Выпуск 7
Скачать 4.56 Mb.
|
2.3. Прагматика текстов научного и художественного стилей. "Полезность результата" текстопорождающей деятельности скорее всего можно искать в области прагматики (анализ дискурса9, понимаемого как "текст, погруженный в ситуацию общения" и широкий экстралингвистический контекст). Как известно, "в условиях научной и литературной коммуникации интенция субъекта речи реализуется в форме прагматической установки текста. Для научного стиля речи — это доказательство правильности научного факта, осуществляемое посредством ряда логических вербальных действий" (истинность мысли здесь доказывается с помощью других мыслей, а истинность последних — практикой). "Для художественного стиля — это доказательство открытой познающим субъектом в жизни истины, активно утверждаемой им средствами образного воплощения с позиций эстетического идеала. Конечная цель прагматической установки текста — достижение адекватного прагматического эффекта, т.е. стимулирование запрограммированной реакции адресата" (Азнаурова 1987: 18). К тому же известно, что произведения научной литературы получили соответствующее лингвопрагматическое описание как тип "институционального дискурса", тогда как произведения художественной литературы причисляются к "персональному (точнее — бытийному) дискурсу" (Карасик 2000). На подобных описаниях, раскрывающих принципиальные вопросы коммуникативно-прагматических стратегий текстов различной стилевой принадлежности (с акцентированием предмета, целей и участников общения), мы не будем останавливаться детально, так как результаты этих поисков хорошо известны из лингвистической литературы. Тем более, что результаты эти относятся, как правило, лишь к одному (хотя и весьма значимому) аспекту — стимулированию запрограммированной реакции адресата. Для целей нашего описания важно отметить: одно дело — адресат и его интересы, а другое — потребности адресанта. Именно интересы адресата, часто не совпадающие с интересами говорящего, имеют первостепенное значение для проблемы правильности (эффективности речевого общения); именно их защищают в первую очередь языковые нормы и критерии ясности, точности и приемлемости (Кукушкина 1998). Если же в речевом взаимо(со)действии возникают коммуникативные неудачи (в частности, проявление "механического смешения функциональных стилей"), то данное явление фокусирует внимание читателя не только на глубинном смысле текста, но и на личности автора. Этим актуализируется изучение идиостиля в коммуникативно-деятельностном аспекте (Болотнова 2003а), а также прагматикона языковой личности (Котюрова 2003а). Прежде чем перейти к описанию намеченной проблематики, следует кратко охарактеризовать позицию адресанта. Мы исходим из предположения о том, что трудности позиций адресанта и адресата не совпадают. Иначе говоря, трудности реализации речевого оформления мысли говорящего, как правило, превышают трудности слушателя. Следуя концепции О.В.Кукушкиной (1998), условно различают три случая: 1) трудности, связанные с особенностями языкового кода (наличие ограничений на систему, вариативность означающих, наличие объектов с низкой степенью языковой кодируемости, и др.): 2) трудности, возникающие в процессе выполнения конкретных речемыслительных действий (трудности поиска и извлечения информации, ограничения на объем оперативной памяти, ослабление контроля и др.) и 3) трудности, вызванные несовпадением интересов адресанта и адресата. Как будет показано ниже, рассогласованность интересов общающихся может послужить одним из отправных пунктов для описания диффузии стилей как полезного результата текстопорождающей деятельности в реальной жизни адресанта. Лишний раз отметим, что описание параметров текста с позиций интенции адресанта с необходимостью включает в себя и фактор адресата. Проблема читательского восприятия возникает в самой структуре творческого процесса и является органической составляющей общей проблемы "стратегии творчества". Фактор адресата в целом влияет на формирование замысла информционного образования, еще не закрепленного в определенных языковых формах, но уже рассчитанного на задуманное воздействие, точнее — взаимоСОдействие. Так, например, адекватное "раскодирование10" художественного текста требует от адресата знакомства с "культурным контекстом" — совокупностью социальных, литературных, личностных обстоятельств создания текста, а также владения навыками лингвостилистического анализа (Азнаурова 1987: 19). При