Законодательство
Скачать 3.87 Mb.
|
Г. АЛТУНЯН. Скорее всего, спецслужбы скажут: да нет же, вам это показалось. Да что вы, мы же законопослушны. Б. ЗОЛОТУХИН. Правильно. Но в этом случае есть контроль суда. Если специалисты не представляют доказательств суду, то это уже злоупотребление служебным положением, (106) которое карается в уголовном порядке. Предвижу и следующий вопрос. А кто может действительно разобраться, было там досье или нет? Кроме суда (в Законе об оперативно-розыскной деятельности это новация) прокуратура имеет право контролировать все оперативно-розыскные дела. Ведется реестр, в спецслужбе тоже существует бюрократия, и спецслужба в нынешних условиях все-таки более законопослушна, чем это было прежде. Вот здесь прокуратура может контролировать наличие зарегистрированных оперативно-розыскных дел. Какая же ответственность может наступать в случаях, когда устанавливается нарушение этого законодательства? Тут мы из-за краткости нашего пребывания в составе Верховного Совета прежнего созыва не успели, хотя и предполагали ввести в Уголовный кодекс норму ответственности за нарушение Закона об оперативно-розыскной деятельности. Думаю, мы все-таки восполним этот пробел в новом Уголовном кодексе, который разрабатывается группой либерально ориентированных профессоров уже более полутора лет. И эта проблема тоже в сфере их внимания. Вместе с тем нельзя исключить того, что мы столкнемся с большими трудностям при принятии нового Уголовного кодекса. Г. АЛТУНЯН. Вам известно, чтобы где-нибудь в цивилизованных странах применялся допрос свидетелей по телевидению? Б. ЗОЛОТУХИН. Да, такое есть в Италии. Везде, где бушует мафия и где она представляет большую угрозу государству, такие формы применяются. Это не просто выдумка наших спецслужб. За последнее время мне удалось познакомиться с англосаксонской системой, с выросшей из нее американской, также с немецкой системой правосудия. Мои личные симпатии на стороне англосаксонской системы. В ней предоставлены огромные возможности для состязательного процесса. Я посмотрел, как действует система права в Германии, где нет присяжных, где все принимают на себя судьи, которые слышать не хотят о расширении народного представительства в суде. И я убедился, что и англосаксонская система действует успешно. Все зависит от правового состояния общества. У нас же даже самая лучшая система на первых порах, видимо, будет давать сбои. Нам надо пройти еще очень большой путь, чтобы достичь необходимого правового уровня в обществе. (107) С. ГРИГОРЬЯНЦ. У меня есть некоторые вопросы по этому поводу. Я знаю случай, когда корреспондент радио "Свобода" Дмитрий Волчек требовал предъявить ему его досье. Его ему не показали, заявив, что такого досье нет, хотя у него, как у корреспондента радиостанции "Свобода", были большие основания подозревать о существовании такового. Разговоры прослушивались, комментировались вслух, прерывались и т.д. Он видел, что за ним следят. Обращение в суд не привело ни к чему – у него отказались принять дело. Это было сразу же после принятия закона. Примерно в это же время С.А. Ковалев говорил о том, что он, как и многие другие депутаты Думы, подвергается слежке и прослушиванию. Сергей Адамович Ковалев обращался в суд? Б. ЗОЛОТУХИН. Почему Сергей Адамович Ковалев не обратился в суд, я не знаю, может быть, потому, что у него есть множество других возможностей – прямых, без обращения в суд решить этот вопрос. Что же касается Дмитрия Волчека, то мне непонятно, почему он не обратился к нам тогда. В то время Верховный Совет и Комитет по правам человека, Комитет по законности могли бы включиться, а сейчас, как вы знаете, наша Конституция, принятая на референдуме, лишила законодательную власть контрольных функций. Сейчас мы в это вмешаться напрямую не можем. С. ГРИГОРЬЯНЦ. Недавно мы с Петром Сергеевичем Никулиным были свидетелями легкомысленного отношения к этому закону со стороны полковника Михайлова, начальника Управления по общественным связям Федеральной службы контрразведки, который в своем телевизионном интервью (я не смотрел передачу в окончательном виде, поэтому не знаю, вошло ли это в нее) спокойно сказал: "Вот все считают, что мы за всем следим. Многим людям это нужно для самоутверждения. Им кажется, что они и люди не вполне полноценные, если за ними не следят. Они требуют у нас дела этого наблюдения. И, знаете, нам бывает легче завести на него дело и создать имитацию того, что мы за ним следили, чем убедить его в том, что этого дела нет". Оказывается, им легче пойти на правонарушение. Допустим, еще нет нормы