Сборник статей участников
Скачать 8.95 Mb.
|
6. Смерть как акт прощения. Просьба о прощении – это последнее, что человек оставляет в жизни. Освобождение от жизни не происходит, если прощения нет:Ждем с небес перемен – видим петли взамен Он придет, принесет, Он утешит спасет Он поймет, Он простит, ото всех защитит…
А в стороне, у порога клочья холста лежали Люди забыли бога, люди плечами жали…
После облома после аборта Прощаются руки со струнами…
а) убийство как акт уничтожения недостойных, не согласных с существующим строем, не принимающих официальную мораль: Пристрелить ненужных – тех, кто отдал все, что мог Полууничтоженных под пятитонный пресс;
Недопокареженных – под гусеницы вновь. б) убийство как наказание, казнь за инакомыслие: Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам… в) убийство как насильственное лишение жизни: Обыденный аборт в обрушенном овраге Желанных жизнесхем живая красота…
Лифт сломался Сорвался суицид – пешком пойдешь – успеешь обломаться Тяжелые шаги на лестнице… Янка Дягилева — уникальное и недостаточно хорошо изученное явление в отечественной рок-культуре. Концептуальный анализ художественных текстов позволяет описать и обобщить когнитивные представления поэтессы о концепте смерть, выявить некоторые закономерности построения ее поэтического мира. Исследование содержит материал, который может быть использован при дальнейшем изучении специфических закономерностей мышления определенной эпохи. Список литературы
Н.В. Багичева Екатеринбург, Россия МЕТАФОРА РОДСТВА КАК ИНСТРУМЕНТ ПОСТИЖЕНИЯ МЕНТАЛЬНОСТИ Изучение метафорического способа отражения действительности – одно из перспективных направлений когнитивной лингвистики. В настоящее время пристальное внимание ученых направлено на постижение связи национального языка и мышления. И именно в метафоре «стали видеть ключ к пониманию основ мышления и процессов создания не только национально-специфического видения мира, но и его универсального образа» [Илюхина 1990: 15]. Подобно пятилетнему ребенку, который овладевает ассоциативным мышлением и наконец постигает суть метафоры, мы пытаемся понять структуру и механизм этого явления и, более того, в этой попытке разрушаем, ломаем образ, развинчиваем его «на гайки и пружинки», чтобы увидеть, «что у него внутри». Метафора, по справедливому замечанию А.П. Чудинова, – это «основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможность использовать потенции структурирования сферы-источника при концептуализации новой сферы (выделено нами – Н.Б.). Метафоры заложены уже в самой понятийной системе мышления человека, это особого рода схемы, по которым человек думает и действует» [Чудинов 2001: 39]. В связи с этим выделяются сферы-источники и сферы-доноры (сферы-мишени) метафорической экспансии. В качестве сферы-донора мы рассматриваем концептосферу «Семья», так как семья относится к реалиям, которые в жизни этноса занимают видное место и вследствие этого получают, по словам Н.А. Илюхиной, богатую историко-культурную «ауру». Едва ли есть смысл специально останавливаться на том, насколько важны в жизни каждого человека создание семьи и межличностные отношения с близкими и дальними родственниками. Отметим, что для русского менталитета является традиционным метафорическое сопоставление России, Родины, земли, рек и т.п. с членами семьи (Волга-матушка, хлеб-батюшка, мать Россия). Сами носители языка входят в эту семью как сыновья, дочери, братья и сестры (сын Земли, дочь страны). Это происходит по той причине, что все слова, обозначающие родство, обладают очень яркими ассоциативными семами: мать – любящая, самая родная и любимая, не способная предать свое дитя; отец – заботящийся о материальном достатке семьи, защищающий членов своей семьи, глава семьи и т.п. Поэтому издревле в один ряд ставятся мать и родная земля: Тогда киевляне послали сказать Святославу: «Ты, князь, ищешь чужой земли и берешь ее, а до своей тебе и дела нет; нас чуть было не взяли печенеги: видно, тебе не жаль родной земли, ни матери-старухи, ни детей» [Соловьев 1989: 34]. Лексика родства относится к тем группам слов, на материале которых оттачивает свои исследовательские приемы не одно поколение ученых. Постоянное использование существительных со значением родства как базы для отработки все новых методик дает основание некоторым исследователям искать аналогии для роли этой лексической группы совсем в других сферах: по словам Т.П. Ломтева, «семантическое поле, выраженное терминами родства, стало полигоном, на котором испытываются разные методы анализа» (1964); по наблюдениям американского антрополингвиста A. Wallac, «с методической токи зрения, термины родства служат для исследователей – представителей антрополингвистики тем же, чем крысы, для исследователей в области экспериментальной психологии» (1965). Особый интерес исследователей к терминам родства, разумеется, не случаен, так как эта лексическая группа «является одной из важнейших в словарном фонде языка» (О.