ГЛАВА 3 СПЕЦИФИКА ОРГАНИЗАЦИИ ПОЛИТИКИ В РОССИИ
Византийская и публичная политика
Вернемся к возможности подлинной политики в России. Исходя из рассмотренной в прошлых главах специфики российской жизни, она не может быть сосредоточена исключительно на вопросах государства, определенного народа, территории и так далее. Прежде всего, это усилия по восстановлению мирообразующих схем организации жизни в стране. Что означает такая специфика политики? Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо понять, какие типы политики возможны в принципе. Мы выделили три, которые в той или иной комбинации осуществляются в России:
–византийская политика (политика интриг и перераспределения);
–публичная политика
(политика «выпускания пара»);
–стратегическая
(подлинная) политика.
Политика византийского типа – это политика интриг внутри государства. Политика распределения и дележа ресурсов, должностей и влияния, политика подковерных интриг – внутригосударственных и окологосударственных. Как возникает византийская политика и почему она существует?
Любой колоссальный российский проект требует создания обслуживающей его администрации, в которую с охотой идет работать «служивый народ». Народ этот чаще всего необеспеченный, а так как большие части проектов управление не в силах предусмотреть и проконтролировать, части их ресурсного обеспечения нередко просто раздаются на кормление, идут на откуп. Складывается двойственная структура – с одной стороны, от «служивого народа» требуется служба государству, его стратегическим целям (например, освоение Сибири); с другой стороны, государство не в состоянии позаботиться об этих людях. Поэтому они кормятся сами1). Такая неоднозначная структура порождает конкуренцию при занятии лучших и теплых мест, проблему местничества (кто где сядет), эффекты кормления, временного феодализма. И это – большой слой политики, поскольку почти весь «служивый народ» старается устроиться поближе к царю, отхватить кусок побольше и т.д.
Избежать такой ситуации практически невозможно в гигантской стране с гигантским проектом. Не в последнюю очередь – в силу разнообразия жизни, ее сложности и нестандартности, новизны ситуации, которую невозможно описать никакими партикулярами, директивами и законами. Византийская политика всегда присутствовала и будет присутствовать в России. Вопрос – в какой мере?
Публичная политика – это популистский тип политики, основанный на эксплуатации существующих стереотипов народа. Именно она часто напоминает то, что Ги Дебор описывал в «Обществе спектакля» – вплоть до превращения в некоторое шоу, клоунаду, скоморошество. Впрочем, иногда и публичная политика подстегивает появление революционных идей, течений, поднимающих людей на восстание.
Это эффективный механизм возбуждения толпы, как усмиряющий, так и разрушительный. Но он обязательно присутствует, поскольку всегда возникает разрыв между большим проектом, его долгосрочным смыслом и уровнем понимания проблемы консервативной массой людей, которая живет в ситуации сдвига.
За счет публичной политики включается обсуждение, дискуссия по поводу того, куда мы идем, зачем и каким образом. Такое обсуждение нужно, чтобы «выпускать пар», снимать напряжение, которое неминуемо возникает при мобилизации народа на проект. Поэтому, когда публичность превалирует над реализацией проекта, она выливается в свои самые деструктивные формы – революции, бунты, пугачевщину.
Подобное напряжение присутствует в России постоянно. Причем не только в ситуациях сверхпроектов, которых сейчас как раз таки и нет. А, например, по отношению к чиновничеству, которое в рамках византийской политики постоянно все делит и плюет на народ. Из-за узости социальных лифтов, невозможности проникновения в «настоящий народ» или наоборот, невозможности жить прежней жизнью. Все эти вопросы вызывают напряжение, а публичная политика дает ему выход.
Классический механизм российской публичной политики – разговор напрямую с царем. Челобитные, ходоки, разговоры Путина с народом. Это обязательная часть политической жизни, потому что народу нужно кому-то пожаловаться, где-то искать справедливость, которая должна быть восстановлена. Поэтому Путин разговаривает с народом и семье погибшего солдата дает квартиру. Одной из многих тысяч. Но люди говорят: «Есть в стране правда».
