Книга Т. И. Солодовой (Матиканской) «Взлёты и падения тобольского поэта Евгения Милькеева»
Скачать 2.95 Mb.
|
| ольшим богатством, наследниками и 140 годами жизни. Стих переложения «Из Иова» очень чёток, ясен, динамичен. Бог говорит горячо и взволнованно, совсем как человек во время спора: Сквозь туман, грозой кипящий, Бог перунами сверкал И глагол громозвучащий Необъятно простирал: Кто ты, муж земной юдоли, Бога смеющий винить И гордыню дум и воли От Него хотящий скрыть? В ризу крепости и славы Облачись, питомец лет; Стань, как царь, с жезлом державы; Я спрошу, ты дай ответ. Где ты был, когда паялась Толща сумрачной земли? В грани кем она стеснялась, Кто ей строил вереи? И на чём ее подпоры Стали тяжкою пятой? Кто морям склепал затворы, Очертил их бег слепой? Кто раскинул над зыбями Неветшающий покров, Опоясал их шатрами Из туманов и паров? При тебе ль родился ярко Утра свет, любовь очей, И заря вспылала жарко Предводительница дней? Ты ль, творя природы зданье, Чин существ установил, В бездыханность влил дыханье, В пепел слово заронил? Иль спустился ты в пучины, Их разгрянул и сомкнул? Стал на звездные стремнины, Твердь и тартар пошатнул? Где, скажи, обитель света, Мглы и ночи колыбель? Покорил ты бурю лета, Унял зимнюю метель? Кто стремительные грады С туч бросает, как свинец? Где снегов таятся клады? Кто росам, дождю отец? Чья рука весёлым злакам Наготу пустынь живит, Рядит в мох покрытый мраком Неприветливый гранит? Иль прочтёшь небес таблицы, Их изменишь череду И притянешь за косицы Ты вечернюю звезду? Кто как чашу опрокинул Над землёю неба свод И на нём сложил и двинул Облаков летучий ход?.. Интересно то, что Бог считает возможным аргументировать своё величие и право распоряжаться жизнью земных существ простому смертному. В отличие от других стихов, переложенных из Библии Милькеевым, которые представляют собой цельные сюжетные повествования, стихотворение «Стенание» - лишь фрагмент сюжета, а стихотворение «Из Иова» - его кульминация. Два стихотворения цикла переложений из Библии называются одинаково – «Из Соломона». Они поэтически излагают текст «Книги Премудрости Соломона». Одно из них передаёт суть поучения Соломона - люди, неправильно «умствующие», утверждают: раз жизнь коротка, будем наслаждаться ею и делать всё, что захочется. Если для этого надо притеснять бедняка, обижать вдову или старика – сила наша. Милькеев пишет об этом так: « И понесёт от нас убогий Позор с насильем роковым; Мы презрим старца лепет строгий, Вдовицы слез не пощадим. И мужа правды медом лести Угомоним коварно мы, И сбережём его для мести, Для адской гибели и тмы…» Cоломон резюмирует: злоба ослепила этих людей. Бог создал человека «для нетления и соделал его образом вечного бытия своего. Но завистью диавола вошла в мир смерть, и испытывают ее принадлежащие к уделу его». (114) У Милькеева это звучит так: Нет, не на тлен и скоротечность Бог человека сотворил; Он дал ему права на вечность И в нём Себя изобразил. Но смерть губительным влияньем Сил чёрных в мир занесена: Кто обречён ей достояньем, Того в свой зев берёт она. Сравнивая прозаическое слово Библии и стихотворное слово Милькеева, и там, и там находишь поэзию. Разве не замечательны библейские сравнения: «Случайно мы рождены, и после будем как небывшие: дыхание в ноздрях наших – дым, и слово – искра в движении нашего сердца»?! (115) У Милькеева: …Мы рождены темно, случайно И вновь к ничтожеству пойдём. Лишь дым и призрак в нас дыханье, А слово – сердца гул слепой; Внутри замрёт огня мерцанье, И тело – пепел гробовой; Подобно капле, разольётся Наш дух, а имя и дела Как бы падут на дно колодца: Их осенит навеки мгла… …………………………. Так! наша жизнь подобна тени; Бесплодно спрашивать хотим… Возврата нет из мрачной сени, И смерти путь неизбежим. Второе стихотворение «Из Соломона» - гимн Премудрости