Гордеева И. А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в. »
Скачать 6.83 Mb.
|
| 478, и гораздо меньше внимания принято уделять его опыту по воспитанию в Батищеве «интеллигентных мужиков» (сер. 70-х – начало 80-х гг.). Данная тема хорошо обеспечена источниками: в РГАЛИ есть фонд Энгельгардтов479. Он содержит особенно ценную переписку А.Н. Энгельгардта с участниками «интеллигентных земледельческих» общин и сочувствовавшими подобным начинаниям – З.С. Сычуговым, В.А. Веселовским, А.А. Басенским, А.П. Мертваго, П.Н. Метелицыной и многими др.480. О Батищевском деле воспитания «интеллигентных мужиков» немного писали исследователи481, больше – современники, особая роль принадлежит работам сына Энгельгардта482, основанным на семейном архиве. Энгельгардт написал краткую биографию своего отца, показал становление его взглядов на проблему помещичьего хозяйства, появление идеи интеллигентного мужика и поселения, привел образец типового письма, которое Энгельгардт посылал всем желавшим учиться работать (в этом письме речь шла об условиях, на которых он принимал практикантов), приведен «аттестат» одного из самых лучших работников, З.С. Сычугова, (назван срок «учебы» и перечислены работы, которым он научился), дал характеристики известных ему батищевцев на основе личного с ними общения. Николай Энгельгардт писал о том, что в архиве есть рукопись очерка развития поселков интеллигентов483 – она мне не известна. О молодежи, обучавшейся в Батищеве сельскому хозяйству, множество документов содержится в делах, заведенных департаментом полиции на А.Н. Энгельгардта и его сына Михаила484. В одном из таких дел есть записка самого А.Н. Энгельгардта о его деятельности и взглядах, и что особенно ценно, к ней приложены списки тех, кто работал у него с 1877 по 1881 г.485 В список вошло 46 человек, однако, по другим данным, количество Батищевских практикантов было гораздо больше486. Там же приводятся 27 биографических справок, в основном тех, о ком нашлись сведения в полицейских архивах. Особенно информативны сточки зрения поставленной проблемы воспоминания самих практикантов487. Особенно важны воспоминания энгельгардтовца В.И. Скороходова, который неоднократно принимал участие в коммунитарных общинах. Скороходов подробно описывает, какие настроения его привели к желанию жить собственным трудом и заставили написать письмо А.Н. Энгельгардту с просьбой принять в ученики, жизнь в качестве практиканта у Энгельгардта в сезон 1881 г., отношения с крестьянами, планы Энгельгардта и «тонконогих» по устройству интеллигентных колоний, трудности сельского хозяйства для интеллигентов, дальнейшую историю общин. Воспоминания о Батищеве и Букове А.П. Мертваго, практиканта 1879 г., впоследствии поселившегося по соседству с имением, дополняются документами его личного фонда, который содержит в себе дневник, несколько писем и черновики статей488. Этот комплекс материалов содержит информацию не только о идеалах молодежи, приехавшей в Батищево и их успехах по овладению сельскохозяйственными умениями, но и об общественных настроениях того времени, отношении разных слоев общества к сельскохозяйственному труду, личных взглядах Мертваго на экономические, социальные, образовательные и нравственные проблемы того времени, собственных попытках хозяйствовать, организаторах Буковской «интеллигентной» колонии и дальнейших судьбах ее участников, с приложением многих писем Энгельгардта и его учеников. А.