В этом смысле публичная политика в России это не то, что является публичной политикой на Западе. На Западе публичность заключается в общедоступной коммуникации, которая происходит между партиями, сообществами на неком плацдарме (крайним выражением которого является парламент). У нас же публичность политики предназначена не для формирования площадки открытого обсуждения, а для «спускания пара» у народа, в связи с чем она часто принимает искаженные шутовские формы.
Стратегическая политика
Стратегической или подлинной политикой мы называем политическую деятельность, которая сочетает в себе, как минимум, три компонента:
1. Деятельность, основанную на чувстве и понимании схем организации жизни, характерных для России. Выстраивание политики как действия по их восстановлению.
2. Придание этим схемам современности. Иначе возникают призывы, например, монархистов, к восстановлению монархии в России. Хотя понятно, что Россия уже прошла этот этап, возврат к нему невозможен и неуместен.
3. Нахождение эффективной, рабочей композиции, в которой все эти схемы восстанавливаются, резонируют и приводят к новому циклу мобилизации общества (точнее, его части, «ведущего слоя»), на новые сверхпроекты.
Как мы можем предположить, стратегическая политика – деятельность сложная, специфическая. Ее грамотное осуществление, это, в определенном смысле, политическое искусство, высший вид политической деятельности. И хотя такая политика не всегда доминировала и доминирует в России сейчас, именно она является подлинной. Ее отсутствие приводит к потере российским народом осмысленности жизни, понимания, к чему мы идем, в чем наша миссия. Как следствие – кризисные, тупиковые ситуации в российской истории.
Восстановление стратегической политики позволяет осуществлять прорывы, выходить из ситуации разрушения и потери осмысленности, становиться конкурентоспособной в мировом пространстве. В качестве примера можно привести этапы истории России, в которых отчетливо видно осуществление стратегической политики. Преобразования Витте, Столыпина, Петра I2), Ивана Грозного3), Сталина. В более ранней истории это Иосиф Волоцкий, осуществлявший проект соединения церковной и государственной власти для реализации идеи «Москва – Третий Рим»4).
Мы относим деятелей тех эпох в соответствии с вышеперечисленными критериями к стратегическим политикам. Но, как уже отмечалось в предыдущей главе, стратегическая политика никогда не осуществляется в одиночку, скорее можно говорить о проявлениях стратегической политики в эпоху тех или иных деятелей. Почему мы называем такую политическую деятельность подлинной и стратегической? Во второй части книги мы подробно обсуждаем основные схемы, организующие специфическую жизнь в России как особый мир. Эти схемы (освоение, имперская организация территорий и включение других людей, проектные циклы) являются ключевыми для понимания и восстановления подлинного типа политики в России. Политика в этом случае проводится по поводу поиска и запуска нужных для страны проектов, концентрации усилий разных слоев общества на освоение новой зоны. Именно в ходе такой политики формируется миссия России, ее «проект». Именно такая политика позволяет восстановить присущие России схемы организации, а не эксплуатировать их поодиночке либо вообще игнорировать.
Что же означает понимание схем организации жизни, характерных для России, и выстраивание политики по поводу этих схем? Что означает придание им современности?
Возникновение стратегической политики
Стратегическая политика возникает, когда политики начинают осмысливать схемы собственной организации жизни страны на длинных периодах и использовать их в современной интерпретации, с современным народом и окружением. Именно об этом писала Маргарет Тэтчер – эффективная политика может строится только с учетом специфики народа.
Кратко поясним, что означает выстраивание политики по поводу специфичных для России схем организации жизни, на примере схемы освоения. Как мы уже писали (подробнее об этом см. главу «Схема освоения как базовая организующая схема России»), в России нет механизма производства собственных образцов науки, производства и т.д. Но у нее есть другой механизм – механизм освоения. За счет освоения того, что выделяется нами как образец в других странах, у других народов, Россия становится конкурентоспособной и выходит в мировые лидеры.
