Аннотация Книга «Другая Троица»
Скачать 3.57 Mb.
|
| Они не хотели существовать, но не могли не существовать — вот в чем загвоздка». 8 В романе «Тошнота» есть Тошнота — и есть преодоление Тошноты. Роман Сартра до примитивности полярен: в нем наблюдается только абсолютный минус или абсолютный плюс. Как преодолевается Тошнота? Чтобы это посмотреть, возьмем сначала небольшую пробу абсолютного минуса и затем кое-что с ней проделаем: «На сей раз я ступил в сточную канаву обеими ногами. Перехожу дорогу — на другой стороне улицы одинокий газовый фонарь, словно маяк на краю света, освещает щербатый, искалеченный забор. На досках еще держатся обрывки афиш. Красивое лицо на фоне звездообразно изорванного зеленого клочка искажено гримасой ненависти, под носом кто-то пририсовал закрученные кверху усы. На другом обрывке можно разобрать намалеванное белыми буквами слово "чистюля", из которого сочатся красные капли — может быть, кровь. Не исключено, что это лицо и это слово составляли части одной афиши. Теперь афиша изодрана в клочья, простые соединявшие их по изначальному замыслу связи распались, но между искривленным ртом, каплями крови, белыми буквами, окончанием "юля" само собой возникло новое единство; словно какая-то неутомимая, преступная страсть пытается выразить себя с помощью этих таинственных знаков. В просветах между досками поблескивают огоньки железной дороги. Рядом с забором тянется длинная стена». Забор и стена — это понятно, это стена пещеры. На стене пещеры был рисунок, нанесенный человеческой рукой. В данном случае — наклеенная афиша. Афиша оказалась изодранной — все задуманные человеком связи распались, но распавшиеся элементы вновь соединились: «...само собой возникло новое единство; словно какая-то неутомимая, преступная страсть пытается выразить себя с помощью этих таинственных знаков». Иными словами, испорченная афиша превратилась не в бессмысленный мусор, а (неожиданно и совершенно независимо от какого бы то ни было человеческого замысла) в картину (например, экспрессионистскую), в художественное произведение. Кто-то (видимо, с другой стороны стены) «пытается выразить себя с помощью этих таинственных знаков». Именно так и возникает художественное произведение. Сначала художник (совершенно неожиданно) видит мир отчужденно (чуть ли не сходя при этом с ума): все привычные связи между вещами распадаются, каждая вещь от этого становится неузнаваема и агрессивна. Затем (столь же неожиданно) все вещи соединяются — но совершенно по-другому. И совершенно независимо от воли художника. Их так соединил некто, стоящий за вещами, по другую сторону стены. Художник воплощает это новое вúдение в своем произведении (причем новые связи проявляются лишь в процессе его работы, давая художнику на каждом повороте пути, при каждом новом открытии то, что можно назвать счастьем). Вот один пример возникновения новых связей между старыми вещами в искусстве — из книги Рильке «Огюст Роден»: «Роден же <...> знает, что все тело состоит из сцен, на которых разыгрывается жизнь, жизнь, способная в каждом месте проявиться индивидуально и величественно. В его власти придать любому участку этой обширной колеблющейся плоскости самостоятельность и полноту целого. Как, с одной стороны, человеческое тело для Родена только тогда представляет целое, когда все его члены и силы служат общему (внутреннему или внешнему) действию, так, с другой стороны, и части разных тел, причастные друг к другу по внутренней необходимости, складываются для него в единый организм. <...> Имеется только единственная, тысячекратно движущаяся и меняющаяся поверхность». Именно такие «части разных тел, причастные друг к другу по внутренней необходимости» видит Антуан в нерукотворном произведении, возникшем из порванной афиши. Такое видение доступно не только художнику в буквальном смысле слова, но и любому человеку, который, так сказать, «художник в душе». И художественно может восприниматься не только то, что возникает перед глазами, но и то, что с человеком происходит, — так сказать, сюжет фильма его жизни. Есть другое — и тоже крайне полярное — произведение, в котором, как и у Сартра, именно сама полярность и представляет главную тему, отразившуюся в самом его названии. Я имею в виду роман Толстого «Война и мир». «Война» — это распадение связей между вещами, «мир» же — не состояние вещей до распада связей между ними, а состояние вещей после того, как «само собой возникло новое единство». Я уже не раз приводил примеры «войны» и «мира» из «Войны и мира» в других работах, приведу их еще раз (поскольку в новом контексте устанавливаются новые связи — и примеры играют новыми красками). Вот распад связей между вещами (предметами и явлениями): «Так это должно быть! — думал князь Андрей, выезжая из аллеи лысогорского дома. — Она, жалкое невинное существо, остается на съедение выжившему из ума старику. Старик чувствует, что виноват, но не может изменить себя. Мальчик мой растет и радуется жизни, в которой он будет таким же, как и все, обманутым или обманывающим. Я еду в армию, зачем? — сам не знаю, и желаю встретить того человека, которого презираю, для того чтобы дать ему случай убить меня и посмеяться надо мной!» И прежде были все те же условия жизни, но прежде они все вязались между собой, а теперь все рассыпалось. Одни бессмысленные явления, без всякой связи, одно за другим представлялись князю Андрею». «И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различий очертаний178. