Диалог цивилизаций в эпоху становления глобальной культуры
Скачать 7.22 Mb.
|
| Мировая история как незавершенный диалог культур Локальные культуры, принадлежащие одной исторической эпохе и разворачивающиеся в одном ценностно-смысловом пространстве, могут ориентироваться на достижение разных глобальных целей, вокруг которых развертываются межкультурные диалоги ведущих европейских стран. Так, культуры Англии, Франции, Германии, рассмотренные в контексте новоевропейской культуры, на протяжении XVII–XIX веков выражают не просто разные, но нередко и противоположные, даже взаимоисключающие глобальные ориентации, раскрывающие различные грани европейской культуры и европейской глобализации. К примеру, британское мировое могущество находит свое выражение в промышленности и мировой торговле; французское влияние на мировую культуру связано с предпосылками и следствиями исторических и политических идей французского Просвещения и Великой французской революции; германизм несет миру пафос предельных философских обобщений и систематизаций – как в самих философских спекуляциях, так и в литературно-художественном и музыкальном выражении отвлеченных идей. Отсюда исходил, например, поздний В.Г. Белинский в своих выводах о главенствующих путях европеизма (как они были заявлены в первой половине XIX века тремя ведущими европейскими нациями в их тогдашнем мировом значении). Далее, Белинский в статье «Мысли о русской литературе» утверждал, что европейское предназначение России состоит не в экономике и промышленности (как у Англии), не в развитии политико-исторических идей (как во Франции) и не в отвлеченной кабинетной философии (как в Германии), а в развитии литературы как особого рода культурного синтеза, более никем в Европе не достигнутого. Белинский опирался на свое понимание диалога культур – русской и западноевропейских. Вариации на темы Белинского мы встречаем у Герцена, в его знаменитом трактате «Развитие революционных идей в России». Через нарратив идей Белинского, осуществленный Н. Чернышевским в цикле «Очерки гоголевского периода литературы», подготавливалась ленинская концепция «трех источников и трех составных частей марксизма», представляющая всемирно-историческую значимость марксистского учения (увиденную из России ХХ в.) как закономерный синтез английской политэкономии, французского утопического социализма и классической немецкой философии. С этой истиной, родившейся в результате многократных диалогов культур на протяжении XIX века, советская культура просуществовала три четверти ХХ века, рассматривая ее как свой идеологический фундамент. Марксизм, объединивший прежде всего творческие усилия К. Маркса и Ф. Энгельса, а также, в той или иной степени, труды их последователей в Европе и России, предстал в изложении В. Ленина, мыслившего в русле идей русских революционеров-демократов (Белинского, Герцена, Добролюбова, Чернышевского и Писарева), как глобальное достижение огромной силы и универсальности, способный воодушевить на мировую революцию и передовые страны Европы и Америки, и народы царистской России, и представителей отсталого Востока (который ожидают великие революционные преобразования). Синтез европейских глобальных ценностей (в лице марксистской доктрины), рожденный в диалоге культур, в конечном счете породил глобализм, выходящий далеко за пределы самой Европы («призрак бродит по Европе, призрак коммунизма»), да и всех мыслимых европеизмов («пролетарии всех стран, соединяйтесь!»). Марксов коммунизм – это такой же утопический европейский глобальный проект, как и просветительская вера в Разум и Просвещение, которые сами по себе кажутся спасительными для всего человечества уже в силу своей всеобщности и универсальности, или романтическая вера в гениальную героическую личность (Наполеон), преодолевающую косные предубеждения обывателей, темной и нетворческой «толпы», «нецивилизованных», «варварских» народов, непричастных к европеизму. Различные локальные культуры могут порождать сходные глобальные устремления, продиктованные одним историческим временем и чувством. Так, народы, освобождавшиеся в ХХ веке от уз колониализма, стремились поначалу к отрицанию любых глобальных ценностей и утверждению собственных – ментальных и локальных. Пафос национального освобождения на время ставил этнический менталитет в иерархии культурных ценностей выше, нежели какую бы то ни было глобализацию, ассоциировавшуюся исключительно с империалистическим господством мировых держав. Однако вскоре и у стран, недавно освободившихся из-под колониального гнета, стали формироваться свои глобальные приоритеты (к примеру, «негритюд» или «латинос»). Международное сообщество «развивающихся», то есть перспективных стран (как стали называться, в отличие от стран «развитых», уже завершивших