как основе основ всего справедливого, возвышенного; как залогу счастья и блага, познания мира. Стихотворение хоть и довольно длинное, но стоит того, чтобы познакомить с ним читателя полностью. Речь в нём построена от имени Соломона, которого Бог наделил Премудростью: Причастный гроба узам чёрным, Первосозданного я внук: На землю пал зерном покорным И издал плача грустный звук. С целебным соком наслажденье Доил мне матерний сосец… Всем одинаково рожденье, Всем одинаков и конец. И к небу я мольбой смиренной Воззвал, на тяжкий зрея путь, И дух Премудрости нетленной Наполнил сумрачную грудь. В огне святых её глаголов Душа растаяла моя, И выше скиптров и престолов Её почтил в отраде я. Пред ней земные украшенья Как прах, рассыпанный у ног; Безцветны яркие каменья, А груды золота – песок. Я не алкал красы телесной, Упругих мышц – её просил Затем, что луч её небесный Творец изящества и сил. И вот рекой с её дарами Ко мне сокровища пришли; Стоят богатства пред очами, Как дань услужливой земли. Облекся я порфирной властью, Уснул на радужных цветах… Премудрость - дверь к живому счастью, Алтарь щедрот, царица благ. Как тать, её безвестным кладом Я не запру в груди моей; Но брызну мощным водопадом В ненапоенный слух людей. Мне дал восторг и звучный лепет Сам Бог, Премудрости Отец… В Его руке уст наших трепет И струны чуткие сердец. Он дал мне знать ход мира дивный, Законы движущих им сил, Времён порядок непрерывный И вечный быт и чин светил; Дал ведать бурь напев угрюмый, И бессловесных дикий нрав, И человеческие думы, И жизнь дерев и свойства трав. И что вещает взору явно, И что молчит среди завес, Всему наставила державно Меня Премудрость, мать чудес. Живёт в художнице высокой Дух – рая чище и святей. Всё проникающий глубоко, Сходящий молнии быстрей. Как Божьих тайн и дел начало, Премудрость правит всем одна, И славы творческой зерцало, Пророков движет грудь она. И звезды в прелести полночной Пред ней тусклы, бледнеет свет; Сменяет солнце мрак урочный, Ей никогда заката нет. Она лишь миру совершенство, Всему, что создано, венец; Как безначальность и блаженство, Сам возлюбил её творец. И нашу плоть она с терпеньем И дух наш святостью дружит, И целомудренным смиреньем, И правдой, мужеством крепит. И если смертный полн желаний С чудес и тайн совлечь печать, И сокровенный смысл гаданий Разоблачить и прочитать: Она лучом своих наитий Везде ему покажет свет И развернёт чреду событий В пучинной будущности лет. Её искал, её избрал я Себе невестой с юных лет, Сует владычество попрал я И сердцу жить назначил с ней. Я верил, будет мне подруга И вождь она в трудах земных, Целитель скорбного недуга, Бальзам печалей роковых. В союзе с нею мне народы Дадут высокой славы чин; Мои младенческие годы Похитят почесть у седин; И в круг бесед людских на пренье Я победительно войду И сердце сильных в изумленье Могучим словом приведу. И если стану я молчанье Хранить, объятый роем дум, Все погрузятся в ожиданье, Прерву докучный слуху шум; И если речь моя широко И звучно будет полита, Все, подчиняясь ей глубоко, Положат палец на уста. И в сень могилы путь не страшен, Когда Премудрость мне покров; Её величием украшен, Жить буду в памяти веков. И вразумит меня верховно Людьми господствовать она, И покорятся безусловно Мне стран безвестных племена. И содрогнётся злой мучитель От метких стрел речей моих; Я в брани буду сокрушитель, А в мире благостен и тих. Войду без смут в мои чертоги, Почию с гостьей неземной… О, с нею нет душе тревоги, С ней беспечальность и покой! В этом стихотворении Милькеев не следует во всём Книге Притчей Соломоновых, по мотивам которой оно написано. По Библии, Премудрость грозит карой человеку, если он отвергает её советы, а у Милькеева этих угроз нет. Для него главное – не испугать карой, а внушить мысль о том, что Премудрость несёт