Н. Энгельгардт, бывший офицер-артиллерист и профессор химии, был сослан в свое имение Батищево Смоленской губернии в 1871 г., и за несколько лет превратил его, ранее запущенное, в «хозяйственное Эльдорадо». В деревне Энгельгардту стало ясно, что главная беда российского сельского хозяйства - в отсутствии в деревне образованных людей, в том, что знания, получаемые на народные деньги, не возвращаются народу, что нет необходимой связи между теоретическим знанием и практическими нуждами сельского хозяйства. Суть задуманного им эксперимента по воспитанию «интеллигентных землепашцев» заключалась в попытке вернуть в деревню культурные силы путем формирования из образованных горожан, к какому бы сословию они не принадлежали, настоящих сельских хозяев, не только обладающих знаниями по агрономии, химии и другим необходимым в деревне наукам, но и умеющих своими руками выполнить любую крестьянскую работу. Таким образом подготовленные люди могли бы составить целые «интеллигентные деревни» или просто расселиться среди обычных крестьян - так, чтобы само их присутствие имело культурное влияние на окрестное население. Важно отметить, что решаясь на подобный эксперимент, Энгельгардт основывал свои надежды на успех с тем, что искомое им настроение уже существовало в среде молодежи: «Мало ли теперь интеллигентных людей, которые. окончив ученье, не хотят удовлетворяться обычною деятельностью – не хотят идти в чиновники? Люди, прошедшие университет, бегут в Америку и заставляются простыми работниками у американских плантаторов. Почему же думать, что не найдется людей, которые, научившись работать по-мужицки, станут соединяться в общины, брать в аренду имения и обрабатывать их собственными руками при содействии того, что дает знание и наука»489. В поисках людей, который согласились бы на подобный эксперимент, Энгельгардт обратил внимание прежде всего на молодежь, самую активную, идеалистически настроенную и мобильную часть населения. На его призыв «на землю», прозвучавший в нескольких «Письмах…» (1879, 1881 гг.), откликнулось огромное количество желавших посвятить свою жизнь сельскому хозяйству, но первые желающие научиться работать появились еще до того, как Энгельгардт отчетливо сформулировал свою идею. По данным Н.А. Энгельгардта, первый практикант появился в Батищево летом 1875 г., это был офицер, герой взятия Ташкента, с двумя Станиславами за боевые заслуги490. Мне имя этого человека неизвестно и каких-либо сведений о нем в источниках я не нашла. В 1877 г. интеллигентов было уже двое, всего Энгельгардт говорит о 70 или 79, из которых 14 получили аттестаты об умении отлично работать491. Энгельгардт на основе записей своего отца составил таблицу «тонконогих», расписанных по годам и по полу, всего в ней 55 мужчин и 24 женщины492. При этом он не считал «наезжавших на несколько дней, на неделю и быстро остывавших в своем юношеском, непрочном порыве», тех, кто «приезжал в Батищево посмотреть, поучиться, поработать, живя на деревне и похаживая в имение»493. В реальности желающих было больше, Энгельгардт просто не мог принять их всех (содержание практикантов обходилось довольно дорого, да и не все имели намерения, на которые он рассчитывал, - научившись работать, «сесть на землю», т.е. сделаться сельскохозяйственным производителем). Стоит упомянуть, что ученики Энгельгардта получили прозвание «тонконогих». По свидетельству Мертваго, это прозвище сложилось потому, что у первого приехавшего в Батищево учиться работать были тонкие ноги494, по другим данным, тонкие ноги считались крестьянами характерным признаком не только того конкретного интеллигента, а вообще любого. Н.А. Энгельгардт объясняет происхождение прозвища «тонконогие» тем, что так прозвали интеллигентов крестьяне за узкие брюки, а девушек стали звать «тонконожками» сами практиканты, перенявшие крестьянский язык495. Так или иначе, это прозвище вошло в обиход и широко использовалось посвященными. Как было показано в историографическом обзоре, из-за недостатка исследований некоторые советские авторы принимали идеологию А.Н. Энгельгардта за революционную, введенные в заблуждение тем, что: а) с тех пор, как полиция обнаружила скопление молодежи в Батищево, она брала практикантов под надзор, подозревая в противоправительственной деятельности; б) некоторые из приезжавших в Батищево учиться работать были с «революционным» прошлым; в) Энгельгардт, в целом не сочувствуя рев. движению и отзываясь крайне резко о деятельности радикальной молодежи, действительно покрывал тех, за кем гонялась полиция. На мой взгляд, можно говорить лишь об использовании (скорее, намеченном, чем реализованном) революционными народниками имения Энгельгардта. Власти так и не смогли разобраться в характере деятельности Энгельгардта. В 1882 г. смоленский губернатор доносил в МВД, что в Батищево «происходит какая-то деятельность, если не преступного характера, то весьма загадочная и что проникнуть в тайну этой деятельности при помощи обыкновенного наблюдения со стороны чинов местной полиции невозможно, т.