свое развитие, недавние колонии) в условиях биполярного мира, разделенного враждебными глобальными ориентациями антагонистических политических систем, образовало свой, нередко весьма воинственный глобальный вектор «третьего мира» («неприсоединившихся» государств), отстаивавших свой нейтралитет во всемирно-исторической схватке социализма и капитализма (советизма и американизма) – на арене постколониализма. Аналогичным образом, во время и после распада Советского Союза культуры, до того рассматривающиеся лишь как составные части единой многонациональной советской социалистической культуры, стали претендовать на самостоятельность и всемирность (армянская и туркменская, татарская и якутская, чеченская и крымско-татарская и т.п.). В тех случаях, когда тот или иной этнос не чувствовал в себе собственных культурных сил, чтобы обеспечить себе глобальные устремления, он апеллировал к авторитету этнически родственных народов (например, тюркских народов, ориентирующихся на светскую государственность и секуляризм, – к Турции; ортодоксальных исламистов – к Саудовской Аравии и Арабским Эмиратам, к Ирану; финно-угорских народов России – к Финляндии и Венгрии, бывших немцев Поволжья, в том числе депортированных в Казахстан, – к объединенной Германии, евреев – к Израилю и, в какой-то мере, к Германии и США, и т.д.). Таким образом, можно говорить о существовании и исторической динамике межэтнических и интернациональных глобальных установок, на которые ориентируются различные народы и локальные культуры (наряду с чисто этническими или национальными формам глобализации). Те и другие глобализационные устремления в контексте мировой культуры выступают как механизмы опосредования структуры культурного универсума – от локальных культур до всемирной общечеловеческой культуры, от культурной периферии до цивилизационных центров единого, но дифференцированного человечества. Вместе с тем, такие глобальные ориентации (сложившиеся как вторичные формы локализации, отстоявшие право на региональный глобальный статус, – например, европейский, евразийский, пантюркистский, латиноамериканский и т. п.) исподволь способствовали интеграции мировой культуры. Обретение той или иной локальной культурой глобальных параметров в мировой истории во многом непредсказуемо и связано с совпадением множества факторов, обусловливающих в совокупности глобальные ценности той или иной культуры. Одни локальные культуры, вроде месопотамской, итальянской, русской, американской, китайской и некоторых других, на протяжении своей локальной истории несколько раз переживают свое глобальное значение. Другие, пережив свое мировое значение лишь однажды (даже если оно было ярким и длительным), более никогда не достигают в своем развитии глобального уровня: здесь показательны судьбы Древнего Египта, Финикии, Карфагена, мезоамериканских цивилизаций (инков, ацтеков, майя), Хазарского каганата, Хорезма, Монгольской империи Чингисхана, Австро-Венгрии, Кубы, Вьетнама и т.п. Наконец, есть множество народов и культур, которые в своей истории ни разу не добивались глобального статуса, и которые имеют ничтожно малые шансы обрести его когда-либо в дальнейшем (например, малочисленные народы Крайнего Севера, первобытные африканские племена, племена Океании, народы Азии и Америки, не имеющие своей государственности, и т. д.). Все эти локальные культуры утратили свои шансы на мировое значение ввиду ограниченных или ущербных практик диалогов культур в своей истории. Очевидно, что развитие глобальных установок в истории разных локальных культур может быть не только прогрессивным, но и регрессивным. Греция трижды утрачивала свои глобальные позиции, сложившиеся в эпоху классической античности, затем – эллинизма и в период Византийской империи. Италия четырежды пережила расцвет своего мирового значения – во времена Древнего Рима и в эпоху Ренессанса, в период объединения и в послевоенный период, после крушения фашистской диктатуры. Пик французского глобального расцвета пришелся на эпоху Просвещения, давшую Великую французскую революцию и империю Наполеона. Однако до этого было блестящее царствование Людовика XIV, давшее великий французский классицизм; а после – была Парижская Коммуна, французское Сопротивление в годы Второй мировой войны и Франция «Пятой республики», ставшая ядерной державой. Вершина английского глобального авторитета совпала с викторианской эпохой и становлением Британской империи. Однако до этого были Английская реформация и революция, становление Великобритании как великой морской и промышленной державы, а после – участие в Первой и Второй мировых войнах, деколонизация, формирование Содружества Наций и становление современного постиндустриального государства. Исламская цивилизация, пережившая свой ренессанс в период арабских