Верстаков От "Правды"
Скачать 3.48 Mb.
|
Глава 21. ДЕЛО БЫЛО В ОСТАНКИНОВ этой главе хочу рассказать о своих - и не только своих - мытарствах на телевидении. Но сначала попытаюсь вырваться из 1986-го, когда политические перемены совпали с внутригазетными и, объединившись, привели к жизненной неустойчивости - тоже не только моей. Об этом есть несколько записей в дневнике: 30 апреля 1986. "Когда шел сегодня на службу, думал (точнее - чувствовал), что надо заполнять чем-то жизнь. Повседневное, всепоглощающее творчество, отрицающее значимость всех прочих явлений жизни, - не для меня. А проще, что чувствовалось: нужно занимать себя и телевидением, и стихами, и песнями, и поворотами быта (Русь, деревня, природа, моря, заграница...). Любить многих женщин в мою полноту жизни не входит. Любоваться ими, знать (иметь возможности), что доступны, - этого пока абсолютно хватает. Влюбленность женщин дает куда более сложное и возбуждающее удовольствие, чем ограниченное явление физической близости с ними. Ну их совсем. И еще было чувство-мысль: нельзя стать счастливым завтра, если несчастлив сегодня. Счастье приходит к счастливым. Нужно научиться быть счастливым всегда и не откладывать это состояние на потом. Для этого - шире смотреть на счастье: да, оно то в результате, то в процессе, то даже в паузе, когда ты просто восстанавливаешься". 28 мая 1986. "Только что звонил Проханов. Нет, он очень неглуп. Просится в Чернобыль. Свел его с Губаревым. Ежели честно, я в Чернобыль не хочу. Пытаюсь понять, почему - и не понимаю. Война, порожденная глупостью, - все же война. А беда, порожденная глупостью и развивающаяся из-за идиотизма... Воспевать героизм вокруг такой беды не хочу. Здесь нужны резкие обвинения и акценты (а их опубликовать не дадут). И все же... Или - из-за моей почти животной ненависти к Горбачеву?.." 30 июня 1986. "Позвонил Юра Беличенко: умер Шленский. Они (группа писателей) возвращались из Афганистана. Шленский еще в самолете почувствовал себя плохо, но поехал куда-то на Волгу. Теперь известие, что умер, подробностей нет. Да, не любил я этого парня. Вовка (брат), по моим сведениям, вообще с ним в ЦДЛ подрался. Но это больше литературно-групповая неприязнь, чем личная. Выступал как-то с ним и Щупловым на авиационном заводе. …Отравление? По срокам - напоминает случай с Каверзневым". 9 сентября 1986. "Первый день после отпуска. Состояние ошеломленности неизвестно чем. До сих пор не понимаю материала, который сегодня печатаем по отделу. Начиная с заголовка, не понимаю: "Небо кончается на земле". Текста не понимаю еще больше. Где-то по дороге из главлита в отдел проверки - меньше десяти метров - потерял визу ВЦ (военная цензура). Так и не смог отыскать!" Далее в дневнике следует несколько записей именно про телевидение, но к ним вернусь позже, - сначала расскажу предысторию. Работать на ТВ я начал почти одновременно с приходом в "Правду", и виноват в этом тоже Гайдар. Был конец 1977-го, приближалось шестидесятилетие Советской Армии и Военно-Морского Флота, и Центральное телевидение решило отметиться выпуском телефильмов о видах Вооруженных Сил. Сценарий фильма о ВМФ написал Тимур, съемки закончились поздней осенью, пора было приступать к монтажу и озвучиванию, но Гайдар приболел, а затем уехал в срочную газетную командировку, - и поручил это дело мне. В ту пору достраивался новый телекорпус в Останкино (напротив тоже еще не старого главного); несколько аппаратных залов и монтажных комнат были уже оборудованы и работали, хотя в коридорах продолжали бесчинствовать маляры. Еще на улице удивился невзрачности центрального входа, а внутри поразился обилию и размерам никому не нужных, а поэтому и закрытых тыловых дверей. Телевизионщики уверяли, что строители поставили корпус неправильно: перепутали тыл и фасад. Конечно, я не поверил, но со временем убедился, что там, где замешано