М ЕТОДИКА И ОПЫТ А. И. Халидов ИНТЕРФЕРЕНЦИЯ В РУССКОЙ РЕЧИ УЧАЩИХСЯ-ЧЕЧЕНЦЕВ
Морфолого-синтаксическая интерференция
В статье, опубликованной в предыдущем выпуске «Вестника», мы рассмотрели явление интерференции, связанное с фонетико-произносительными ошибками в русской речи наших учащихся. Продолжая развивать тему, в настоящей статье переходим к следующему виду интерференции.
Грамматические ошибки, связанные с нарушением в русской речи чеченцев действующих грамматических норм русского языка, являются менее заметными в речи, чем ошибки фонетико-произносительные.
Употребление нами понятия «морфолого-синтаксическая интерференция», наряду с более распространенным термином «морфологическая интерференция», не является случайным. С нашей точки зрения, собственно морфологическая интерференция как таковая – явление редкое, чаще всего любой факт влияния морфологического строя родного языка на русскую речь приводит к таким ошибкам, которые в той или иной степени связаны с нарушением синтаксических норм второго языка. Скажем, ошибки, связанные с неправильным употреблением форм рода русских имен прилагательных и других словоформ адъективного типа, приводят к нарушению норм согласования этих словоформ с именами существительными, а согласование – это один из видов связи слов в структуре словосочетаний, входящих в свою очередь в структуру предложений, следовательно, это уже область синтаксиса. Поэтому будет правильным говорить о морфолого-синтаксической интерференции, когда мы сталкиваемся с явлениями, обусловленными несовпадением морфологического строя изучаемого (осваиваемого) языка и родного языка обучающегося.
Собственно морфологическая интерференция в русской речи нерусских – это выбор неправильной, не соответствующей нормам русского языка формы слова, который в то же время не нарушает синтаксические нормы. Определяемое и определяющее, например, в этих случаях согласованы правильно, но выбрана не характерная для русского языка форма определяемого. Например, такие случаи наблюдаются при употреблении имен существительных singularia tantum (имеющих форму только единиственного числа) во множественном числе и существительных pluralia tantum (имеющих форму только множественного числа) в единственном: В этом ряду продают хорошие твороги и кефиры; В нашем саду растут вкусные малины; У него хорошая салазка; Эта ножница острая. Такое формоупотребление характерно для существительных singularia tantum и pluralia tantum и вне согласования с адъективными и глагольными словоформами: Грабля лежит в сарае; Мы устроили провод Аслану, который перевелся в другую школу; Мама купила на базаре укропы и петрушки, чтобы солить помидоры и огурцы.
Собственно морфологическая интерференция проявляется и в употреблении таких словоформ, которые не свойственны русскому языку, но соотносимы с характерными для чеченского языка формами слов. Так, в чеченском языке причастия имеют все три основные формы времени: вогIу стаг – веъна стаг – вогIур волу стаг. В русском языке, как известно, причастие имеет только две формы времени – настоящее и прошедшее. Однако учащиеся и в своей русской речи стремятся образовать будущее время действительных причастий, в результате чего и появляются неправильные словоформы типа придущий, прочитающий, сделающий и т.п. В синтаксическом отношении здесь все соответствует норме (в предложении Придущее нам на смену поколение будет жить лучше в синтаксическом отношении все правильно), но нарушена морфологическая норма, предписывающая образовывать только два времени причастий.
Стремление учащихся использовать при образовании действительных причастий одну «унифицированную» форму с суффиксом –ющ, присоединяемым ими ко всем глагольным основам, в том числе и к основам на согласный, приводит к тому, что в их речи часты словоформы типа придующий, будующий, прочитающий.
То, что в родном языке учащихся отсутствует морфологический класс несклоняемых существительных, может быть причиной того, что в своей русской речи они «склоняют» несклоняемые русские существительные, соотнося их с существительными женского или мужского рода: У шимпанзы большие лапы, похожие на наши руки; На пальте нет двух пуговиц; Мама работает в РОНе (районном отделе народного образования); Мой брат уволился из ТРКи (телерадиокомпании); и т.п.
Вместе с тем, в своей практике учителя наших школ испытывают значительно больше трудностей, связанных с морфолого-синтаксической интерференцией в русской речи учащихся, связанной с существенными структурно-типологическими различиями между русским и чеченским языками.
В грамматическом отношении русский и чеченский языки, как известно, относятся к разным типам в известной структурной (морфологической) классификации языков мира. Но к каким именно структурным типам относится чеченский язык, однозначно не установлено даже сейчас. А это очень важно, чтобы понимать, с чем связаны трудности, которые испытывают наши дети в освоении грамматических норм русского языка.