Стратегический политик это понимает, осознает. И начинает строить политику на создании благоприятных условий, формирует в стране необходимость освоения передовых образцов и культур. Естественно, бесполезно осваивать все подряд. Для придания осмысленности освоению необходима идея, сверхпроект, который задает направление этому освоению и для реализации которого из народа начинает выделяться «ведущий слой», авангард, осуществляющий первый этап. Естественно, это многоэтапный и сложный процесс. После авангарда осуществляются следующие этапы, включаются новые люди, делается много попыток, так как заранее неизвестно, что окажется прорывным, какая идея сработает.
Но подлинный политик не тот, кто всего лишь провозглашает новый проект, а тот, кто занимается формированием, буквально селекцией и пестованием людей для него, людей, приверженных современной экономике, современной политике, конкурентоспособной и самостоятельной России; тот, кто включает их в новые прорывные неосвоенные зоны.
Справедливости ради отметим, что многие современные общественные деятели, историки, аналитики также утверждают своеобразие России, строят проекты по ее обустройству. В результате это превращается либо в пустое восхваление России и себя как части русского народа (например, в «Русской доктрине»), либо в прожектерство, когда в общественную сферу пытаются внедрить прожект с заранее определенным результатом. Но общество не машина, в общественной действительности ни один проект не может быть реализован напрямую, подобно чертежу конструктора на заводе.
Да, мы призываем к трезвому, даже технологическому взгляду на специфику России. Но с учетом того, что возникновение стратегической политики – это не дело одного человека, даже не дело какой-либо одной группы людей. Для существования стратегической политики необходимо наличие сферы общественного. В том числе гуманитарных наук, политической философии – подлинной российской философии, в которой осмысливаются наши собственные российские схемы организации жизни, происходит обсуждение базовых идей, способных стать всеобщими (как идеи демократии и свобод на Западе). Без сферы общественного вся политика быстро сводится к византийской и публичной. Поэтому вопрос формирования стратегической политики – это вопрос создания оригинальной, российской гуманитарной сферы, инициирования создания нового общества и общественных проектов.
Сегодня стратегическая политика не является доминирующей в России. Говоря откровенно, она вообще малозаметна, поэтому вся политическая деятельность сводится к захвату и перераспределению ресурсов, что мы можем видеть на примере борьбы олигархов, бизнесменов помельче и чиновников за политическое влияние, за контроль над прибыльными секторами экономики. Но ни византийской, ни публичной политики недостаточно для превращения России в конкурентоспособное современное государство, так как они пустотелы по смысловому содержанию. Эти виды политики всегда существовали как второстепенные, скорее даже как последствия реализации стратегической политики, и становились главенствующими только в ситуации ее отсутствия.
На Западе один из главных источников политики кроется в частных людях и мелких сообществах, в способности населения к организации сообществ1). В отличие от западной политики, которая представляет собой надстройку над общественными структурами, является публичной и объективируется в парламенте, в России народ не приспособлен к формированию сообществ и индивидуальной жизни2). Поэтому политика – это либо выдвижение новых проектов и мобилизация (то, что мы называем подлинной политикой), либо внутригосударственные интриги и разного рода популизм, который превращается иногда в восстания и революции, а иногда в клоунаду.
Корень российской политики – в интеллектуальных, властных, стратегических политиках, а не в интересах собравшихся граждан. Думать о народе означает думать о миссии России. Учет специфики организации жизни в России и решение задачи по ее восстановлению всегда давал и дает России конкурентные преимущества на мировом уровне.
Проектность и тоталитаризм
Говоря о роли глобальных сверхпроектов в восстановлении России, мы не можем обойти вниманием и факты большой крови, насилия и репрессий при их реализации. Коллективизация, индустриализация, петровские реформы… Впрочем, от буйных проектировщиков страдала не только Россия. Попытки установить единое культурное пространство в Европе вело к тридцатилетним и даже столетним войнам. Даже Портос в романе Дюма «Три мушкетера» не мог понять, зачем убивать гугенотов только за то, что они читают все те же молитвы, но не по-латыни, а по-французски. Символом же французской революции наряду со взятой Бастилией стала и гильотина.
