(ii) Применение в настоящем деле
154. Европейский Суд отмечает, что заявитель утверждал в судах страны, что его выдача подвергнет его реальной угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции. В своих обращениях по поводу статуса беженца и убежища он дополнительно ссылался, ясно и недвусмысленно, на опасение жестокого обращения. Власти Российской Федерации утверждали, что доводы заявителя были адекватно рассмотрены национальными судами и отклонены.
155. Европейский Суд напоминает, что если имело место разбирательство на уровне страны, в задачу Европейского Суда не входит подмена своими выводами оценки фактов, осуществлявшейся национальными судами, и, как правило, именно они должны оценивать представленные им доказательства (см., в частности, Постановление Большой Палаты от 24 марта 2011 г. по делу "Джулиани и Гаджо против Италии" (Giuliani and Gaggio v. Italy), жалоба N 23458/02, §§ 179 - 180). Однако это не влечет отмену обязанностей Европейского Суда и отказ от контроля результата использования внутренних средств правовой защиты, в противном случае права, гарантированные Конвенцией, лишились бы содержания (см. Постановление Европейского Суда от 29 октября 1992 г. по делу "Оупен дор" и "Даблин уэлл вумен" против Ирландии" (Open Door and Dublin Well Woman v. Ireland), § 69, Series A, N 246 A; и Постановление Большой Палаты по делу "Скордино против Италии" (Scordino v. Italy) (N 1), жалоба N 36813/97, § 192, ECHR 2006 V). В соответствии со статьей 19 Конвенции обязанностью Европейского Суда является обеспечение соблюдения обязательств государств, принявших Конвенцию.
156. Что касается выдачи или депортации, Европейский Суд напоминает, что в делах, где заявитель представляет мотивированные доводы, вызывающие сомнения в точности информации, которой руководствовалось государство-ответчик, Европейский Суд должен удостовериться в том, что оценка, произведенная властями государства-участника, адекватна и достаточно подтверждена внутригосударственными материалами, а также материалами из других надежных источников, таких, например, как другие государства, участвующие и не участвующие в Конвенции, органы ООН и авторитетные неправительственные организации (см. Постановление Европейского Суда от 11 января 2007 г. по делу "Салах Шеех против Нидерландов" (Salah Sheekh v. the Netherlands), жалоба N 1948/04, § 136; и Постановление Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу "Исмоилов и другие против Российской Федерации" (Ismoilov and Others v. Russia), жалоба N 2947/06 <1>, § 120). Соответственно, Европейский Суд вначале оценит, была ли претензия заявителя адекватным образом рассмотрена на уровне страны.
--------------------------------
<1> Опубликовано в специальном выпуске "Российская хроника Европейского Суда" N 2/2009.
(b) Национальное разбирательство
157. Заявитель не согласился с оценкой властями Российской Федерации национального разбирательства, утверждая, что его неоднократные и подробные объяснения по поводу угрозы жестокого обращения, которой он подвергся бы в Таджикистане, рассматривались судами формально, в отсутствие ответа по существу.
158. С учетом объяснений, которые заявитель давал судам страны в разбирательствах о выдаче и предоставлении убежища, Европейский Суд признает, что он последовательно затрагивал перед компетентными органами вопрос об угрозе обращения, противоречащего статье 3 Конвенции, выдвинув ряд конкретных и подробных доводов.
159. Что касается разбирательства о предоставлении убежища, решение, принятое 26 августа 2010 г. заместителем директора ФМС, уклонилось от рассмотрения вопроса о том, подвергнется ли заявитель в Таджикистане угрозе пытки или жестокого обращения. В этом решении в основном рассматривался другой вопрос: подвергнется ли заявитель преследованию в Таджикистане по политическим или религиозным мотивам. ФМС дала отрицательный ответ, отметив в то же время, что наличие опасения по поводу пытки или жестокого обращения может являться основанием для предоставления заявителю временного убежища в России. Суды, признав решение ФМС убедительным, поддержали его во всех пунктах в отсутствие дополнительного рассмотрения вопроса о наличии какой-либо угрозы для (см. § 29 настоящего Постановления).