оформлении словесного произведения автору приходится решать ряд задач, относящихся к "содержанию, материалу, форме" (Бахтин 1986). Это — обработка речи с (неминуемой) оглядкой на тот "социокультурный контекст", в котором будет функционировать произведение как "надтекстовая модель жизни". Следовательно, в процессе речетворчества автор высказывания, так сказать, вынужден считаться хотя бы с некоторым минимумом социальных ценностей, принятых в социуме. Автор неиндифферентен, как правило, ко мнению читателя (редакторов, рецензентов и прочих типов адресата), так как позитивный отклик "публики" (в широком понимании последней) является для автора существенной предпосылкой достижения последующего конечного11 полезного результата деятельности автора. Если этот аспект речетворчества с позиции адресанта отнести к задаче "ремесла" (технологии) при выполнении автором некоего минимума социальных ожиданий12 публики (образно говоря, при облечении словесного продукта в "нарядную одежду" для последующего приема авторского произведения в социуме), то анализом этого аспекта далеко не исчерпывается, не раскрывается полностью весь комплекс истинных, глубоко личностных (осознаваемых и неосознаваемых) мотивов автора к реализации конкретного целостного поведенческого (речетворческого) акта. Сказанное согласуется с аксиоматическим тезисом о том, что текстопорождающая деятельность всегда полимотивирована. А если это так, то очевидно, что у одного и того же писателя при создании каждого отдельного словесного произведения (при доминирующей в данный момент мотивации) формируется своя иерархия13 авторских мотивов текстопорождения. В нашем представлении, иерархия эта — как правило — несвободна от экзистенцильных, биологических запросов автора-индивида. Применительно к анализу целого текста (в частности, диффузии стилей) представляется важным учитывать именно личностные обстоятельства создания текста, считаться с "экзистенциально-биологическим прагматиконом" языковой личности создателя текста. Это так или иначе подводит нас к описанию мотивационно-прагматического уровня языковой личности автора, рассмотрению целого списка авторских потребностей, к учету соотношения коммуникативного эгоцентризма и социоцентризма (Головин 1977: 774) и других факторов, значимых как для интерпретации идиостиля, так и изучения на текстовой плоскости общих закономерностей диффузии стилей. При рассмотрении прагматического уровня языковой личности "необходима психологическая составляющая, а именно эмоциональная" (Котюрова 2003а: 661), характеризующая специфику языковой личности автора в коммуникативно-деятельностной сфере. Применительно к анализу научных текстов сербского языка имеются единичные попытки изучения эмоциональности (Стоянович 1996, 1998). Кроме эмоциональной составляющей, здесь существенное значение имеет вопрос о выявлении авторских потребностей. Под потребностью подразумевается "динамическая сила, исходящая от организма" (Головин 1997: 423). Потребность может пониматься как некая гипотетическая переменная, которая, по обстоятельствам (в зависимости от доминирующей мотивации — Анохин 1973), проявляется то в виде мотива, то в виде черты. В последнем случае потребности стабильны и становятся качествами характера. К набору элементарных биологических потребностей, врожденных для человека, нужно добавить еще потребность общения и потребность познавательную. Список потребностей можно продолжить (согласно Х.Меррею, цит. по: Головин 1997: 423-424): 1) доминантность; 2) агрессия — стремление словом или делом опозорить, осудить, унизить; 3) поиск дружеских связей; 4) отвержение других; 5) автономия — стремление освободиться от всяких ограничений; 6) пассивное повиновение; 7) потребность в уважении и поддержке; 8) потребность достижения — стремление преодолеть нечто, превзойти других, сделать что-то лучше; 9) потребность быть в центре внимания; 10) потребность игры — предпочтение игры всякой серьезной деятельности, желание развлечений, любовь к остротам; 11) эгоизм (нарциссизм); 12) социальность (социофилия) — забвение собственных интересов во имя группы, альтруистическая направленность; 13) потребность поиска покровителя; 14) потребность оказания помощи; 15) потребность избегания наказания — потребность считаться с общественным мнением; 16) потребность самозащиты — трудности с признанием собственных ошибок, отказ от анализа своих ошибок; 17) потребность преодоления поражения, неудачи; 18) потребность избегания опасности; 19) потребность порядка — стремление к аккуратности, точности, красоте; 20) потребность суждения — стремление ставить общие вопросы или отвечать на них; склонность к абстрактным формулам, обобщениям, увлеченность "вечными вопросами" и пр. Поскольку процесс удовлетворения потребностей выступает как целенаправленная деятельность, потребности являются источником активности личности. Осознавая цель субъективно как потребность, человек убеждается, что удовлетворение последней возможно лишь через достижение цели. Это позволяет ему, по утверждению С.