добро. Не то, что будет плохого человеку, если он пренебрежёт наставлениями Премудрости, а то, что будет ему хорошего, если он последует её советам. В остальном поэт старается быть точным Библии. В библейском тексте: «Один у всех вход в жизнь и одинаковый исход». (116) У Милькеева: Всем одинаково рожденье, Всем одинаков и конец. В Библии: «И я человек смертный, подобно всем, потомок первозданного землеродного». (117) У Милькеева: Причастный гроба узам чёрным, Первосозданного я внук… Стихотворение «Из Моисея» основано на библейской истории о том, как Бог помог евреям, предводителем которых был Моисей, в исходе из Египта, где они находились в рабстве. Евреи, которые до этого были язычниками, поклялись принять его Заветы и верить в него, единого Бога. Однако они нарушили обещание и вновь стали поклоняться языческим идолам. За это Бог наказал «избранный народ», а Моисей заклеймил отступников: «А вы, отступники скрижалей, / Вы ждите страшного конца». В Библии наказание Бога очень сурово, даже жестоко. По его приказу Моисей велит: «…возложите каждый свой меч на бедро своё, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего». И сделали сыны Левины по слову Моисея, и пали в тот день из народа около трёх тысяч человек». (118) В своём стихотворении Милькеев смягчает эту жестокость: он не показывает сцену убийства трёх тысяч человек. Моисей произносит монолог перед наказанием виновных. Это наказание ещё в будущем: «…И соберу на род лукавый Дни, закаленные в бедах; Всех обесчадит меч кровавый, От алтарей погонит страх. Рассею их, и с содроганьем Их жребий память сохранит… Где эти боги, упованьем Которых ваше сердце чтит?» В монологе Моисея поэт уделяет основное внимание не наказанию, а тому, что сделал Бог для народа и воспеванию Бога: «И был Израиль благодатный Творцу возлюбленная часть. Его Он поднял от бессилья И в даль заветную повёл, Как с торжеством приняв на крылья Своих птенцов несёт орёл. Его насытил Он в пустыне И спас от жажды и препон, И перед ним погряз в пучине Конегонитель фараон. И вёл Создатель чад избранных Лия на них щедроты дождь, И землю благ обетованных Открыл очам их Крепкий Вождь… И тук овец они вкушали, И гроздий кровь и дар полей, И камни мёд им предлагали, И скалы капали елей… ………………………. Хвала Творцу! Им век держимый Ты с плеском радуйся, эфир! Не умолкайте, херувимы, Блажить престол Его и мир! – Вам нет стыда, вам нет печалей, Чьи верой теплятся сердца…» «Псалом на Голиафа» (119) как бы продолжает повествование об истории еврейского народа стихотворения «Из Моисея». Стихотворение, как и многие библейские стихи Милькеева, представляет собой монолог. Пастух Давид рассказывает об том, как стал избранником Бога для борьбы с великаном-язычником Голиафом и победил его. Он считает, что этим поединком искупил вину своего народа – временное отступничество от единого Бога: И юн, и мал пред всеми был я В дому отца, и по полям Овец смиренных предводил я, Душою тих и кроток сам. Мои неопытные руки Орган составили, и я Перстами ткал на струнах звуки, Мирозиждителя хваля. Но кто души восторг умильный Домчит к небесной вышине? Услышит Сам его Всесильный! Послал Он вестника ко мне… И принял я елей избранья, И чудно взят был от овец, Чтоб оправдать знаменованья И на чело надеть венец. Моих великих, славных братий Господь любовью не венчал, Мне бурю идольских заклятий Язычник страшный изрыгал… Но он у ног моих застынул: Я вырвал меч из рук его – И с головой безумца скинул Позор народа моего! Создавая образ Бога, Милькеев использует очень много его имён: «Владыка», «Царь благодатный», «Всевидящий», «Чистейший меж чистых, святой во святых», «Учитель», «Правосудный», «Вседержитель», «Всесильный», «Внимающий», «Бессмертный царь». Но чаще всего он называет Бога «Творцом», «Создателем», поскольку считает творение мира главным делом