Н. Трубачев) и, добавим, одной из древнейших. Замечательно об этом сказал поэт: Костер из зверя выжег человека И сплавил кровью первую семью. И женщина – блюстительница пепла Из древней самки выявила лики Сестры и матери, Весталки и блудницы. … И человечество питалось И плодилось Пред оком грозного Взыскующего Бога. А в очаге отстаивались сплавы Из серебра, из золота, из бронзы: Гражданский долг, религия, семья (М. Волошин). Безусловно, метафора родства своего рода предсказуемая метафора. На поверхности лежит извечное противопоставление своего чужому. Но именно тем и живуча данная метафора, что отношения собственности, определение своего места в жизненном пространстве и определение своих и чужих будет вечно волновать человека. Поэтому, беря за анализируемый материал сферу-мишень, мы имеем уникальную возможность проследить «обратную связь» мышления. Кто в этом мире позаботится о нас, кто не предаст, на кого можно положиться? Что в этом мире мы помечаем как свой близкий круг, в каком пространстве нам живется комфортно, как происходит освоение этого пространства хотя бы ментально? При ответе на эти вопросы первым вербализатором станут термины родства, «опередить» которые смогут лишь, на наш взгляд, слова, обозначающие части человеческого тела. Это начало выхода человека в социум, налаживание человеком связи с окружающим миром: Олег сел княжить в Киев и сказал: «Это будет мать русским городам» [Соловьев 1989: 34]. Когнитивная метафора считается также одним из способов изучения ментальных процессов и постижения национального сознания. Метафора – это «своеобразный отпечаток истории, культуры народа, идеологии общества» [Илюхина 1998: 187]. Интерес к менталитету «вспыхнул» в общественном сознании в связи с перестроечными процессами в обществе. Хотя, надо признать, о специфичности загадочной «русской души», «русского национального характера» любили говорить всегда. Категория «менталитет» ведет свое происхождение от прилагательного mentalis, появившегося в 14 веке и обозначавшего в средневековой схоластике принадлежность разуму, рассудку, уму. Заслуга введения этой категории в научный обиход принадлежит французским ученым М. Блоку и Л.Февру. Особая заслуга в определении категории ментальности принадлежит исторической антропологии – направлению в международной историографии, возникшему в 60-70-е годы ХХ века. Под ментальностью изначально понимали «коллективную душу», коллективную «психею», включающую в себя ценностные установки, культурные формы, символы и мифы (Альфонс Дюпрон). В трудах выдающихся французских исследователей, таких, как Ж. Ле Гофф, эта категория находит свое развитие. Ментальность, по Ле Гоффу, - сфера воображаемого. Воображение же не воспроизводит, а пересоздает реальность, претворяет ее в образы, рожденные фантазией, вдохновением, поэтическим чувством. Источниками сведений о мире воображаемого служат, в первую очередь, произведения литературы и изобразительного искусства. Изучить мир воображаемого – значит проникнуть вглубь коллективного сознания общества. К сфере эмоций относит ментальность А. Буро - французский медиевист. Эмоции рассматриваются им как проявление коллективного начала, а идеи – как проявление начала индивидуального. Многие историки, отмечает Буро, в целях анализа коллективных эмоций «большинства» идут на некоторую подтасовку источников: выбирают источники, ориентированные на объединяющие людей моменты, обозначая их как коллективную ментальность. Эта мысль А. Буро удивительным образом переплетается с высказыванием Н.М. Карамзина, создателя «Истории государства Российского»: «И вымыслы нравятся; но для полного удовольствия должно обманывать себя и думать, что они истина» [Карамзин 1988: 32]. Однако, на наш взгляд, самым замечательным «открытием» для лингвистики является мысль М.Фуко о том, что инструментом освоения реальности является речь, речевая практика людей, в ходе которой не только осваивается, «обговаривается» мир, но и складываются правила этого обговаривания, правила самой речи, а значит и соответствующие ментальные конструкции. Ментальность, таким образом, превращается в своего рода «грамматику согласия». Об этом же, на наш взгляд, говорит и немецкий историограф Герд Телленбах: «Ментальность – это естественное, само собой разумеющееся, часто даже импульсивное поведение и реагирование; непроизвольный, мало подверженный воздействию сознания образ мышления. Это хорошо проявляется в идиомах, передаваемых из уст в уста, пословицах, топосах, когда об их происхождении и точном значении не задумываются, и когда они естественно, почти непроизвольно (выделено нами – Н.Б.), всплывают в подсознании» [см. об этом: Русакова 2000: 264]. Подчеркнутые нами слова в полной мере можно отнести к метафоре. Основатель отечественного историко-антропологического направления в философии А.