Ю.Головина, "соотнести свои субъективные представления о потребности с ее объективным содержанием, отыскивая средства овладения целью [т.е. средства для достижения полезного результата — А.С.] как объектом" (1997: 425; выделено нами. — А.С.). Цель к получению данного результата (как мы уже знаем из общей теории функциональных систем П.К.Анохина) возникает раньше, чем может быть получен сам результат, причем интервал между этими двумя моментами может равняться и минуте, и годам ... Для сравнения (с текстопорождающей деятельностью) отметим, что единственной областью, где результат, "полезность результата" и проблема оценки этого результата становятся почти центральным фактором исследования, является область промышленно-экономических систем. Здесь полезность деятельности делается настолько очевидной, что игнорировать ее было бы просто неразумно. Об этом П.К.Анохин образно высказывается: "... если мы имеем "большую систему" в виде производственно связанных заводских агрегатов, например в нефтеперерабатывающей промышленности, то игнорирование полезности результата на уровне каждой субсистемы этой большой системы привело бы к расточительности и полной нерентабельности всего предприятия. Именно состояние ценности и полезности результата в каждой субсистеме этого предприятия и сочетание их с окончательным результатом могут дать решающее суждение о том, насколько полезным является конечный результат и в какой степени выгодно все обширное предприятие" (1973:33). Итак, с большой долей упрощения мы готовы утверждать, что процитированный пример П.К.Анохина можно по аналогии спроецировать на анализ идиостиля и прагматикона языковой личности (при поисках общих закономерностей "диффузии стилей", рассматриваемой как полезный результат текстопорождающей деятельности автора). Однако прежде чем перейти к практическому анализу текстового материала, следует кратко остановиться на отдельных предпосылках нашего описания, которые могут оказаться спорными. Возвращаясь к лингвистической проблематике, отметим, что несколько спорным может оказаться вопрос об отношении читателя (интерпретатора) к автору. Точнее, возникает вопрос: может ли интерпретатор из письменного произведения, организованного как "общение в масках", извлекать сколько-нибудь надежную информацию об авторе как человеке, его творческой индивидуальности и "полезности результата" его текстопорождающей деятельности ? Если да, то в какой степени описание творческой индивидуальности (языковой картины мира) может способствовать выявлению каких бы то ни было закономерностей диффузии функциональных стилей? Ответ на первый вопрос можно найти отчасти у М.М.Бахтина, который применительно к анализу художественного текста предупреждает о том, что автор "авторитетен и необходим для читателя, который относится к нему не как к лицу, не как к другому человеку ..., а как к принципу, которому нужно следовать ... Индивидуальность автора как творца есть творческая индивидуальность особого, неэстетического порядка ... Собственно индивидуальностью автор становится лишь там, где мы относим к нему оформленный и созданный им индивидуальный мир героев или где он частично объективирован как рассказчик" (1986: 190). Как видно, Бахтиным не исключается полностью возможность почерпнуть из события произведения некую информацию об авторе-человеке, причем индивидуализация автора как человека есть уже "вторичный творческий акт читателя, критика, историка ... — акт, делающий его самого пассивным" (с. 191). По всей вероятности, приведенное мнение Бахтина относится, во-первых, только к словесным произведениям подлинного14 искусства, во-вторых, к авторам этих же произведений. Следовательно, здесь речь идет о так называемом идеальном15 авторе. С литературоведческих16 позиций образ автора художественного текста — способ авторского существования в пределах произведения, концентрированное воплощение сути