Дина бу р г
Скачать 7.91 Mb.
|
| * * * На старости я сызнова живу, и прошлое делается вдруг понятней и свежее. Простонародная среда уральских нянек в Ленинграде мои- ми родичами воспринималась несколько высокомерно, т.е. без дол- жного юмора, – и я с детства приучался в Питере стыдиться своих уральских впечатлений. Из года в год я приучался в Ленинграде помалкивать о «снежной и звездной» либо пыльной глубинке (передразнивая меня, в Москве и Ленинграде приучали помнить эту риторику первых лет моей жизни). Зато в Челябе няни, и дети, и гости родителей слушали разинув рты – мои рассказы о городе гористом-сáклистом Ленинграде, и о том, что в Москве ничего хо- рошего, кроме метро, построенного почему-то под землей «му- зея изумлений», выводящих из ума. – Как? – спрашивали гости, Ме му а р ы . Гл а в а I 67 ухмыляясь. – Вот так, – отвечал я, извлекая книгу «Подземелья Ватикана» (роман А. Жида), – подземелья Ватикана начинаются в Москве под Кремлем. – А что такое Кремль? – А это Ватикан у нас в России… – А Ватикан – что это? – переспрашивали, хихи- кая. – А это Кремль, в котором на другом конце метро засели Папы Римские с фашистами. – А твой папа? – Мой – только мой, не римский, не московский, даже не в Ленинграде. – А с кем же он засел? – А с коммунистами. – А сам он не коммунист? – Не-е-ет, с коммунистами мама: она с ним до слез спорит, но переубедить не получается. У него все какие-то шутки: – «Съезд ударников, – го- ворит он, – как съехался, так и разъехался: не солоно хлебавши». А зачем – солоно, когда надо просто вкусно? Я и сладкого не люб- лю… Мне эти мои интервью для взрослых часто потом припоминала бабушка, а я, согласно позднейшему опыту, корчился внутренне от догадки, не использованы ли были мои откровения для уличе- ния отца в вольнодумстве? И не думал ли отец в последние 20 дней своей жизни именно об этом, – потому что, как выяснилось, рас- стреляли его ровно через 20 дней после ареста, – вот как быстро могла работать наша краснопсовая юстиция середины века. Эпи- тет для нее я нашел у Киплинга: поглядев на юстицию эту спра- ведливую, я вспомнил, как Маугли резал красных собак без раз- бора. А юстиция имеет у нас отношение к справедливости, потому что через 19 лет отца реабилитировали, как меня – через 17: ре- тардации или гистерезисы в большевистских мозгах таковы: шаг вперед очень быстро, два шага назад очень медленно, как учил гад Ильич, еще не ставший у нас государственной эмблемой – труп-ат- рибутом. Много вспоминали «Россию во мгле» Г. Уэллса, – совсем забыв его «Когда спящий проснется» на ту же тему! Несчастье господ-товарищей было сначала не в глупости, а в не- воспитанности, т.е., в частности, в беззастенчивости-бесцеремон- ности, т.е. как бы в необмытости после родов. И все же 70 и 60 лет тому назад образ страны еще не был так стра- шен себе самому – ибо вырождение не достигло еще такой мас- 68 Юрий Динабург совости и стабильности в процессах регрессивного (редуктивно- го-революционного) отбора. Редуктивная селекция еще не предве- щала выразительности нашей всенародно-бранной демонологии с ее инфернальной экспрессией физических лиц без признаков сле- дов какой-нибудь психики. Тогда, 70 лет назад, внутри страны уже крушили воспитание, т.е. культуру, поэты стрелялись и расстре- ливались-вешались и тешились переводами с чужих (красивых тоже) языков, а у нас могли еще издавать даже эмигранта Бунина, автора «Окаянных дней». Я с двух лет от роду приобщался к эми- грации через бунинский перевод «Гайаваты». Над колыбелью – «Гайавату», а потом и Робинзона: меня начитывали до чертиков. Образ Пятницы, которого вот-вот будут коптить на костре для съе- дения (как бы колбаской), а не в умозрительных целях, как Жанну д’Арк или Бруно, – этот образ тогда витал над моим самомненьем героя-спасителя Маугли-Кука-Гайваты-Робинзона и т.