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. "Да, да, вот они, те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, — говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня179 — ясной мысли о смерти. — Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем-то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество — как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня"». Или: «С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина180, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора». Вот конкретное и подробное изображение распада — описание оперы (которую Толстой не любил как жанр — она как раз и была для него примером ненастоящего, бессмысленного действия): «На сцене были ровные доски посередине, с боков стояли крашеные картоны, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо, на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что-то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых в обтяжку панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками. Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять текста, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться». Представление идет, все старые связи в нем вроде бы сохранены. Но для героя Толстого, смотрящего это представление, они уже распались. Афиша разорвалась. А вот и сама жизнь, подобная дурно поставленной и фальшиво исполняемой опере: «Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видавшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M-lle Bourienne стояла около них, прижав руку к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно, столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться. Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. <...> Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрагивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка». В этом движении губки с усиками уже чувствуется насекомое Кафки или Сартра. Вот, кстати, подобный пример отчуждения из «Тошноты» (настолько подобный, что, видимо, просто представляет собой след чтения Сартром «Войны и мира»): «Господин, идущий по противоположному тротуару под руку с женой, что-то шепнул ей на ухо и заулыбался. Она тут же согнала со своего желеобразного лица всякое выражение и делает несколько шагов вслепую. Признак безошибочный — сейчас будут с кем-то раскланиваться. И точно, через несколько мгновений господин выбрасывает руку вверх. Оказавшись на уровне шляпы, его пальцы, секунду помедлив, осторожно берутся за краешек полей. Пока он бережно приподнимает шляпу, чуть наклонив голову, чтобы помочь ей отделиться от головного убора, жена его слегка подпрыгивает, изображая на своем лице юную улыбку. Чья-то тень, поклонившись, проходит мимо них, но улыбки-близнецы в силу некоего остаточного магнетизма еще секунду-другую держатся на губах у обоих. Когда господин и дама встречаются со мной, выражение их лиц вновь стало бесстрастным, хотя вокруг рта еще порхает радостное оживление». Все частые картинки отчуждения (или, если использовать эстетическое понятие, «остранения») у Сартра (в том числе и социально-критические) — толстовские. В. Б. Шкловский, приведя толстовское описание оперы, назвал такой прием «остранением», имея в виду «не приближение значения к нашему пониманию, а создание особого восприятия предмета, создание „вúдения“ его, а не „узнавания“». При остранении вещь утрачивает свою привычную функциональность, описывается как в первый раз виденная, кажется необычной, странной. Остранение — корень искусства. Остранение может быть со знаком «минус» и со знаком «плюс». Причем «плюс» возможен только после «минуса». Надо, чтобы афиша была разорвана, тогда на ее месте может возникнуть (а может и не возникнуть — тут риск) экспрессионистская картина. Сначала «война» — и только потом «мир» (ведь и роман Толстого называется не «Мир и война», а «Война и мир»). Вот пример «остранения» со знаком «плюс», пример «мира» у Толстого (и такие моменты «измененного сознания» у героев разных произведений Толстого отнюдь не редкость): «Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была все та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами. "Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? — думал Николай. — Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает что с нами делается — и очень странно и хорошо то, что с нами делается". — Он оглянулся в сани. — Посмотри, у него и усы и ресницы — все белое, — сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями. "Этот, кажется, была Наташа, — подумал Николай, — а эта m-mе Schoss; а может быть, и нет, а этот черкес с усами — не знаю кто, но я люблю ее". — Не холодно ли вам? — спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что-то кричал, вероятно, смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал. — Да, да, — смеясь, отвечали голоса. Однако вот какой-то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой-то анфиладой мраморных ступеней, и какие-то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких-то зверей. "А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где и приехали в Мелюковку", — думал Николай».  