Я. Гуревич определяет ментальность как «невольные послания» эпохи, «в них эпоха как бы помимо собственной воли «проговаривается» о самой себе, о своих секретах» [см. об этом: Русакова 2000: 288]. Возьмем на себя смелость перефразировать это высказывание на «лингвистический манер»: ментальность (и отражающая эту ментальность когнитивная метафора) – это «послания» скорее не эпох, а определенного народа, его языкового сознания. Исследователи когнитивной метафоры чаще всего за основной объект изучения берут определенную понятийную область. Мы же, предлагая исследовать регулярно возникающие концептообразы при использовании определенной концептосферы, преследуем (аналогично Н.А. Илюхиной) несколько иные цели: установить закрепленность ассоциативных связей за определенными денотативными сферами; выявить важные стороны национально-культурной специфики слова. Инструментом для решения обеих задач может послужить когнитивная метафора. Список литературы
Н.Л. Байдикова Москва, Россия КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ПРОБЛЕМАТИКИ Непрерывно развивающийся мир и человек находятся в тесном взаимодействии и взаимовлиянии. Человек активно преобразует окружающую действительность. Посредником между человеком и познаваемым миром выступает язык, который «создает возможности для упорядочения и систематизации в памяти множества знаний для построения характерной для каждого данного этнокультурного коллектива языковой картины мира» [Маслова 2005: 11]. Изучением вопросов кодирования, переработки, хранения и передачи информации занимается когнитивная лингвистика, получившая интенсивное развитие за последние несколько десятилетий в рамках современной антропоцентрической парадигмы. Когнитивная лингвистика открывает определенные перспективы в изучении языка в целом и его отдельных аспектов: «Подчеркивая особую значимость когнитивного подхода в лингвистике, мы хотели бы отметить, что он позволяет подойти по-новому не только к определению языка – он ставится в один ряд с такими когнитивными способностями, как восприятие, внимание, память и т. п., – но и рассмотреть в этом свете по-новому главные черты его устройства и организации, а следовательно, дать более адекватную интерпретацию составным частям системы языка и их соотношению» [Кубрякова 2007: 327 – 328]. Эта цитата Е. С. Кубряковой относится к лексике и грамматике, но вполне правомерно было бы утверждать, что когнитивное направление придает новый ракурс исследованию всех систем и явлений языка. Словообразование представляет собой один из языковых механизмов, обеспечивающих номинацию новых понятий и явлений действительности и их категоризацию, и поэтому не может быть обойдено вниманием когнитивной лингвистики. Для изучения словообразовательных процессов в контексте когнитивной теории требуется, прежде всего, уточнить сам термин «словообразование», который трактуется отечественными и зарубежными лингвистами весьма неоднозначно и противоречиво. Кроме того, по поводу отдельно взятых его значений также существуют расхождения во взглядах. Рассматривая словообразование как процесс образования новых слов, лингвисты единодушны в том, что в процессе словообразования используется языковой материал данного языка: «Словообразование – это образование слов, называемых производными и сложными, обычно на базе однокорневых слов по существующим в языке образцам и моделям с помощью аффиксации, словосложения, конверсии и других формальных средств» [Кубрякова 1998: 467]. «Словарь лингвистических терминов» определяет словообразование как «образование новых слов путем соединения друг с другом корневых и аффиксальных морфем, а также основ (баз) данного языка в разных комбинациях по определенным моделям, включающим правила чередования звуков, определяющим тот или иной характер соединения и т.п.» [Ахманова 1969: 424]. Другие вопросы, касающиеся сущности словообразовательного процесса, вызывают у языковедов разногласия, что отражается в отсутствии единства терминологии. В отечественной литературе среди терминов, обозначающих сам процесс образования слов в языке и речи, можно встретить такие, как «словообразование», «словопроизводство», «основообразование», «деривация», причем разные ученые вкладывают в них разное содержание. Лингвисты рассматривают взаимоотношение терминов «словообразование» и «словопроизводство» с трех позиций: как синонимичные понятия [Ахманова 1969: 424], объем значений термина «словообразование» превосходит объем значений понятия «словопроизводство» [Смирницкий 1998: 70] и наоборот [Торопцев 1980: 76]. В зарубежных исследованиях словообразовательные процессы обозначаются терминами “word-formation”, “word-building”, “derivation”, “compounding”, и отношения между ними также не отличаются упорядоченностью и единообразием. Р. Квирк и С. Гринбаум используют термины «словообразование» (“word-formation”) и «деривация» (“derivation”) как синонимы. Основными словообразовательными средствами они считают аффиксацию, конверсию и словосложение (“compounding”) [Quirk, Greenbaum 1975: 430]. Г. Марчанд разделяет этот подход к соотношению понятий «словообразование» и «деривация» [Marchand 1966: 2 – 3]. Авторы грамматики “The