Гордеева И. А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в. »
Скачать 6.83 Mb.
|
| 337. Будучи неплохим психологом, Коган поразил В.С. Серову проницательным пониманием ее семейных переживаний, она подружилась с ним и увлеклась его идеями, как оказалось, на всю жизнь. Доктор говорил о том, что современные люди живут в «ненормальных условиях, которые мешают им развить свои природные способности», и предлагал изменить эти условия путем организации общины. Отчетливо коммунитарный характер носил идеал Когана: он призывал к самосовершенствованию в кругу друзей, «в условиях, диктуемых новейшей наукой, современным искусством и согретом высшей любовью ко всякому, признавшему себя единомышленником»338. Помимо Серовой, у доктора нашлись и другие последователи, «пылавшие чистейшим огнем высокого энтузиазма». Среди участников предприятия была княжна Наталья Николаевна Друцкая-Соколинская (1846 - 1917), невеста Когана, а вскоре и его жена. Родившись в семье смоленского помещика, она воспитывалась под влиянием своего отца, человека либерального. В Смольном институте она завершила свое образование под руководством К.Д. Ушинского339, после чего в короткое время приобрела славу педагога-новатора: «молодая, талантливая, очень образованная, она быстро завоевала себе симпатии интеллигенции. Ее имя стало известным в мире педагогическом; еще очень молоденькую, ее завалили разными приглашениями в начальницы гимназий, в устроительницы детских садов и проч.»340. Радикализм взглядов Друцкой-Соколинской сказался на ее карьере: в 1869 г., будучи учительницей в Смоленской женской гимназии, она «проявила в методе преподавания такую степень безнравственности», что педагогический совет был вынужден устранить ее и ее коллегу М.А. Быкову (Богданову) от должности341. Поселившись в Петербурге, Друцкая стала посещать сходки на квартире В.Ф. Трощанского и Петрицкого, но настроение у нее было не революционное: «хотелось что-то делать, творить, созидать, а не разрушать»342. Не зная такого созидательного дела, княжна «нервно захворала», пока на помощь не пришел доктор Коган со своей идеей. Последователей Когана собралось человек 16, среди них называют фамилии И. Виардо, Е.И. Бларамберг, Волковой, Вильберг, Дебагория-Мокриевича343. Совместно выработали «программу нормальной жизни (среды)», текст которой мне не известен. Позднейшие источники говорят о том, что будущим общинникам хотелось «на весь мир устроить грандиозную коммуну, всех осчастливить»344. Кружок снял квартиру, куда приглашал мастеров учить своих членов ремеслу (по слухам, среди приглашенных специалистов был А.Н. Лодыгин, будущий участник поселения Кривенко в Туапсе, который «давал уроки слесарного искусства группе интеллигентных молодых людей и барышень»345). Источники не объясняют ни как пришла идея поселиться именно в деревне, ни почему возникла мысль о необходимости физического труда. В биографических данных о Н.Н. Коган упоминается, что на деревенскую жизнь ее подвигли заботы о воспитании собственных детей, каковое она мыслила только «в трудовой обстановке среди природы»346. Но в 1871 г. у Коганов детей еще не было. Поселившись в общине, они взяли на воспитание крестьянскую девочку, причем и позднее, в других общинах, с Натальей Николаевной обычно жили, помимо своих, чужие дети. Община в Никольском состоялась уже после смерти мужа Серовой. Не все члены кружка переселились в деревню. Серова, оставшаяся в городе, доверила своего сына Н.Н. Коган: ей хотелось сохранить его «в целостности в сельской обстановке под наблюдением просвещенной личности»347. Впоследствии мать художника, обожавшая свою подругу и почитавшая ее педагогический талант, не могла себе объяснить странное влияние передовой педагогики на своего сына. Маленький Серов в общине имел свои обязанности, среди которых его особенно обременяла необходимость присматривать за взятой на воспитание крестьянской девочкой и мытье посуды. У будущего художника очень рано проявилось эстетическое отношение к миру: «он был аккуратен, чистоплотен, брезглив, инстинктивно любил все красивое и ненавидел безобразное. Очевидно, поэтому для него осталось на всю жизнь таким невыносимо отвратительным воспоминанием это мытье посуды. Без омерзения он не мог вспоминать грязную, жирную воду в тазу и липкий комок-мочалку»348. Однажды Валентин, чтобы развлечь мешавшую ему девочку, разрезал для ее забавы на кусочки детское платье, а Коган, вместо того, чтобы сделать ему выговор, просто взяла только что нарисованную им лошадку и разорвала ее. На Серова это произвело такое впечатление, что и через сорок лет он не мог без возмущения вспоминать об этом, а свою воспитательницу, общины и физический труд возненавидел на всю жизнь349. Как вспоминала мать, впечатления, полученные ее сыном в Никольском, разрослись у него с годами «до форменной ненависти к общинам вообще, к общежитиям в частности»350. И все же она считала, что именно Коган впервые открыла талант ее ребенка, а общение с деревенской природой в Никольском, возможно, «произвело какой-то перелом» в его душе351. Полюбил Серов в общине лишь молодого Александра Павловича Фронштейна, который ему рассказывал сказки и всячески потешал. Фронштейн, гарибальдиец и участник Парижской коммуны, позднее примет участие еще в одной общине (на Волковском хуторе в Полтавской губернии). О внутреннем распорядке и быте общины в Никольском почти ничего не известно, кроме некоторых сомнительных сведений, будто «нравы… были самые простые, хотя несколько педантичные. Женщины носили мужское платье и работали наравне с мужчинами. Купались все вместе, стеснительность считалась дурным предрассудком»352. Просуществовала община не больше года, распавшись в 1872 г. О причинах неудачи известно только то, что «среди ее членов начались недоразумения»353. Следующей по времени возникновения из известных мне общин было туапсинское поселение в Сочинском отделе Черноморского округа примерно 1873-1877 гг.354 Оно также связано с деятельностью кружка, но на этот раз народнического, группировавшегося вокруг С.Н. Кривенко в Борисоглебском уезде Тамбовской губернии в конце 60-х - начале 70-х гг. Этот опыт был упомянут самим Кривенко и подробно описан его биографом М. Слобожанином355 (см. введение). В современной литературе община рассматривается в биографии А.Н. Лодыгина356 и в работах о С.Н. Кривенко357. Данные о составе колонии неполны, часть участников жила в ней непостоянно, лишь с весны по осень, всего их было около 20 человек358. История колонии слабо обеспечена и неопубликованными источниками. В РГАЛИ есть лишь отдельные позднейшие письма с упоминаниями колонии, несколько писем Кривенко разбросано по разных фондам отдела рукописей РГБ. В РНБ есть фонд М. Слобожанина (Максимова Е.