Гордеева И. А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в. »
Скачать 6.83 Mb.
|
Первые российские проекты совместной жизни и общего труда коммунитарного характера, имевшие целью указать путь к реорганизации всего общества, были задуманы еще в 40-50-е гг. XIX в., но об их реализации нам ничего не известно. Скорее всего, о коммунитаризме как об общественном движении можно говорить лишь с конца 60-х - 70-х гг., когда мечты все чаще стали реализовываться на практике, а само стремление к организации «экспериментальных» общин приняло массовый характер, стало феноменом общественного настроения. В 70-80-е гг. возникли поселения, коммунитарный характер которых не вызывает сомнений: это и канзасская колония «богочеловеков», последователей учения А.К. Маликова, присоединившихся к группе религиозных позитивистов во главе с русским эмигрантом В. Фреем (1875-1877 гг.); и туапсинское поселение С.Н. Кривенко с участием изобретателя-электротехника А.Н. Лодыгина (1873-1878 гг.); и попытки «интеллигентных землепашцев», воспитанных А.Н. Энгельгардтом, основать «интеллигентные деревни» (начало 80-х гг.); и безвестное ныне Православное Крестовоздвиженское трудовое братство Н.Н. Неплюева в Черниговской губернии (середина 80-х - конец 20-х гг. XX в.); и знаменитая Криница - община под Геленджиком (с 1886 г., просуществовала более 25 лет); и поселения многих «толстовцев» (с конца 80-х гг.) и многие другие общины, кружки и объединения.Самым распространенным названием сельскохозяйственных поселений образованных людей, принятым среди современников, было «интеллигентные» земледельческие5 общины и колонии (реже - коммуны, скиты, общества, братства). Несмотря на свою громоздкость, этот термин активно использовался как самими общинниками, так и посторонними наблюдателями. В тех немногочисленных попытках научной рефлексии по поводу данного феномена, которые были предприняты дореволюционной российской и советской историографией, общины квалифицировались как «утопические» или «коммунистические» («социалистические»). Ключевым термином данной работы является понятие «община» (“community”)6, обозначающее, согласно определению Б. Заблоцки, «любую группу, состоящую из пяти и более взрослых людей (возможно, помимо них включающую и детей), большинство пар которой не связано между собой кровным родством или брачными узами, члены которой добровольно договорились жить вместе неопределенное время преимущественно ради какой-либо идеологической цели, направленной на достижение общности с единым коллективным хозяйством»7. Данное определение не требует обязательного наличия «утопической» программы, приверженности общности имущества, совместного воспитания детей или эгалитаризма, хотя все это действительно обычно ассоциируется с общинной жизнью. Более простое определение дал английский исследователь А. Ригби, для которого община – это группа людей, состоящая из трех и более человек, представляющих более чем одну семью или род, добровольно объединившихся ради той или иной цели, обобществившей или стремящейся обобществить в процессе достижения этой цели некоторые аспекты своей жизни, и которая характеризуется определенным групповым самосознанием». При этом Ригби считал, что если группа людей, живущих вместе, считает себя общиной, то ее и следует рассматривать подобным образом. Исключение из поля внимания крестьянской поземельной общины осуществляется намеренным упоминанием в обоих определениях условия добровольного уговора, предшествовавшего образованию общины. Это ограничение напрямую связано с понятием «интенциональности» (умышленности, намеренности, целенаправленности; от английского “intentional”), ставшим обычным для зарубежной науки деидеологизированным заместителем термина «утопический»8. «Экспериментальные» общины XIX - XX вв., в противовес естественным, спонтанным территориальным общностям (“community”), испокон века складывающимся на основе общего расселения9, носили как бы искусственный характер, создавались умышленно, имея в виду определенную цель, их возникновение требовало осмысленного разрыва человека с прежней средой обитания и, чаще всего, перемещения на новое место. Теоретически, частью коммунитарного движения могут считаться и многие сектантские поселения (как это обычно делается в зарубежной историографии), и некоторые монастыри, и феномен крестьянских «коммун»10, однако настоящее исследование ограничено рассмотрением общин с определенной социальной базой – созданных представителями образованных