Cambridge Grammar of the English Language” рассматривают деривацию в более узком значении, как процесс присоединения аффиксов к основе слова. Наряду с деривацией, по их мнению, словосложение и конверсия составляют три основных способа словообразования в современном английском языке [Cambridge Grammar 2002: 1631]. Обозначение структурных элементов, принимающих участие в словообразовании, также не отличается единообразием в англоязычной научной литературе. Р. Квирк и С. Гринбаум называют термином “base” (базой, основой) форму слова, которая подверглась словообразовательному изменению, а термином “stem” (основой) – ту часть слова, которая остается после удаления всех аффиксов [Quirk, Greenbaum 1975: 430 – 431]. В отечественном языкознании эти структурные элементы слова обычно называются «производящей основой» и «корнем» соответственно. Р. Хадлстон и Дж. Пуллум выделяют в морфологической структуре слова два основных компонента: основу (“base”) и аффиксы (“affixes”). Понятие основы (“base”) в их трактовке – очень широкое, соответствующее русскоязычным терминам «корень», «производная основа», «производящая основа» [Cambridge Grammar 2002: 1624 – 1626]. М. Бергман выделяет в слове основу - “stem”, которая остается после удаления флексии, основу - “base”, от которой было образовано слово при помощи словообразовательных аффиксов, и корень - “root” – простейший конечный составляющий элемент слова [Bergman 1988: 18]. Таким образом, в англоязычной словообразовательной терминологии нет достаточно четкого разграничения структурных элементов слова, участвующих в словообразовательном процессе. Это объясняется тем, что в английском языке корневая морфема очень часто совпадает по своему звуковому составу с основой, а основа – с самостоятельным словом (если оно неизменяемо) или так называемой «основной формой» (если слово имеет несколько словоформ). Для словообразовательного анализа в русском языке, напротив, важно различать такие понятия, как «корень» и «основа», а последнюю подразделять на «производящую основу» и «производную основу». В русском языке, который принадлежит к языкам флективного типа, подавляющее большинство слов являются двухморфемными: они состоят из основы и словоизменительного аффикса. Итак, словообразовательная терминология в современном отечественном и зарубежном языкознании не отличается однозначностью и единообразием. Эта терминологическая неупорядоченность вызывается рядом причин. Во-первых, ученый вправе для своих конкретных исследовательских целей использовать многозначный термин в каком-либо из его значений, придавать ему новое значений или вводить новый термин. Во-вторых, термины, используемые для описания словообразовательных процессов в разных языках, отражают особенности морфологического строя этих языков. И в-третьих, разногласия в использовании и понимании словообразовательной терминологии могут объясняться социальными, когнитивными и прагматическими аспектами словопроизводства в данном языковом сообществе. Третья из перечисленных причин еще мало исследована. Словообразование достаточно изучено с точки зрения его механизмов, структурных элементов, типов и моделей. В последнее время внимание лингвистов привлекает также семантическая сторона словопроизводства. Однако познавательная природа этого процесса пока остается в тени. Большой потенциал для дальнейших исследований представляет когнитивный подход, в рамках которого словообразование следует рассматривать как познавательный процесс, в ходе которого с помощью ментальных операций на основе старых знаний происходит категоризация нового знания и появление новых слов в речи, языке и ментальном лексиконе. |
Похожие:
 | Использование и охрана лесов: проблемы реализации законодательства: Сборник статей /Под ред. Боголюбова С. А., Мининой Е. Л. ИзиСП,... |  | Использование и охрана лесов: проблемы реализации законодательства: Сборник статей /Под ред. Боголюбова С. А., Мининой Е. Л. ИзиСП,... |
| Сборник научных статей и докладов участников Поволжской научно-практической конференции. Самара, 12 13 ноября 2009 г. Самара:... | | Международная педагогическая дистанционная конференция «Педагогика и образование», сборник статей, часть 3, апрель 2017 г |
| С48 Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах: сб ст участников IV междунар науч конф.,... | | Автор, академик Петровской академии наук и искусств, член Союза писателей России, кандидат технических наук, доцент, полковник в... |
| Сборник состоит из статей и тезисов докладов участников конференции, состоявшейся 13–14 мая 2015 года на экономическом факультете... | | Сборник состоит из статей и тезисов докладов участников конференции, состоявшейся 13–14 мая 2015 года на экономическом факультете... |
| Сборник праворазъяснительных статей разработан во исполнение плана Главного управления Минюста России по Республике Крым и Севастополю... | | С современная поэзия: русская и зарубежная (сборник статей) / Под ред. А. В. Татаринова. Краснодар: zarlit, 2011 |