Славянская концептосфера в сопоставительном освещении
Скачать 8.2 Mb.
|
Литература Агранович С.З., Стефанский Е.Е. Миф в слове: продолжение жизни (Очерки по мифолингвистике): монография. Самара: Самар. гуманит. акад., 2003. 168 с. Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания // Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-66. Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. – М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. 896 с. Воркачев С.Г. Постулаты лингвоконцептологии // Антология концептов. Том 1. – Волгоград: Парадигма, 2005. С. 10 - 13. Горошко Е.И. Интегративная модель свободного ассоциативного эксперимента. – Харьков – М.: «РА – Каравелла», 2001. – 320 с. Дженкова Е.А. Концепты «стыд» и «вина» в русской и немецкой лингвокультурах: автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2005. 22 с. Ельмслев Л. Пролегомены к теории языка // Зарубежная лингвистика. I. – М.: изд. гр. «Прогресс», 1999. – С. 131–256. Калюжная И.А. Концепт «детство» в немецкой и русской лингвокультурах: автореф. дис. … канд. филол. наук. - Волгоград, 2007. 20 с. Караулов Ю.Н. Русский ассоциативный словарь как новый лингвистический источник и инструмент анализа языковой способности // Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т. 1. От стимула к реакции: Ок. 7000 стимулов. – М.: ООО «Изд-во Астрель», ООО «Изд-во АСТ», 2002. – С. 751 – 782. Красавский Н.А. Семантическая структура номинантов эмоций в немецком и русском языках // Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики. - Сб. науч. тр. – Волгоград, «Перемена», 1999. – С. 162-172. Кузнецов А.М. Метод компонентного анализа // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: «Советская энциклопедия», 1990. – С. 233 – 234. Ларин Б.А. Из славяно-балтийских лексических сопоставлений (стыд – срам) // Вестник ЛГУ. № 14. Серия истории языка и литературы. Вып. 3. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1958. – С. 151 – 162. Лурия А.Р. Язык и сознание. – М.: изд-во МГУ, 1998. Подзолкова Н.В. Концепт «одиночество» в немецкой и русской лингвокультурах: автореф. дис. … канд. филол. наук. Волгоград, 2005. 19 с. Серебренников Б.А. Роль человеческого фактора в языке. Язык и мышление. – М., «Наука», 1988. – 244 с. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. 824 с. Стернин И.А. Контрастивная лингвистика. – Воронеж, изд-во Воронежского госуниверситета, 2004. – 131 с. Торсуева И.Г. Контекст // Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. – М.: «Советская энциклопедия», 1990. – С. 238-239. Шаховский В.И., Шейгал Е.И. Методика лингвистических исследований: учеб.-метод. пособие для соискателей, аспирантов, магистрантов. – Волгоград, «Перемена», 2008. – 123с. Hesse H. Der Steppenwolf // www.hesse.ru Словари ТС 1940 – Толковый словарь русского языка: в 4 т. / Под ред. Д.Н. Ушакова. Т. 4. – М.: ГИЗ иностранных и национальных словарей, 1940. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т.4. – М.: Прогресс, 1987. DW 1992 – Deutsches Universalwörterbuch. – Mannheim – Wien – Zürich: Dudenverlag, 1992. – 1816 S. Kluge F. Etymologisches Wörterbuch der deutschen Sprache. – Berlin – New York, 1999. Pfeifer W. Etymologisches Wörterbuch des Deutschen in 3 Bd. –– Berlin, 1989. Wahrig G. Deutsches Wörterbuch. – Gütersloh – München, 1992. Концепция языковой картины мира в программе славистических сопоставительных исследований1 Ежи Бартминьский I. Концепция языковой картины мира (ЯКМ), уходящая корнями в теорию Вильгельма фон Гумбольдта и этнолингвистическую гипотезу языковой относительности Сэпира и Уорфа, находит в настоящее время все больше последователей среди лингвистов как в Польше, так и в России и в Чехии. В последние 20 лет появилось несколько книг, у которых термин «языковая картина мира» вынесен в заглавие2. Применение этой концепции в славистических сопоставительных исследованиях может придать им новое познавательное