Верстаков От "Правды"
Скачать 3.48 Mb.
|
Глава 16. ГОЛАЯ ПРАВДАНет, эта глава еще не о женщинах, не о редакционных романах, хотя начну все-таки с них. Кстати, тему служебной любви в советские времена считаю не столько игривой, сколько трагической. Вместо подобающих рассуждений приведу картинку-воспоминание. Шел я однажды от Савеловского вокзала мимо журнального корпуса нашего издательства, и вдруг из какого-то высокого окна вылетело, как мне показалось, махающее рукавами пальто, весомо и глухо ударилось в крышу припаркованной "Волги", перевалилось на землю. Из подъезда выбежал милиционер-вахтер, затем кто-то еще и еще, образовалась растерянная толпа, в которую я не полез, - озадаченно двинулся дальше, в свою газету. Рассказал странный случай сидевшим в редакторском предбаннике секретаршам Вале и Вере, они схватились за телефоны, и очень скоро пришлось их отпаивать коньяком, пока они, рыдая, излагали мне суть происшествия. В своем пересказе, поскольку история деликатная и срока давности не имеет, обойдусь без имен. А суть такова. Из окна на моих глазах выпрыгнул главный редактор одного из наших журналов. До самоубийства его довели, разумеется, женщины-сослуживцы. Прежняя любовница узнала, что он завел себе новую, они выяснили отношения между собой и ринулись в его кабинет. Редактор успел закрыться, но разгневанные женщины из приемной не уходили, тогда он открыл окно, придвинул длинный редакторский стол, разбежался и выпрыгнул. В "Правде"-газете подобного на моей памяти не было, но страсти кипели тоже нешуточные. Один из главных начальников дольше десяти лет любил секретаршу, которую в этой книге я назвал Зиной, пытался уходить из семьи, но в конце концов образумился, переключился на безопасные романы с молодыми редакционными девицами. Другие начальники вели себя более скрытно, в редакции не засвечивались, а романы на стороне газетную общественность не интересовали. Впрочем, знаю, что даже самые скрытные время от времени пытались приставать к юным редакционным красоткам, и отнюдь не только словесно, но об этом чуть позже, в другой главе. Сейчас речь о голой газетной правде как таковой. Была ли правдивой советская журналистика вообще и "Правда" в частности? Понятно, что полной правдивости не существует, но все-таки… Постоянно и безбожно мы врали только в одном направлении, о чем даже существовал анекдот: дескать, все люди обладают пятью чувствами, а советский человек – еще и шестым - чувством глубокого внутреннего удовлетворения. В своем журналистском кругу мы называли подобное вранье "одобрямсом": "Горячо одобряя решения партии..." и так далее. Содержание подобных абзацев и целых статей можно было выразить коротко, например: "Да здравствует и не допустим!", что впервые сформулировал критик Борис Леонов, работавший пусть не в нашей газете, но в нашем издательстве - в "Огоньке". Да, газетные славословия порой граничили со словоблудием, но голым, в чистом виде враньем все-таки не были: мало ли кто и от чего испытывает внутреннее удовлетворение, в человека глубоко не заглянешь. В описании же конкретных событий и проблем, в так называемой "фактуре" правдистам врать запрещалось. Однако и добытые документы спасали не всегда и не всех. Знаменательным и знаменитым в советской партийной журналистике стало многолетнее "узбекское дело". Началось оно еще до моего прихода в "Правду", когда наш собкор по Узбекистану Н.Гладков опубликовал серию статей о непорядках во властных верхах этой республики - взяточничестве, протекционизме, коррупции и т.д. Николай Федорович, человек скромный и честный, недоучел степень личной близости Первого секретаря ЦК компартии Узбекистана Шарафа Рашидова к Брежневу, при которой цифры, документы и всякая другая голая правда уже не имели значения. Рашидов - кстати, считавший себя прежде всего писателем и поэтом, - эмоционально нажаловался генсеку, а нашего собкора объявил "врагом узбекского народа". Тогдашний главный редактор "Правды" М.