Дина бу р г
Скачать 7.91 Mb.
|
| глава книги, в которой я постигал разнообразие интерпретаций и рецепций одних и тех же событий с оче-видцами (и со-читателями одних и тех же книг и газет). * * * Писавший свои записки из подполья (Достоевский) был самоот- чужденным человеком рессантимента: во всем ему не гордость ме- шала, а мелочность – в обидчивости, даже в чуткости. Но придет России черный год, когда 10-летний мальчик скажет: я, кажется, успешно обучаюсь социальному самоотчуждению в ка- честве потомка врагов народа. * * * Люди, уводившие Отца морозным декабрьским (уральским!) днем, знали, что делают нечто абсурдное – и могут поплатиться за это; но менее всего они могут полагаться на свою совесть, не говоря уж о разумении, – в этом они уверены лучше, чем в чем бы то ни было. Никто ни разу не извинился после. Ни один чин от самых почтенных до вовсе бесчиновных. В глазах человека низов я видел только (бы- вало) зависть: так твой отец погиб, пожив хорошей жизнью? Мой никогда такой красивой не видал! Так ты еще обижен, что твой отец не был убит (пусть не до смерти) в драке? Не умирал годы в гниении отбитых почек или легких? Не издох алкоголиком, нажив к себе ненависть окружающих, – до самых близких? До твоей? Уж не козыряешь ли ты перед нами своим сиротством? Не гордишься 54 Юрий Динабург ли, что наша власть именно так выделила тебя? Я антитезу Гамлету такую вам покажу в такой прирожденной сироте, каким был не Лев Гумилев, а Боря Бугаев и предки его в литературе. А вы слышали песни соловьев в Соловках? Ну-ка, выстройся, плесень, с кайлами в руках! Ты, очкастый, чего не внимателен? Исключаешься ты из рабочей семьи И катись ты с земли к Божьей Матери… Потому что история любит прыжки, Потому что безумный плясун на канате Ненавидит миров пресловутую связь. – Датский принц, вашу шпагу и шляпу – копайте, Ибо Дания ваша без боя сдалась… (Ю. Айхенвальд) * * * «О Пушкинском годе 1937» и слушанье с отцом «Медного всад- ника» – …Иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей… и т.д. (А. Пушкин) – и позднее сопоставление этих строк с юношескими советами – наслаждайтесь – сей легкой жизнию, друзья! Ее ничтожность разумею… * * * До 13 лет я мнил себя будущим капитаном-океанологом, но посте- пенно уяснил себе, что труднейшим делом Колумба, Магеллана и других до Кука и прочих были не навигационные работы, а под- держание дисциплины в экипаже. Насколько легче космонавтам, Ме му а р ы . Гл а в а I 55 но… В 1941-ом мой друг Коля Знамцов на скучном уроке химии спросил меня, кем я буду… и после уточнений: «Ну, на кого бы ты хотел быть похожим?» Я огляделся и указал на портрет Пушкина, почему-то висевший в этом классе… Пришлось возобновить со- чинение стихов, брошенное полжизни тому назад, когда мне было лет пять. Потому что сам Коля пустился в сочинительство, со мною состязаясь. Так я засел за систематическое чтение П, Л и Ж, а также двух Ш – Шекспира и Шиллера. Подражать вполне удавалось только Жуковскому. * * * С момента, как за экраном густейшего малинника, одичавшего в плотнодощатом углу сада, передо мной внезапно обнажилась ма- ленькая Маня (впрочем, была же она на пару лет старше меня); с той поры исчезла для меня иллюзия тождества человеческих природ как иллюзия условности всех различий, якобы одеждой и случаем создаваемых. Иллюзия, что все уникальности принадлежат только физиогномике, и ничему больше. Но пока я здесь не пытаюсь передать словами то ошеломительное переживание новизны и свежести, какое дает эффект превращения женской фигуры (деви- чьего телосложения) в некое обобщение лица, его единение с фи- зиогномикой. Весь мой дальнейший опыт в отношении человека (человеческого самопознания) за десятки лет так и продолжал сводиться к преодолению иллюзии, будто все индивидуальное или уникальное как-то локализуемо где-то, где-либо, на какой-то поверхности (на лице). Так для меня впервые реализовалась оппозиция текста и подтекста как оппозиция лица и торса. * * * Люд усталый, но упорный в своем хождении из дома в дом, заслу- живает особого глубокого понимания, которое до меня доходило отрывочно в позднейшие времена, – и я свое понимание нашего простого и бедного люда еще буду высказывать по другим