измерение, а также открыть их к диалогу с новыми научными направлениями - культурно-антропологической и когнитивной лингвистикой, и в особенности - с динамично развивающейся межкультурной семантикой. К тому же из проведенных до сих пор исследований ЯКМ следует, что сопоставительные исследования – даже на базе славистики, ориентированной в сущности на исследования отношений внутри славянской языковой семьи, – во многом выигрывают, если не ограничиваются только родственными языками и не замыкаются в традиционной сравнительно-исторической парадигме; их возможности заключаются также в контрастивных исследованиях, базирующихся на таких понятиях, как типология, отдаленное языковое родство, языковой союз, европейское и глобальное сообщество; такие исследования становятся сейчас потребностью времени, поскольку позволяют обнаружить и преодолеть барьеры в межкультурной коммуникации. Таким образом языкознание в очередной раз может доказать свою общественную – а не только познавательную – ценность. II.1. Теория языковой картины мира имеет семантический и культурно-антропологический характер. Она опирается на положение о том, что в языке закодировано некое общественно согласованное знание о мире и что это знание можно реконструировать и вербализовать в виде ряда суждений о людях, предметах и событиях. Это знание является результатом субъективного восприятия и концептуализации действительности сознанием человека, оно имеет антропоцентрический характер и соотносится с национальными языками и культурами. Вопреки ограниченному взгляду структуралистов, знание о мире принадлежит семантической плоскости языка и, следовательно, зафиксировано в его материи, прежде всего в значениях слов, а также в грамматике. Реконструкция ЯКМ может опираться как на лексикографические, так и на разговорные дефиниции слов; на этимологические исследования «внутренней формы» слов; на анализ внутрисистемных отношений (гиперо- и гипонимы, антонимы и синонимы), а также словообразовательных и семантических дериватов; на фразеологизмы и крылатые слова; на данные, содержащиеся в текстах (начиная с пословиц как минимальных текстов) в виде повторяющихся мотивов1, которые содержат устоявшиеся общественные суждения о мире; наконец, на данных, которые я называю «околоязыковыми», а именно на записях устоявшихся верований и ритуальных действий. Полезными могут оказаться также исследования на базе анкетирования, соответствующим образом подготовленные и проведенные. Говоря здесь о значении слова, обычно имеют в виду интегральное значение, охватывающее одновременно как ядерную сферу и «жесткие» коннотации, так и периферийные «мягкие» сферы, постепенно удаляющиеся от ядра и охватывающие то, что Апресян (1974), а также Иорданская и Мельчук (1980) определяли как культурные коннотации и исключали их из лингвистического семантического описания. Аргументацию в пользу лингвистической релевантности культурных коннотаций см. в нашей работе (Бартминьский 2005: 39-46). Всё это лежащее на поверхности семантическое богатство на уровне лексики можно представить с помощью когнитивной дефиниции, главная цель которой – «ответить на вопрос о способе восприятия предмета говорящими на данном языке, т.е. о закрепленном в обществе и доступном изучению через язык и употребление языка способе познания мира, категоризации его явлений, их характеристиках и оценках» (Бартминьский 2005: 55). Единицей, служащей для презентации содержательного значения слова (определителем или конкретизатором), в когнитивной дефиниции является стереотипное суждение, дающее представление о том, как выглядит Х, каким он есть, как он функционирует, в каких количествах обычно выступает, где и когда он обычно появляется и т.