д. «Ура, лю- доеды!» Отец впервые не улыбнулся, а отчеканил: «Вот еще и Чо- ка – идиот (Чокой он подтрунивал над тем, что я прихватывал тог- да чисто заволжское «чо» вместо «што»)». Года через четыре образ Пятницы-Параскевы (впрочем, Маши) явился в нашем доме в виде дочки одной из нянь. Я всячески опе- кал эту девочку, на мой взгляд обижаемую уже тем, что ее мать вызывала ее криком «Манькя!» Здесь начало истории моих «Пят- ниц», о которых мама острила: «У тебя семь Пятниц на неделе. И с чего ты взял, что вокруг каннибалы, которые только и знают, что девочек едят?» * * * Отец: «Говоря о женщинах, мой семилетний сын превращается в маленького Мефистофеля. Но это только они сами виноваты, «Фа- уста» он еще не слышал». * * * Конечно, жизнью я был приглашаем на роль не Гамлета, а Тиля Ме му а р ы . Гл а в а I 69 Уленшпигеля, но, к сожалению, мы разминулись, я впал в шекспи- ризм гораздо раньше, чем смог познакомиться с Ш. де Костером. * * * (Я – В. Павловскому) Дорогой Владик, после вчерашнего дождя у меня опять простуда и возможность написать Вам впрок сразу несколько писем. Я уж не сержусь на то, что Вы отвечаете редко: лучше Вы сердитесь на себя. Если Вы время свое используете лучше, чем мы, письмописатели, то все в порядке. Я говорю о том, что можно знать, о том, как ценишь свое время в среднем, оценивая себя самого среднестатистически. Об отдельных минутах и даже часах нельзя никогда почти сказать точно, правильно ли их провел. Иногда пустейший разговор или мельчайшее наблюдение приводит к очень важным результатам. А в других случаях стоишь перед чем-то прославленным и не испы- тываешь никакого восторга. Хотел писать не о Пушкине и Москве, а о замечательном начале Вашего письма про Мезень. Казалось бы, ничего особенного, но оно вызвало у меня воспоминание очень живое о моем детстве. Более 50 лет тому назад и не на краю света, а просто по всем глу- бинкам России жили-были такие города, и я босиком бегал по про- езжим частям улиц, где пыль лежала пушистыми браздами, много пушистее, чем снег в стихах Пушкина. Очень она была приятна пяткам, а еще мальчиком нравилось думать-пылить этим мягчай- шим дорожным покрытием, почти не знавшим автомобилей. Я был сам точь-в-точь как тот дворовый мальчик, который «в са- лазки жучку посадив, / Себя в коня преобразив…» Но если не в жучку и в коня, то все же в полярников (еще до челюскинцев и т.п.) мы преображались, не говоря уж о колумбах и пиратах, об индейцах и рыцарях. Вскоре появились два советских фильма – о парусниках скорее, чем о людях. Люди там мелькали, малопо- нятно переодеваясь, и то и дело стреляли очень дымным поро- хом, от клубов дыма чуть не лопались вспученные паруса. «Дети капитана Гранта» и «Остров сокровищ». И вслед за ними «Петр 70 Юрий Динабург Первый» – тоже с клубами дыма к небесам, подобно белым пару- сам. Только лет через 15, в 1956, мне представился такой же, как сейчас (еще через 35 лет) случай вспомнить эти идиллические вре- мена: тогда появилась песня геологов, рождался жанр бардов – со словами: А я иду по деревянным городам, Где мостовые скрипят, как половицы. Эти скрипучие мостовые я еще помнил, и в них вспоминалось луч- шее, что тогда встречалось в стариках. Старики были еще благо- образны, очень часто красивы, чего сейчас почти не встретишь. Я, кажется, знавал автора этой песни, она музыкально интересней была, чем текст. Но городов таких не было больше на моих доро- гах. Такие маленькие, как Мезень, мне редко встречались вообще. Мезень – типичный тупик, за которым и русский человек согла- шался жить только ради нужд науки. * * * Пушкин должен быть в каждом из нас – свой, личный, как это хо- рошо продемонстрировала Марина Ивановна Цветаева, как по- своему воспринимаю я Пушкина с самого своего детства, с выслу- шивания с колыбели «Руслана и Людмилы». И в 37 году пережива- ние пушкинского юбилея, когда по радио в чьем-то чтении до меня донеслись строки, меня, 9-летнего, потрясшие: …иль вся наша И жизнь ничто, как сон пустой, Насмешка неба над землей? У меня на глазах, видимо, выступили слезы. А сидевший рядом отец наклонился к моему лицу и сказал: «Кажется, пора заняться не только геометрией, но и философией». В таком контексте в мою жизнь вошли слова «Пушкин» и «философия». В конце того же года, в декабре, в начале декабря, когда к нам во- шли, как я подумал, милиционеры – угрюмые усталые дяди, чтобы Ме му а р ы . Гл а в а I 71 увести к вечеру из дому отца навсегда, в