поводам 56 Юрий Динабург и мотивам. А сейчас хочу только засвидетельствовать, что бегло очерченная сцена обыска и ареста беспартийного интеллигента на 20-ом году советской власти уже не содержала в себе ничего осо- бенно патетического и гротескного. Гротеск начала этой истории был в эмоциональности, с какой чекисты работали: в злорадстве, которое одушевляло их при сведении счетов со старым обществом, и страхе о том, как будут счеты сводить с ними, может быть, уже завтра. Теперь, как у Дюма – «Двадцать лет спустя», так что поколе- ния сместились, давно уже не было ни задора, ни злорадства, ни страха, была лишь постылая озабоченность тем, что этой грязной работы оказалось так много, – как великий поэт, низовой чекист был вправе думать: «Я, ассенизатор и водовоз, революцией моби- лизованный и призванный». Это кто был уже повыше, т.е. сделал карьеру на том же поприще, мог думать и знать больше и жить не в столь страшных заботах. Он должен был подозревать, что, кро- ме официальных классовых врагов, у него еще очень много вра- гов личных и целятся они точнее. Но об этом они, следователи и судьи, возможно, не успели написать даже в протоколах своих собственных показаний, – и как сказал тот же великий поэт: «Что говорить о лирических кастратах?!» С лирическими кастратами большевизма, как Геростратом Эфесским, надо поступить просто: сдать в архив театрологии и криминалистики и забыть. А низовых чекистов жаль, ибо не нашлось среди них ни мемуариста, вроде палача Самсона, ни юмориста с цинизмом Рабле или де Сада, и все они упомянуты в летописях с маленькой буквы – анонимно. * * * С самого раннего детства у меня возникло широкое обобщение, что в среднем люди подслеповаты, глуховаты и к тому же трусова- ты, чем и компенсируют все дефициты. Непосредственно это было основано на отслеживании равнодушия всех почти к вещам, меня особенно волновавшим, например к лунному свету, пантомимам пламени в печи, разнообразию пейзажей в наледи на оконном стекле – она так резко контрастировала с придурковатой коор- динатной вязью кружев и тюля занавесок на тех же окнах. Боже, Ме му а р ы . Гл а в а I 57 насколько изящней просто декартовы координаты любого чертежа или графика (диаграммы), не говоря уж об их осложнениях в кар- тах различных проекций. Отец понимал мою любовь к луне и огню и прихотливости разграничений воды и суши на картах, витийству, т.е. витиеватости речных излучин на ней же, – это были единственные барочные и рококошные формы, которых мы не отвергали за их неизобразительность, немиметичность. В отличие от Скупого Рыцаря, слагавшего монеты уже в седьмой сундук, моя няня в своем сундучке держала вещи, что были много проще бумажных фантиков с их яркой эмблематикой. Она была по- хожа на няню Герцена, моя Арина Родионовна, могла рассказать и как шумел-пылал пожар московский, и как государь всем государ- ством наехал на таких, как я: «Шапки долой. Государи России всю жизнь воспитывали люд; и тот, что рубил людям бороды, не был так лют, как тот, который следил за достаточной прямизной ног, вскидываемых на марше, – как потом будут отсчитывать: – Левой! Левой! Левой!» * * * Моя няня 65 лет назад оклеивала внутренность своего сундука кон- фетными обертками (фантиками), как современные русские мыс- лители (вроде Ямпольского и Линницкого) цитатами из Деррида и Делёза, а иногда и пересказами их герменевтем; но это делается без дальновидения той очевидности, что, пока эти красоты будут оценены читателем, – все заимствования интеллектуального haute couture обветшают и станут тряпьем (chiffon), старьем и т.