Бога. Стихотворение «Псалом 8» - это восхищение Богом, который не просто создал мир, но соединил его в единое целое, в «цепь великую творенья». И самое главное создание Бога – это человек, «сын земли»: Немногим, Боже, ограничил Ты против ангелов его, Дарами, славой возвеличил, И вверил ключ ему всего… Он царь земли – его рукою Утишен бурный пыл зверей; Он выше туч ступил пятою, Похитил таинства морей. «Псалом 8» можно назвать гимном не только Богу, но и человеку. И это вполне соответствует библейскому тексту - песне Давида, в которой Давид славит Бога и человека: Бог «не много… умалил его (человека – Т. С.) пред Ангелами, славой и честию увенчал его; поставил его владыкой всех и также полевых зверей, птиц небесных и рыб морских…».(120) К библейскому циклу не относятся, но явно примыкают к нему по тематике стихотворения «Гроза» и «Свидание (Из Гёте)». Стихотворение «Гроза» написано по мотивам той части Ветхого Завета, в которой рассказывается, как в громе и молнии явился Бог, чтобы утвердить единую веру среди израильтян. Стихотворение отличается динамичностью: быстрые вспышки молний, сменяющая их тьма, громовые раскаты и снова – молния. Речь яркая, энергичная, взволнованная. Её суть – утверждение величия Бога и непоколебимой верности ему: Мглою огненно-зыбучей Вдруг одет небесный свод… Кто его стопой могучей Попирает и гнетёт? Грудь, раздвинься! Сердце, шире! К нам нисходит Саваоф, (121) В ужасающей порфире Молний, мрака и громов. Это Тот, под Кем дымился, Трясся некогда Хорив,(122) Кто Израилю явился Беспощаден и ревнив; Кто вещал среди тревоги Бурных туч, огонь клубя: Я твой Бог, иные боги Да не будут у тебя! Этот Древний, кто обильно Сыплет верным благодать… Мы ль откажемся бессильно Богу страшному внимать? О, ревите бури, громы, Повторяйте речь Творца! Да возлюбим Одного мы, Не сольём себе тельца! В стихотворении «Свидание» главное – изображение библейской картины сотворения Богом из беспорядочного и дикого хаоса единого и гармоничного мира: И жаждет всё неодолимо С частицей встретиться родной, И чувство, взор ненасытимо Стремятся к жизни золотой… И вот, под вихрем сочетанья, Слилося всё одно с другим!.. Милькеев использует авторские неологизмы «люботворческий», «тысячезвёздная печать». В этом ощущается влияние Бенедиктова, который любил придумывать выспренние, не всегда удачные новые слова. М. Азадовский ценил переложения Библии Милькеева выше других его стихотворений. Он писал, что «порой в них звучит сильный и смелый стих, умело передающий высокую мысль библейских поэтов». (123) «И между смертными и Богом тебе посредствовать дано» Милькеев, пожалуй, единственный из поэтов своего времени углубился в изображение монашества и монастырей. Он посвящает этой теме три произведения: стихотворения «Затворницы» и «Схимник» и небольшую поэму «Абалак». Молодой монах-схимник (124) «душой волновался» против монастырских устоев (Стихотворение «Схимник»): «Так ночи и дни мои вечно угрюмы… Мир Божий прекрасен, прекрасен весь свет, Лишь в этих стенах утешения нет!.. Там лица весельем и свежестью блещут, Сердца согреваются, жаром трепещут, А здесь одиночество, мрак, пустота, Страшит бесконечных ночей долгота, - И жертвенник подвигов мёртвых, бесплодных, Как будто в объятиях гроба холодных, Среди безответных, удушливых стен, Жизнь медленно стынет – жизнь иго и плен…» Однако, услышав звон утреннего благовеста, схимник ужаснулся своему возмущению: Он вспомнил небес неизменный завет И данный Творцу добровольно обет, Слова отреченья, клятву страданья, И ночи последней мятеж и роптанья; И ужас родился в монахе немом… Он хочет святым осениться крестом - Но с груди не в силах рука приподняться, И персты сомкнулись и тяжко томятся, Он хочет моления шёпот издать – Уста изменяют, не могут вещать; Он хочет заплакать и жаждет потока Слез тёплых – но слёзы не льются из ока… Лишь утренний звон раздаётся в ушах, И стонет над ним, и трепещет монах! Образу молодого монаха, не выдержавшего испытания схимой, противопоставлены образы юных «отшельниц»-монахинь (стихотворение «Затворницы»).