телевидение, - возможно все. Фильм о флоте был еще в стадии монтажа, но, узнав об отсутствии Гайдара, теленачальство почему-то разволновалось и потребовало немедленно предоставить закадровый авторский текст. Оставленный Тимуром черновой вариант был категорически отклонен как "неправильный по тональности", я написал другой - всего-то пяток страниц, его тоже не приняли, я написал третий - с прежним отрицательным результатом. При этом монтаж сказочно быстро был завершен, теленачальники объявили, что фильм нужно срочно сдавать высшему руководству и они "вынуждены поручить закадровый текст более опытным авторам". Приехавший из командировки Гайдар ничего изменить не смог, я чувствовал себя полной бездарностью и виновником неудачи, но Тимур, хоть и был расстроен, меня не винил: по его словам, подобный трюк телевизионщики совершали с большинством сценаристов со стороны. Дело в том, что, обладая подробным сценарием, снятым материалом, да еще и вариантом текста, написать другой закадровый текст - сущая ерунда. Для этого привлекались "свои" авторы, которые щедро делились полученным гонораром с теленачальством. А гонорары за примерно двадцатистраничный сценарий и пятистраничный текст были почти одинаковы. Впрочем, подобный прием - судя по известным мне фактам, да и по личному опыту - применялся в основном на "Творческом телеобъединении "Экран", где и производились полноценные, но, увы, не полнооплачиваемые документальные фильмы. Гонорары за сценарии и закадровый текст обычных передач и программ были в десятки раз ниже, однако выплачивались исправно. За участие в съемках - то есть за личное присутствие в кадре - платили далеко не всегда: дескать, другие только мечтают, а ты бесплатно на экране красуешься. Сильно подозреваю, что и эти, пусть относительно небольшие гонорары порой уходили налево. В начале восьмидесятых уже знакомые начальники с "Экрана" попросили срочно написать сценарий полнометражного документального фильма о Севастополе. Полнометражным в теледокументалистике считался фильм в пять частей, и получить за него при удачном стечении обстоятельств можно был тысячи четыре: две с лишним тысячи рублей за сценарий и почти две – за авторский текст. Деньги тогда, после рождения второго ребенка, мне были очень нужны, и я согласился. Дальнейшие события до мелочей напоминали историю с гайдаровским фильмом: прием фильма (а на приеме текст читали вслух, не с экрана) долго откладывался, а затем, когда я уехал в газетную командировку, был проведен немедленно и с предсказуемым итогом: текст не понравился, его перепоручили "своему" автору. Кстати, в моем случае - позже я уточнил, что и во многих других, - "своим" оказался замечательный бард, но при этом штатный сотрудник "Экрана" Юрий Визбор, которого я не виню, но все-таки не понимаю. Третья попытка честной работы с "Экраном" тоже не удалась. Не стал бы ее вообще затевать, но теленачальники предложили слишком родную тему - о лошадях в современной армии, дали талантливого и умного режиссера Виталия Тарасенко и поклялись, что "химичить" с текстом не будут. Снятый и смонтированный фильм все равно долго не принимали, про написанный текст говорили уклончиво, и я сделал официальное заявление, что больше в их воровском "Экране" не появлюсь. Все эти скучные телеистории вспоминаю лишь для сравнения. В "Правде" подобного не бывало и быть, мне кажется, не могло. Все "разметки" - то есть обозначение на свежевышедшем номере суммы гонораров - производились редакторами по отделам, корректировались (всегда в сторону уменьшения) ответственным секретарем и подразумевали безусловное авторство человека, фамилия которого стояла под материалом, даже если текст был от слова до слова написан газетным сотрудником. Каюсь: однажды я захотел внести в это дело живую струю. Упомянутые в позапрошлой главе беседы полководцев по случаю воинских праздников писали, конечно, не полководцы, а их затурканные помощники, и я предложил размечать гонорары именно им. Гайдар согласился, но перепугались сами помощники: оказывается, большинство их начальников гонорарами "Правды" не брезговали и даже заранее интересовались, какая примерно ожидается сумма. Но и помощники были не ангелы. Не могу позабыть горькую историю с прекрасным военным писателем, моим старшим другом Иваном Падериным. Помимо своего честного творчества, Иван Григорьевич писал и книги Маршала Советского Союза В.