к. приезды к Энгельгардту и пребывание там разных подозрительных личностей прикрываются занятиями их на устроенной Энгельгардтом образцовой ферме сельского хозяйства»496. Не верил в благонадежность Энгельгардта и ген. Слезкин, утверждавший в 1881 г., будто «Энгельгардт, по негласным сведениям, принадлежит всецело к партии социалистов-народников и оказывает им всевозможные содействия; около 10 лет, почти при каждом дознании в Москве, были по секретным сведениям указания или на полное сочувствие Энгельгардта делу пропаганды, или же на преступную его деятельность приготовления в своем имении пропагандистов-народников»497. О пребывании революционеров у Энгельгардта есть лишь отрывочные данные. В 1879 г. в Батищево работал А.Г. Масютин, незадолго до того участвовавший в кузнице Н. Богдановича в Торопецком уезде и позднее проходивший по «делу 58-ми». О попытке использовать имение Энгельгардта чернопередельцами в середине 80-х гг. есть информация в признаниях властям одного из пустившихся в приключения (общался с «толстовцами», пытался связаться с бакунистами и, наконец, очутился в Батищево), а потом испугавшегося за свое будущее молодых людей, Н. Кочурихина. Он утверждал, что познакомился в Москве с С.А. Арефьевым, который советовал ему ехать к Энгельгардту и говорил, что там он, возможно, найдет агентов «Черного передела». По словам Кочурихина, когда он жил у Энгельгардта в 1886 г., тот рассказывал, как укрывал несколько раз «тонконогих» от полиции или предупреждал их об опасности. В тот же год у Энгельгардта жил какой-то «Геннадий», возможно, «Николаевич», который снабжал Кочурихина и его товарищей брошюрами «Черного передела» и листками «Народной воли». «Геннадий» рассказывал Кочурихину, будто раньше Батищево было «центром известного рода деятельности, а Энгельгардт, хотя и все знал, но делал вид, что не знает, в крайних, однако, случаях, содействовал»498. В абсолютной достоверности всех этих рассказов дает основание усомниться бредовое заявление «Геннадия» в передаче Кочурихина о том, что «агенты “Черного передела” разосланы теперь по России для набора людей, что Фрей, колонизатор русских интеллигентов в Америке, примкнул к партии революционеров и теперь в Петербурге в качестве главного агента», что «дело» предполагается скоро, и будут действовать решительнее, чем первого марта»499. Гораздо больше данных в пользу того, что идеи и опыт А.Н. Энгельгардта питали в 80-е гг. не революционную, а «культурническую» составляющую идеологии народников. В Батищево приобретался стойкий иммунитет против не только революционных, но и либеральных доктрин, ориентированных на внешнюю деятельность, и учеников Энгельгардта было невозможно смутить разговорами о том, что «не честно отклоняться от борьбы и замуровливать себя, чтобы только соблюсти невинность, а нужно бороться и бороться с буржуазией, давящей народ»500. С именем А.Н. Энгельгардта и одного из его батищевских учеников – К.К. Судзиловского связан проект устройства крестьянской коммуны в имении А.О. Бонч-Осмоловского (1854 - 1930) Блонь Игуменского уезда Минской губернии. Бонч-Осмоловский был всегда близок к «революционному» лагерю (то к «Земле и воле», то к «Молодым землевольцам», то к «Черному пределу» и «Народной воле»), однако членства в партиях сторонился и представлял из себя «типичного революционера-одиночку, не укладывавшегося в рамки партии»501. И.