Юноша, лирический герой этого стихотворения, ищет в «стеснительной ограде» храма опору в жизни. Он верит, что там обретёт …мольбой смиренной У провиденья крепкий щит; Там глубь души моей стесненной Любовь и вера осенит, И путь очам укажет ясно, И мне мою приблизит цель, И поведёт к ней безопасно Через житейскую метель. «Кроткий лик святых» внушает ему благоговение, но особенно оживляет его дух «священный хор», который поёт о «надежде, о святом». И как же был поражён молодой человек, когда узнал, что хор состоит из юных девушек-«затворниц», которые добровольно лишили себя радостей жизни, уйдя в монастырь: …Они к земному счастью Нарочно, мнилось, рождены, И жизни полнотой, и страстью, И прелестью наделены. Казалось, им лишь молодую Дано мутить судьбами кровь, И поселять в ней роковую, Неизмеримую любовь… ………………………. Теперь под сводом тёмных келий Постыдно блекнет их краса И обаятельных веселий Не оживит её роса… Молодому человеку кажется это несправедливым. Но Бог вразумляет его молитвой, во время которой лирический герой понимает величие духа девушек, посвятивших себя служению Всевышнему, и молится за них: Я говорил в душе им звучно: Таитесь, чистые сердца, От жизни мира злополучной Здесь вечно, вечно для Творца! Да прочь бегут от вас печали И волны всех житейских смут! Чтоб вы земных страстей не знали, Свершая свой небесный труд! И проклят будет, кто отлучит Хотя на миг вас от него, И святотатственно научит Вас петь не Бога одного! – так заканчивается это стихотворение. Стихотворение интересно тем, что оно передаёт чувства героя в динамике преодоления собственных заблуждений. Служение Богу автор считает превыше земного житейского счастья. Небольшая поэма «Абалак» - явление необычное в литературе того времени. Это один из первых опытов внесения в поэзию устного народного творчества Сибири. Другим была поэма П. П. Ершова «Сузге». Два тобольских поэта практически в одно и то же время, не зависимо друг от друга, обращаются к фольклорным источникам истории родного края. Ершов – на основе русско-татарского предания о походе Ермака в Сибирь. Милькеев – использует религиозно-православную легенду. Содержание поэмы «Абалак» - предание о строительстве в селе Абалак (25 вёрст от Тобольска) храма и о чудесах Абалакской иконы Божией Матери. Поэтический текст предварён прозаическим повествованием, представляющим собой пересказ легенды. По сути дела, сама поэма – это её стихотворное изложение. В неё введены элементы драматургии в виде диалога двух персонажей: больного «зеледельца» Ефима и нищего Павла, который призывает Ефима молиться Творцу, и тогда к нему придёт избавление от болезней. Именно Павел рассказывает историю о том, как к «вдовице» Марии во сне явилась «Дева Пресвятая» и приказала ей «возвести» православным, чтобы они построили в Абалаке храм во имя Богородицы. Вдова сначала не решалась объявить волю «Владычицы Небесной», но потом она рассказала о своём сне людям, и они построили церковь всем миром. Ефим стал молиться Богоматери, и к нему пришло исцеление. В благодарность он заказал иконописцу «написать Пречистый лик благословенный» и подарил эту икону абалакскому храму. С тех пор она помогает всем страждущим. Каждое лето икону на некоторое время (с 8 по 25 июля, по старому стилю) приносят в Тобольск. Она не только совершает чудеса по отношению к конкретным людям, но и спасает весь край от стихийных бедствий: И годы льются, годы мчатся, И чудеса иконы той, Благословенные, творятся Неистощимой чередой, И слава их потоком звучным Бежит по сумрачной стране, И благодати хлебом тучным Сердца напитаны