Поездка Ростовых на Святках к Мелюковым. Акварель Н. Н. Каразина (1842—1908). «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где и приехали в Мелюковку». А ежели и в самом деле это я и стою здесь, то еще страннее то, что я побывал там, за стеной, и умер, и говорил с предком, и не только говорил с ним, но и совпал с ним, и был им, а вот теперь я стою здесь — и это я. 9 Выйдя из трамвая (в котором его чуть не съела обтянутая красным плюшем скамейка), Антуан входит в городской парк. Он смотрит на каштан (дерево) и на его корень. И тут происходит сильнейшее отчуждение, «остранение». Антуан вдруг видит, что связи между вещами — надуманные, на самом же деле каждая вещь — сама по себе (а не определяется принадлежностью к какому-либо разряду вещей или каким-либо отношением к другим вещам). Она — абсурдная. Она — лишняя. Вот не было бы ее — и что бы вы делали со всеми вашими связями? Все начинается с того, что она есть, просто есть. В ней — существование. Она, кажется, живая. Во всяком случае, внушает опасение. Кажется, она хочет вторгнуться в человека. Ножки краба у Сартра или насекомого у Кафки (некоординированно двигающиеся) как раз и выражают несвязность, случайность вещей, «лишнесть» каждой из них. Их много — и все они лишние. «Его многочисленные, убого тонкие по сравнению с остальным телом ножки беспомощно копошились у него перед глазами». Столь же лишним и абсурдным, как любая вещь, является и сам Антуан. Он понял это в городском парке, глядя на каштан: «— Подождите остановки. Но я отталкиваю его и на ходу соскакиваю с трамвая. Больше я вынести не мог. Не мог вынести навязчивую близость вещей. Я толкаю калитку, вхожу, пушинки существования вспархивают ввысь и усаживаются на ветках. Теперь я знаю, где я — я в городском парке. Падаю на скамью между громадными черными стволами, между черными узловатыми руками, которые тянутся к небу. Дерево скребет землю под моими ногами черным когтем. Мне бы так хотелось расслабиться, забыться, заснуть. Но я не могу: я задыхаюсь, существование проникает в меня через все поры, через рот, через нос, через уши… И вдруг, разом, пелена прорывается, я понял, я увидел. Не могу сказать, чтобы мне отлегло, что я доволен, — наоборот, меня это придавило. Но зато я достиг цели, я знаю то, что хотел узнать, я понял все, что со мной происходит, начиная с января. Тошнота не прошла и вряд ли скоро пройдет, но я уже не страдаю ею — это не болезнь, не мимолетный приступ, это я сам. Итак, только что я был в парке. Под скамьей, как раз там, где я сидел, в землю уходил корень каштана. Но я уже не помнил, что это корень. Слова исчезли, а с ними смысл вещей, их назначение, бледные метки, нанесенные людьми на их поверхность. Я сидел ссутулившись, опустив голову, наедине с этой темной узловатой массой в ее первозданном виде, которая пугала меня. И вдруг меня осенило. У меня перехватило дух. Никогда до этих последних дней я не понимал, что значит "существовать". Я был как все остальные люди, как те, что прогуливаются по берегу моря в своих весенних одеждах. Я, как они, говорил: "Море — зеленое, а белая точка вверху — это чайка", но я не чувствовал, что все это существует, что чайка — это «существующая чайка». Как правило, существование прячется от глаз. Оно тут, оно вокруг нас, в нас, оно |
Похожие:
 | Книга-игра, книга-головоломка, книга-лабиринт, книга-прогулка, которая может оказаться незабываемым путешествием вокруг света и глубоким... |  | Аннотация к рабочей программе по английскому языку умк «Enjoy English» (М. З. Биболетова) для 7 класса |
| Аннотация: Книга рассказывает о противостоянии германских военно-воздушных сил и системы противовоздушной обороны Поволжья во время... | | Аннотация: от 1000 до 1200 печатных знаков. Аннотация должна быть информативной, содержательной, структурированной, оригинальной,... |
| Аннотация. Начинать аннотацию рекомендуется словами «Предложен(ы), описан(ы), рассмотрен(ы)». Аннотация должна содержать краткое... | | Они доступны любому индивидууму, не смирившемуся с неудачами в личной жизни, готовому изо всех сил бороться за свое счастливое будущее,... |
| Книга написана с позиции язычества — исконной многотысячелетней религии русских и арийских народов. Дана реальная картина мировой... | | Помпонацци, Парацельса, Макиавелли, выделяется главная книга – «анти-Библия»: «…У либертенов всегда в руках книга Рабле, наставление... |
| Технология творческого решения проблем (эвристический подход) или книга для тех, кто хочет думать своей головой. Книга первая. Мышление... | | Книга предназначена только для предварительного ознакомления! |