И. Попов определял его как «народника-семидесятника, с значительным уклоном в сторону культурничества»502. Вообще-то сельским хозяйством Осмоловский занялся для того, чтобы добыть средств для революционной пропаганды (когда по наследству от отца получил шикарное, но обремененное долгами имение Блонь), и дела у него шли просто отлично. Отец, оставивший ему имение, зная наклонность сына к «финансированию революции», сделал так, что он не имел права продавать и закладывать землю, поэтому пришлось хозяйствовать. Осмоловский поднял имение, расплатился с долгами, построил крахмальный завод, который давал неплохой доход503. Вопрос о характере социально-хозяйственных экспериментов Бонч-Осмоловского не прояснен, как и проблема эволюции его взглядов. Есть сведения, что с 80-х гг. он ездил к сектантам, к духоборам на Кавказ, дружил с младшими Сютаевыми (см. ниже). Природа его интереса к сектантству неясна, возможно, он действительно «считал сектантов подготовленными к восприятию революционных идей», но быть может, решающее значение имело то, что в середине 80-х он увлекался идеями Толстого504. Внимательное чтение статей и писем А.Н. Энгельгардта позволяет сделать вывод о том, что его общественный идеал в конце 70-х – 80-х гг. не носил революционного характера. Ставя перед интеллигенцией в деревне чисто культурнические задачи505, он резко осуждал не только революционные методы, но и революционный образ мышления. Он просил своих детей предупреждать желающих научиться работать, что он «не сочувствует революционерам, радикалам и прочим»506. Петербуржцев, среди которых особенно сильны были революционные настроения, Энгельгардт считал испорченными политикой людьми и не верил, что они способны к созидательной деятельности. В 1881 г., когда к нему поступали письма принять в работники в основном из столицы, он жаловался: «Нынче ко мне просится много тонконогих, но, к сожалению, все больше из Петербурга, откуда редко приезжают дельные люди. До сих пор из Петербурга все больше были пустые болтушки, которые потом и сами не знают, зачем приехали»507. С одной стороны, главной задачей интеллигентных поселений бывший профессор считал привнесение в деревню культуры и просвещения. Он утверждал, что переделывать общественные отношения нужно снизу, а не сверху: не с новой крыши начинают перестраивать дом, а с укладки прочного фундамента, фундаментом же государства служит народ. Если он будет сознателен, то и государственное здание завершится соответствующей крышей508. Общины интеллигентов должны послужить «самыми лучшими» хозяйственными «образцами для крестьянских общин», чем «всякие образцовые казенные фермы или образцовые помещичьи имения»509. С другой стороны, важно отметить, что во взглядах Энгельгардта был один нюанс: он вовсе не ставил перед молодыми людьми цели сознательного и целенаправленного влияния на крестьян. Он не сочувствовал тем, кто шел в деревню ради пропаганды, и считал, что такие люди «не знают ни русского быта, ни русского мужика, ни русской истории», а их деятельность бесплодна. Подобно Л.Н. Толстому, он осознавал, что в деревне молодежь селится не ради народа, а ради себя, ради своей совести: «Сочувствую я тем просвещенным людям, которые, сознав несостоятельность своей жизни, не удовлетворяясь деятельностью, представляющеюся им среди правящего класса, идут в мужики (без всяких задних мыслей) для того, чтобы трудами рук своих зарабатывать свой хлеб и жить не в разладе со своей совестью». Иначе таким людям «жизнь не в жизнь»: «он это делает для себя без всяких предвзятых мыслей о влиянии, которое будет оказывать, о полезности своей деятельности»510. «Каждый прежде всего должен очиститься сам, не заедать чужой жизни. Остальное приложится»511. Необходимость именно общинной формы поселения «интеллигентных мужиков» он обосновывал тем, что «при наших климатических и общественных условиях жить в одиночку интеллигентному человеку было бы очень трудно, в особенности на первых порах», а в принципе считал, что «формы, в каких умеющие работать интеллигентные люди будут заводить хозяйство, могут быть различны» - «не в формах дело»512. Из учеников Энгельгардта вышло немало настоящих работников, а для некоторых из его практикантов сельское хозяйство - единоличное или общинное - стало делом всей жизни. Было и несколько попыток организовать «интеллигентные деревни». В департаменте полиции быстро заметили, что практиканты Энгельгардта, побыв некоторое время в его имении, «предпринимают затем поездки по России и приобретают участки земли, занимаются устройством самостоятельных сельскохозяйственных ферм или заводов, привлекая в свою очередь к участию в этом деле на социальных началах лиц из интеллигентной молодежи»513. Первой земледельческой колонией, основанной специально подготовленным учеником Энгельгардта З.