вполне. Автор описывает, как икона предотвратила наводнение в Тобольске: Вдруг архипастырь повелел, К отраде всех, как оборону И щит растерзанной земли, Ту чудотворную икону Принесть в Тобольск – и принесли… И чистой, пламенной душою, С благоговейною тоскою, Мольбы смиренные пред ней Во храме лил архиерей… И в тот же день дожди и бури Утихли. С девственной лазури, Из-за бегущих облаков, Пробился луч, опять готов Живить, лелеять мир унылый, И снова прелесть ясных дней Настала. Схлынули с полей Ручьи, потоки. Жизнь и силы Проникли землю, и она Дышала, роскоши полна… И признак благости небесной, В святой раскинуты красе, Созрели жатвою чудесной Поля, распаханные все. И скорбь сменила ликованье, Сердца наполнились отрад… Те дни святит воспоминанье, Заветный, сладостный обряд: Как мир под летними лучами Заблещет светом и красами – С тех пор бывает каждый год Из Абалака крестный ход, И образ, славный чудесами, В Тобольск приносят, и за ним С любовью, с трепетом живым, Народ бежит… И восхищенный, Выходит сам преосвещенный, В одежде ярко-золотой, Навстречу к Деве Пресвятой. И образ дивный в храм соборный Несут и ставят при мольбах: Восторг пылает животворный В кипящих ревностью сердцах! Все – стар и молод, девы, жёны – Тут умилительно стоят: Земные, жаркие поклоны Пред Богоматерью творят. И непрерывно их моленья Бегут, как пламенный поток, Пока святого посещенья Вдруг не минует краткий срок. Для нас, сибиряков, поэма «Абалак» интересна, прежде всего, своим историко-краеведческим началом. В советское время немногочисленные литературоведы, обращающиеся к жизни и творчеству Милькеева, старались либо не замечать религиозно-философскую направленность его поэзии, либо утверждать, что он движется по пути преодоления этой своей «ограниченности» во взглядах. Нельзя согласиться с В. Утковым (Бурминым), который пишет, что «поэт как бы всё время мечется между своим видением реального окружающего его мира и теми философско-религиозными идеями, на которые затаскивали его московские друзья». В стихотворении «Затворницы» только в конце поэт «спохватывается – настроение-то у него совсем не умилённое – и спешит закончить стихотворение так, чтобы его не обвинили в кощунстве» (125) Ю. С. Постнов в книге «Русская литература Сибири первой половины XIX века», обращаясь к стихотворению Милькеева «Затворницы», утверждает: «О внутренних борениях Милькева свидетельствует, как отмечает В. Бурмин, стихотворение «Затворницы». Поэта поражает контраст: мрачные своды храма и земная красота девушек. Его молитвенное настроение улетучивается. Религиозная концовка у стихотворения не может заглушить страстного порыва души молодого поэта. Никакие молитвенные настроения не в силах лишить его глубокой и естественной привязанности к жизни, ко всему прекрасному в этом мире». (126). При всём уважении к литературоведу Ю. С. Постнову, как внимательно ни вчитываться в это стихотворение, подобного заключения сделать нельзя. Ю. С. Постнов делает кардинальный и, на наш взгляд, совершенно не соответствующий объективности вывод: «…сборник «Стихотворения Е. Милькеева» обнаруживает глубокие противоречия в сознании поэта. И можно с уверенностью сказать, что художественная неравноценность помещённых в нём стихов объясняется, в первую очередь, противоречиями между ложными религиозными тенденциями… и здоровым, земным тяготением поэта к природе, к людям, к естественным радостям жизни. Соответственно этому образы напыщенно романтические, религиозно условные, бесцветные соседствуют с простыми и живыми зарисовками, бесхитростными интонациями, музыкальными, а порой и смелыми поэтическими строкам… молодой поэт спорит с самим собой, пытается вырваться из цепких пут религиозности…». (127) Внимательно читая и перечитывая стихотворения Евгения Милькеева, приходишь к совершенно противоположной мысли. Так