160. Что касается разбирательства о выдаче, Европейский Суд отмечает, что Московский городской суд принял к сведению довод заявителя об угрозе жестокого обращения и рассмотрел его, хотя и очень кратко, в решении от 29 октября 2010 г. Он также приобщил к делу объяснения заявителя, содержавшие постановления Европейского Суда по сходным делам, заключение эксперта и различные доклады о ситуации с правами человека в Таджикистане (см. § 22 настоящего Постановления).
161. Тем не менее городской суд не воспользовался этими материалами и отклонил самым поверхностным и даже небрежным образом все доводы, выдвинутые заявителем. Суд нашел эти доводы необоснованными, квалифицировал их как "предположения", которые "никоим образом не подкрепляются" и "полностью опровергаются", в частности, письменными гарантиями, представленными заместителем генерального прокурора Республики Таджикистан (см. § 23 настоящего Постановления). Общие выражения, использованные городским судом для опровержения претензий заявителя, не допускали удовлетворительной оценки его личных обстоятельств и угрозы его безопасности в свете требований Конвенции. Вместо этого городской суд предпринял формальное перечисление обвинений, выдвинутых против заявителя в Таджикистане, тем самым, уклонившись от разрешения одного из важнейших аспектов дела (см. с необходимыми изменениями Постановление Европейского Суда от 24 апреля 2008 г. по делу "C.G. и другие против Болгарии" (C.G. and Others v. Bulgaria), жалоба N 1365/07, § 47). Европейский Суд находит особенно удивительным в этом контексте, что городской суд также оставил без внимания возражение заявителя против ряда обвинений, затрагивавших деятельность в 1992 году, которая не могла ему вменяться в силу его весьма юного возраста в период, относящийся к обстоятельствам дела (см. §§ 20 и 23 настоящего Постановления).
162. Что касается обширных ссылок на прецедентную практику Европейского Суда, касавшуюся недавних примеров выдачи из России в Таджикистан, они были отклонены городским судом как не имеющие отношения к делу на том основании, что четыре постановления, на которые ссылались заявитель и эксперт, относились "к другим лицам, а не к заявителю" (см. §§ 22 - 23 настоящего Постановления). Придя к этому заключению, городской суд не пытался выявить возможные параллели между четырьмя делами, упомянутыми защитой, и ситуацией заявителя, не говоря уже об общих принципах, установленных в этих постановлениях, в целях применения конвенционных требований к настоящему делу.
163. Вышеупомянутые недостатки рассмотрения городским судом требований заявителя усугублялись необъяснимым и безусловным доверием к гарантиям, представленным прокуратурой Таджикистана. Городской суд с готовностью принял эти заверения как твердую гарантию против угрозы жестокого обращения с заявителем после его выдачи. Несмотря на то что заявитель и эксперт подчеркивали сомнительную ценность этих заверений и, в частности, невозможность проверки их исполнения, городской суд не рассматривал этот вопрос в своем решении, использовав заверения как окончательный довод в пользу оставления без изменения решения о выдаче заявителя. Общее доверие городского суда к гарантиям таджикских властей расходилось с обязанностью проверки того, составляют ли эти заверения в их практическом применении достаточную гарантию того, что заявитель будет защищен от угрозы обращения, запрещенного Конвенцией (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 148).
164. Наконец, Европейский Суд нашел, что Решение Верховного Суда России от 9 декабря 2010 г. не устранило вышеупомянутые недостатки при рассмотрении жалобы (см. § 24 настоящего Постановления).