С. Сычуговым, была община в починке Красная глинка (иначе – Вишневые холмы) Уфимской губернии. Земли у колонистов было мало – всего лишь 20 десятин (из них годных к обработке – 3), поэтому пришлось арендовать по соседству балку514. Просуществовало поселение недолго: основанное в августе 1878 г., к весне 1880 оно уже распалось. Об общине есть сведения в упоминавшихся выше очерках Н.А. Энгельгардта, А.И. Фаресова; в фонде Энгельгардтов в РГАЛИ хранится переписка Александра Николаевича с Сычуговым515. Хотя поселение было раскрыто властями и в нем проводились обыски516, данных о нем в полицейских архивах найти не удалось. Так как Зот (Изот) Семенович Сычугов (1851-?) проходил по процессу 193-х, поэтому его документы в качестве вещественных доказательств хранятся в фонде Особого присутствия правительствующего сената517. В связи с тем, что впоследствии он участвовал в организации Криницы, основными источниками его биографии являются сборник Криницы и, особенно, книга Г. Василевского. Родился Сычугов в бедной семье деревенского священника Вятской губернии, воспитывался в атмосфере «высокой религиозности», «питая свой дух житиями святых и настраивая свое воображение на идею мученичества за веру Христа»518. Пройдя бурсу и духовную семинарию, он поступает в Вятское земское училище для распространения технических и сельскохозяйственных знаний и подготовки учителей, ученики которого в то время были чрезвычайно увлечены учебой, мечтая о будущем общественном служении в качестве народных учителей и ничуть не увлекаясь ни обычными для молодежи развлечениями, ни политикой519. Приезд в Вятку в 1873 г. петербургских студентов (см. выше) изменил положение, вятская молодежь увлеклась политическими вопросами, задумавшись о пропаганде социалистических идей среди крестьян и организовав две коммуны-общежития520. Захваченный общими настроениями, в 1874 г. Сычугов принял участие в «хождении в народ» и был арестован по процессу 193-х. Однозначно квалифицировать его убеждения того времени как революционные мы не можем, т.к. при обыске у него нашли записку, по мнению полиции, «составляющую программу партии, в которой выражалось мнение о необходимости идти в народ и сначала сеять рожь и прочие хлеба, а затем уже и идеи»521. На самом деле, это была цитата из популярного в то время среди молодежи скорее культурнического, чем революционного романа Д. Мордовцева «Знамение времени». После тюрьмы Сычугов работал писарем у лесничего, потом некоторое время жил уроками в каком-то городе, где «вращаясь в среде политических ссыльных, он имел возможность пополнить свои знания. систематически изучая историю, литературу, философию и пр. под руководством» ссыльных революционеров522. Из сельскохозяйственной литературы Сычугов узнал об Энгельгардте и написал ему письмо, после чего оказался в 1877 г. у него в практикантах. Николай Энгельгардт вспоминал его как «сильного, высокого юношу, энтузиаста», почтительно называвшего его отца «учитель!»523. Успешно пройдя обучение и получив от Энгельгардта аттестат, где говорилось о том, что он научился сельскохозяйственному труду и перечислялись работы, которые он умеет делать524, Сычугов сформулировал свой новый идеал так: «никого не эксплуатировать, потреблять лишь то, что заработаешь своим физическим трудом»525. Ему предлагали место управляющего в имении миллионера-фабриканта Баранова с хорошим жалованием. Узнав об этом, Энгельгардт послал ему письмо, где высказался о положении управляющего так, что