Следует отметить, что в описаниях грамматического строя нахских языков и в интерпретации отдельных грамматических явлений в них мы все время наталкиваемся на разные, часто полярные и взаимоисключающие суждения и определения, затрудняющие их использование в практике обучения, в частности, при выявлении обусловливающих грамматическую интерференцию различий в грамматическом строе двух языков. Подобные разночтения одних и тех же фактов мы встречаем уже при определении исследователями места нахских языков в известной морфологической классификации языков мира. По разделяемому не только им мнению И.Ю. Алироева, например, «чеченский язык можно отнести к агглютинативным языкам», «обладающим некоторой долей флективности (ср. широкое использование аблаута в словоизменении), а также к синтетическим с элементами аналитизма (о чем свидетельствует использование послелогов и вспомогательных глаголов)».1 При этом И.Ю. Алироев называет часто чеченский язык агглютинативным и флективным одновременно. Таким образом, здесь по существу собрано все, что было сказано исследователями о характере словообразования и словоизменения в чеченском языке, причем поставлены в один ряд понятия, которые в морфологической классификации языков мира являются разноуровневыми (агглютинация и синтетизм, например, – это признаки, лежащие в основе разных классификаций). С другой стороны, отдельными исследователями высказывалось и противоположное мнение, согласно которому словоизменение в чеченском языке является по преимуществу флективным с сильно развитой агглютинативной тенденцией. Исходя из характера именного словоизменения в чеченском языке, которое, как известно, играет весьма важную, если не определяющую, роль при определении места языка в морфологической классификации, Н.Ф.Яковлев заявил совершенно недвусмысленно: «Чеченское склонение имеет ярко выраженный флективный характер»;2 вместе с тем уже в другом месте той же книги он называет чеченский язык (столкнувшись с явлениями иного порядка, чем склонение существительных) агглютинативным.3 О признаках флективности в чеченском языке и в целом в «нахско-дагестанских» языках пишет и Г.А.Климов,4 но о флективности «при преобладании в морфологии принципа агглютинации».5 Ясно, что место чеченского языка (а отсюда нахских и как минимум еще и дагестанских) в морфологической классификации фактически еще не определено. «И то, и другое, и третье» в таких классификациях не подходит, необходимо однозначно определить морфологический тип языка. Именно это имеет в виду Г.А. Климов, когда пишет, что «практике формальной типологии неизвестны прецеденты разработки эталонов смешанной, например, агглютинативно-флективной системы».6 О «смешанных» типах, группах и т.д. мы еще можем говорить, когда выделяем структурные типы морфологических и иных систем по характеру реализации соответствующих грамматических категорий, словоизменения отдельных частей речи, по специфическим и общим чертам образования общих для определенного языкового подмножества форм и т.д. (например, возможно выделение смешанного глагольно-именного классного типа, смешанного классно-личного спряжения глагола). Но в самой общей классификации, каковой является морфологическая классификация языков мира, основанная на ведущих, определяющих для тех ли иных языков принципах и признаках словоизменения и словообразования, язык может занять только одну нишу: он может быть, скажем, или флективным, или агглютинативным, но не тем и другим вместе. При этом мы не только допускаем, но и имеем в виду, что при любом решении признаки другого морфологического типа здесь безусловно будут проявляться, как скажем, в русском языке, флективном по определению, достаточно много случаев проявления агглютинативной тенденции. Именно поэтому Л. Блумфилд отмечал, что «морфологическое многообразие языков столь велико, что оно не допускает сведения к упрощенной классификационной схеме»,7 и, выделяя четыре морфологических типа (изолирующий, агглютинативный, полисинтетический и флективный), подчеркивал, что «различия между указанными типами языков весьма разнородны, причем последние три типа никогда не получали четкого определения».8
Если язык флективный, или агглютинативный, то признаки того или иного типа должны в нем проявляться в первую очередь в словоизменении имени и глагола, как основных частей речи в любом языке, лежащих в основе универсальной базовой двучленной структуры предложения. Исследователи, например, не сталкивались с тем, что во флективных языках имена изменялись бы последовательно по агглютинативному типу, или наоборот. Поэтому для определения морфологического типа языка в принципе достаточно тех данных, которые нам дает именное словоизменение (и даже только субстантивное), но для полной уверенности и убедительности предположений или выводов языковеды обращаются к словоизменению и глагола, и других частей речи. Подчиняясь этому общему правилу, попробуем выяснить, признаки какого морфологического типа являются определяющими, преобладающими для чеченского и других нахских языков. Для этого возьмем существительные стаг «человек; мужчина», зуда «женщина», Iаж «яблоко». При этом будем исходить из того, что агглютинация – это «механическое присоединение однозначных стандартных аффиксов к неизменяемым основам или корням» при словоизменении и словообразовании:9 ср., напр., казахск. ат «лошадь» – атты «всадник» – аттылар «всадники» – аттыларым «мои всадники» – аттыларымга «моим всадникам».
Единственное число Множественное число
|
Им.
|
стаг-ø
|
зуд-а
|
Iаж-ø
|
нах- ø
|
зуд-ар-ий
|
Iеж-аш
|
Род.
|
стег-ан
|
зуд-чун
|
Iож-ан
|
нех-ан
|
зуд–ар–ийн
|
Iеж-ийн
|
Дат.
|
стаг-ана
|
зуд-чун-на
|
Iож-а(н)-на
|
nāx–ana
|
зуд-ар-ш-на
|
Iеж-аш-на
|
Эрг.
|
стаг-а
|
зуд-чуо
|
Iож-уо
|
nāx-a
|
зуд-ар-ш-а
|
Iеж-аш-а
|
Твор.
|
стаг-аца
|
зуд-чуьн-ца
|
Iож-aca
|
нах-aca
|
зуд-ар-ш-ца
|
Iеж-аш-ца
|
Вещ.
|
стаг-ах
|
зуд-чу-х
|
Iож -ax
|
нах -ax
|
зуд –ар-иех
|
Iеж -иех
|
Местн
|
стаг-ие
|
зуд-чуьн-га
|
Iож - ие
|
нах -ие
|
зуд ар-ш-ка
|
Iеж-аш-ка
|
Сравн
|
стаг-ал
|
зуд-чу-л
|
Iож -ал
|
нах -ал
|
зуд-ар-иел
|
Iеж-иел
| |