Зимянин попробовал Гладкова защитить, его даже оставили в газете и на собкорстве, но помню, каким тихим, погасшим выглядел Николай Федорович при нашем отпускном знакомстве в Пицунде, а потом и при нескольких встречах в Ташкенте. Зато новый заведующий корпунктом Юлдаш Мукимов был уверен в себе, общителен и всевластен, являясь, помимо прочего, депутатом Верховного Совета Узбекистана. Подобная нейтрализация журналистов - тоже, увы, голая правда советской партийной печати. Собкоров "Правды" совращали членством в бюро обкомов, в Советах всех уровней, даже в ЦК компартий союзных республик... Холодная война Рашидова с нашей газетой закончилась только весной 1979-го, когда В.Афанасьев (по просьбе, кстати, Зимянина, ставшего Секретарем ЦК КПСС) лично поехал в Ташкент и написал горячую статью "Золотые руки Узбекистана". Не уверен, что это был самый нравственный поступок в жизни нашего Главного, но мне он со временем принес немало приятных дней, - ведь скоро началась война в Афганистане, на которую я обычно летал через Ташкент. Встречали там всегда роскошно, через депутатский зал, прикрепляли машину из цековского гаража (в отличие от московских - всегда белого цвета), селили на центральной, но тихой Шелковичной улице в уютной партийной гостинице, двор которой, огороженный крепостными стенами, напоминал рефрен из Корана: "Я поселю вас в садах, где внизу текут реки", приглашали и на загородную дачу ЦК, почти в точности соответствующую описанному в Коране же мусульманскому раю, - разве что без гурий, становящихся по утрам снова девственницами. Особо запомнился долгий вечер в гостях у бывшего военного коменданта Ташкента сороковых годов. Стол был накрыт во дворе, для меня вынесли старое высокое кресло, в котором многократно сиживал Константин Симонов (между прочим, тоже работавший здесь после войны собкором "Правды"), а в 1979-м – В.Афанасьев… Врать не хочу: все эти преувеличенные знаки внимания и экзотическая роскошь восточной жизни были мне, молодому тогда офицеру и журналисту, приятны и интересны. Впрочем, в первое же свое ташкентское утро я, как обычно, отправился "бегом от инфаркта" вокруг партийной гостиницы и почти рядом с ее высоченными стенами наткнулся на дикую нищету: кривые глиняные домики, худые грязные дети, лужи помоев на ухабистых улицах... Вскоре столкнулся и с выплесками местного национализма. Был выходной день, а мне срочно понадобилось лететь в Москву; мы с Ю.Мукимовым отправились прямо в аэропорт, где зашли в небольшой кабинетик небольшой кассовой начальницы - приятной, хотя и задерганной русской женщины. Она вежливо ответила, что на сегодня билетов нет, даже бронь ЦК уже снята, предложила место на завтрашний утренний рейс, я хотел согласиться, но не успел - Мукимов вдруг как-то вспух, покраснел, закричал: - Да ты знаешь, кто я? Ты, русская... Юлдашу повезло: он не успел договорить, поскольку я рванул его за плечо и вывел из кабинетика. Впрочем, повезло и мне, поскольку бить коллегу при женщине было бы неэтично. Билет на утренний рейс я все-таки взял - обычный, не 1-го класса, не из брони; маленькая кассовая начальница меня вполголоса предупредила, чтобы я пришел на посадку пораньше и не пропускал бы вперед себя "торопящихся местных людей". - Почему? - удивился я.- Без билетов же все равно никого не пропустят. - У меня местные женщины в кассах работают, и милиция тоже местная... Назавтра я улетел только вечерним рейсом: утренний самолет еще за два часа до вылета оказался переполненным таинственно обилеченными и досмотренными аборигенами. Но вернусь к узбекскому делу как таковому. Афанасьев своей горячей статьей его временно притушил (хотя, между прочим, в редакции поговаривали, что на нашего Главного "вешают" в ЦК какие-то золотого шитья халаты, подаренные "узбекскими тружениками", даже требуют объяснительную записку). В январе 1984-го умер Шараф Рашидов. И узбекское дело из внутригазетного стало вселенским. Генпрокуратура направила в Узбекистан большую бригаду следователей во главе с Гдляном и Ивановым (впоследствии оказавшимися не лучше тех, кого они обвиняли); были посажены - "за взяточничество и коррупцию" - десятки местных начальников, один из которых, бывший управляющий делами ЦК компартии Узбекистана, сказал на допросе, что некогда дал В.