мою жизнь врезались сло- ва стихотворения «Анчар» в их сугубо переносном значении: В пустыне чахлой и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар… Вокруг стоял декабрь, глубокие снега лежали за окнами вокруг, и никаких, казалось бы, не должно было быть ассоциаций с пу- стыней, где растет анчар как грозный часовой, – один во всей все- ленной и – Природа жаждущих степей Его в день гнева породила… – и так далее. И вот теперь я позже понял глубокую симметрию усло- вий в пустыне жаркой и скупой и пустыне обжигающего мороза и того же нестерпимого мира, мира нестерпимых для жизни усло- вий. Условий, где жизнь может быть по-настоящему только у чело- века, но …к нему и птица не летит, И тигр нейдет: лишь вихорь черный На древо смерти набежит… И вот таким «вихрем черным» для меня обрисовалась история ХХ века. На всю мою жизнь, разумеется. «Черный вихрь», летящий к древу смерти и дальше летящий уже тлетворным. Я, униженный своим детским бессилием в канун своего десятого дня рождения, внутренне как бы клялся, что «ужо! я с ними разделаюсь, посчи- таюсь, когда подрасту» – осталось еще немного, оставалось еще около восьми лет. «Огненным грибом» называли полвека тому назад первые силуэты атомного взрыва. Я бы представил его себе скорее чем-то вроде си- луэта баобаба в саванне, в нашей снежной саванне. И никаких мо- нументальных гигантских растений – у нас растут огненные – или, вернее, морозные, обжигающие силуэты подобных социальных 72 Юрий Динабург взрывов, взрывов психологических потрясений, безумий – и анча- ром для меня представилась на всю жизнь идеологизированная психопатия нацизма – вообще всякого социализма. Социализма, перерастающего в нацизм или в коммунизм: какая, в конце кон- цов, разница? Подобным же образом сейчас как го- и барельеф, горельеф и барельеф соответствуют симметрично друг другу. Исламское безумие пустынь жарких и скупых, зноем раскаленных, и пустынь нашего российского неистовства, переходящего из алых цветов в темно-коричневые. * * * Главное издевательство мной, видимо, было усмотрено в том, что поверх всего было написано: «Сын за отца не отвечает». Я принял на себя ответственность как майорат; это-то главное наследие, от которого не захотел отступиться в безотцовщину – на соблазн без- ответственности. * * * Детство – это неизбежная идиллия. Потому что для ребенка равно волнующими оказываются впечатления смены погоды и лакомства, и элементарно житейские перемены, как переезды из дома в дом; от прогулок по лесам и паркам детство остается идиллией, какими бы драмами ни надламывалась эта идиллическая пора. Пусть это мое отступление к перечню тем, представляемых или игнорируе- мых вопреки моим сентиментальным связям, игнорируемым здесь за простым их перечислением, пусть это лирическое отступление будет принято читателями за мое извинение перед ними в том, что я не всегда вразумительно рассказываю о целых десятилетиях, не сохраняя топологическое единство рассказа о самом себе, то есть единство повествования без разрывов и склеиваний. Жизнь моя в этом рассказе будет выглядеть лоскутно и будет представляться неким коллажем мотивов: глубоко личных, научных, и среди мо- их научных интересов, разумеется, не поэзия своего времени бы- ла в фокусе, меня прежде всего всегда занимала зависимость че- ловеческой жизни, человеческого поведения и мотивации этого Ме му а р ы . Гл а в а I 73 поведения, их зависимость от власти языка и понимание этой за- висимости, особенно у нас в России – это мне, по крайней мере, доступнее раскрывает и узы истории; власть того суда, который история вершит не над отдельными людьми, а над человеческими массами, над народами, сословиями и классами. * * * С милостивого дозволения читателя я хочу напомнить о тех дале- ких временах, когда любой школьник мог заметить из своих учеб- |
Похожие:
 | Национальная выставка мопсов проводится в соответствии с положением ркф о выставках ранга чк, пк, кчк |  | «Методическое обеспечение оценки экономической эффективности инновационных проектов» |
| Ведомости. Пятница (приложение к газете Ведомости), Дина Юсупова, Пятница, 27. 06. 2008, №022, Стр. 1-2 18 |