Здесь уместно сказать об особенностях уже пережитой и отрефлексированной человечеством эпохи модерна, когда факт реализации проекта всегда превалировал над последствиями и ценой его реализации, а цель оправдывала средства. Классическим продуктом модерна была идея мировой революции и Третьего рейха, во время строительства которого не только выделялся ведущий, «второй» народ, но и уничтожался мешающий «первый», причем в мировом масштабе.
Поскольку в полном отсутствии проекта общество застаивается, Запад пошел по пути построения механизмов ограничения отрицательных последствий общественных проектов. Собственно, такими механизмами сейчас и являются категории свободы (в том числе и свободы слова) и прав человека. В России подобные механизмы существовали исторически. Строгость российских законов всегда компенсировалась, во-первых, возможностью их неисполнения, а во-вторых, наличием огромного пространства для бегства от центральной власти и возможностью жить в свободных зонах на принципах самоорганизации, оставаясь при этом русским (казаки). Однако непонимание этих механизмов властью и населением делало кардинальные общественные изменения трагичными и разрушительными для народного тела.
В современной ситуации возможность «диктатуры проекта» практически сведена к минимуму. Мир стал настолько сложен, что невозможно придумать для страны один-единственный проект, по которому можно было бы отделить своих от чужих, назначить одну-единственную «правильную» идею. Ни один диктатор физически не может себе присвоить все идеи сразу. Иначе говоря, если бы в Германии 30-х годов появилось бы сразу двадцать Адольфов Гитлеров, фашизм был бы невозможен. Он погиб бы в дискуссии по поводу будущего страны.
Сегодня Россия испытывает самое многовекторное и равносильное влияние. Невозможно выбрать и присвоить себе самую успешную модель экономики, потому что образцов успешных экономик много: скандинавская, американская, китайская и т.д. Зато координация разных проектов освоения по разным сферам человеческой деятельности: технологической, производственной, экономической, культурной, народной и проч. была бы очень эффективна. А вот отсутствие страновых проектов – самое благоприятное условие для диктатуры, что мы регулярно и наблюдаем в России и в странах Латинской Америки. Когда в стране ничего не происходит, кроме борьбы за ресурсы, за власть и контроль над инфраструктурой, победители этой борьбы неминуемо становятся диктаторами, потому что по факту контролируют всю общественную жизнь. Получается подчинение правилам ради самих правил.
После СССР Россия уже пережила один проект и тоталитарной от этого не стала. Мы имеем в виду реформы 90-х. Показатель тому – постоянные обсуждения в прессе тоталитаризма и проч. Всякий раз, когда будет устанавливаться тоталитаризм, возникнет неизбежный вопрос – чей он? Олигархов, чиновников? Но они не могут взять на себя все. Невозможно восстановить полноценную монархию нигде в мире, даже в Китае. Потому что отжило. Потому что уже сделана историческая прививка. Потому что, превращая Россию в тоталитарную страну, большевики уничтожили многоукладность российской жизни. Но сейчас формируется не просто многоукладность жизни, а ее многоблоковость, полиархичность Вернуться назад – все равно что восстановить племенной строй. Это невозможно в силу отсутствия достаточного количества народа. Мы не можем затеять великую стройку и послать на нее 3 миллиона молодых людей, потому что в армию мы не можем набрать нужное количество народа. Зато схема освоения позволяет нереволюционным путем затеять практически любой сверхпроект. Это видно даже на примере начала ХХ века, когда модернистские доктрины осваивались с ошибками и кровью, но уже к середине века пошло активное освоение, которое привело к лидерству в атомной физике, авиастроении и космических технологиях без человеческих жертв.
Освоение – альтернатива тотальному господству одного «правильного» образца. Для восстановления России власть просто вынуждена будет выстраивать механизмы многочисленных проектов и многочисленной коммуникации. Ведущая прослойка этих проектов превратится в новый позитивный класс России. И от эффективной его конфигурации будет зависеть конкурентоспособность нового российского общества.
|