Д.), в котором отложились документы, собранные им при работе над очерком, а также черновики и выписки к самой работе359. Среди документов есть некрологи360, материалы по журнальной деятельности Кривенко361, воспоминания его родственников, друзей и знакомых362. В целом, фонд ничего нового по сравнению с опубликованной статьей Слобожанина не содержит. Большинство вещей и архива колонии было разграблено мародерами во время русско-турецкой войны363. Есть информация, что после революции 1917 г. Лодыгин писал воспоминания, которые отдал Ю.А. Бунину и которые позднее видели у одного из коллекционеров, но их местонахождения неизвестно364. Вероятно, часть архива Лодыгина хранится в Русском архиве Колумбийского ун-та в Нью-Йорке. Среди участников поселения заслуживают внимания биографии Кривенко и Лодыгина, тесно связанные в историей коммунитарного движения. Сергей Николаевич Кривенко (1847-1906) провел детство в имении отца с. Никольское Борисоглебского уезда Тамбовской губернии, учился в Воронежском кадетском корпусе365 и первом военном Павловском училище, после окончания которого в 1867 г. почти сразу вышел в отставку, с августа 1869 г. стал вольнослушателем Петербургского технологического института. В связи с тем, что научного интереса к «технологиям» у Кривенко не было, что особенно заметно по его успеваемости в этом институте, Г.Н. Мокшин предположил, что поступление в институт связано с обсуждавшимся среди его друзей планом организовать производственные артели и заводы366. В конце 60-х гг. Кривенко вошел в состав народнического кружка нереволюционного характера в Борисоглебском уезде, который ставил перед собой цель «занять в уезде положение, которое дало бы возможность направлять народную жизнь к лучшему, к охранению от бюрократического произвола и экономической эксплуатации». В него входила местная интеллигенция, среди которой были доктор, судья, судебный следователь, четверо агрономов, два юриста, два местных помещика – кандидаты на земские должности и несколько сочувствующих из местных обывателей. Кружковцы планировали «устраивать больницы и школы, банки и промышленные ассоциации, а впоследствии и фабрики; предполагали показывать пример рационального хозяйства, пользу введения машин, выгодность лучшего севооборота, думали снимать землю большими участками, чтобы раздавать ее по той же цене по мелочам, освобождая таким образом крестьян от переплат съемщикам; выдавать авансы под работу, чтобы избавить их от невыгод зимней наемки; устраивать более выгодный сбыт их произведений, чтобы избавить их от скупщиков и т.д.»367. Участники кружка рассчитывали, что их опыт в случае удачи послужит примером для других и мечтали о том, что через несколько лет уезд «процветет»: «покроется общественными фабриками, цветущими общинными садами и вообще сделается образцом благосостояния для всей России; как газеты будут писать о нем, как станут туда приезжать туристы из Европы и восхищаться успехами свободной России и творчеством общинного духа, как устроители такого благополучия получат приглашение устроить то же самое и в других губерниях»368. Как одно из направлений деятельности, предполагалось устройство «постоянного образцового хутора, где хозяйство было бы последним словом агрономической науки, где были бы введены всевозможные машины»369. При хуторе хотели завести школу и практические занятия. Строили планы переселения и в Сибирь, и в Америку, и на Кавказ. Деятельность кружка привлекла внимание властей, и он распался, но часть его участников отправилась на Черноморском побережье основать общину. Еще летом 1870 г. Кривенко ездил на Кавказ искать места для поселения370, а через год он прибыл туда с агрономом И.Г. Фрейбергом371. В 1873 г. земля была приобретена в Сочинском отделе Черноморского округа, верстах в 18-ти по морю южнее Туапсе, по водоразделу рек Неожиданной и Ушаковки. Для приобретения участка было организовано товарищество, часть которого состояла из «москвичей» - в основном вкладчиков денег, а другая – из тех, кто должен был составить в общине рабочую силу372. По товарищескому договору, покупаемый участок распределялся так: на долю состоятельной части родственников тамбовского кружка - «москвичей» О.А. Олениной, Е.А. Филомофитской, А.А., В.А. и А.Н. Немчиновых, П.А. Евреинова пришлось 60 % всей земли, а на долю остальных, не имевших средств – А.Н. Лодыгина, С.Н Кривенко, И.М. Мальнева, В.П. Оленева, Фрейберга, Лодыгина и др373. – остальные 40 %. Агроному И.Г. Фрейбергу москвичи обязались выплачивать на проживание (он был единственным, кто с самого начала жил в колонии постоянно) по рублю с десятины. Расходы по ведению хозяйства должны были погашаться пропорционально по расчету на десятины всеми участниками кружка. При покупке земли границы участка были обозначены землемерами приблизительно, но Кривенко с товарищами, не дожидаясь составления договора об уплате денег, начали осваивать этот дикий, заросший участок (в округе бродили шакалы и даже барс). Колонисты корчевали пни, косили, пахали, строили, сажали деревья. Построили усадьбу: законченный дом, отдельно от него кухня, сарай, конюшня, птичник; выкорчевали часть леса, завели огород, сад, виноградник, пчельник, засеяли поле. По всей колонии горели электрические лампочки Лодыгина. Общинники мечтали о переселении к ним молодых тамбовских крестьян, но эту идею реализовать не удалось. Рассматривая кавказскую общину «в связи с отношением к кооперации и артелям», М. Слобожанин отметил непривычное для чисто экономических кооперативных опытов стремление колонистов к самосовершенствованию, однако отказался признать их идеологическую близость к «толстовцам», в связи с тем, что Кривенко «не отрицал необходимости работы в целях изменения социального строя»374. «Опрощение» общинников, с точки зрения автора, служило той же цели - «моральной подготовки людей для нового строя»375. Слобожанин отличал общинный идеал Кривенко и туапсинский опыт как от революционного направления общественного движения, так и от идеологии «культурных скитов» и «малых дел», считая их «созидательными» и общественно-активными, т.