И.Чуйкова, не получая за это ни копейки. Книги неоднократно переиздавались массовыми тиражами, и однажды Падерин, будучи в аховых финансовых обстоятельствах, обратился к Маршалу через помощника (адъютанта Чуйкова как Генерального инспектора ВС СССР) с просьбой выплатить ему на этот раз хотя бы часть гонорара. Не уверен, что просьба до престарелого Чуйкова дошла, но в военной печати появились сразу несколько статей за подписью адъютанта, в которых израненный фронтовик-сталинградец Падерин обвинялся в подтасовке своей боевой биографии и даже в присвоении солдатского ордена. Вранье было очевидным, однако формально недоказуемым, тем более что косвенно подкреплялось авторитетом Чуйкова. Иван Григорьевич не сдался, но физически резко сдал, и через несколько месяцев умер. Перед смертью мы случайно встретились в Союзе писателей, он схватил меня за руку и со слезами в голосе и на глазах сказал: - Витя, не верь. Это они из-за денег. Не верь, Витя… Не верю, Иван Григорьевич. И раньше не верил, а теперь, когда подобные люди ради денег угробили СССР и продолжают гробить Россию, не верю тем более. Вернусь к телевидению. Насмотрелся на него со всех сторон, поскольку помимо программы "Служу Советскому Союзу!", где я нередко делал сценарии передач и затем их вел, доводилось работать для многих программ: "Мир и молодежь", "Поиск", "Литературный альманах", "Добрый вечер, Москва", "Семья и школа"… Редакция последней располагалась не в суетливом Останкино, а на Шаболовке 37, где люди были доброжелательнее и спокойнее. Но однажды привел их - да и себя - в большое волнение. Для передачи о физическом воспитании детей срочно требовался сюжет про закалку, я посоветовался со своим другом Володей Мартыновым, снимавшим именно детские фильмы и эпизоды для "Ералаша", он вспомнил своих соседей, которые всю зиму купаются сами и окунают в прорубь своих малолетних детей. День спустя мне дали съемочную группу, и мы приехали на некий пруд в районе Ярославского шоссе. Родители и детишки - пяти и семи лет - явились вовремя, но женщина-режиссер, глядя на них, заплакала и потребовала съемку отменить: на улице было тридцать градусов холода. Мне показалось, что дети расстроились, я поговорил с родителями и приказал начать съемку. Оператор тоже захныкал: дескать, и детишек жалко, и камера (снимали на кинопленку) может не выдержать холода. Пришлось вспомнить военные навыки и перейти на "командирский голос". Режиссерша рыдала, оператор скулил, а детишки вслед за родителями храбро бросились в полынью… К счастью, дети после съемок не разболелись, простуда съемочной группы не в счет, но я стал замечать, что в коридорах и кабинетах Шаболовки некоторые люди глядят на меня с тихим ужасом. Кстати, простудобоязнь была на телевидении маниакальной, особенно у студийных дикторов и так называемых "говорящих голов". Помню совместные командировки с крепкими мужиками из военной редакции: они даже в поезде обматывали горло шарфами, а водку пили из термосов. При этом на съемках все равно чихали, кашляли и хрипели. Достойны высокого удивления были и технические сотрудники съемочных групп: звукооператоры, ассистенты, осветители. Куда с ними ни едешь, в какой захудалой или роскошной гостинице ни остановишься, у них сразу объявлялись почитатели и поклонницы, накрывали им в буфете или ресторане стол, и очень скоро оттуда слышалось пьяное хвастовство про тяжелую и прекрасную телевизионную жизнь. Так что нам – редактору, режиссеру, "говорящей голове" - приходилось наутро сбивать со своих технарей не только хмель, но и вчерашнюю застольную спесь. 