165. С учетом вышеизложенного Европейский Суд находит, что национальные власти не обеспечили независимый и тщательный анализ утверждения заявителя о наличии существенных оснований опасаться реальной угрозы противоречащего статье 3 Конвенции обращения на родине (см. Постановление Большой Палаты от 13 декабря 2012 г. по делу "Ди Соза Рибейру против Франции" (De Souza Ribeiro v. France), жалоба N 22689/07, § 82). Хотя последующее решение ФМС о предоставлении заявителю временного убежища (см. §§ 31 и 96 - 97 настоящего Постановления) могло в какой-то степени устранить последствия оспариваемых решений об оставлении без изменения решения о выдаче заявителя, Европейский Суд не находит нужным строить предположения по этому вопросу, поскольку последние события лишили выгоды временную защитную меру, принятую ФМС в интересах заявителя. Власти Российской Федерации не выразили иного мнения по последнему пункту (см. §§ 142 - 143 и 146 настоящего Постановления).
(c) Оценка Европейским Судом угрозы для заявителя
166. Таким образом, Европейский Суд должен провести собственную проверку на основании представленных фактов по поводу того, подвергнет ли заявителя его возвращение в Таджикистан обращению, противоречащему статье 3 Конвенции.
167. Европейский Суд, прежде всего, отмечает наличие нескольких национальных и международных докладов, которые на протяжении последних нескольких лет последовательно сообщали о распространенном систематическом использовании пытки правоохранительными органами Таджикистана и безнаказанности должностных лиц государства. Он уже рассматривал в нескольких делах ситуации выдачи или принудительного возвращения заявителей в эту страну и отметил, что они вызывают серьезную озабоченность (см. упоминавшиеся выше Постановление Европейского Суда по делу "Ходжаев против Российской Федерации", § 97; Постановление Европейского Суда по делу "Гафоров против Российской Федерации", §§ 130 - 131; Постановление Европейского Суда по делу "Хайдаров против Российской Федерации", § 104; и Постановление Европейского Суда по делу "Искандаров против Российской Федерации", § 129). Во всех этих делах, разрешенных Европейским Судом в 2010 году, он заключил, что в период, относящийся к обстоятельствам дела, заявители столкнулись с серьезной угрозой пытки или жестокого обращения в связи с обвинениями по поводу их политических или религиозных взглядов или деятельности в Таджикистане.
168. Рассмотрев материалы, представленные ему в настоящем деле или полученные иным образом, Европейский Суд не усматривает значимых элементов, которые устраняли бы эту серьезную озабоченность на настоящей стадии. Ничто не свидетельствует о том, что ситуация в Таджикистане за последние два года радикально улучшилась. Напротив, последние доклады, датируемые 2011 и 2012 годами, продолжают указывать на сохранение практики пытки и иного жестокого обращения со стороны сотрудников правоохранительных органов (см. §§ 104 - 107 настоящего Постановления). Угроза пытки, по-видимому, тем более усиливается за счет практики содержания лиц в одиночном заключении до формального возбуждения уголовного дела, и по-прежнему сообщается, что признания, полученные под давлением, используются в качестве доказательств в суде (там же). Европейский Суд находит, что объяснения государства-ответчика не опровергают эти недавние доклады или иным образом не свидетельствуют об ощутимом улучшении ситуации в Таджикистане. В то же время он отмечает, что решение, вынесенное заместителем директора ФМС 26 августа 2010 г., признало наличие громкой международной критики применения пытки и безнаказанности ответственных работников Таджикистана, не указывая на серьезные улучшения в этой части (см. § 27 настоящего Постановления).
169. Однако Европейский Суд уже указывал ранее, что ссылка на общую проблему с соблюдением прав человека в конкретной стране сама по себе не может служить основанием для отказа в выдаче за исключением крайних случаев. Конкретные утверждения заявителя по конкретному делу требуют подкрепления другими доказательствами со ссылкой на индивидуальные обстоятельства, обосновывающие опасения жестокого обращения. Они должны быть оценены Европейским Судом при необходимости с учетом информации, которая получена после принудительного возвращения заявителя в Таджикистан.