произведения; он не всегда совпадает с образом рассказчика или повествователя. Несмотря на разного рода "маски" (например, образ повествователя, образ рассказчика, образ автора-свидетеля, а также "маски" институционального дискурса), в которых автор произведния выступает перед читательской публикой, его так или иначе видно, так как автор-отправитель "стоит" за текстом. Этот факт в принципе позволяет интерпретатору извлекать из произведения субъективную информацию о свойствах отправителя. Такой подход к языку художественной литературы соотносится со способом "выражения и репрезентации языковой и концептуальной картины мира автора, "стоящего" за текстом ..." (Болотнова 2003: 656). Языковая картина мира автора становится, кажется, более прозрачной, доступной для наблюдения (интерпретации диффузии стилей) в тех случаях, когда речь идет об анализе17 фикциональных текстов, относящихся к так называемой массовой литературе (обычно пониженного художественного уровня). Принципиальная возможность изучать фактор "субъект речи" научных произведений с точки зрения индивидуального проявления данной категории в тексте не подлежит сомнению (об этом уже сообщалось в: Лапп 1993: 149; частные попытки на материале сербского языка — Стоянович 1996; 1998; 2000). Итак, ответ на вышепоставленный (первый) вопрос может быть положительным. Однако необходимо учесть, что интерпретатор должен располагать двумя комплексами данных об авторе произведения: (1) субъективным (свойства, с которыми автор выступает перед другим, в первую очередь, получателем сообщения) и (2) объективным (характеристики отправителя сообщения, которые удается выявить в качестве объективных). Примечательно, что объективная сторона отправителя осталась до сих пор почти неизученной (Поповић 1994: 159; Стоянович 1998: 101). Суммируя все сказанное, теперь можно переформулировать второй из ранее поставленных вопросов. Вопрос этот теперь гласит: могут ли реальные знания интерпретатора о субъективных и объективных свойствах автора произведения оказаться достаточными для того, чтобы на текстовой плоскости выявить некоторые общие закономерности диффузии функциональных стилей? Ответ на этот существенный вопрос можно дать лишь на приципиальной основе. В нашем представлении, надеяться на положительный ответ можно лишь при выполненности следующих условий, относящихся к факторам "интерпретатор текста", "субъективные свойства автора", "объективные свойства автора". Во-первых, интерпретатор должен быть максимально информированным в области, именуемой "субъективные18 свойства автора". Область эта обращена к анализу языковой личности. Кроме того, здесь необходима опора на комплекс речеведческих и смежных дисциплин, фокусированных на изучение письменной речевой коммуникации, текста, вплетенного в широкий экстралингвистический контекст. Сюда также входят знания и навыки лингвостилистического анализа, осведомленность интерпретора в традициях жанровых стилей, знания по когнитивной ортологии, умение интерпретатора различать "типовые (стереотипизированные) способы описания" (институционально поддерживаемые в данном обществе в прошлые времена и/или настоящем) и "стилистические приемы" (если приемы эти функционально и эстетически оправданны), словом, почти целый комплекс сведений об языковой личности (идиостиле) по данным описания творчества конкретного автора и т.д. Во-вторых, интерпретатор-исследователь должен руководствоваться аксиоматическим суждением: "Стиль — это сам человек". В нашем представлении это означает, что стиль конкретного произведения представляет собой зафиксированный на текстовой плоскости "полезный результат" текстопорождающей (т.е. биосоциальной) деятельности, протекающей в данный "момент" при конкретной доминирующей мотивации автора-индивида. На данном произведении, так сказать, с математической точностью лежит отпечаток тех вовлеченных компонентов, взаимодействие и взаимоотношение которых приобретают характер взаимоСОдействия компонентов для получения фокусированного полезного результата в реальном мире автора-индивида. В-третьих, любые отношения между факторами "адресант" — "адресат" (непосредственные и/или опосредованные текстом, жестами и прочими символами и средствами), любые биосоциальные отношения в обществе — все они протекают по одному и тому же универсальному (господствующему!) принципу "живой жизни". Принцип этот нельзя свести к некоему "воздействию", "диалогу" и/или "взаимодействию", так как везде и во всем (т.