наказания, но, тем не менее, он абсолютно убежден в том, что это просто какие-то "домашние игры": завел дело, выбросил дело… С моей точки зрения, это была демонстрация пренебрежительного отношения к (108) законодательству ответственным сотрудником органов безопасности в совершенно серьезном интервью перед телевизионной мерой в присутствии своего непосредственного начальника генерала Зорина и многих других. Б. ЗОЛОТУХИН. Что я могу сказать? Что спецслужбы только нашей, но и некоторых других стран не очень почтительно относятся к законодательству? Конечно, это вовсе не оправдывает. Те меры, которые мы предпринимаем в законодательном порядке, нуждаются в общественной поддержке в создании определенного общественного климата. Вот почему я сторонник того, чтобы создавались общественные структуры, которые могли бы учреждать общественный контроль в известных, разумеется, пределах за деятельностью спецслужб. Нельзя оставлять спецслужбы без общественного контроля. Общими силами мы должны добиваться их нормальной работы. Но мы не можем тешить себя надеждой, что только приняв некий закон и не создав совершенных механизмов реализации, мы тут же обуздаем недобросовестных работников спецслужб от таких заманчивых и привлекательных для них злоупотреблений. В результате очень больших усилий мы ввели в Конституцию норму, которая ставит под контроль суда подслушивание телефонных разговоров. Революционный шаг. И сразу же столкнулись с обеспокоенностью спецслужб: "А как нам теперь быть? Раньше мы ходили к прокурору, а теперь мы пойдем к судье. Что мы должны принести судье, какие документы? Прокурору мы доверяли, это вроде свой человек. Мы что-то там показывали, и он нас благословлял. А теперь пойдем к какому-то неизвестному судье. Может быть, он связан с мафией…" Почему-то они считают, что прокурор априори с мафией не связан. Мы их спросили: на каком уровне прокуратуры вы получали такое разрешение? Они нам ответили, что только от областного прокурора и его заместителя. Мы им возразили: пожалуйста, назначьте председателя областного (краевого) и одного из его заместителей, который все равно занимается тем, что раньше называли "спецделами" – все равно это человек, хорошо проверенный. Они пытались нас склонить к тому, чтобы мы не устанавливали такого положения. Причем это сейчас установлено не законодательно, а пока лишь основе взаимной договоренности и требует дополнительного (109) законодательного регулирования. "Раз в Конституции написано "судебный контроль", пусть не будет указано, что это будет только на уровне областного суда, чтобы мы могли обратиться к любому судье", – говорили они нам. Мы увидели в этом большую опасность. Если не указать, не договориться конкретно, какой суд, тогда откроются необозримые возможности для спецслужб. И мы никогда не узнаем, к кому же обратились, кто отказал, а кто разрешил. Поэтому на основе джентльменского соглашения тогда еще с Министерством безопасности мы договорились, что это будет областной и краевой суд. Но, повторяю, это пока еще законодательно не урегулировано. Надо писать и принимать этот закон. Сколько времени пройдет, сказать трудно. Ю. КОБАЛАДЗЕ. Борис Андреевич, вы знакомы с текстом Закона о внешней разведке? Б. ЗОЛОТУХИН. Нет. Не буду лукавить: внешняя разведка как-то меньше меня беспокоит. Ее деятельность реализуется на территории других государств, и, как вы понимаете, она вообще незаконна от начала до конца. Это реальность, все государства этим занимаются. Мы должны поставить это под контроль наших внутренних законов. Ю. КОБАЛАДЗЕ. В этом законе есть положения, которые регулируют нашу деятельность и в других странах. С. ГРИГОРЬЯНЦ. Тем не менее, у нас, в отличие от ЦРУ, для внешней разведки нет запрета на деятельность внутри страны. Б. ЗОЛОТУХИН. Да. Потому что есть некий мостик между сферой интереса внешней разведки за пределами. Есть сопряжение. В. ОЙВИН. Перечисляя основные нарушения прав человека, вы называли сферу военную. Сегодня этим занимаются исключительно органы военной юстиции, которые подведомственны военным, и, естественно, нельзя требовать от них необходимой объективности. Как вы считаете, целесообразно ли наличие специальной военной юстиции в таком виде, в каком она сейчас существует? Б. ЗОЛОТУХИН. Разрушать, ломать – это не строить. Могу сказать, что меня на 90 процентов не устраивает (110) персональный состав наших судей. Я понимаю, что это беда. Но где, позвольте вас спросить, мы можем взять судей, которым мы сейчас без колебаний доверим эту работу? У нас их просто нет. По какому пути мы пошли? Решили попробовать создать