Зот не стал сразу принимать заманчивое предложение526. Он поехал на родину, в Вятку, где нашел бессрочный и беспроцентный кредит на полторы тысячи рублей на организацию «интеллигентной» общины527, и тотчас же отказался от места управляющего528. В компаньоны Сычугов взял семью своего товарища по училищу Семена Алексеевича Вадиковского, привлекавшегося вместе с ним по обвинению в революционной пропаганде. Вадиковский поселил в общине свою мать, двух сестер (одна из них вскоре уехала) и трех братьев. Вся земля и имущество общины было записано на Вадиковских. В марте 1880 г. к общине присоединился четвертый брат Семена – «здоровяк, каких мало найдешь», вышедший из солдат529. Из членов общины лишь двое были иждивенцами и не могли работать: младший брат Вадиковских и их престарелая мать. До страды 1879 г. Сычугов испытывал чувство эйфории от того, что он, наконец, живет свои собственным трудом. В первый год хозяйство, в целом, было успешным, хотя и несколько разочаровало общинников. Сычугов начал мечтать о покупке соседних 510 десятинах, и даже нашел людей, желавших к ним присоединиться и обладавших капиталом. Ему казалось, что не за горами организация «интеллигентной деревни», о которой так мечтал его учитель530. Однако осенью 1879 г. в общине начались конфликты. Неприязнь Вадиковских к Сычугову была заметна с самого начала поселения. Однажды Семен читал труд собственно сочинения, из которого стало ясно, что он уже давно ненавидит Зота и винит его в том, что тот «сбил его с истинного научного пути и увлек его по ложному пути в ущерб его образованию и умственному развитию». Зот прокомментировал этот выпад так: «Как видите, я являюсь здесь просто козлом отпущения, объектом, на который можно излить свои неприязненные чувства, потому что иначе пришлось бы ненавидеть чисто отвлеченный предмет, как, например, волнение умов молодежи 74 года»531. Кроме того, недовольство Вадиковских было вызвано руководящей ролью Сычугова в хозяйстве: как человек умеющий и любящий труд, он стал как бы большаком в общине532. Когда начались ссоры, Зоту стали напоминать, что все хозяйство записано на Вадиковских. После крупного конфликта в ноябре 1879 г. Сычугов покинул общину, устроившись в Уфе на пивоваренный завод развозчиком пива. Однако без него Вадиковские вести хозяйство не смогли и пошли на примирение, решив разбить землю на участки и строить отдельные избы. Однако этот план не реализовался, и поселение распалось. Тяжело переживший неудачу Сычугов в это время встретился с другим деятелем коммунитарного движения, В.В. Еропкиным, управляющим в имении «Белый ключ» своего дяди Н.А. Рахманова в Бирском уезде Уфимской губернии, где в то время жил интеллигентный кружок, мечтавший об устройстве общины, среди которых была Н.Н. Коган. Непонятно, имело ли поселение на даче Рахманова до приезда батищевцев общинный характер. Там, очевидно, проживали Еропкин и Коган с детьми, к которой, по данным полиции, приезжала (в качестве гостьи?) подруга Н.А. Назимова. Сам Еропкин вечно пропадал на своих заводах, его задачей всегда (и сейчас, и позднее, в Кринице) было зарабатывать средства. По рассказу Н.А. Энгельгардта, «усталый от серой, тяжелой жизни, Зот подпадает под влияние более изящного по образу жизни кружка людей. Он почти отрекается от мужицкого идеала, и Энгельгардт видит, что пора выслать подкрепление»533, посылая к нему лучшего работника лета 1879 г. В.А. Веселовского. Веселовский описал в красках ту нищету, которую он застал в развалившейся общине мае 1880 г.534 Оказалось, что хозяйство абсолютно запущено, а Зот успел жениться на А.А. Вадиковской и собирается поступить управляющим в имение Рахманова. Познакомившись, батищевские «тонконогие» за одну ночь сговорились на новое «интеллигентное» поселение, которое возникло осенью 1880 г. в Бирском уезде Уфимской губернии при объединении с кружком Еропкина. Так произошло соединение двух течений коммунитарного движения, причем этот союз впоследствии положил основание самой крупной и успешной «интеллигентной» общины Криницы. Поначалу давали о себе знать идейные разногласия. Батищевцам было небезразлично, на каких основаниях организуется община, как будет обрабатываться земля – своими руками или руками наемных рабочих. Как заявил учение Энгельгардта А.