д. Этим вопросам соответствуют совокупности черт X-a, передаваемые с помощью стереотипных суждений и в рамках дефиниции укладывающиеся в подкатегории, называемые фасетами. Прежде чем привести примеры подобного анализа, коротко напомню (подробнее см. Bartmiński 2006: 11-21) важнейшие этапы исследования ЯКМ на славянском материале. II.2. В Польше интерес к проблематике ЯКМ начинается в первой половине 1970-ых годов. В 1978 году Валерий Писарек впервые определил в краковской «Энциклопедии науки о польском языке» ЯКМ как «картину мира, отраженную в данном национальном языке, точно не соответствующую действительной картине мира, открываемой наукой». Эмпирические исследования ЯКМ сначала проводились на народном материале, при этом понятие «отражение» заменялось понятием «интерпретация» мира. В Люблине в 1980 году был издан пробный выпуск подготовленного в 1976 году «Словарь народных языковых стереотипов». Это издание стало своеобразным «этнолингвистическим манифестом», реализующим новую программу культурологической семантики, ориентированной на реконструкцию народного видения мира и человека (см. Słownik ludowych stereotypów językowych 1980: 24)1. В 1982 г. Августин Маньчик в книге «Языковая общность и ее картина мира» напомнил о традициях оперирования понятием ЯКМ в немецкой лингвистике (Mańczyk 1982). Потом об этом очень компетентно написал Януш Анусевич (Anusiewicz 1990). В 1986 г. в люблинском «Акценте» (№ 26) этнолингвистическая группа опубликовала цикл статей под рубрикой «Язык и народное видение мира», в том же году Е.Бартминьский и Р.Токарский выпустили статью «Языковая картина мира и связность текста». См. Bartmiński, Tokarski (1986). Большой интерес вызвала организованная в 1987 г. в Пулавах конференция, посвященная ЯКМ, материалы которой были изданы в Люблине под названием «Языковая картина мира» в 1990 г. и дважды переизданы в 1999 и 2004 гг. См. Językowy obraz świata (1990, 1999, 2004). ЯКМ названа «центральным понятием» и «главным предметом исследования» в первом томе люблинского ежегодника «Этнолингвистика» (1988). С тех пор на страницах журнала опубликована целая серия диссертаций и статей, посвященных данной проблеме. Вскоре после пулавской конференции вышла книга Йоланты Мацькевич об образе моря в польском и английском языках (Maćkiewicz 1991), а потом один за другим появились сборники о языковой картине мира у детей и молодежи под ред. Яна Ожджиньского (см.: Językowy obraz świata dzieci i młodzieży 1995), о прошлом в языковой картине мира под ред. Анны Пайджиньской и Петра Кшижановского (см.: Przeszłość w językowym obrazie świata 1999), о ценностных характеристиках картины мира в высказываниях школьников, заканчивающих основную (неполную среднюю) школу, Романа Едлиньского (см. Jedliński 2000), о языковой картине мира в этнокультуре Тешинской Силезии Яна Кайфоша (Kajfosz 2001) и другие. В третьем издании «Введения в лингвистическую семантику» Р.Гжегорчиковой целая глава была посвящена понятию языковой картины мира и способам ее реконструкции, в котором исследовательница наконец высказала мнение о том, что ЯКМ является «центральным понятием когнитивной лингвистики», которое «открыло широкие перспективы для систематических сопоставительных исследований» (Grzegorczykowa 2001: 162, 166). В качестве примера таких исследований она назвала работы Анны Вежбицкой. Одновременно (и даже чуть раньше) проблематикой ЯКМ занялись в России. В 1988 году в Москве под редакцией Б.А.Серебренникова появилась книга о роли человеческого фактора в языке и отношении языка к картине мира (см. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира 1988). Через два года в Москве вышла монография Тамары Цивьян (1990) о языковых основах балканской модели мира, в которой исследовательница обратилась к понятию модели мира В.