27 ноября 1986. "Про ТВ. Повидал почти всех из военной редакции. Хорошо относятся - заинтересованно то есть. Заходил Дима Зенюк. Обнялись. Он, оказывается, стал главрежем Московской редакции. Договорились в перспективе посотрудничать (если перейду в "Правде" в отдел информации, буду занят и Москвой). Встреча с певцом-композитором Муромовым. Очень интересный парень. Поговорили энергично и откровенно. Взошли на 12-й, в молодежную редакцию. Нейтрально-сумрачный Масляков и наивно-надменный некто Мукусев. Последний делает док. фильм об Афганистане, где центральный мотив - моя (на музыку и в исполнении Муромова) "Пустыня". Муромов поставил на студийный магнитофон пленочку; хорошая песня получилась, ни строки не отбросил, всё в тексте понял, правильно акцентировал. В бухгалтерии перехватил Лева Быковских, озабоченно сообщил, что начальство согласно взять меня на ТВ политическим обозревателем по военным вопросам. 500 р., независимость - прикомандирован от ЦК, а не в штате ТВ, работа только на себя, неограниченная возможность делать фильмы. Я начал отговариваться, Лева завелся, потащил меня к Бруеву - главреду главредакции пропаганды. Тот переходил с просмотра на просмотр, не заходя в кабинет. Через час я психанул и уехал. Ольга просияла, когда я ей рассказал, Студеникин тоже. Но они не знают суматошной непрофессиональности всех телевизионщиков, а я знаю. Для карьеры было бы хорошо, даже в случае скорой неудачи: переходить куда-нибудь с политобозревателя выгоднее, чем отсюда. Для литературы - плохо: засосет суета и доступность немалых денег". В "Правде" меня за пристрастие к телевидению не ругали. Да я и не был в этом деле ни исключением, ни рекордсменом. Заместитель редактора по отделу литературы и искусства Г.Капралов несколько лет вел популярную тогда "Кинопанораму", наш политобозреватель В.Овчинников частенько вел панораму международную, В.Губарев из отдела науки делал передачи и телефильмы про космос, а потом про Чернобыль… Перечень можно легко продолжить, но пел и читал стихи на ТВ я один. Началось это еще до "Правды" и продолжилось после нее, так что к теме книги прямого отношения не имеет. Ограничусь упоминанием финального эпизода: съемкой в конце восьмидесятых музыкального фильма "Офицерский романс" с двумя десятками моих авторских песен в закадровом исполнении. Телевидение к тому времени мне решительно надоело, а пуще того надоело лицезреть свои невольные ужимки на телеэкране, и я в ответ на лестное предложение снять такой фильм, поступившее от главного редактора Главной редакции литературно-драматических программ Центрального телевидения С.Рыбаса (писателя и недавнего сотрудника издательства "Молодая гвардия", о чем еще расскажу), ответил согласием, но с твердым условием, что сам на экране маячить не буду. Фильм планировался невероятно большой - дольше часа, и режиссеру Ю.Крючкову не удалось найти в достаточном количестве подходящих архивных кадров. Поскольку до телевидения он работал в художественном кино, то решил несколько песен проиллюстрировать игровыми, специально снятыми эпизодами. Один из них был про Нюрку – ту собаку и ту песню, о которых я рассказал пять глав назад ("Голая правда"). Тогда, если помните, я винился, что неизбежно вру в устном вступлении к песне. Но после выхода "Офицерского романса" на экран Центрального телевидения песня обрела и устное послесловие, - причем абсолютно правдивое. Это послесловие обычно использую для перехода к другим песням; надеюсь, оно сгодится и для перехода к следующей главе. Итак, вот какие примерно слова приходится говорить, чтобы отвлечь слушателей от переживаний за афганскую Нюрку (информацию про телефильм вы уже знаете, так