слоев общества. Другое ограничение искусственного характера состоит в выборе для изучения только тех общин, которые возникли в сельской местности и основным занятием которых планировалось сделать сельскохозяйственный труд, хотя в изучаемый период существовали и городские бытовые и производственные коммуны и ассоциации. При всем разнообразии возможных ракурсов рассмотрения коммунитарного движения, предметом внимания данной работы является коммунитарный идеал участников «интеллигентных» сельскохозяйственных общин как особый исторический и национальный способ проблематизации отношений между человеком и обществом, контексты его возникновения и функционирования. Хронологические рамки исследования. Диссертация сосредоточена на общинах последней четверти XIX в., что объясняется наибольшим распространением с середины 70-х гг. интересующего меня типа поселений. К началу XX в. этот тип хотя и оставался наиболее привлекательным для представителей образованного меньшинства, тяготевших к коммунитарности, но претерпел идеологическую эволюцию в связи с резким изменением психологического, культурного, политического и социального состояния общества. В первые годы XX в. наблюдался спад активности, направленной на организацию общин, а к 10-м гг. число «интеллигентных» земледельческих колоний вновь начало расти. Таким образом, «интеллигентные» колонии последней четверти XIX в. что можно рассматривать как первый этап российского коммунитарного движения. Историография проблемы. Результаты библиографической эвристики указывают на то, что знание об «интеллигентных земледельческих» колониях и коммунитарном движении в отечественной историографии в отдельное проблемное поле не выделилось. Поэтому выбор историографических источников был основан на тематическом принципе (использовались работы, посвященные общественному движению в целом и такому направлению общественной мысли, как «утопический социализм»), а также принимались во внимание все те труды, где, независимо от темы исследования, звучали имена и события, связанные с «интеллигентными земледельческими» общинами. Изучение литературы позволило разделить ее на две группы в соответствии с двумя подходами, ведомыми принципиально разными интересами – «социально-этическим» и «эстетическим»11. Они отличаются друг от друга по «способу постановки вопроса, который так же является способом получения ответа»12. «Социально-этический» поход основан на специфическом представлении о научности, ищущем – будь то намеренно или неосознанно - своей легитимации в том или ином «великом рассказе». Такие «великие рассказы» вынуждают историков отождествлять научную истину с социальной справедливостью или исторической необходимостью (с представлением о должном). Для сторонников данного подхода главным достоинством изучаемых источников является их предполагаемая способность обозначать реальные вещи (в «адекватном» отображении которых «социально-этические» авторы усматривают и свою основную задачу). «Эстетический» подход к прошлому, основанный на этическом проекте толерантности и потому старающийся быть идеологически нейтральным, выбирает как основное (но не исключающее иные) эстетическое сообщение текста, стремящееся «привлечь внимание адресата к тому, как оно построено»13. Обращая внимание не только на содержание изучаемых текстов, но и на их форму, т.е. структуру текста, смысловые доминанты и умолчания, данный подход ставит себе задачей рассмотреть как «устроено» сообщение исторического источника. «Эстетические» авторы, как правило, не ищут легитимации своего знания вне его самого и признают, что «условия истинности, т.е. правила игры в науке, являются имманентными этой игре и не могут быть установлены иначе, как в споре, который должен быть сам по себе научным, и что не существует иного доказательства верности правил, кроме того, что они сформированы на основе консенсуса экспертов»14. |
Похожие:
 | Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |  | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... | | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | | Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века |
| Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном... |
| Предложенный Минэнерго законопроект по решению проблемы «последней мили» только усугубляет ситуацию и противоречит правовым нормам,... | | История Сбербанка России началась 170 лет назад, в XIX веке. За почти два столетия банк завоевал статус крупнейшего финансового института... |