е., говоря языком настоящего исследования, как раз подчеркивая их коммунитарный характер. В целом же он признавал, что немногочисленными имеющимися о колонии данными «не устанавливается ее значение как социального опыта, и ее роль в деле распространения и насаждения артельных и кооперативных начал в экономических отношениях… нет достаточно полных сведений о том, в какой мере практически осуществлены были в ней эти начала»376. В 1875 г. к колонии присоединился Александр Николаевич Лодыгин (1847-1923), известный изобретатель-электротехник. Он был сыном отставного поручика, помещика Тамбовской губернии, учился в Тамбовском, а затем в Воронежском кадетских корпусах. Лодыгин с детства дружил с Кривенко, они вместе учились, он был причастен к тамбовскому кружку народников. Ради науки оставив военную службу, ко времени поселения в общине он уже успел изобрести угольную лампу накаливания, получить за нее Ломоносовскую премию и погореть вместе с фирмой, организованной для эксплуатации этой лампы. Поведение и внешний облик Лодыгина запомнились современникам своей экстравагантностью. Слобожанин писал о нем, что «благодаря особой оригинальности своей натуры, он легко и, по-видимому, без каких-либо усилий приспособлялся к совершенно новым условиям, совершенно противоположным старым. Совсем не думая, что приносит какие-то жертвы, он отказался в один прекрасный день от выгодного положения изобретателя в области электрического освещения и переехал в Черноморскую колонию. Его жизнь была полна такими приключениями. Из модного тогда отеля «Виктория» с роскошной обстановкой А.Н. Лодыгин вдруг переезжал в мансард на Васильевском острове, чтобы отливать грунтовую воду ведрами за 60 коп. поденной платы, нисколько, по-видимому, не огорчаясь и не рисуясь этим»377. На Кавказ изобретатель прибыл «с полными чемоданами и в первом классе, а приступив там к делу, он все забросил, надел старую матроску, сколотил кое-как балаган на берегу моря и поселился здесь бодрый, довольный и жизнерадостный»378. В колонии Лодыгин организовал рыболовную артель из турок (попутно работая над изобретением водолазного аппарата), но огромный улов не находил сбыта. Он коротко сошелся с рабочими: «ел то, что и они, спал с ними – как и они, на ловлю, уборку сетей, посуды шел впереди всех и возвращался последним. Так жил он долго и стал там легендарным»379. Община прекратила свое существование весной 1878 г. после того, как было проведено новое межевание земель и только отстроенная усадьба с частью земель оказалась принадлежащей соседу. Оспорить межевание было трудно потому, что окончательный договор с правительством не был заключен. Г.И. Успенский помог продать оставшуюся землю К.М. Сибирякову. Кривенко, Лодыгин и Мальнев по ликвидации дел потеряли все, «москвичи» получили по 70 коп. компенсации за рубль. Лодыгин обратно из колонии вместо первого класса шел пешком за поездом свыше 600 верст380, вместе с рабочими, но «вернулся в Петербург таким же веселым и бодрым, как и прежде»381. Уже после русско-турецкой войны, выяснилось, что роковое для колонии разделение земель было ошибочным, и взнос более чем за треть участка был возвращен. Кривенко купил здесь маленький дачный участок в 48 десятин, планируя новое поселение, но пригодился он лишь в качестве дачи. Дальнейшие судьбы двух наиболее заметных фигур туапсинского предприятия могут быть интерпретированы как развитие коммунитарной идеи. В 80-е гг. Кривенко затевал ряд недолго живших «артельных» журналов – «Русское богатство», «Устои», «Дело», «Слово»382. В конце 70-х он был причастен газете «Народная воля», не разделяя взглядов народовольцев и рассчитывая на их сотрудничество с либеральными силами. В январе 1884 г. в результате дегаевской провокации Кривенко был арестован, и по возвращении из в конце 80-х выступил сторонником «теории малых дел». Он является автором первой и последней книги, посвященной интеллигентным земледельческим поселениям. В отсутствие документов личного происхождения трудно сказать точно, как он относился к коммунитарному движению 80-90-х гг., т.к. позиция, заявленная им в «Культурных скитах», довольно противоречива. По крайней мере, можно говорить о его пристальном интересе к коммунитаризму как способу изменения общества. В начале века Кривенко отошел от журналистики и уехал в свое туапсинское имение, где и умер. А.Н. Лодыгин в начале 80-х предпринял попытку возобновить кавказскую колонию (см. ниже),в целом же он всю жизнь посвятил науке. Проживая с середины 80-х гг. то во Франции, то в США, он возвращается в Россию лишь в 1907 г. и снова пытается заняться общественной деятельностью. Приглашенный Всероссийским национальным клубом в его научно-политический лекторий, он принял эту организацию показалась за продолжателя традиций народничества 60-70-х гг.383 и вступил в него. Как член клуба, Лодыгин выступал с народнических позиций, сожалея о сельской общине, ратуя за развитие кустарных промыслов, за народное образование и свободу народного творчества384. Через несколько лет он разочаровался в его деятельности и навсегда отошел от общественной работы. Летом 1917 г. он уехал из России, оставшись после революции в эмиграции, а умер в 1923 г. в Бруклине. Знаменитая община русских эмигрантов в Канзасе существовала с осени 1875 по лето 1877 г. Она была довольно крупной: на участке земли в 160 акров (ок. 65 га) поселилось 9 мужчин, 6 женщин и несколько детей385. К основанию Канзасской коммуны причастны три человека, личности которых неоднократно привлекали внимание исследователей: В. Фрей, А.К. Маликов и Н.В. Чайковский. Общине в целом посвящена очень содержательная работа Т. Полнера386, написанная на материалах архива Н.В. Чайковского, статья М. Алданова387, наиболее полна монография Ярмолинского388, основанная на обширной коллекции личных документов Фрея в Публичной библиотеки Нью-Йорка. Из современных исследований совершенно новое прочтение «американской», «общинной» и «сектантской» тем в связи с Канзасской общиной предложил А.М. Эткинд389. В 1904 г. в «Вестнике Европы» в связи со смертью А.К. Маликова была опубликована статья Фаресова, в которой рассказывалось о коммуне с его слов390, А.С. Пругавин, исследователь сектантства и брат одной из участниц общины интерпретировал «богочеловечество» как об учении, предшествовавшем толстовству391; есть также воспоминания о маликовцах М.Ф. Фроленко392. Вильям Фрей (1839-1888), настоящим именем которого было Владимир Константинович Гейнс, привлекал внимание исследователей как совершенно особая среди шестидесятников личность393. Ряд писем Фрея опубликован394, некоторые представления о его взглядах можно почерпнуть из статей, опубликованных им в русской периодике и изданных за границей позитивистских брошюрах395. Недоступный нам архив Фрея, видимо, хранится в Отделе рукописей и Славянской секции Публичной библиотеки Нью-Йорка396, но часть его бумаг отложилась в фонде А.Л. Теплова в ГАРФе397. Г.