Гордеева И. А. «Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в. »
Скачать 6.83 Mb.
|
а) «Социально-этический» подходВпервые предметом ретроспективного осмысления «интеллигентные» земледельческие колонии стали еще во времена их существования, и прежде всего ими заинтересовались общественность и представители властей. Несмотря на то, что работы таких авторов не всегда претендовали на историографический характер, в них впервые прозвучали те мысли и слова, которые впоследствии породили устойчивые стереотипы восприятия, заложили основы терминологии, задали идейную систему координат для позднейшего научно-историографического осмысления феномена коммунитарного движения. Дореволюционные авторы - публицисты, критики, экономисты и представители властей - не просто создавали отчеты о виденном и слышанном в связи с земледельческими колониями, но и пытались теоретически осмыслить имевшуюся информацию, дать качественные оценки явлению, поставить в его один ряд с другими феноменами подобного, с их точки зрения, рода, сравнить их и сделать вывод об общественной эффективности. Разумеется, все эти тексты принадлежали к «социально-этическому» подходу, и поэтому идеи участников коммунитарного движения были восприняты прежде всего как особая социально-этическая система, направленная на решение общественных проблем, эффективность которой (в совокупности с опытом общинной жизни) следует оценить, чтобы предложить вытекающие из этой оценки уроки обществу15. Созданные в рамках этого подхода тексты различаются по типам дискурса, в зависимости от характера соответствующего им «великого рассказа», который мог быть «либерально-просветительским», «консервативно-охранительным», «христианским» и «научно-коммунистическим»16. Первыми по времени дискурсами, для которых колонии обнаружили свою значимость, были «либерально-просветительский» и «консервативно-охранительный». Каждый из них, рассмотрев предмет и расчленив его на значимые с точки зрения основной темы данного дискурса смысловые единицы, создал на его основе свою иерархию смыслов и систему выводов, выходящих на более общие вопросы, в основном социально-политического характера. Охранительные органы заинтересовались «интеллигентными» земледельческими колониями в начале 80-х гг. – как только заметили факт их существования. Церковь забеспокоилась чуть позже, когда стали заметны плоды влияния «толстовцев» на сектантов и крестьян. Годами наблюдая за жизнью колонистов, представители властей собрали и обобщили (в том числе и статистически) такое большое количество материалов о них, что можно говорить о существовании особой консервативно-охранительной традиции исследования «интеллигентных» общин, субъектом которой были полицейские и церковные органы. Особо значимы для настоящего исследования данные департамента полиции, которая обладала важными источниковедческими преимуществами: благодаря перлюстрации и прямому изъятию корреспонденции в ее распоряжении было множество писем общинников друг к другу, к родственникам, знакомым, к желающим стать членами общины. Кроме того, при обысках полиция конфисковывала массу документов, имевших прямое отношение к организации общин; наконец, полицейским чинам и агентам было доступно непосредственное наблюдение за жизнью коммунитариев. Стоит отметить, что полицейский метод отличался важной для современного историка чертой – вниманием к деталям и индивидуальным особенностям, ко всему странному и противоречивому, к особенностям языка, к настроению и поведению, что дало возможность некоторым «наблюдателям» прийти к проницательным выводам об участниках коммунитарного движения17. В совокупности с данными следствия и судебных процессов такие документы составляют отдельный источниковый и историографический комплекс. Для данного дискурса проблема идентификации «интеллигентных» общин – это прежде всего вопрос об их различении и классификации, отнесении к уже известным течениям общественных движений и мысли. Собственно «охранительная» составляющая данного подхода поначалу выразилась в преувеличении опасности колоний через отождествление их участников с революционерами. Основанием тому послужили, по крайней мере, три серьезные причины: 1) некоторые общинники действительно имели «революционное» прошлое; 2) коммунитаризм легко было спутать с идей производственных ассоциаций «на социальных началах», отсылавших к имени Н.Г. Чернышевского; 3) формы воплощения коммунитарного движения – «интеллигентные» земледельческие общины - напоминали охранительному лагерю землевольческие и чернопередельческие деревенские поселения периода «оседлой пропаганды». Однако наиболее проницательные умы департамента полиции (пожелавшие остаться неизвестными) довольно скоро научились различать революционное движение и то, которые мы зовем коммунитарным. Первые дела, посвященные коммунитарным поселениям, появились в 1880 - 1881 гг., ранее данный феномен третьим отделением выявлен не был. Прошел незамеченным даже американский общинный эксперимент «богочеловеков». По свидетельству участника Канзасской общины В.