Н. Топорова. Обзор российских работ по проблеме ЯКМ дал Алексей Юдин в 16 томе «Этнолингвистики» (см. Judin 2004). В 2001 г. сборник, посвященный картине мира в языке, вышел в Чехии под ред. Ирены Ваньковой (см. Obraz světa v jazyce 2001). Несмотря на значительное число публикаций о ЯКМ, когда в 1999 году Станислав Гайда предложил включить проблему ЯКМ в задуманный им том, посвященный сопоставлению славянских языков, лингвисты, получившие приглашение в сборник, встали перед вопросом о том, как применить понятие ЯКМ в сопоставительном анализе, чтобы достаточно быстро получить конкретные результаты, поддающиеся синтезу. III.1. Формулируя некоторые замечания и предложения по этой проблематике, хотел бы обратиться к работам и достижениям этнолингвистов. По моему убеждению, наиболее полное и одновременно методическое предложение реконструкции языковой и культурной картины мира, основанное на культурно-антропологической и когнитивной концепции языка, представил подготовленный коллективно в 1976-1980 гг. Słownik ludowych stereotypów językowych (1980) и изданный в Люблине Słownik stereotypów i symboli ludowych (1996-1999)1. Какие инновации в исследования вносит концепция ЯКМ и как она может быть использована в сопоставительных славистических исследованиях, мы рассмотрим на ряде примеров. III.2. Начнем с напоминания о том, что во всех сопоставительных исследованиях ключевым является точное установление основы сравнения – tertium comparationis, поскольку «характеристика, избранная в качестве tertium comparationis, […] диктует тип формулировок, касающихся сравниваемых объектов, и, как следствие, процедуры исследования, эксперименты, характер выводов и т.д.» (Bogusławski 1994: 15). Таким образом, формулировки, касающиеся сравниваемых объектов, должны характеризовать их с одной и той же точки зрения, относиться к одной и той же логической категории. Возникает вопрос, что же может быть tertium comparationis в сопоставительных славистических исследованиях: слово, предмет или понятие (если обратиться к трем основным элементам семантического треугольника Огдена-Ричардса). Как трактуются эти элементы в рамках теории ЯКМ? IV.1. Слово (лексема) как tertium comparationis всегда является исходным пунктом в этимологических словарях, в многоязычных словарях профессиональной терминологии, в переводных двуязычных словарях (которые приводят эквиваленты в одном направлении). Такие словари сопоставляют лексические эквиваленты слова в разных языках или, отталкиваясь от слова, приводят также их значения в соответствии с принципами семасиологического описания. Значения записываются в максимально экономной, минимализированной версии. Такой способ предпочитается также в языковых атласах. Так, в «Вопроснике общеславянского лингвистического атласа» (1965) предусматривался сбор сведений о ряде лексем, например, рефлексах праслав. *banja, *baviti sę, *bergъ, *beseda, *bolto, *bidlo и др. Предполагалось зафиксировать различные фонетические и морфологические соответствия, а также их разные значения. Подобные вопросы содержат все программы польских диалектологических исследований. Создаваемые на основе таких вопросников карты представляют лексические (а в ограниченном объеме и семантические) различия генетических одних и тех же слов в отдельных языках. IV.2. Иллюстрацией такой сопоставительной процедуры может быть слово *dunaj, подробно описанное в «Праславянском словаре» под ред. Ф.Славского (Т. V; С. 92-94). Здесь можно найти информацию о путях развития праславянских лексем *dunavъ : *dunajь во всех славянских языках, многочисленных образованиях от них в названиях славянских гидронимов и топонимов (Дунаец, Дунаек, Дунаёвице), гипотезы о происхождении слова из герм. *Donawi и его дальнейших судьбах (в качестве заимствования из славянских языков в литовский, венгерский и румынский языки). Автор словарной статьи приходит к выводу: «Название великой реки, играющей в славянском фольклоре существенную роль, было перенесено, как обычно, на названия других рек […], а также на различные апеллятивы, означающие ‘глубокую воду’, ‘реку вообще’».1 В исследованиях, авторы которых обращаются к концепции ЯКМ, описания лексемы *dunajь более полные: они принимают во внимание не только форму слова, но и богатые языковые и культурные коннотации. Одно из последних исследований на эту тему принадлежит Алексею Юдину (2004), который обращается к культурно-антропологической концепции ЯКМ. Принимая во внимание многочисленные лингвистические исследования лексемы *dunajь в славянских языках (в т. ч. К.