А. Мачтет оставил воспоминания о своем пребывании в общине Фрея, художественно обработанные398, брат жены Фрея Н.Е. Славинский изложил историю жизни семьи Фрей в Америке до начала 70-х гг.399, есть биография-некролог, посвященный ему его другом-позитивистом Э. Бизли400; после смерти Фрея о нем собирался написать статью С.М. Степняк-Кравчинский401, но неизвестно, осуществил ли он свой замысел. И.Б. Файнерман рассказал в своих воспоминаниях о приезде Фрея в Россию402, о влиянии Фрея на русскую молодежь источников мало403. В.К. Гейнс (1839-1888) происходил из дворян Эстляндской губернии, воспитывался в Брест-литовском кадетском корпусе и Дворянском полку. В 1858 г. он был зачислен в лейб-гвардейский финляндский полк, а в 1858-1860 гг. учился в Артиллерийской академии. После окончания в 1864 г. геодезического отделения Академии Генштаба, обладавший незаурядными математическими способностями, он был прикомандирован к Пулковской обсерватории и участвовал в работах по измерению 52-ой параллели. Многие источники утверждают, что Гейнс непосредственно участвовал в революционном движении: по словам М.П. Сажина, он состоял в кружке «чернышевцев», возглавлявшемся П.Л. Лавровым404, а Л.Ф. Пантелеев утверждал, что Гейнс был членом «Земли и воли». В записной книжке Н.П. Огарева он фигурировал в качестве петербургского связного комитета русских офицеров в Польше405. Мы не располагаем информацией относительно характера сотрудничества Гейнса с революционерами, также неизвестно нам о том, что вызвало его разрыв с революционным движением. Известно только, что он пережил тяжелый духовный кризис и был близок к самоубийству406. Неожиданным выходом из трудного положения показалась ему идея эмиграции в Америку. Мысли об Америке возникли у Гейнса, видимо, как и многих его современников, после прочтения «Новой Америки» Диксона407. Об эмиграции думала и Мария Евстафьевна Славинская, мечтавшая получить медицинское образование. В 1868 г., будучи капитаном Генштаба, Гейнс бросает карьеру, и после свадьбы со Славинской они покидают Россию. Став американским гражданином, Гейнс меняет свое имя на новое – Вильям Фрей, жену его отныне зовут Мэри Фрей. В Америке Фрей занялся изучением «религии богочеловечества» О. Конта, чьим горячим последователем вскоре стал. В первоначальных планах молодоженов было поступить в знаменитую Онеиду. В письме к Нойесу Фрей выразил свое кредо: долгие раздумья о жизни и изучение общественных наук привели его к убеждению, что «полное счастье невозможно без коммунистической жизни, и только такая жизнь соответствует духу истинного христианского учения и разумным потребностям человека»408. Однако в Онеиду Фреи не вступили, вероятно, им не понравилось ее «направление», о котором они могли узнать со слов побывавшего в ней И.К. Дебогория-Мокриевича (Фрей переписывался с ним)409. Коммунитарный идеал Фрея в то время еще не освободился от идеи революции. Его интерес к «утопическим» экспериментам объясняется тем, что, надеясь на сокрушение старого строя и его замену новым, Фрей не доверял тем абстракциям и неопределенным общим словам о будущем обществе, которые были приняты, например, Базельским конгрессом Интернационала, и считал, что необходимы практические социальные эксперименты в рамках маленьких коммунистических колоний, которые держались бы в стороне от революционной борьбы и пытались бы выработать такую технику жизни, которая привела бы к достижению наибольшего счастья410. Зять Фрея еще говорил о нем, что «не задаваясь грандиозными целями об изменении социальных условий в движении человечества и т.п., и в то же время держась действительности, Гейнс начал «перевоспитание» с самого себя»411. Списавшись с другим энтузиастом коммунитаризма, фурьеристом А. Лонглеем, Фрей с женой и маленькой дочерью перебрались к нему в основанную недавно общину «Union», которая просуществовала два года и распалась из-за того, что часть коммунистов пожелала ввести свободную любовь. Семья Фрея захватила из этой общины с собой доктора Ст. Бригса, с которым в январе 1871 г. основала новое поселение (назвав общину «Прогрессивная», «La progressive») в Канзасе близ недавно основанного города г. Седарвейл. Из предыдущего опыта Фрей вынес убеждение, что для того, чтобы община была успешной, ее члены должны быть близки по духу412. К общине присоединилась семья Бруков (русских эмигрантов, фамилия которых мне неизвестна, в источниках она обычно обозначается буквами «П-в»). С последними Фреи скоро поссорились, и те стали жить отдельно. Ч. Нордхоф включил общину В. Фрея в свой справочник «коммунистических обществ Соединенных штатов» (отметив ее малые размеры, но значительность из-за необычного национального состава)413 и привел проект ее Конституции, принятой теми троими взрослыми людьми, что составляли общину к концу первого года ее существования. Согласно Конституции, Бригс был президентом коммуны, Фрей - секретарем, его жена – казначеем, а вскоре присоединившийся к ним спиритуалист Трюман стал распорядителем работ. В 1874 г. Фрей и Бригс совершили нотариальный акт, по которому свои участки передавали в собственность коммуны414. К основному ядру коммуны то и дело примыкали те или иные кандидаты в коммунисты, часто русские эмигранты415. В «Прогрессивной» общине в разное время проживали младшие братья А. Добролюбова Иван и Владимир, Г.А. Мачтет, Вл. Муромцев, известный в России скульптор Федор Каменский. В 1872 г. Фрей писал в одной из русских газет: «В последнее время американские газеты начинают поговаривать об эмиграции русских за океан; даже я лично слышал от земляков, что несколько молодых русских желают приехать к нам, в нашу ферму. При этом, конечно, воображение их настроено на розовый лад, жизнь наша представляется им земным раем и т.п. С этим энтузиазмом, который так присущ русскому люду, они, подталкиваемые какою-то манией к переселению, говорят восторженно о прелестях физического труда и сельской жизни, где-то в далеком Канзасе… Им придется разочароваться с первого же дня по приезде сюда»416. И хотя Фрей постарался запугать мечтателей тяжелой трудовой жизнью, делегаты из России постоянно посещали его общину. Мачтет, один из трех «американцев», попавший-таки в коммуну, проработал в ней восемь месяцев, истязаемый своеобразной диетой и «критицизмами»417, объектом которых был в основном он418. Канзасская община, ставшая объектом настоящего исследования, была образована из остатков «Прогрессивной» коммуны с приездом новой группы русских эмигрантов – последователей религии «богочеловечества» А.