И. Алексеева, полиция не отличала «богочеловеков» от революционеров18. В самые известные печатные издания охранительных органов, посвященные революционному движению, «интеллигентные» общинники так же не попали, если не считать отдельных упоминаний. Наиболее подробно концепция «социалистических поселений» изложена неизвестным мне автором очерка, составленного в начале 80-х гг19. Департаменту полиции пришлось признаться, что период «поселений» или «оседлой пропаганды» в свое время ускользнул от внимания правительства, потому одновременно с их возникновением начались террористические акты, отвлекшие на себя внимание. Появление поселений интеллигенции в деревне в данном документе связывается с безуспешностью «хождения в народ»: недоверие крестьян и, отчасти, меры, принятые правительством, привели революционеров-народников к осознанию необходимости найти новый путь влияния на народ. Поэтому в начале 1876 г. «социально-революционная пропаганда» выступила в виде «поселений», которые стали частью новой тактики: «живя среди народа в форме, так сказать, «полуинтеллигентной», т.е. не насилующей резко привычек и способностей цивилизованного человека, но тем не менее близкой к народу, …революционеры должны были пользоваться всеми сторонами и случаями крестьянской жизни, дающими повод оказать поддержку идее и справедливости или оказать помощь в защите интересов или достоинства крестьянского общества». Целью «оседлых» революционеров было в том числе и «развитие в крестьянах духа самоуважения и протеста и подыскивание среди них и сплочение энергичных людей – вожаков, горячо относящихся к мирским интересам, чтобы на них опереться в борьбе, которая, начинаясь с легального протеста, должны была вступить, наконец, на путь чисто революционный». Таким образом, поначалу коммунитарные поселения рассматривались полицией как продолжение традиций революционного народничества. Однако вскоре власти осознали, что речь может идти о двух принципиально разных общественных течениях, хотя и в 90-е гг. еще встречалась прежняя точка зрения20. В 80-е гг. было заведено по крайней мере три дела, посвященных А.Н. Энгельгардту21. В связи с пристальным наблюдением за молодежью, прибывавшей в его Батищево, за имением было установлено наблюдение, и в 1882 г. полиция сделала поспешный вывод о сути общинных устремлений последователей А.Н. Энгельгардта: «Прежде производившимися наблюдениями за личностями, поселяющимися в подобных условиях, выяснено, что такого рода поселения устраиваются ими иногда на социалистических началах и всегда с целью добиться влияния на окружающее население с тем, чтобы в будущем руководить им в противоправительственном направлении»22. Однако в том же году в докладе особому совещанию «О коллежском асессоре А.Н. Энгельгардте, обвиняемом в политической неблагонадежности»23 была дана положительная оценка хозяйственной деятельности Энгельгардта и даже воспитанию «интеллигентных земледельцев», включая планы организации «интеллигентной деревни»24. Из перлюстрации полиция выяснила, что Энгельгардту, по всей видимости, ничего не известно о прошлом приезжавших к нему лиц, а взгляды его давно утратили радикальный оттенок. В 90-е гг. представителей консервативно-охранительного направления больше беспокоили связи коммунитариев не с революционным, а с сектантским движением. Крупнейшим очерком с обширной ретроспективной и сильной теоретической частью, составленным неизвестным мне автором для департамента полиции, является «Записка о пропаганде толстовского лжеучения на Кавказе» от августа 1897 г.25 «Толстовство» привлекло внимание властей потому, что оно «столь же противорелигиозное, сколько противогосударственное и противообщественное учение». Автор данного документа предложил детальную идентификацию «толстовской» идеологии среди родственных ей сектантских и политических учений, оценив в целом ее как одну из форм деизма, протестантский анархизм мирного характера, родственный социнианству, вольтерьянству и масонству26. Для данного исследования важны отмеченные автором документа «приемы пропаганды» «толстовцев», среди которых он особо выделил следующие: «1) толстовские «общины» (земледельческие колонии, ремесленные товарищества, толстовские кружки в городах и т.п.); 2) распространение произведений толстовского направления; 3) письменная корреспонденция». И далее: «наиболее распространенный тип толстовских общин – земледельческие колонии. Предлогом для образования последних выставляется обыкновенно стремление толстовцев к занятиям земледелием («хлебный труд»), пчеловодством и вообще сельским хозяйством; но главною и истинною целью образования толстовских колоний, как сознаются сами толстовцы в своих письмах, является поддержание путем общения фанатизма друг в друге, утверждение в лжеучении колеблющихся и лиц, подпавших в той или другой степени влиянию толстовских идей, совращение новых лиц, приходящих по тому или другому случаю в соприкосновение с обитателями колоний, представляющих собой в некотором роде ловушки, особенно для молодежи, привлекаемой в эти колонии желанием посвятить себя сельскохозяйственному труду»27. В данной записке, как и во многих других документах подобного направления, содержится ряд важных наблюдений психологического характера, использованных во второй главе диссертации28. Консервативно-охранительный дискурс, очень