же, как поэт был глубоко убеждён в том, что Бог создал гармонический мир, соединяющий в единую цепь всё сущее, так и в этом мире гармонично и естественно сочетаются вера человека в Бога, воспевание его и земная реальная жизнь с её радостями и интересами. Они не противоречат друг другу, а, наоборот, представляют собой неразрывное целое. Человек без Бога теряет свою духовность, а значит, и смысл жизни. М. Азадовскому в 1922-м году, когда он писал свою статью о Милькееве, ещё не надо было притягивать поэта за уши к стремлению «вырваться из цепких пут религиозности». Он акцентирует внимание на том, что творческие способности поэта ещё не настолько окрепли, чтобы браться за религиозно-философские стихи, которые по своему характеру являются очень сложными для поэтического воплощения. «… круг его (Милькеева – Т. С.) интересов – в вопросах религиозно-философского характера. Восхищение перед Богом, удивление и восторг перед природой, размышления о месте человека в природе – вот темы, преобладающие в его поэзии… Уже а priori можно сказать, что здесь юного автора должна была ожидать неудача. Не языком начинающего писателя, да ещё самоучки, можно говорить о таких сюжетах. Такие сложные и величественные проблемы нужно, прежде всего, сильно и оригинально продумать, тогда только найдутся и свои слова, и достаточная сила для их передачи. Недаром этот вид лирики считается самым трудным… И, конечно, не детские впечатления, не опыт самоучки могли дать материал для такого рода размышлений и обобщений. Потому-то у него так обидно не хватило слов, и он не смог передать в чётких образах волнующий его хаос ещё неотстоявшихся мыслей. Потому-то все эти его наивные восторги не смогли уйти от общих мест и повторений….» (128) В чём-то с Азадовским можно согласиться, но на наш взгляд, он слишком категоричен в своих суждениях. Среди стихов Милькеева религиозно-философской проблематики есть произведения ученические, но есть и такие, в которых чувствуется его способность передать сложные мысли и переживания; гармония и музыкальность языка. Сам же критик, как это было отмечено нами ранее, выше всего в творчестве молодого поэта ценил его переложения библейских мотивов. П. А. Плетнёв писал: «В общем направлении поэзии г. Милькева выражается чувство благоговения к Создателю, любви и удивления к природе и ко всему прекрасному. Все высокие истины, так счастливо изображённые им, почерпнул он из собственного источника души…». (129) Конечно, такое высказывание Плетнёва – во многом аванс, данный начинающему поэту, но аванс им заслуженный. |
Похожие:
 | Познакомить кратко с этапами пушкинианы, с музыкальными произведениями и их авторами на стихи поэта. Выявить роль творчества поэта... | | Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким... |
 | Мтз-82 со съемным оборудованием с экипажем для нужд Тобольского регионального отделения «Тепло Тюмени» филиал ОАО «суэнко» в 2014... | | Маршалси; направо и налево от него протянется узкий тюремный двор, почти не изменившийся, если не считать того, что верхнюю часть... |
| Местная религиозная организация «Приход храма святителя Иоанна Митрополита Тобольского города Омска Омской Епархии Русской Православной... | | Книга написана с позиции язычества — исконной многотысячелетней религии русских и арийских народов. Дана реальная картина мировой... |
| Медведев: сохраняются большие риски для исполнения бюджета из-за падения цен на нефть | | Помпонацци, Парацельса, Макиавелли, выделяется главная книга – «анти-Библия»: «…У либертенов всегда в руках книга Рабле, наставление... |
| Мяло К. Г. Россия и последние войны ХХ века (1989-2000). К истории падения сверхдержавы. — — М.: Вече, 2002. — 480 c | | Ответное письмо А. И. Тургенева хозяйке Тригорского П. А. Осиповой написано по горячим следам события, вскоре после отъезда вдовы... |