даже из имеющихся судей независимую судебную власть. Два кита, на которые опирается независимая судебная власть во всех странах, – это несменяемость судей и высокое денежное содержание. Мы приняли закон о статусе судей, который даровал будущим судьям несменяемость и самое высокое денежное содержание из всех государственных служащих. Ю. КОБАЛАДЗЕ. И какая же у них будет зарплата? Б. ЗОЛОТУХИН. Мне представляется, это будет приблизительно выглядеть так. Член областного суда, имеющий большой стаж со всеми накрутками за чины, может получать около полумиллиона рублей. Хотя мы уверены, что судьи должны получать больше. Кроме того, когда они удаляются в отставку, получают 80 процентов своего денежного содержания. Это не пенсия. Это такое почетное удаление в отставку с сохранением относительно высокого денежного содержания. Мы добились независимости судей от Министерства юстиции. Они теперь независимы от местных властей. Но есть в этом и отрицательная сторона. Судьи стали позволять себе пренебрежение к интересам граждан. Пошла волокита в судах, потому что нет контроля со стороны Министерства юстиции. Одним словом, судьи почувствовали себя абсолютно независимыми и никакой управы на них нет… Военные судьи тоже стали независимыми. И примечательно, что за этим последовало. Они стали получать намного больше, чем строевые командиры. В результате возник конфликт между финансовой службой Министерства обороны и военными судами. Конфликт разросся до таких размеров, что потребовалось вмешательство премьер-министра и министра обороны. Командиры никак не могли примириться с тем, что судьи получают больше них. Должен сказать, что они действительно сейчас в достаточной мере независимы от военных властей. Более сложно с прокуратурой. Но и прокуроры сейчас более независимы, чем раньше. Это общая тенденция. Нам (111) остается только опять вернуться к персональному составу руководства Главной военной прокуратуры. И мы упремся в практически неразрешимую на этом этапе проблему кадров. П. НИКУЛИН. Кто присваивает звания военным судьям? Б. ЗОЛОТУХИН. Управление военных судов Министерства юстиции и Военная коллегия Верховного Суда Российской Федерации. С. ГРИГОРЬЯНЦ. Не министр обороны? Б. ЗОЛОТУХИН. Министр обороны не может отказать, а генеральские звания присваивает Совет Министров. Но как все эти благие намерения будут действовать в жизни? Ведь есть догмы закона, а есть их реализация. В неправовом государстве это не всегда совпадает, а чаще всего не совпадает вообще. М. УОЛЛЕР. Законодательством предусматривается, что и функции разведывательных служб входит соблюдение интересов безопасности граждан Российской Федерации, которые работают за границей и одновременно имеют доступ к государственным секретам. С одной стороны, эта формулировка действительно вроде бы предусматривает какую-то превентивную деятельность по отношению к возможным действиям спецслужб и сохранность конфиденциальных данных, но, с другой стороны, она слишком широкая и, очевидно, позволяет службам все-таки слишком глубоко вмешиваться в работу и жизнь человека, который находится за границей, возможно, даже в сферу его личных взаимоотношений. Б. ЗОЛОТУХИН. Я хотел бы переадресовать этот вопрос Николаю Михайловичу Аржанникову, который в Верховном Совете РФ, будучи заместителем председателя Комитета по законодательству, непосредственно занимался работой спецслужб. Думаю, он лучше ответит на ваш вопрос. Ю. КОБАЛАДЗЕ. Это положение по-русски звучит так: "Обеспечение безопасности учреждений Российской Федерации, находящихся за пределами ее территории, и командированных за границу граждан Российской Федерации, имеющих по роду своей деятельности допуск к сведениям, составляющим государственную тайну". (112) Б. ЗОЛОТУХИН. Это звучит корректно. Н. АРЖАННИКОВ. Вероятно, если здесь и говорить о беспокойстве, то следует указывать не на слова "обеспечение безопасности", а обратить внимание на то, что мы будем понимать под "государственной тайной". При слишком широкой ее трактовке очень многих граждан можно объявить носителями такой тайны. Так что здесь, я думаю, нужно говорить о другом законе, а не об этой норме. Ю. КОБАЛАДЗЕ. Разведка не знает, кто владелец государственной тайны. Ей это могут сообщить. Если ей говорят что, допустим, в Лондон приезжает носитель государственной тайны, тогда она может отвечать за его безопасность. В. ГОЛУБЕВ Вопросами, связанными с принятием Закона об оперативно-розыскной деятельности, я занимался еще в 1985–86 годах, когда был заместителем начальника отдела Прокуратуры города Москвы по надзору за следствием в органах госбезопасности. Проработка механизма регулирования в плане осуществления надзорных функций прокуратуры за деятельностью оперативных подразделений тогда не только не нашла сочувствия, а наоборот, была встречена в штыки И.