Афанасьеву взятку в 20 тысяч рублей. Нашего Главного тоже вызывали в прокуратуру, допрашивали, обвинение не подтвердилось, но снова всплыло в 1987-м, когда Гдляну и Иванову удалось арестовать некую партийную начальницу Абдуллаеву, про которую теперь говорилось, что взятку Афанасьеву дала именно она. Через три года ее полностью оправдали и выпустили из тюрьмы. Так существовала эта столь долго искомая взятка или нет? Голой правды не знаю, но уверен, что нет. Оставляя в подтексте - и в первых главах - несомненную для меня щепетильность Главного в подарочных вопросах (халаты не в счет: они были сувенирами, не принять которые значило бы обидеть хозяев, к тому же Афанасьев, вернувшись в Москву, сразу передарил их своим помощникам и шоферам), глубоко сомневаюсь даже в притягательности для Главного самой этой суммы - 20 тысяч рублей, пусть еще полновесных, советских. Даже я и даже за тоненькую книжку стихов мог получить тогда тысяч пять, а В.Афанасьев был членом ЦК, академиком, ежегодно издавал книги весом в кирпич, не говоря уж о бесконечных переизданиях массовыми тиражами своего учебника по философии. Нет, не стал бы он брать эти левые, относительно небольшие и очевидно рискованные деньги. А другие правдисты брали? За всех говорить не решусь, про себя скажу откровенно: взяток не брал и никому не давал - даже в подарочной форме; причем не потому, что боялся, а потому что считал это унизительным для обеих сторон. И все-таки: неужели сотрудники "Правды" были в те годы поголовно безгрешными и бескорыстными? Сейчас понимаю (и знаю), что грешными были все, а корыстными - единицы. Проверить и доказать это легко: нужно просто взглянуть, кто из правдистов оказался состоятельным человеком в годы так называемой перестройки и после нее. Впрочем, судьбы международников обобщать не берусь, про них знаю мало, а среди внутренников некоторые сомнения вызывают, в основном, собкоры "коренных" национальностей из южных республик: Аракелян, Латифи, Лебанидзе… Да и про них в наших журналистских кругах больше говорилось не по поводу денег, а в связи с изменой газете и партии. Аракелян, например, отказался - через супостатские информагентства - от своей подписи под острыми статьями в "Правде", Отахон Латифи вообще прослыл лидером "демократической оппозиции" в Таджикистане... Дабы не показаться нынешнему читателю русским националистом, упомяну и грешок нашего собкора в Туркмении, моего приятеля Миши Волкова: он умудрился, сбегая на рассвете туркменской независимости из Ашхабада, продать там роскошную двухъярусную квартиру, которая, увы, считалась служебной. Но ни председателем правления банка, ни прочим мистером Твистером - "владельцем заводов, газет, пароходов" ни один из работавших в мои времена журналистов-правдистов не стал, - в отличие, например, от многих сотрудников и членов ЦК. Больше того: нашлось достаточно много людей, продолжавших - и продолжающих сегодня! - трудиться в разгромленной, разграбленной, униженной "Правде". Совсем недавно я встретился с ними в последних комнатушках редакции, посмотрел на их тяжкий быт, порасспрашивал о "нескромном". Володя Ряшин, опытнейший журналист и газетный организатор, в позднесоветские времена заместитель редактора "Правды" по отделу образования, сейчас работает "начальником штаба газеты" - ответственным секретарем (причем, в единственном лице, без всяких замов), а получает меньше четырехсот долларов: в "демократической" газете на такой должности получал бы побольше раз в пять. Виктор Кожемяко, в прошлом самый молодой и перспективный начальник ведущего подразделения "Правды" - отдела партийной жизни, член редколлегии (кстати, из простого народа, сын лесничего), не уходил из газеты даже когда она числилась запрещенной, ныне работает рядовым журналистом, получает зарплату совсем символическую. Но более всех поразил Н.