Мошиньского, Вяч. Вс. Иванова и В.Н.Топорова, В.Я.Петрухина, А.Т.Хроленко, Д.М.Балашова, Д.А.Мачиньского, Л.Невской, Е.Бартминьского и У.Майер-Барановской, Б.Гринченко), автор использует богатый текстовый материал (различные жанры русского, украинского, белорусского, польского, чешского и болгарского фольклора); соглашаясь с утверждением, что «лексема *Dunajь в славянских (а частично и в балтийских) языках превратилась в нарицательное слово, обозначающее неизвестную реку, глубокую воду, море, половодье, ручей и т.п.» (как об этом написано в «Праславянском словаре»), исследователь идет значительно дальше. Он показывает функционирование данной лексемы в фольклорных текстах, заклинаниях, любовных и свадебных песнях и воссоздает его культурные значения. Причем оказывается, что слово Дунай функционирует подобным образом в текстах на разных славянских языках. Мотивы, встречающиеся в польской народной песне, например «Bujne wiatry rzucają pannie wianek na dunaj» [Буйные ветры бросают венок девушки на дунай] = ‘девушка созрела для супружества’; «dziewczyna przepływa przez dunaj» [девушка переплывает через дунай] = ‘уходит из родного дома, чтобы соединиться с любимым’ (см. Słownik stereotypów i symboli ludowych. T. 1. Cz. 2.), имеют соответствия в украинских песнях: «С Дуная прилетают ветры, которые срывают венок девушки», «Девушка пускает венок по Дунаю, чтобы он плыл к любимому»; в чешских песнях: девушка обращается к ветру со словами: «Zafoukej, vetřičku, z Dunaje, at’ ta zima brzy roztaje» [Подуй, ветерок, с Дуная, пусть эта зима быстро растает]; в моравских песнях, в которых над Дунаем молодые ведут любовный диалог: «с одной стороны Дуная девушка моет ноги, а с другой Ясь поит коня», после чего «Ясь плывет через Дунай к девушке» (и часто при этом тонет). Подобные мотивы (диалог через Дунай и переплывание парня к девушке через Дунай) известны болгарским песням (Юдин 2004: 58). Сопоставление таких стереотипных текстовых мотивов, получающих добавочные, символические значения (сходные в фольклоре разных славянских народов), позволяет реконструировать образ Дуная как прототипической реки (и – шире – воды), являющейся центром мира, а также как дороги, которая разделяет и одновременно соединяет людей.1 |
Похожие:
 | Наречия образа действия в русском и английском языках в сопоставительном аспекте 31 |  | Нам кажется, что предлагаемая книга позволит отчасти заполнить ту нишу, которая образовалась в освещении проблем, связанных с различными... |
| Приглашаем Вас принять участие в освещении данных состязаний. Контактное лицо Валерия Моховикова т. 8-(3843)-78-05-31 | | Адрес: «Федеральная служба по надзору в сфере здравоохранения и социального развития» Славянская площадь, д. 4,стр. 1, Москва, Россия,... |
| Адрес: «Федеральная служба по надзору в сфере здравоохранения и социального развития» Славянская площадь, д. 4,стр. 1, Москва, Россия,... | | Информация о жизненном цикле сделок на денежном рынке (далее – ф. 0409702), в ходе которого свои ответы в Ассоциацию направила 21... |
| Основы собриологии, профилактики, социальной педагогики и алкологии (Материалы XXII международной конференции-семинара). /Под общей... | | Параграф делит на разделы, представляющее собой содержательное целое в освещении той или иной сферы жизни Великобритании. Поэтому... |
| Основы собриологии, профилактики, социальной педагогики и алкологии (Материалы XX международной конференции-семинара). /Под общей... | | Такой параметр как освещенность рабочей поверхности при искусственном освещении идентифицируется всегда, получается, что спецоценку... |