п. Ибо современные производства могут предложить нам что угодно, только не долговечные материалы. * * * Люди, вошедшие в наш дом одним морозным ранним утром нача- ла декабря 1937 года, не были ни злы, ни страшны, ни даже озабо- чены, – не были. Они были явно очень утомлены и печальны, как давно не выпи- 58 Юрий Динабург вавшие могильщики, – это тем отчетливей, что это были самые профессиональные могильщики, пожалуй, не одной буржуазии, а всему на свете. Это были «пролетарии всех стран, объединенные в щит и меч» своей партии. Кажется, здесь в то утро их было трое, да с ними был еще старик Седых, действительно седой сосед, хо- зяин соседнего дома в качестве понятого. Время превентивных по- гребений и светских мысленных (негласных) отходных было не- легким для наших ранних гостей. Уж очень много было работы, и совсем страшно было думать, когда, на какой стадии, Процесс достигнет насыщенья. Работа у них была самой важной в тот год, и очень ответственной. Не то что у пучкистов-фашистов, весело обновлявших Италию при другой сценографии и режиссуре. Время было вот-вот к моему выходу с отцом – ему на работу, мне в школу, узкой тропой между сугробов и через речку Челябку с улицы Боровой мимо городка НКВД к Алому Полю и моей Пер- вой Образцовой им. Энгельса. Дома было теперь очень уютно, и мы, увы, промедлили. Передо мной яйцо всмятку и мой игрушеч- ный пистолет. Звонок в дверь, и вошли, как я назвал их себе, мили- ционеры. Смысл звонка в такую рань первым понял, наверно, отец. Мама еще оборонялась глупыми вопросами об ордере прокурора, затем ушла за домовой книгой и паспортами, а отец уже играл мо- им пистолетиком, подбрасывая его и ловя над столом, пока не раз- далось нервное восклицание: «Бросьте игрушку!» Мне никогда не дано было забыть эту драму на двух языках – пан- томиму, обмен выразительными взглядами и одну-единственную реплику. Отец слыл человеком аполитичным. Никто не мог его представить себе в какой-либо партии. Жена передо мной, сыном, уличала отца в склонности высмеивать все, даже «Производство кирпича по методу Ильича», – воскликнул, мол, Симон Менделевич Динабург, проезжая в машине на субботник. Это он увидел, как ло- мами и кирками ломали стены церкви. Наверно, нужно было ее «остатки» погрузить в новую застройку. Но я никогда не видел, чтоб он оставлял без защиты свою собственную тещу-лютеранку, когда на ее святое позволяла себе наскоки собственная дочь, то есть моя мама. Я ничего не понимал по сути тогда в этих мировоз- Ме му а р ы . Гл а в а I 59 зренческих спорах, но видел, что одной-двумя фразами отец вво- дил «комсомолку» жену в слезы, которые мне всегда казались вы- ражением бессильной злобы. После одного восклицания «бросьте игрушку» разговоров не было на протяжении всего дня, посвященного перетряхиванию книг и хождению по двору и саду с попытками раскопок в сугробах. (Других вещей в доме было мало, да и работа физически тяжела). Кроме оружия, искать было нечего, – литература на четырех языках, – вывезти ее было почти невозможно, и она вся уцелела мне на счастье всей жизни. Отец, окруженный зоной надзора, весь день просидел посреди столовой. Молчаливая тема «все проис- ходящее – нелепость» (а по маме – недоразумение, которое вот- вот разрешится разумно) обязывало и меня держаться «невозму- тимо». Не отец ли сам внушал, что слезы – позор, ибо выдают неспособность контролировать чувства, подменяющие собой эф- фективные действия. По неспособности придумать эффективные действия я убегал все же плакать на кухню в угол за огромной (мне казалось) русской печью. Авось там никто не увидит, что я не верю в недоразумение, т.е. в его устранимость чьим-то разумением; т.е. что я просто впервые в жизни испугался за отца – испугался людей, а не людоедов. Года за четыре до того отец, вернувшись из командировки в Ле- нинград, о чем-то рассказывал матери так, что я понял (притаив- шись между мебели) только фразу «А на Украине дело дошло до людоедства». Поскольку недавно я узнал о людоедстве из прочи- танного мне кем-то Робинзона, я выскочил из своей засады с вос- торгом: «Ура, на нас людоеды идут!» – и отец с отвращением одер- нул меня без разбирательства: «А ты что, взбесился?» Может быть, дело не в книге Дефо, – мало ли что мне читали тогда. Посидел отец так день на стуле до наступления темноты, и стали гости торопиться с отходом с ним к оврагу Челябки, за которым застряла их машина. Я все помню очень хорошо. Через месяц мне исполнилось 10 лет, – после чего я стал строже сортировать впе- |
Похожие:
 | Национальная выставка мопсов проводится в соответствии с положением ркф о выставках ранга чк, пк, кчк |  | «Методическое обеспечение оценки экономической эффективности инновационных проектов» |
| Ведомости. Пятница (приложение к газете Ведомости), Дина Юсупова, Пятница, 27. 06. 2008, №022, Стр. 1-2 18 |