завоеваний и расцвета халифатов, в результате исламских революций в разных уголках земного шара, сегодня снова находится на подъеме своей пассионарности и глобалистских устремлений. В частности, формируются новые представления об исламском глобализме – феномене светском и транснациональном (что находит свое выражение в понятиях «политический ислам», «экономический ислам», «культурный ислам», «исламская идентичность» и пр.). Но одновременно с этим глобальный смысл обрела и угроза исламского фундаментализма и десекуляризации (Иран, Пакистан, Афганистан), исламского экстремизма и терроризма (Палестина, Ливия, Ливан, Ирак), исламистского сепаратизма (в Чечне и др. регионах). Во всех случаях подъема глобалистских устремлений той или иной локальной культуры – это результат накопленных в межкультурных диалогах ценностей и смыслов, возрастающих количественно и качественно. Напротив, все случаи падения глобальных установок свидетельствуют о дефиците диалога культур или однообразии диалогических контактов. Кризис глобальных устремлений, его падение, надлом и крушение всегда переживаются каждой локальной культурой как тяжелое испытание, как национальная трагедия или катастрофа, окрашенная подчас в апокалиптические тона, как «конец истории». Современная социокультурная ситуация в России характеризуется прежде всего кризисом советского, российского и русского глобальных устремлений. Культура, в течение ряда веков тешившая себя собственным всемирно-историческим величием и уникальностью, апеллировавшая то к снизошедшей на нее свыше благодати Крещения, то к идеалам Святой Руси и Третьего Рима, то к формулам «всемирной отзывчивости» и «всеединства», то к целям «мировой революции» и построения коммунизма во всем мире, оказалась вынужденной, как в Петровские времена, учиться у других развитых культур «азам» постиндустриальной цивилизации. Страна, которая еще недавно, как казалось, идет по всем статьям – от ядерного вооружения и освоения космоса до балета и фигурного катанья – «впереди планеты всей», сегодня должна «побираться» у международных валютных фондов и мирового сообщества, зависеть от колебания мировых цен на нефть и газ, от курса мировых валют. Постсоветский кризис российской цивилизации, не разрешенный до сих пор, а в чем-то еще и усугубленный мировым кризисом, кроме общего уныния, апатии, утраты целей и смысла развития, оказался чреватым и иными, весьма опасными тенденциями регрессивного порядка. Современными социологами было замечено, что у подавляющего большинства российских граждан в постсоветское время наблюдается явная ностальгия по советскому глобалистскому потенциалу. В одних случаях это прямое тяготение к идеалам сталинской эпохи и бездумная апология ее достижений (при полном забвении Большого террора и ГУЛАГа, советского репрессивного аппарата, уродливого и помпезного «культа вождя», советских пропагандистских стереотипов и т.п.); в других – это реабилитация брежневского «застоя» под знаком политической, социально-бытовой и психологической стабильности (при полном вытеснении из социальной памяти неравенства распределения товаров и услуг среди населения, всеобщего дефицита, номенклатурных механизмов управления, борьбы с инакомыслием, цензурных идеологических запретов и т.д.). Апелляция к тоталитарным ценностям мотивируется при этом обретением утраченной в 1990-е годы цивилизационной и культурной идентичности советского народа и желанным возвращением имперского статуса мировой «сверхдержавы» – вместе с мифологией «биполярности» мира времен холодной войны. Правда, кризис глобальных устремлений Россия переживает уже в четвертый раз. Впервые свой глобальный статус Киевская Русь утратила в результате монгольского завоевания и два с половиной века влачила жалкое существование в составе кочевой Монгольской империи. Второй раз общекультурный кризис потряс Московское государство вместе с династическим кризисом в конце XVI–начале XVII века: вслед за Смутным временем и иностранной интервенцией последовали многочисленные бунты, религиозный Раскол. Третий кризис глобального порядка в России случился в начале ХХ века: поражение в Русско-японской войне послужило детонатором ряда кризисных процессов – первого приступа Русской революции 1905–1907 годов, неудач в военных кампаниях Первой мировой войны, Февральской и Октябрьской революций и последовавшей за ними длительной и опустошительной Гражданской войны. Наконец, четвертый кризис российского глобального авторитета связан с результатами Второй мировой войны: послевоенная разруха, начало холодной войны, десталинизация Советского Союза, хрущевская «оттепель», изнурительная гонка вооружений, стагнация советского режима в период брежневского «застоя», неудачи в проведении коммунистических реформ в период горбачевской «перестройки», крах коммунистической идеологии и идеократии, конец советского блока и распад СССР, положившие начало постсоветскому периоду российской истории… Четырехкратное преодоление кризиса Россией является довольно уникальным явлением в истории мировых цивилизаций (хотя и нет гарантий, что из последнего кризиса российская цивилизация выйдет без необратимого для себя ущерба). Впрочем, всякий кризис глобальных ценностей (не только в России, но и, скажем, в исламских государствах) почти неизбежно чреват необратимыми последствиями и разрушениями и чаще всего видится современниками как последний, как «конец истории», во всяком случае – национальной. Во многом он связан с замыканием в своих проблемах, со сворачиванием межкультурных диалогов. Однако в случае с Россией кризис одного глобального статуса часто означает начало нового подъема, а вместе с тем – обретения нового глобального статуса. Так, например, кризис идеалов «Святой Руси» в Московском царстве привел к «Петровским реформам» и постепенному обретению Россией европейской идентичности в качестве империи и великой державы, а Октябрьский переворот, казавшийся многим белоэмигрантам «концом России», знаком ее «распада», стал началом невиданных в мире исторических процессов – коллективизации, индустриализации, культурной революции, Большого террора, успешного противоборства с германским фашизмом, «оттепели», «перестройки»; стал основанием будущей ядерной сверхдержавы ХХ века, в течение нескольких десятилетий выдерживавшей глобальный паритет с самими Соединенными Штатами. Изучение историй национальных культур и истории мировой культуры как целого с точки зрения формирования и развития, кризисов и возрождений глобальных ориентаций остается пока лишь проектом на будущее. Однако уже в самом первом приближении можно представить этот аспект историко-культурного исследования, в котором предметом сравнительно-исторического анализа и оценки станут именно глобальные ценности и установки локальных культур в различные исторические эпохи. Можно предположить, что именно на этом пути при изучении истории мировой культуры нас ждут наиболее важные обобщения и открытия. С методологической и методической точек зрения сравнительный анализ глобальных ориентаций локальных культур может дать новый, притом совершенно неожиданный принцип построения истории мировой культуры как научной дисциплины и учебного курса. Ведь, строго говоря, история мировой культуры может быть представлена только как диалог и «соревнование» локальных культур и их глобалистских устремлений и функций. Глобальное значение культуры Древней Греции находит свое выражение в феномене агональности, которая предвосхищает не только физическую культуру и спорт (включая олимпийские соревнования), но и третейский суд, сократовский диалог, научный «спор, рождающий истину», античный театр, сравнение поэтов и др. деятелей искусства между собой по степени мастерства, критику (литературных и художественных произведений, социального поведения, политики или нравственности) и риторику – словом, различные формы и принципы социокультурной соревновательности и культурного диалога, в своей совокупности породившие европейскую демократию. Архитектурным символом античной демократии на многие века вперед стала колоннада, поддерживающая портик, – зримый облик социокультурного многоголосья, нравственного, политического, религиозного и художественного плюрализма. Не менее выразительным оказывается глобальный статус, например, культуры Древнего Египта, зародившего в своих недрах фантастический культ авторитарной власти и бюрократической иерархии, легший в основание всех разновидностей восточной деспотии, включая византийское и русское самодержавие. Архитектурный облик деспотии на несколько тысячелетий мировой истории предопределила египетская пирамида, отдаленными потомками которой предстают башни московского Кремля, здание Адмиралтейства в Петербурге и проект Дворца Советов, реализовавшийся в упрощенном виде в сталинских «высотках». Соревнование египетского и греческого глобальных проектов очевидно на примере скульптурных образов (пластических символов) представителей двух средиземноморских цивилизаций: Египет – согбенная поза писца, осторожно и прилежно записывающего царево слово или переписывающего текст священного предания, и Греция – свободная осанка и оживленная жестикуляция оратора. За пластикой двух глобальных образцов древности стоит и иная социокультурная типология: Ближний Восток – написанное слово («канцелярщина»), воспроизводимая фараоновыми писцами и священнокнижниками, и афинский полис — достоинство устного слова, риторика. Глобальный авторитет Древнего Рима отлился в политико-правовые формы (res publica, римское право, империя) и формы зрелищные (цирк, сражения