что ее опускаю): "…Снимали эпизод под Москвой, в питомнике служебного собаководства "Красная Звезда". Снимали на кинопленку, это сложно, да и эпизод не простой: солдатик-вожатый идет сквозь дым и огонь, ведет на поводке саперную собаку, которая цепляется за растяжку, мина взрывается прямо перед ее мордой, оба - солдат и собака - падают, затем собака должна подползти, лизнуть вожатого в физиономию и, так сказать, умереть - лечь неподвижно. Режиссер опытный, я тоже на съемках не первый раз, мы понимаем, что одним дублем тут не отделаешься: нужен дым, нужен огонь, нужен правильный и своевременный взрыв, да еще, как обычно, свет будет не тот, пленка замнется и прочее, прочее. А для нескольких дублей необходимо и несколько собак: любое животное в такой обстановке через десяток минут дуреет. В общем, попросили командира учебно-дрессировочной роты выделить нам трех похожих собачек. Он отмахнулся: - Я вам дам одну, но такую, что вы сами все свалитесь, а она будет работать. Мы, конечно, обиделись: дескать, вы не понимаете нашей специфики, это серьезное кино, а не строевой смотр на плацу. Капитан опять отмахнулся: - Зато я разбираюсь в собаках. И обратился к проходившему мимо солдату: - Эй, боец, позови сюда Альму с вожатым! Альма оказалась обычной, невеликого роста овчаркой, вожатый был тоже нефигуристый, в довольно замызганной форме, - впрочем, для съемок это как раз подходило. На задворках питомника стоял пригодный для декорации искалеченный БТР, облили его и землю вокруг напалмом, закопали взрывное устройство, зажгли дымовую шашку, потом - напалм. Команда: "Мотор!", снимаем. Вроде почти получается: собака храбро идет сквозь огонь, затем, когда гремит взрыв, удивленно оглядывается, вожатый орет: "Вались!" - и Альма падает на бок. Солдат тоже падает и лежа кричит: "Ползи!" - Альма подползает к нему. Следующая команда меня удивила: "Целуй!" - и собака с удовольствием лизнула вожатого в чумазую физиономию. Последняя команда оказалась грустной: "Умри!" - овчарка откинула морду и затихла на добрый десяток секунд. Всё бы неплохо, но с дымом переборщили, взрыв поднял слишком много земли, да и пленку, конечно, заело… Начиная с третьего дубля, боец командовать перестал: валился туда, куда поудобней, и отдыхал, - Альма самостоятельно и с явной охотой падала после взрыва, подползала к хозяину, целовала и умирала. Выждав достойную неподвижную паузу, взглядывала на режиссера и трусцой возвращалась на исходный рубеж…" На телевидении, даже советском, было многовато вранья, но этот рассказ про Нюрку-Альму - чистая правда. Жалко, что в девяностых годах новые телевласти оригинал "Офицерского романса" уничтожили, а копии размагнитили: нормальным собакам и людям на демократическом телевидении места нет. |
Похожие:
 | Место нахождения общества: 125040, г. Москва, ул. Правды, д. 26, 4 этаж, помещение XXII, комната 67А | | Мировой судья судебного участка №5 Гагаринского судебного района города Севастополя Гонтарь А. В. (299014, г. Севастополь, ул. Правды,... |
| Iii. Уголовное преследование главного редактора газеты «Право-защита», сопредседателя «Общества Российско-Чеченской дружбы» С. М.... | | Его мучают головные боли, слышатся голоса, а сам он собирает на улице старые пуговицы, уверяя всех, что на самом деле занят поиском... |
| Общественная атмосфера, которая была порождена попытками обуздать, стереть историческую память народа, ярко передана в поэме А. Твардовского... | | Мне думается, что раздумье над прошлым, оценка его по совести, безбоязненное приятие исторической правды сейчас особенно необходимы... |
 | РФ, 127015, г. Москва, ул. Правды, д. 23, почтовый адрес: рф, 127137, г. Москва, а/я 54, контактный телефон: 8 (495) 787-44-83, электронная... | | Беларусь, город Минск, гражданство: Республика Беларусь, пол: Женский, паспорт мк 000000, выданный Октябрьским рувд г. Минска, дата... |