Симаков, в советские времена заведующий справочно-информационным отделом "Правды", пришедший в нашу газету еще в 1954-м. Удивило сначала то, что за двадцать лет перестроечного кошмара Николай Дмитриевич совершенно не постарел, не изменился внешне, как бы законсервировался. Это хотя и редко, бывает, но он сумел сделать и небывалое: сохранил целиком библиотеку "Правды" - крупнейшую редакционную библиотеку СССР! Рабочего кабинета у него не осталось, только крохотный столик у торца стеллажей, зато библиотека жива, тоже не постарела и не похудела. С Николаем Дмитриевичем, как обычно, поговорили о литературе, о творчестве: он ведь тоже пишет и журналистику, и художественную прозу, и стихи, и даже, как он их называет, "рифмованные афоризмы", книжку с которыми, вышедшую только что, в 2006-м, он мне подарил. Не могу удержаться, процитирую хотя бы несколько: "Застойные явления достойны удивления". "Погорели юнкерсы - налетели сникерсы". "Не хочу я с Веркой заниматься сверкой". Последнее изречение дает повод взглянуть другими глазами на заявленную тему этой главы. "Сверка, проверка, вычитка, считка" и схожие слова-понятия были ежедневным кошмаром в нашей старой доброй газете. Писать голую правду в понимании начальства означало писать без ошибок - смысловых, цитатных и попросту грамматических, редакционная борьба с которыми порой казалась маниакальной. Но ошибки в газете все-таки проходили. Этому есть логичное объяснение. Дело в том, что в главной газете страны работало на удивление мало людей с гуманитарным и тем более с журналистским образованием. Последние два слова могу закавычить, потому что на многолетнем газетном опыте убедился, что журналистского образования не существует. Вместо тысячи подтверждений приведу лишь одно, но не имевшее исключений: поступавшие в "Правду" материалы преподавателей журфаков неизменно представляли собой эталоны бездарности. Позже я понял, что это тоже логично: пишущий человек в преподаватели не пойдет, да и научиться истинной журналистике можно только на своем жизненном опыте или, на худой конец, в практической редакционной работе. Впрочем, достаточно многих международников ковали именно на журфаке МГУ или МГИМО, поэтому они за редчайшим исключением и не умели писать внутренние, жизненные материалы. Так что основу советской журналистики составляли не гуманитарии, а недавние технари, сельхозники, военнослужащие, врачи, вообще люди серьезных профессий, сменившие их однажды на журналистику. "Ну и к чему это привело?" - знаю, воскликнут некоторые из современных читателей. Привело к проблемно-профессиональной, а не к болтающе-развлекательной прессе. "Но ведь нынешние газеты читать куда интересней!" А вот тут возразить сложней. Меня еще тоже голое тело волнует временами больше, чем голая правда. Каждому, как говорится (и было написано: сам над воротами Бухенвальда видел), своё. |
Похожие:
 | Место нахождения общества: 125040, г. Москва, ул. Правды, д. 26, 4 этаж, помещение XXII, комната 67А | | Мировой судья судебного участка №5 Гагаринского судебного района города Севастополя Гонтарь А. В. (299014, г. Севастополь, ул. Правды,... |
| Iii. Уголовное преследование главного редактора газеты «Право-защита», сопредседателя «Общества Российско-Чеченской дружбы» С. М.... | | Его мучают головные боли, слышатся голоса, а сам он собирает на улице старые пуговицы, уверяя всех, что на самом деле занят поиском... |
| Общественная атмосфера, которая была порождена попытками обуздать, стереть историческую память народа, ярко передана в поэме А. Твардовского... | | Мне думается, что раздумье над прошлым, оценка его по совести, безбоязненное приятие исторической правды сейчас особенно необходимы... |
 | РФ, 127015, г. Москва, ул. Правды, д. 23, почтовый адрес: рф, 127137, г. Москва, а/я 54, контактный телефон: 8 (495) 787-44-83, электронная... | | Беларусь, город Минск, гражданство: Республика Беларусь, пол: Женский, паспорт мк 000000, выданный Октябрьским рувд г. Минска, дата... |