К. Маликова. «Богочеловечество», как довольно стройно сформулированная теория, содержит в себе ярко выраженную коммунитарную идеологию, еще больше свидетельств «коммунитарности» «богочеловеков» можно получить при внимании к психологической стороне их биографий. Об Александре Капитоновиче Маликове (1839-1904) оставили подробные воспоминания А. Фаресов, М.Ф. Фроленко, А.С. Пругавин (см. выше), В.И. Алексеев (см. ниже), В.Г. Короленко419, С. Ковалик420; есть о нем сведения в работе Полнера о Чайковском421, документы в фонде особого присутствия сената422, в фонде Н.В. Чайковского423, некоторые письма в отделе рукописей Российской национальной библиотеки424. Архив А.К. Маликова, в котором была в том числе и его переписка с Л.Н. Толстым, В.С. Соловьевым, К.П. Победоносцевым, погиб при крушении поезда425. Маликов родился в Покровском уезде Владимирской губернии в семье зажиточного крестьянина. Окончив Московский университет по юридическому отделению, в 1863 г. он работал судебным следователем в Жиздринском уезде Калужской губернии, откуда был уволен, потому, что встал на сторону рабочих в конфликте с администрацией Мальцевских заводов. К этому же времени относится инициированное им с А.А. Бибиковым дело по преобразованию одного из Жиздринских заводов в артельный, подхваченное ишутинцами. Благодаря хлопотам своего университетского преподавателя К.П. Победоносцева426, Маликов был переведен судебным следователем в Холмский уезд Псковской губернии, где был арестован в мае 1866 г. в связи с делом Каракозова. Видимо, связи Маликова с революционерами были случайны: по свидетельству Пругавина, Маликов «никогда не был революционером»427. В сентябре 1866 г. Верховный уголовный суд признал Маликова невиновным в принадлежности к тайному обществу и освободил от суда, сделав строгое внушение за незаявление об умысле освободить Н.Г. Чернышевского. Высланный в Холмогоры Архангельской губернии, опять с помощью Победоносцева, Маликов был переведен в Архангельск секретарем губернского статистического комитета, а в 1873 попал в Орел, где служил в правлении Орлово-Витебской железной дороги. Именно здесь в начале 1874 г. он начал проповедовать среди своих товарищей (многие из которых были революционеры) религиозно-нравственное учение о «богочеловечестве». С точки зрения А. Эткинда, «Богочеловечество» А.К. Маликова возникло вследствие прямого влияния «культурной модели» хлыстовства: «для народников хлыстовство имело авторитет народной веры, их целью всегда было скрестить традицию русского народа с утопическими учениями современного Запада»428. Маликов использовал «хлыстовские техники экстаза», переведя их на язык контовской «религии Человечества». По воспоминаниям В.И. Алексеева, маликовский проект делал ставку на нравственное совершенствование каждого отдельного человека: «он утверждал, что божественное начало есть в каждом человеке. Стоит только поверить в это (найти в себе Бога), и все порочное и злое отпадет от людей, мир людской обновится, и настанет на земле рай»429. При этом конечной целью было именно переустройство общества: «мир, гармония, справедливость должны быть не только в душе каждого человека, но должны проникать во все общественные, социальные, международные отношения людей. Тогда сами собою прекратятся и исчезнут и войны, классовый антагонизм, и все пороки»430. Реабилитация религии имела у Маликова коммунитарные цели: с его точки зрения, она служит цели формулирования «всех и отличных чувств и мыслей целых обществ в единую чувство и мысль, направленную к общему благу, и соединяющую живой вязью людей в одну семью»431. В короткое время последователями Маликова стали двое молодых артиллерийских офицера Теплов и Д.А. Аитов, кандидат петербургского университета В.И. Алексеев, бывший студент-медик Московского университета С.А. Клячко, слушательница петербургских медицинских курсов К.С. Пругавина, его старый друг А.А. Бибиков, Н.С. Бруевич, Святский, М.В. Хохлов, Смольянинов, Л.Ф. Эйгоф и, наконец, Н.В. Чайковский. Всех их объединяла идея «мирной пропаганды и отрицание насилия»432. Вскоре Маликов был арестован и препровожден в Москву. На первом же допросе вместо показаний он начал проповедовать свое учение, говорить о «необходимости нравственного совершенствования, о развитии религиозного чувства и сознания, о достижении того высокого идеала, который должен приблизить человека к Богу»433. Ради освобождения главного «богочеловека», В.И. Алексеев обратился за помощью к К.П. Победоносцеву, которому объяснил, что Маликова «нельзя смешивать с революционерами», т.к. «богочеловеки» и революционеры преследуют разные цели434. То ли проповедь «богочеловечества», то ли заступничество Победоносцева сделали свое дело, и Маликов был освобожден, хотя распространение его учения было запрещено. Биография Николая Васильевича Чайковского (1850-1926) наиболее известна и обеспечена источниками и литературой435. Его фонд есть в Пражском архиве, где хранятся его дневниковые записи436, переписка437, записные книжки438, некоторые воспоминания439 и письма опубликованы440. Другая часть его архива находится в коллекции Б. Николаевского в Стэндфорде. В России на смерть Чайковского отозвались рядом некрологов441, из которых наиболее содержательные – Н. Чарушина и М. Фроленко. Чайковский обратился к богочеловечеству как раз в тот момент, когда его кружок переживал кризис. Неудовлетворенные книжным делом и просвещением рабочих, чайковцы искали более широкого поля для деятельности. В начале 1874 г. Чайковский решил, что не может «больше жить для условных полезностей революционных программ», и «должен найти абсолютное Благо и абсолютную Правду, чтобы жить ими»442. С тех пор чайковцы разделились на две неравные группы: для меньшей из них исходом кризиса стало «богочеловечество», для большинства же – «хождение в народ» с целью революционной пропаганды. Н.В. Чайковский, осмысливая это разделение, впоследствии констатировал: «как два сука одного и того же дерева, мы разрастались в разные стороны»443. Встретившись в Орле с А.К. Маликовым, Чайковский с готовностью откликнулся на его проповедь, о близости которой своему внутреннему настроению он писал: «я это чувствовал по самому своему характеру, но не знал до этой минуты»444. В письме от 19 апреля 1875 г. Д.А. Клеменцу, бывшему соратнику, он пытался объяснить основу своего нового мировоззрения, которую видел в признании приоритета личного нравственного перерождения людей в противовес коллективной борьбе за изменение экономического порядка. Отсюда он пришел к выводу, что в жизненно важных вопросах человек не вправе решать ни за кого, кроме себя, и особенно это относится к недопустимости для интеллигенции вершить судьбу народа445. Среди участников общины стоит упомянуть Василия Ивановича Алексеева (1848-1919), о котором можно узнать из воспоминаний современников446 и его собственных мемуаров447. Воспоминания Алексеева содержат рассказ о его семье, детстве, воспитании и образовании, учебе в университете, участии в общественной деятельности периоде «богочеловечества», поездке в Америку, работе учителем у детей Л.