чувствительный к нарушениям официально признанной социальной, политической и культурной «нормы», тщательно отслеживал и фиксировал все случаи отклонения от нее. Дальнейшее осмысление консервативно-охранительным лагерем значения «интеллигентных» общин шло в направлении ослабления внимания к их политической роли и переоценки их религиозно-нравственной опасности. К концу 90-х гг. «творческий» элемент в «изучении» полицией общин исчезает, общинники преследуются как сектанты вне зависимости от конкретных черт их идеологий. Такое же однозначное отношение характерно и для ряда «исследований» «толстовщины» и «неплюевщины» представителями церковных властей29. Большинство из этих работ имее лишь источниковедческое значение, помогая определить отношение некоторых общественных кругов к участникам коммунитарного движения. Таким образом, роль рассмотренного направления в исследовании общин состоит, во-первых, в том, что оно заметило различия между разными типами поселений, оценив «интеллигентные» земледельческие колонии как феномен религиозно-нравственного движения нереволюционного характера, во-вторых, подметило некоторые психологические особенности участников движения, а также заложило богатую и разнообразную источниковую базу для дальнейших исследований. В рамках «либерально-просветительского» направления применительно к проблеме диссертации сошлись такие течения, традиционно признававшиеся советской историографией, как буржуазно-либеральное (включая «легальный марксизм»), народническое и социал-демократическое. Их объединение связано с тем, что, при всех нюансах, они разделяют один «рассказ» - «об освобождении человечества». Коммунитарное движение его представители рассматривали как часть истории искания идеальных форм общественной жизни, движение в сторону преобразования экономического и нравственного склада современных общественных отношений. Сознательно или бессознательно, приверженцы данного направления искали в рассказах об «интеллигентных» колониях историю обретения или утраты свободы личности (в основном – в абстрактно-правовом смысле), приближения к идеалу такого общественного и государственного устройства, которое могло бы обеспечить эту свободу и экономическое благосостояние. Данный тип дискурса представлен работами Е.А. Соловьева, С.Н. Кривенко, М. Слобожанина, А.С. Пругавина, А.А. Исаева, М.И. Туган-Барановского и других. Эссе Е.А. Соловьева «История одной интеллигентной колонии»30, освещающее начальную историю оставшейся неназванной Криницы, вошло в состав сборника этого автора 1893 г., посвященной проблеме русской интеллигенции в целом. Очерки С.Н. Кривенко печатались в том же году в журнале «Русское богатство» под названием «Культурные скиты» и «Культурные одиночки», отдельным изданием впервые вышли в 1895 г., а в 1901 г., дополненные, были переизданы31. Кривенко ставил перед собой цель написания обобщающей работы, для чего предпринял изучение множества поселений. Как автор он уникален еще и тем, что в 70-е гг. сам был инициатором и участником коммунитарного поселения - земледельческой колонии в Туапсе, после неудачи которой планировал новое поселение. Статья М. Слобожанина (Е.Д. Максимова), опубликованная в 1908 г. в журнале «Минувшие годы», посвящена биографии уже самого Кривенко32. В начале века появилось несколько отдельных книг исследователя сектантства А.С. Пругавина33, уделявшего значительное внимание толстовству и «богочеловечеству» - религиозно-интеллектуальным течениям, представители которых активно участвовали в коммунитарном движении. Здесь и позднее34 Пругавин не раз обращался к темам, именам и событиям, связанным с историей коммунитарного движения. Кривенко, Слобожанин, Пругавин и некоторые другие авторы в рамках данного подхода представляют народническое направление. В данном случае его наиболее общей характеристикой является наличие в тексте постоянной отсылки к таким аксиологическим ценностям, как «народ» (специфически понимаемому как все население, зарабатывающее на жизнь личным физическим трудом) и обязанность интеллигентных людей трудиться во имя его блага в сфере образования, агрономии, юридической и медицинской помощи. Экономист А.А. Исаев, обращавшийся к вопросу об «интеллигентных земледельцах» в ряде своих статей и брошюр35, был единственным человеком, который верил в экономическую эффективность «интеллигентных» земледельческих общин. Его коллега бывший «легальный марксист» М.И. Туган-Барановский увлекался историей «утопических» общин вовсе не в связи с их предполагаемым экономическим значением, а задаваясь религиозно-нравственными вопросами общественного развития. В 1913 г. он написал предисловие к юбилейному изданию криничан о своей общине «Четверть века “Криницы”», тогда же в периодической печати вышло несколько его статей, посвященных «экспериментам» последователей западных социалистов-утопистов и Кринице, вскоре составивших отдельную книгу, переизданную в 1919 г.36 в дополненном и отредактированном с учетом новейших политических событий виде. Недавнее переиздание в одном томе работ данного автора по экономическим и социально-политическим вопросам также было использовано как историографический источник37. К данному направлению можно отнести и другие, почти сугубо описательные труды, чаще всего связанные с персоналиями участников коммунитарного движения, а иногда те публицистические работы идеологических противников коммунитарного движения, которые предопределили позднейшие историографические выводы по его поводу38. Представители «либерально-просветительского» направления, как современники описывавшихся ими событий, использовали широкий круг исторических источников: Е.