е. в любой функциональной системе, обладающей свойством саморегуляции, самоорганизации) царит не "идея диалогизации19", а постоянно акцентируемый нами анохинский принцип "взаимоСОдействие". Подразумевается, что взаимоСОдействием гетерогенных компонентов управляет решающий компонент системы — "полезный результат". Конкретным механизмом взаимосодействия компонентов является освобождение их от избыточных степеней свободы, не нужных для получения данного конкретного результата, и, наоборот, сохранение всех тех степеней свободы, которые способствуют получению результата. Потому мы согласны с утверждением П.К.Анохина о том, что "именно результат функционирования системы является движущим фактором прогресса всего живого на нашей планете" (1973: 31). Теперь нам ясно (об этом уже сообщалось: Stojanović 1999), что исследователи попадают в заколдованный круг традиционных понятий, где постоянно цитируются "целостность", "интегративность", "упорядоченное множество", "взаимодействия", "воздействия", "сложная взаимосвязь", "регулятивность", "регулятивные макроструктуры", "диалогичность", "диалоговые отношения", "диалогизация", "взаимосвязь разноуровневых единиц" и другие подобные термины, которые становятся даже центральными понятиями системы. В самом деле, все эти термины по самой своей сути являются лишь вариациями одного и того же понятия целостности (ср.: Анохин 1973: 54). Таким образом, общим методологическим инструментом познания сложных явлений в сфере биосоциальных объектов (именно сюда мы включаем язык/речь, текст как феномен человека и культуры, частные вопросы типа "диффузия функциональных стилей" национального языка и пр.) является анохинская теория функциональных систем. Ценность данной теории как методологического инструмента не в том, что она может, так сказать, сиюминутно решить проблемы методологии "нашего дела", а в том, что она помогает поставить новые вопросы исследования, повести мысль по новому пути. Это ей удается потому, что в ней были найдены, в самом деле, универсальные черты функционирования, изоморфные для огромного количества объектов, относящихся к различным классам явлений. Итак, дадим в нескольких предложениях рабочее определение изучаемого явления. В общем виде диффузия, или смешение, стилей в одном письменном произведении представляет собой не что иное, как сохранение на текстовой плоскости того или иного комплекса "избыточных" (с точки зрения интерпретатора) степеней свободы употребляемых единиц. Несмотря на свою "избыточность" (избыточность степеней свободы оценивается, разумеется, достаточно осведомленным интерпретатором, а не адресантом, так как отправитель для своих целей это уже сделал), единицы эти в своих взаимодействиях с другими единицами того же авторского произведения (и не только) способствуют получению запрограммированного полезного результата текстопорождающей деятельности именно автора-индивида. Автору (творцу произведения) не удалось бы извлечь конкретную "пользу" из собственной деятельности без взаимоСОдействия с определенными институциональными факторами. В случаях так называемого "механического20 смешения" функциональных стилей интересы адресанта и адресата далеко не совпадают. |
Похожие:
 | Выпуск товаров: сроки выпуска, выпуск до подачи декларации, условный выпуск, отказ в выпуске |  | Выборочное федеральное статистическое наблюдение за затратами на производство и (или) реализацию товаров (работ, услуг) и результатами... |
| Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского филиала Российской академии правосудия (г. Томск). Изд-во: цнти,... | | Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского филиала Российской академии правосудия (г. Томск). Изд-во: цнти,... |
| Ученые записки. Выпуск Сборник научных трудов Западно-Сибирского филиала Российской академии правосудия (г. Томск). Изд-во: цнти,... | | Печатается по решению научно-практической конференции студентов Тывинского государственного университета |
| Электронная версия еженедельника "Финансовая газета. Региональный выпуск" n 26(707) за июнь 2008 года | | Лев Елена, Колесова Ульяна, Писаренко Алена, Akrotiri, Argentum Agata, Samuel Haruspex Damey, sen |
| Ответственный за выпуск: Отдел по организационным и правовым вопросам местного самоуправления аппарата Слободской районной Думы (613150,... | | Язык. Речь. Речевая деятельность: Межвузовский сборник научных трудов. Выпуск седьмой. – Нижний Новгород: Нижегородский государственный... |