Н. Толстого, взаимоотношениях и беседах с писателем, дальнейшей жизни в стороне от общественной деятельности. О том, как на почве «богочеловечества» возникла идея организовать сельскохозяйственную общину, у меня данных нет. Так же непонятно, почему «богочеловеки» выбрали место неподалеку от общины Фрея, к которому относились скептически. Видимо, сыграла роль философская близость «религии Человечества» и «богочеловечества». Первым, в начале осени 1874 г., за границу поехал Чайковский, вступивший в переговоры с Фреем о поселении русских в его коммуне, а осенью 1875 г. в Нью-Йорк прибыла целая команда с Маликовым во главе. Однако «прогрессивная» коммуна жила в такой нищете, что «богочеловеки» предпочли не присоединяться к ним, а самим купить землю и пригласить позитивистов к себе448. Полный состав общины нам неизвестен. Источники упоминают такие доступные для идентификации имена русских эмигрантов, как А.И. Алексеев, Н.С. Бруевич, С.А. Клячко с женой, А.К. Маликов с женой Е.А. Маликовой, К.С. Пугавина, В. Фрей с женой, М.В. Хохлов, Н.В. Чайковский с женой В.А. Чайковской, Л.Ф. Эйгоф, у некоторых были дети. На покупку земли и обзаведение хозяйством были потрачены деньги, полученные одним из «богочеловеков» в качестве приданного жены. Первое время в поселении царил энтузиазм и гармония, но когда начались взаимные недоразумения и несогласие, и В. Фрей попытался урегулировать их введение жесткого режима, община начала разваливаться. Сначала перешел на соседское положение А.К. Маликов, потом его примеру последовали другие колонисты. Некоторые совсем покинули общину, и к лету 1877 г. она почти совсем развалилась. После распада общины земля и инвентарь остались тому, кто привез с собой основную сумму денег. Часть полуголодных колонистов на занятые деньги вернулась в Россию, некоторые остались в эмиграции. Среди последних был Н.В. Чайковский, который, оставив общину в июле 1877 г., попытался прокормить свою семью, зарабатывая физическим трудом. В начале 1878 г. он поселился в сектантской общине шеккеров, где пережил духовное обновление449. Позднейшая его судьба достаточна известны, некоторые ее эпизоды будут рассмотрены в третьей главе. Большинство из участников Канзасской общины больше не принимало непосредственного участия в коммунитарном движении, однако это правило не относится к В. Фрею и, с оговорками, В.И. Алексееву и А.К. Маликову, которые по возвращении в Россию сделали попытку вновь поселить на земле (вместе с А.А. Бибиковым), только не на общинных, а на соседских началах450. Однако новая попытка устроиться на земле не удалась, и пути бывших «богочеловеков» разошлись. В.И. Алексеев, став учителем детей Л.Н. Толстого, оказал значительное влияние на его мировоззрение. Пребывание Алексеева у Толстых пришлось на время духовного переворота писателя, и алексеевская интерпретация «богочеловеческих» идей, а также его личные нравственные убеждения произвели большое впечатление на Льва Николаевича. При несомненной философском родстве между «богочеловечеством» и учением Л.Н. Толстого, стоит обратить внимание еще и на своеобразную символическую преемственность между жителями Канзасской общины и Л.Н. Толстым: именно Алексеев, мастер на все руки, научил Толстого шить сапоги и соблазнил его физическим трудом451, а В. Фрей при визите к Толстому в 1885 г. заразил его вегетарианством. Маликов снова поступил на службу на железную дорогу, сначала в Екатеринбурге, затем в Перми. В начале 80-х он сочувствовал Л.Н. Толстому, но уже в 1882-1884 гг. возвратился к православию. Активного участия в общественном движении ни он, ни Алексеев больше не принимали. В отличие от них, Фрей принял участие еще в нескольких коммунитарных проектах. После неудачи совместного с «богочеловеками» поселения, он основывает еще одну общину под названием «Investigatriсe». Здесь он настойчиво культивировал религиозный «элемент», необходимость которого для успеха общинного предприятия он вывел из всего опыта основания «утопических» коммун, в том числе и своего собственного. После распада «Investigatriсe», в 1882 г. В. Фрей вновь берется за общиностроительство, помогая группе эмигрантов из России организовать в округе Дуглас штат Орегон коммуну «Новая Одесса». К сожалению, об этой колонии очень мало сведений452, и я не имела возможности сделать ее объектом изучения. Известно лишь то, что поначалу сам Фрей отказался поселиться в ней, но помогал ее членам в поиске земли, советами по устройству жизни (в письмах). В коммуне было около 50-60 человек, еврейских беженцев из России и американцев453, занимались они рубкой леса и поставками его на железную дорогу. Есть данные о том, что еврейские эмигранты были участниками эмиграционного движения «Am Olem» (вечный народ, народ вечности), в их среде были сильны милленаристские настроения социалистического характера, также для них была характерна убежденность в том, что земледелие – самое благородное занятие для человека, которое они стремились утвердить путем организации образцовой земледельческой общины454. Среди других еврейских сельскохозяйственных поселений США данная община была уникальна тем, что преследовала не экономические, а чисто идеалистические цели455. Фрей был избран президентом этой общины, работал вместе со всеми, а в свободное время читал лекции по арифметике и геодезии, по моральным и социальным вопросам в духе позитивизма. Колония просуществовала два года и распалась после того, как среди ее членов произошел раскол на два идеологических лагеря, один из которых представлял из себя аскетичных позитивистов - последователей Фрея, а другой – более практических и менее идеалистичных противников вегетарианских диет. В октябре 1884 г. Фрей переселился в Англию, где познакомился с произведениями Л.