А. Соловьеву были доступны дневники, письма колонистов, отчеты по колонии, которые, видимо, он получил из первых рук; С.Н. Кривенко, помимо личных впечатлений от участия в общинном «эксперименте», опирался на значительную источниковую базу, в которой преобладали материалы периодической печати, использовал он и очерк Соловьева, а также немалое значение имело личное общение автора с коммунитариями и непосредственными свидетелями общинной жизни. Слобожанин активно собирал материалы о Кривенко, общаясь с его друзьями и родственниками. В отделе рукописей РНБ сохранился фонд автора, в котором собраны материалы, использованные им при работе над биографией39. Личный фонд А.С. Пругавина в РГАЛИ дополняет историографическую и источниковую базу настоящего исследования40. Сын А.Н. Энгельгардта Николай, неоднократно обращавшийся к истории Буковского «интеллигентного» поселка, в своем распоряжении, помимо своих детских воспоминаний и периодики, имел большой семейный архив41. Все эти авторы подробно цитировали имевшиеся в их распоряжении документы, в связи с чем их работы имеют и источниковедческое значение. То общественное явление, которое обозначено в данной работе как коммунитарное движение, а современниками звалось движением интеллигенции «на землю» и организацией «интеллигентных» земледельческих колоний, привлекло представителей «либерально-просветительского» дискурса в силу своей широкой распространенности: они считали его «характерным явлением современной… жизни»42, «одним из оригинальнейших явлений русской жизни»43, отмечали его значимость в истории «умственных течений последнего времени»44. Авторы ставили перед собой задачи выяснения целей и причин стремления интеллигенции «на землю» и к образованию общин, которые если и нельзя было назвать массовым, «но во всяком случае оно не такое, чтобы его игнорировать, как по размерам, так и по существу»45. Сторонники данного направления широко использовали психологическое объяснение поведения общинников. Внимание к психологическому фактору было логически связано с «субъективным» методом народнической историографии. Кривенко писал, что причины стремления интеллигенции «на землю», лежат «либо в условиях общественной жизни, либо внутри самих стремящихся», особо подчеркивая то специфическое психическое состояние, которое было характерно для «опрощавшихся» интеллигентов46. Соловьев отметил роль взаимосвязи внешних и внутренних факторов в возникновении отчужденности человека в условиях индустриализирующегося и бюрократизирующегося общества, розни людей в новом капиталистическом мире, где невозможны заботы о человеческой душе и о нравственном совершенствовании47. Психологический подход получил развитие и в биографии самого Кривенко, автор которой М. Слобожанин пытался найти объяснение его народничеству в обстоятельствах его детства, особенностях семейной обстановки и воспитания48. По мнению автора, для объяснения народничества мало понятия «кающееся дворянство», народничество – это «органические» качества характера, сознательно и критически осмысленные народником49. Однако психология движения сама по себе не интересовала исследователей, для них гораздо важнее была сфера идеологии. Авторы выделили следующие идеологические черты коммунитаризма: идею нравственного совершенствования посредством общинной жизни, стремление выработать более рациональный и альтруистический уклад жизни, предпочтение артельной организации труда, забота о сохранении индивидуальности каждого отдельного человека, озабоченность проблемой воспитания детей. При выделении общего ядра «общинной» идеологии возникает вопрос о существовании ее вариантов и особенностях ее реализации на практике, т.е. о |
Похожие:
 | Охватывают Забайкальскую область в административно-территориальных границах последней четверти XIX – начала XX вв., совпадающую с... |  | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... | | Аболиционизм (от лат abolitio уничтожение, отмена) в конце XVIII- xix в в Сша движение за отмену рабства негров; в Великобритании,... |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... | | Охарактеризовать социально-экономическое и политическое развитие Японии в первой половине XIX века |
| Охарактеризовать феномен русской культуры первой половины XIX века, вызванный расположением страны на стыке Востока и Запада? | | Основным источником информации для написания статьи являлись документы духовной консистории по Кемскому уезду, хранящиеся в Национальном... |
| Предложенный Минэнерго законопроект по решению проблемы «последней мили» только усугубляет ситуацию и противоречит правовым нормам,... | | История Сбербанка России началась 170 лет назад, в XIX веке. За почти два столетия банк завоевал статус крупнейшего финансового института... |