170. Обращаясь к личной ситуации заявителя, власти Российской Федерации утверждали, что он не подвергался угрозе жестокого обращения, поскольку обвинялся в общеуголовных преступлениях и не преследовался по каким-либо политическим мотивам. Однако Европейский Суд отмечает, что одно из основных обвинений против заявителя прямо связывалось с его причастностью к "преступному сообществу" и позднее к ИДУ, которое таджикская прокуратура квалифицировала как "преступную вооруженную группу". Российские власти прямо признавали, что ИДУ защищает "радикальный ислам" и что таджикские власти пытались ограничить его влияние (см. § 27 настоящего Постановления). Поэтому Европейский Суд не может согласиться с мнением властей Российской Федерации о том, что предполагаемая причастность заявителя к ИДУ являлась уголовным обвинением, не связанным с его религиозной или политической деятельностью.
171. Европейский Суд также отмечает в этой связи, что заявитель бежал из Таджикистана вскоре после предполагаемого жестокого обращения и смерти под стражей его религиозного наставника Маруфова (см. § 12 настоящего Постановления). Об этих событиях сообщала также авторитетная международная неправительственная организация (см. § 102 настоящего Постановления), и эта информация не была опровергнута в Европейском Суде. Эти обстоятельства подкрепляют опасение заявителя по поводу того, что уголовное дело против него связано с его религиозной деятельностью и взглядами. То, что заявитель был признан имеющим право на международную защиту в соответствии с мандатом УВКБ, и ему было впоследствии предоставлено временное убежище в России, также подтверждает реальность угрозы, которой он подвергался на родине (см. §§ 30 - 31 настоящего Постановления).
172. Кроме того, не оспаривалось, что деятельность ИДУ запрещена законодательством Таджикистана и что таджикские власти считают ее террористической организацией. Следовательно, предполагаемая причастность заявителя к ИДУ и соответствующие уголовные обвинения против него неизбежно порождают, по мнению Европейского Суда, важный вопрос национальной безопасности. С этой точки зрения положение заявителя напоминает ситуацию, рассмотренную Европейским Судом в деле "Гафоров против Российской Федерации" (упоминавшемся выше, §§ 132 - 133). Европейский Суд не разделяет позицию городского суда, который нашел вышеупомянутое Постановление несущественным для оценки личной ситуации заявителя в настоящем деле. По мнению Европейского Суда, преследование заявителя за его причастность к ИДУ с точки зрения запугивания нетрадиционных религиозных групп таджикскими властями повышало угрозу жестокого обращения под стражей с целью принуждения к признанию в связи с его религиозной деятельностью.
173. С учетом вышеизложенных факторов Европейский Суд находит, что личные обстоятельства заявителя, усугубленные общей ситуацией в сфере прав человека в запрашивающем государстве, создавали достаточную основу для предположения о реальной угрозе жестокого обращения с ним в Таджикистане.
174. В отличие от властей Российской Федерации, Европейский Суд не находит, что угроза, которой заявитель подвергался в Таджикистане, могла быть уменьшена дипломатическими заверениями, которые таджикские власти представили Российской Федерации. Заверения были неопределенными и не содержали гарантии того, что они будут применяться на практике (см. упоминавшееся выше Постановление Большой Палаты по делу "Саади против Италии", § 148). Таким образом, они не могли каким-либо образом повлиять на угрозу жестокого обращения с заявителем в принимающем государстве (см. противоположный пример в упоминавшемся выше Постановлении Европейского Суда по делу "Отман (Абу Катада) против Соединенного Королевства", § 207; и Решении Европейского Суда от 17 февраля 2009 г. по делу "Гасаев против Испании" (Gasayev v. Spain), жалоба N 48514/06). Действительно, эти заверения оказались полностью недостоверными, если учесть последующее обращение таджикских властей с заявителем в контексте его принудительного перемещения в эту страну, в обход всех правовых процедур, включая предварительные меры, указанные Европейским Судом.
|