Н. Толстого. В Лондоне он встречался с лидерами позитивной школы и безуспешно пытался устроить новую коммуну, чисто позитивистскую. Летом 1885 г. Фрей приехал в Россию с целью посвятить Толстого в «религию Человечества». На Толстого, несмотря на все их разногласия, он произвел самое доброе впечатление, и впоследствии писатель отзывался о нем как о «святом человеке». В России, пропагандируя при всевозможных случаях и обстоятельствах учение о лучшей жизни, Фрей преследовал главным образом «идею организации братства, составляющую существенное условие для выработки лучших отношений и более совершенных форм человеческого общежития, чем современные, основанные на буржуазном начале, на индивидуализме»456. В этот период его жизни он уже резко выступает против революционного подхода к изменению общества. Он писал: «Из того, что я узнал и видел в России, я убежден, что можно в России устроить братство хоть сейчас, были бы только хорошие люди, не революционеры; но братства эти должны спрятаться в себя, лукавить перед начальством, т.е. перед становыми, урядниками, попами и тому подобными субъектами, быть тише воды, ниже травы и отложить пока всякую попытку к словесной пропаганде… Ведь такие братства могли бы иметь громадное влияние. Русское общество чрезвычайно чутко к явлениям подобного рода. Между ними есть люди, способные ужиться вместе и очаровывать других силою личного примера»457. С подобной пропагандой Фрей выступал на вечерах у А.М. Калмыковой, И.Е. Репина и других, в числе его слушателей были и будущие члены братства «Приютино» - одни из немногих, на кого его идеи произвели благоприятное впечатление458. Широкомасшабной пропаганды позитивистских идей Фрей в России не мыслил до тех пор, пока в России нет свободы совести. Поэтому он решил вернуться в Англию и основать позитивное братство там, привлекая к нему своих товарищей по «Новой Одессе». В Лондоне ему некоторое время удалось поддерживать небольшую позитивистскую общину, но здоровье его, подточенное постоянным недоеданием, слабело. Незадолго до смерти Фрея охватила «страшная тоска по родине», но выехать в Россию он не сумел. 17 ноября 1888 г. Фрей умер и был похоронен на кладбище Edmonton рядом с могилами Дж. Эллиота и Дж. Ст. Милля. Проститься с ним пришло более ста человек – весьма значительное число для эмигранта и позитивиста459. К концу 70-х гг. относится начало деятельности Н.Н. Неплюева, творца уникального даже для российского коммунитарного движения Крестовоздвиженского Трудового братства. Этот опыт стоит особняком среди других общин, рассматриваемых в диссертации, т.к. почти единственным коммунитарием в Братстве, которое насчитывало в лучшие свои времени несколько сот членов, был сам Неплюев, а остальными его участниками были крестьяне, для которого выбор данной формы общежития не был обусловлен коммунитарными мотивами. В пользу того, чтобы сделать опыт Неплюева объектом исследования, говорят следующие выводы, полученные из анализа его биографии и идеологии: а) ярко выраженная общность настроения Неплюева накануне организации Братства с настроением интеллигентных общинников; б) близость их коммунитарных идеалов; в) возможное следование интеллигентных общинников (в частности, криничан), некоторым идеям Неплюева; их интерес к его опыту, выразившийся в визитах в Трудовое братство и попытках наладить обмен опытом или поселиться там. Источниковая база изучения опыта Неплюева представлена в основном опубликованными документами, в частности, многочисленными работами самого Неплюева (см. список источников). Удалось найти лишь его университетское личное дело460, некоторые документы официального происхождения461; отдельные письма из его громадной, видимо, утраченной переписки462, переписку членов Братства463, редкие и отрывочные упоминания о нем в современников464. Данные периодической печати несколько богаче, особого внимания заслуживает полемика о Трудовом Братстве, разразившаяся после публикации работ покинувшего его И.С. Абрамова465. Литература чуть более богата, но представлена в основном исследованиями религиозной стороны его учения, а также некрологами466. Современные работы в основном публицистичны, редко опытом Неплюева интересуются профессиональные историки и философы467. Николай Николаевич Неплюев (1851-1908) родился в Черниговской губернии в старинной дворянской семье Неплюевых, глава семейства которой, будущий черниговский предводитель дворянства Н.И. Неплюев, оставил о себе славу реакционера. Образование, поначалу домашнее, Неплюев завершил в столице, став в 1869-1870 гг. приходящим учеником в первой Санкт-Петербургской гимназии, после которой был принят в число студентов юридического факультета на разряд административных наук. Окончив университет в 1875 г., Неплюев начал было дипломатическую карьеру в Мюнхене, но уже в 1877 г. бросает ее и, возвратившись из Мюнхена в Россию, поступает вольнослушателем в Петровскую академию. Сам он объяснял резкую перемену образа жизни работой совести, мучившей его все три года, проведенные в чужих краях, которая особенно давала о себе знать на светских вечерах, балах и высоких приемах. После подобных мероприятий он часто ощущал духовное томление, и сознание собственной никчемности долго не покидало его468. Впоследствии Неплюев неоднократно рассказывал, что важную роль в принятии этого решения сыграло сновидение, повторявшееся шестикратно, где он видел себя в простой избе, окруженным крестьянскими детьми с такими одухотворенными лицами, что он чувствовал необыкновенное умиротворение469. Раздумья о тяжелом положении крестьянства напомнили молодому дворянину вину его предков перед народом, и он начал стыдиться прошлого своего сословия, как собственного греха, полюбив простой народ «не только любовью жалости, но и любовью раскаяния»470. Таким образом, Николай Неплюев решился лично принять «нравственную ответственность за предков перед детьми народа»,471 вернуться в Россию и заняться делом народного образования. С 1880 г. Неплюев поселился в родовых имениях в м. Янполь и с. Воздвижеском Глуховского уезда Черниговской губернии. С помощью своей матери, урожденной баронессой Шлиппенбах, и сестер Ольги Неплюевой и Марии Уманец, борясь с непониманием со стороны отца, Неплюев начал свое дело с того, что взял на воспитание нескольких крестьянских детей из бедных семей и попытался дать им христианское воспитание и сельскохозяйственное образование. В 1885 г. в Воздвиженском им была учреждена мужская сельскохозяйственная школа, а в 1893 открыта и женская, рядом на хут. Преображенском. Школы пользовались огромной популярностью среди крестьян, в них давалось не только специальное образование, но и религиозно-нравственное воспитание, специфика которого вызвала резкую полемику в прессе того времени и подробное рассмотрение которой не является задачей данной работы. В августе 1889 г. состоялся первый выпуск сельскохозяйственной школы. Из шести человек, получивших аттестаты, трое не захотели расставаться со своим воспитателем и для них было организованна особая сельскохозяйственная община - Трудовое братство. Каждый выпуск давал Братству новых членов, оно росло, обрабатывало взятую у Неплюева в аренду землю, строилось и благоустраивалось. В 1893 г. в Воздвиженске был сооружен и освящен храм во имя Воздвижения Креста Господня, той же осенью сыграли первую в Братстве свадьбу. Иногда в него поступали новые члены со стороны, среди которых были и представители дворянства и интеллигенции (А.