П. Абрамовым, начальником Пятого управления. Не понял этой проблемы и Ф. Бобков. Почему же тогда не была принята эта парадигма, почему она была отвергнута? Потому что тот надзор практически был связан только с расследованием уголовных дел в стадии предварительного следствия, с надзором в суде, в спецколлегии. В то время прокуроров называли "карманными". По делам КГБ в принципе никакого надзора не было. Даже попыток внести определенные изменения в процедуру предварительного расследования никогда не предпринималось. А мера наказания определялась так. Прокурор подходил к судье и говорил: "По-моему, пять плюс семь" и все… Анализируя сегодняшнюю ситуацию и Закон об оперативно-розыскной деятельности, который сейчас действует, (113) можно сказать, что законодатели испытывают сейчас глубочайший кризис. Если раньше в законодательной деятельности участвовали люди, способные грамотно изложить закон и его нормы, то теперь, к сожалению, нередко принимаются взаимоисключающие положения. Возьмем Закон об оперативно-розыскной деятельности. Что такое "розыскная деятельность?" Когда читаешь текст закона, он распадается и на какие-то профессиональные моменты, и на моменты чисто материального плана. Его надо было назвать законом об агентурно-оперативной, агентурно-оперативно-технической деятельности. Потому что содержание закона говорит о мерах, которые предпринимаются не к розыску лиц, а к отысканию преступления. Мне кажется, что самое страшное в этом законе – это отсутствие механизма его реализации. Ведь как получают информацию от источника? Тот же самый телефон – мероприятие, которое называют "Сергеем". Его можно замыкать по меньшей мере три раза. Первый раз оперработник идет к прокурору, от его источника получает данные о причастности того или иного лица к совершению или подготовке какого-то преступления. Данные источника должны быть проверены объективным путем. Тогда без санкции прокурора подключается телефон. И это естественно. А вдруг в результате мероприятий не будут получены данные, подтверждающие информацию источника? Только получив при замкнутом телефоне какие-то конкретные данные, оперработник опять идет к прокурору за санкцией. Возбуждается уголовное дело – и опять нужна санкция. Но тут уже это используется как источник доказательства. Какие еще моменты позволяют допускать возможную классификацию обстоятельств обвинения? Представим себе, что вход в помещение при проведении мероприятия негласного порядка может быть сопряжен еще и с тем, что в результате такого негласного осмотра могут быть внесены какие-то особые предметы. Самое главное состоит в том, что вы никогда не проверите, прослушивается ваш телефон или не прослушивается. Это всегда от вас скрывается, а вы не имеете физической возможности проверить. За период действия закона суд не рассматривал ни одного обращения гражданина, в отношении которого предпринимались подобные меры. Но если бы я (114) обратился в суд за судебной защитой, это не означало бы, что в суд будет предоставлено досье. Скажут: извините, но у нас таких данных в отношении вас никогда не было, вам показалось. |
Похожие:
 | Федеральный закон от 29 декабря 2014 года №477-фз «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации» |  | О внесении изменений в части первую и вторую Налогового кодекса Российской Федерации и отдельные законодательные акты Российской... |
| Соловьев А. А., Понкин И. В. Испанское законодательство о спорте / Комиссия по спортивному праву Ассоциации юристов России. – М.,... | | Трудовое законодательство и иные нормативные правовые акты, содержащие нормы трудового права (далее – трудовое законодательство)... |
| Вопрос Законодательство, устанавливающее ответственность за нарушения в сфере дорожного движения | | Модуль Законодательство в сфере туризма. Туроператорская и турагентская деятельность |
| Статья Законодательство Российской Федерации о донорстве органов и их трансплантации | | «Имеем право знать, чтобы жить» мы подробно изучили законодательство, гарантирующее право граждан России на получение информации,... |
| Статья Законодательство Российской Федерации о налогах и сборах, законодательство субъектов Российской Федерации о налогах и сборах,... | | Статья Законодательство Российской Федерации о налогах и сборах, законодательство субъектов Российской Федерации о налогах и сборах,... |