гладиаторов, триумфальные шествия и арки, военное искусство), получившие впоследствии всемирное признание и дальнейшее развитие (включая подражание) в истории европейской и мировой культуры (петербургская архитектура, парижская Триумфальная арка, американский Капитолий). Динамика сменяющих друг друга глобальных культурных проектов Древнего мира (Средиземноморья) – Египет – Греция – Рим – выражает характерную и закономерную для древности триаду. Можно рассмотреть любую архаическую культуру Древнего мира – месопотамскую и финикийскую, древнекитайскую и древнеиндийскую, древнееврейскую и карфагенскую – и в каждой из них обнаружится свой глобальный статус, важный для всей истории всемирной культуры, но, в конечном счете, характерный лишь для древности. Глобалистские устремления локальных культур Древнего мира в целом отличаются от глобальной картины мира позднейших эпох большим схематизмом и большей фантастичностью, мифологичностью. Несомненно, каждая большая историческая эпоха (Древний мир, Средневековье, Возрождение, Новое время и т.д.) вырабатывала свои критерии глобальности, в соответствии с которыми определялись приоритеты всемирности среди соответствующего круга локальных культур, вовлеченных в водоворот истории. Исторически видоизменялись – от эпохи к эпохе – не только понятия и представления о глобальности и глобальном, но и сам феномен всемирности, глобального единства и целостности человечества, всеобщей культуры мирового сообщества. Все эти проблемы историко-типологического изучения глобальных проектов, конечно, нуждаются в дальнейшем глубоком и детальном изучении. То же относится и ко всем мировым религиям (например, христианству в лице трех его основных конфессий, иудаизму, исламу, буддизму), каждая из которых лишь тогда преодолела исходный (природный и этнический) локализм, когда сформировались ее глобальные амбиции и установки (хотя бы в самой зачаточной форме). Эпохальные художественные стили – классицизм и барокко, Просвещение и романтизм, реализм и соцреализм, модерн, авангард, постмодернизм – также обладают своим специфическим глобальным значением. Специфическим потенциалом глобализации обладают мощные магистральные тенденции в мировой науке и технике, крупные философские и идеологические течения, этические и эстетические концепции. Разработать типологию и морфологию глобальных проектов применительно к разным аспектам истории культуры – актуальная задача современной исторической и теоретической культурологии. С начала ХХ века начинается интенсивная, как никогда до того, глобализация всех социальных и культурных процессов. Понятия мировых войн и мировых революций, всемирной истории и мировых природных и техногенных катаклизмов, мировые коммуникационные системы и идеи установления «мирового порядка», ноосфера и семиосфера, компьютеризация и Интернет, глобальные проблемы современности и сама глобализация – феномены не только экономические и политические, идеологические и культурные, но и цивилизационные, – все свидетельствовало о том, что по-настоящему феномен глобализма сформировался лишь в ХХ веке, в контексте наступающей глобализации, обретя соответствующий исторический и культурфилософский масштаб. В XXI веке понятие и реальности глобального, вместе с процессами глобализации, и вовсе вышли на первый план цивилизационного развития всех локальных культур человечества – порознь и вместе. |
Похожие:
 | Диалогическая речь Выпускник научится: вести диалог (диалог этикетного характера, диалог-расспрос, диалог побуждение к действию;... | | Диалогическая речь Выпускник научится: вести диалог (диалог этикетного характера, диалог-расспрос, диалог побуждение к действию;... |
 | Книга Самюэля Хантингтона “Столкновение цивилизаций” – первая проба практического применения новых смыслов, вложенных в понятие “цивилизация”... | | Хх юбилейная Международная научно-практическая тьюторская конференция «Многообразие и индивидуализация как возможность становления... |
| Рекомендовано советом умо в области инновационных междисциплинарных программ при Санкт-Петербургском университете в качестве учебного... | | Еще долго после того, как Вы прочтете последнюю страницу, мы Уважаемый читатель, будем вести с Вами диалог. Тот диалог, который и... |
| Юнит Школьный журнал. Этикетный диалог, разговор по скайпу. Диалог-расспрос a school magazine. Школьный журнал | | Внутренний регламент зао ук «Тройка Диалог» по проведению научно-технической экспертизы венчурных инвестиционных проектов в сфере... |
| Кавказа. В 1957 году он окончил аспирантуру при Институте истории материальной культуры (ныне Институт археологии) Академии наук... | | Целью данного Форума является выработка предложений по формированию государственной политики в сфере развития и защиты цивилизованного... |