А. Басенский, в последнем случае он отказывается от участия в общине, потому что «гусь свинье не товарищ»535. Недоверие Еропкину и Коган, видимо, было связано с тем, что в отличие от разночинцев Веселовского, Сычугова и Басенского, они по происхождению принадлежали к аристократии, а по образу жизни были далеки от батищевского идеала простоты. Однако вскоре старшие товарищи увлекли Сычугова и Веселовского своими планами организации грандиозной общины на тысячу десятин. Отговорил компанию от этой затеи Энгельгардт: «Что же вы вдвоем с Зотом будете делать с такой уймой земли? На хорошем участке в 1000 дес. может поселиться 50 семейств, мало 25. Где вы возьмете хоть 10 семейств дельных тонконогих, которые бы могли работать, как переселенцы-крестьяне? На кого вы рассчитываете? Не на Друцких же, не на Коганов и т.п.»536. К тому же, на такое большое поселение невозможно было раздобыть денег, а их требовалось тысяч 20-35. Имение Рахманова «Белый ключ» было арендовано В.В. Еропкиным в начале 1880 г., община же там просуществовала с весны 1881 по весну 1882 г., после чего почти в полном составе переселилась в Полтавскую губернию. Поселение изначально рассматривалось как временное: общинникам «хотелось… куда-нибудь поюжнее, или на Кавказ, или там в Азию куда-нибудь»537. За 4 года, на которые была арендована земля, планировали «сколотить денег» для переселения на юг, занимаясь «коммерцией» в устроенных Еропкиным там же мастерских, относительно которых в полиции очень беспокоились, не «социальных» ли они началах538. В архиве департамента полиции сохранилось два дела, посвященных участникам поселения, причем из них ясно, что в район их проживания с июля 1880 г. был послан агент539. История общины также затрагивается в таких источниках, как переписка А.Н. Энгельгардта с В.А. Веселовским, А.А. Басенским, З.С. Сычуговым540 и полицейских делах, посвященных В.В. Еропкину541 и Кринице (см. ниже характеристику ее источниковой базы). Данные о составе поселка неполные. Есть свидетельство, что в общине жили и местные жители – учительницы уфимской гимназии, чиновник, бросивший службу ради жизни в колонии, крестьянский юноша – сирота из родного села С.Я. Елпатьевского, первый ученик школы того же села, которого Еропкин сделал механиком на своей лесопилке542. Однако фамилии этих людей восстановить не удалось. В общине жило много детей, родных общинникам и приемных, при этом важной составной часть коммунитарного идеала Н.Н. Коган была педагогика. Основные силы общинников были направлены на зарабатывание денег. Еропкин был главноуправляющим имением, Веселовский заведовал устроенным им дегтярным заводом, Сычугов возглавил фабрику, на которой из осиновой массы приготовлялось тесто для бумажных фабрик. Сельскими работами, которые велись в незначительных масштабах, руководил тоже Веселовский. «Живем мы каждый в своем угле, размещаемся в одном большом доме и двух избушках, едим вместе, а о работе, конечно, и говорить нечего»543, - описывал один из поселенцев общинный быт. Поселение в Белом Ключе - первое, в связи с которым в истории «интеллигентных» земледельческих общин встречается имя будущего основателя Криницы Виктора Васильевича Еропкина |
Похожие:
 | Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |  | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... | | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | | Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века |
| Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном... |
| Предложенный Минэнерго законопроект по решению проблемы «последней мили» только усугубляет ситуацию и противоречит правовым нормам,... | | История Сбербанка России началась 170 лет назад, в XIX веке. За почти два столетия банк завоевал статус крупнейшего финансового института... |