А. Лютецкий, С.Д. Чалина и др.)472. Параллельно практической деятельности Неплюев занимался разработкой религиозно-нравственных вопросов, результаты которой всю жизнь публиковал в своих брошюрах. Результатом его теоретической мысли была очень близкая к коммунитарной идеология, однако намного больше разработанная по сравнению с зачаточными идеями других коммунитариев, чьи мысли в большинстве случаев так и не стали теориями. Существование Трудового братства подлежало официальному оформлению. И светские, и особенное духовные власти опасались Неплюева, ведомого сильным религиозным чувством, о котором он открыто заявлял в своих брошюрах, изданных по большей части за рубежом, и всячески препятствовали его начинаниям. Первый проект Устава был представлен Синоду 4 декабря 1885 г., но не был им утвержден. Пришлось матери Неплюева, бывшей фрейлине императрицы, самой обратиться к Марии Федоровне, и 23 декабря 1893 г. Устав Православного Крестовоздвиженского Трудового братства был утвержден. Через два месяца состоялось постановление Синода об испрошении Высочайшего соизволения на дарование Трудовому братству права приобретать и отчуждать недвижимое имущество, а 16 сентября 1894 г. право это было ему даровано императором Александром III. 8 октября того же года вышел Указ Священного Синода об открытии Братства. Официальная церемония открытия Братства состоялось 22 июля 1995 г. Неплюев считался Блюстителем Братства, которое управлялось Думой, а делилось на братские семьи, каждая из которых занималась каким-то особым видом деятельности (семья учителей, прачек и т.д.) и носила имя какого-нибудь святого. Мы не располагаем достаточным количеством источников для того, чтобы реконструировать путь мысли Неплюева, который привел его к идее организации Братства. Довольно трудоемкой и невыполнимой в масштабах настоящей работы была бы задача проследить по его сочинениям те идейные влияния, которые он испытал при чтении различной литературы и встречах с людьми. Единственный источник, который не вызывает сомнения, - это особым образом понятое Священное писание. Для настоящей работы особый интерес представляет выяснение связи идей Неплюева с идеалами современного ему народничества. Как большинство семидесятников, Неплюев рассматривал свою деятельность как «плод покаяния за предков»473. Есть свидетельство, что Д.А. Лизогуб в начале 70-х гг., мечтавший об интеллигентной колонии с целью привлечения в деревню интеллигенции, мог оказать влияние и на Неплюева474. Однако Неплюев был склонен говорить о своем коммунитарном идеале исключительно на языке христианства, расценивая Трудовое Братство как «разновидность плода, которого во все времена приносило святое дерево, прежде в форме братских общин первых веков христианства, потом в форме аскетических трудовых братств – общежительных монастырей»475. В 1892 г. в прошении в Синод Неплюев сформулировал цель организации братской артели как «ограждение ближних» «от назойливых искушений современной жизни» и «доставление желающим возможно жить с теми, кто воистину о Христе брат для них по духу», цитируя слова псалма: «как хорошо и как приятно жить братьям вместе»476. Таким образом, общинный идеал Неплюева так же основывался на образе тесного кружка единомышленников, стремящихся жить праведно. К 1900 г. членов Братства было 150 человек, а вместе с воспитанниками школ, общее количество «неплюевцев» превышало 300. В декабре 1901 г. Неплюев передал в дар Братству недвижимое имущество, состоявшее из более чем 16 435 дес. земли с лесом, постройками и заводами. Несмотря на то, что Братство знал трудные времена, когда существование внутренней оппозиции ставило его на грань разрушения, Неплюев считал свой опыт удавшимся. В 1903 г. он писал: «Двадцати лет радостных трудов оказалось достаточным, чтобы частный человек мог подарить церкви и отечеству своему живую, здоровую клетку, состоящую из живых духом и здоровых телом и духом людей, сплоченных любовью к Богу и к друг другу в одну братскую семью, полную духа мира и единения в братолюбии… Создать трудовое общество с этим характером было для меня насущною потребностью веры, разума, совести и любви к Богу, моему Государю, Церкви Православной, к моему отечеству, к дворянству, интеллигенции, народу и всему человечеству. Теперь это сокровище я приношу в дар России». Блюститель его мечтал, что дело Трудового братства будет подхвачено и другими, по всей России будут возникать новые братства, и не только земледельческие, а и промышленные, торговые, братства людей либеральных профессий. Цель же - не столько экономическая, сколько идеологическая – «докажем возможность организации всех родов труда, земледелия, промышленности и торговли на братских началах, чуждых тех приманок корысти, которые обращают весь мир в одну биржу». Скоропостижная смерть Неплюева в 1908 г. не означала конец его дела. Во главе Братства стала его сестра М.Н. Уманец477, а воспитанные им братчики сумели справиться и с хозяйством, и с внутренним управлением общины, число членов которой росло и вскоре достигло 500 человек. После Октябрьской революции христианские формы общежития Трудового братства были превращены в «коммунистические», на его месте были коммуна, артель и совхоз. Выселение в начале 30-х гг. братчиков из Воздвиженска обернулось не только ломкой их судеб, но и полным забвением дела Неплюева и его идей. И только с середины 80-х потомки членов Трудового братства активно принялись за восстановление их памяти. Другое идеологическое течение в коммунитарном движении более известно и связано с именем А.Н. Энгельгардта. Энгельгардт известен в основном своими «Письмами из деревни» |
Похожие:
 | Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |  | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... | | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | | Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века |
| Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном... |
| Предложенный Минэнерго законопроект по решению проблемы «последней мили» только усугубляет ситуацию и противоречит правовым нормам,... | | История Сбербанка России началась 170 лет назад, в XIX веке. За почти два столетия банк завоевал статус крупнейшего финансового института... |