в основном, учителями289. Подобные настроения были характерны и для членов «Киевской коммуны», которая возникла в сентябре 1873 г.290 Саму «коммуну» к коммунитарным экспериментам отнести нельзя, она была даже не кружком, а скорее «явка, штаб-квартира с постоянно меняющимся составом»291, но ее участники строили планы устройства фермы или артели292. Однако это настроение оказалось мимолетным, и члены «коммуны» очень скоро перешли на позиции бакунизма. Большинство южнорусских поселений середины 70-х гг. – революционного, а не коммунитарного характера293. Мысли о поездке в Америку для устройства там коммуны были распространены и среди вятских учащихся, например, в Вятском земском училище, где учились братья Степан и Павел Халтурины294. В 1873 г. в Вятку приехали петербургские студенты, призывавшие идти в народ, чтобы «сплотить его в единое целое и уяснить ему то, что он смутно понимает своим умом относительно лучших форм общежития»295. С подачи петербуржцев среди учащихся образовались две коммуны, которые просуществовали месяца два-три и распались, вызвав глубокое разочарование, причем часть их участников уехала в Америку296. Товарищем С. Халтурина был З.С. Сычугов, будущий активный участник коммунитарного движения297. Многие, а возможно и большинство, из поселений «интеллигентов» конца 60-х – начала 80-х были организованы с революционно-пропагандистскими целями298. Как писал В.А. Данилов, «мы пережили уже ассоциации, потребительные общества, коммуны, как цель жизни. Для нас это были средства»299. Однако если в большинстве случаев мы не можем говорить о коммунитарности идеологий революционеров-семидесятников, то во многих случаях можно констатировать наличие коммунитарного мотива. Пересечение коммунитарных и революционных идей выразилось в стремлении семидесятников сблизиться с простым народом, встав в «положение мускульного работника»300. По воспоминаниям С.Ф. Ковалика, в то время «при всяком решении практических вопросов если и не высказывалось, то подразумевалось, что деятельность в народе возможна только для лиц, вполне ставших в положение рабочего или крестьянина»301. Одновременно возникают и получают свое теоретическое обоснование антиинтеллигентские настроения, связанные с восприятием разночинцами «покаянных» настроений дворянства. Одно время в историографии дискутировался вопрос о том, были ли землевольческие деревенские поселения действительно революционными по духу, или «деятельность, не выходившая из рамок легальности», сама по себе настолько увлекла землевольцев, что никакой работы революционного характера они уже не вели302. Вполне возможно, что отступления от программы «Земли и воли» в планах и деятельности некоторых «оседлых» землевольцев свидетельствует о нарастании к концу 70-х гг. коммунитарных настроений, которые еще более отчетливо выразились среди чернопередельческих «деревенщиков». Е.Р. Ольховский, сосредоточив внимание на том, что в 80-е гг. «работа народников нередко утрачивала свой революционный накал» и они «все большее внимание обращали на организацию социалистических кооперативных поселений в деревнях», нашел в источниках примеры, оставляющие возможность коммунитарной интерпретации некоторых заявлений чернопередельцев. В частности, он приводит слова К.Е. Мухлынина: «Проповедовать я не буду… Главная сущность заключается в том, чтобы действовать на деревне примером прогресса в социально-экономическом смысле, например, путем устройства интеллигентной земледельческой общины с коммунистической организацией»303. Обратил автор внимание и на то, что чернопередельцы интересовались А.Н. Энгельгардтом, посылали к нему на выучку своих «агентов». В одной из рукописей были декларированы цели таких поселков: 1) общественные - «путем поселений собрать излишнюю интеллигенцию из города в деревню с тем, чтобы позднейшие поколения образовали интеллигентную деревенскую силу на общинных началах»; 2) политические – создать условия для того, чтобы к тому времени, когда в «недалеком будущем в России откроется стихийное движение», интеллигентные поселки послужат сохранению “хороших людей”, влиятельных среди местного населения304. В этой программе «культурнические» цели пересекаются с революционно-пропагандистскими. Эти задачи народники попытались реализовать весной 1884 г. в с. Пречистом Гжатского уезда Смоленской губернии. Дознанием было выяснено, что поселенцы «занимались сельским и молочным хозяйством, сами пахали и исполняли другие сельские работы, хотя все они по своему общественному положению и научному развитию ничего общего с земледельческой жизнью не имели»305. Это описание совершенно совпадает с теми, которые давались когда-либо по поводу тех «интеллигентных» земледельческих колоний коммунитарного типа. Несмотря на то что у нас нет данных о степени революционности сознания каждого из участников этого опыта, по крайней мере один из них, В.С. Миролюбов, был причастен к коммунитарному движению: осенью, после того как народники из Пречистого разъехались, он отправился в Батищево к А.Н. Энгельгардту, где занялся бесплатным обучением крестьянских детей, а во второй половине 80-х гг. он увлекся «толстовством» и жил в Самарской колонии К. Сибирякова (см. ниже)306. |
Похожие:
 | Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |  | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... | | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | | Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века |
| Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном... |
| Предложенный Минэнерго законопроект по решению проблемы «последней мили» только усугубляет ситуацию и противоречит правовым нормам,... | | История Сбербанка России началась 170 лет назад, в XIX веке. За почти два столетия банк завоевал статус крупнейшего финансового института... |