Монография Санкт-Петербург
Скачать 3.21 Mb.
|
Кому и для чего нужен фетишизм В заключение необходимо ответить на вопрос о практических функциях фетишизма и модернистских теорий, т. е. востребованы ли они в качестве идеологического сопровождения практических действий тех или иных социальных групп и в каких целях они используются. Надо согласиться с академиком С. П. Капицей в том, что защита модернизма исходит от власть придержащих, что сегодня наглядно поддерживается призывами к переходу на политику модернизации России, исходящую от президента. Уже так называемые «радикальные реформы» 90-х годов, приведшие к деградации российского общества, сопровождались соответствующим идеологическим оправданием — взятыми на прокат западными концепциями модерна и постмодерна, призванными вытеснить теорию и практику социального, тем более социалистического развития. В модернизме тоже используется суждение, похожее на признание обновления, — приведение общества в современный вид, его «осовременивание», «обновление». Обновить, например, Россию — это приспособить ее к современным условиям, т. е. или к условиям, существующим на Западе, или возродить то, что было в России до социализма. «Суть перемен, которые идут в России и посткоммунистических странах, — говорилось в одной из книг по модернизму, — заключена в понятии «модернизация». Термин, забытый после неудач деколонизации 60-х годов, вновь стал центральным для характеристики этого типа развития, связанной со сменой и поиском собственной идентичности, попыткой приблизиться к западной»1. Именно для этого были востребованы модернистские концепции, возрождение которых прямо связывается с идеологическими потребностями правящих кругов посткоммунистических стран, особенно для проведения так называемой «либеральной» политики. Какой предстает современная российская действительность в концепциях модернистов? Что в ней истинно современного в отличие от декларируемой якобы «ложной» современности социализма? У нас функцию объяснить «посткоммунистическое» развитие России с позиции модернизма и постмодернизма взяли на себя несколько авторов (А. С. Ахиезер, В. В. Козловский и др.), в том числе В. Г. Федотова из Института философии РАН. В своей книге «Модернизация «другой» Европы» она поставила целью дать «подробный анализ модернизационной (неомодернизационной) и постмодернизационной перспективы и представить контуры теории посткоммунистического развития»2. Книга начинается с модернистического дискурса о судьбах России в зеркале методологии. Им оказывается не зеркало П. Глобы, выводящего эти судьбы из расположения звезд (звездного контекста), а из двух посылок модернистики трактуемой социологии знания: из степени самоочевидности того или иного типа знания (обозначающего) и из социального контекста типа знания. При таком ракурсе интерпретации развитие стран уподобляется соревнующимся на лодках спортсменам. Россия оказывается во втором эшелоне в качестве «второй» Европы, побуждаемой внешним «вызовом» Запада. Она не имела и не имеет внутренних источников развития, не обладает органичностью, собственными потребностями и исторической судьбой, ее механизмы развития мобилизационные, характер развития — догоняющий, темпы — медленные. Как будто не было социалистического развития России (СССР), ошеломляющего всех своей инновационностью, небывалыми темпами, своими внутренними источниками развития. Как будто бы нет нынешнего Китая, Вьетнама, поражающих всех своим развитием на основе движения к социализму. Как будто падение в своем развитии нынешней России не объясняется тем, что она сошла с рельсов социализма и повернулась к Западу, хочет стать «другой» Европой, на пути к которой, т. е. к капитализму, она может превратиться только в колонию первой Европы. Автор без какого-нибудь доказательства утверждает, что именно путь России к «другой» Европе — это ее настоящий путь, который является позднеевропейским социальным развитием1. На самом деле, автор повторяет западный модернистский тезис о западном обществе как о первом мире, т. е. о современном мире, а об остальных — как о втором и третьем мирах. В методологическом плане ракурсы интерпретации, тем более их совмещение на пути к «другой» Европе, не могли дать вразумительного результата. Его бессмысленность была заложена в модернистской методологии. Модернистское жонглирование терминами «до — (традиционное, прошлое) — теперь (модерн, современное, западное) — после (постмодерн)» применительно к России ельциновского периода ничего внятного не дает. Ведь в этом случае традиционным прошлым, от которого надо убегать и переходить в современность, было бы самое высокое развитие, которого когда-либо достигла наша страна, а ее современностью — быть «другой» Европой в качестве колонии Европы. Ведь «после» — это не будущее и не развитие. «После» может быть и гибелью. На самом деле настоящая современность России, в отличие от сегодняшней «ложной» современности, — это социалистический тип ее развития в условиях коммунистической цивилизации. Эффективность этого пути уже доказана историей: как только она сошла с этого пути, она оказалась в тисках всеобщего кризиса. Все согласны с тем, что история не имеет сослагательного наклонения. Это значит, что то, что прошло, прошло тем единственным путем, каким оно осуществилось. Отсюда и тезис о развитии общества как о естественноисторическом процессе, об объективной закономерности, объективной логике этого развития. Поэтому монистический взгляд на прошедшую историю — это единственный надежный подход. Г. В. Плеханов прекрасно и убедительно обосновал этот взгляд. Что же касается настоящего и будущего, то относительно их можно и нужно говорить о разных, даже альтернативных путях развития, здесь уместен плюрализм, здесь «иное дано». Однако очень важно при познании настоящего и будущего определить тот закономерный путь, который оказывается единственным, как только настоящее и будущее становятся пройденными этапами исторического развития, уходят в прошлое, в историю. Вариативность и плюрализм в этом случае опять переходит в монизм. Соответственно, монизм и плюрализм должны быть представлены как стороны противоречия. Когда они противопоставляются как две самостоятельные сущности и абсолютизируются, то, чтобы избежать дуализма, необходимо признать действительной одну из них: для прошлого это монизм и только монизм. Иначе надо отказываться от суждений об истории, не знающей сослагательного наклонения. Если же настоящее и будущее берутся в плане их историчности, то плюрализм и монизм выступают как взаимополагающие противоречивые стороны одной и той же сущности — общественного развития. Развитие в своих путях одновременно является и монистическим, и плюралистическим. В этом случае противоположности совмещаются, находятся в единстве, взаимополагают друг друга. Когда читаешь модернистские бессмысленные «дискурсы», которые, деконструируя логику противоречия, ничего не проясняют, невольно задаешься вопросом — откуда все это исходит, чем оно порождено? Оказывается, что не только разумное, но и бессмысленное может стать действительным. Никакой необходимости в том, чтобы разрушать, например, СССР, экономику и культуру России или сжигать храм Зевса, не было. Но творить социальную действительность могут не только разумные люди с помощью науки, но и люди с дурными намерениями и лишенные научного мышления. Действительность, в которой живет сегодня Россия, тоже продукт деятельности людей, но продукт неразумной, разрушительной деятельности. Сегодняшняя действительность не обладает достоинствами необходимости и разумности. Постмодерн как раз и есть, с одной стороны, отражение такого рода действительности, с другой — творение ложной действительности. Корни модерна в конечном счете заключены в стоимостном бытии общества, в самоидентификации социального мира как товарного мира, в котором все вращается вокруг принципа стоимостной самотождественности, не знающей развития. В теоретико-гносеологическом смысле это означает порочный круг, из которого нельзя выйти, не изменяя логике, не обращаясь ко всякого рода антинаучным трюкам. В социальном отношении это защита вечности рыночного общества, олицетворяющего конец истории, особенно для России. С этой точки зрения, она не имеет будущего, ее современность выпадает из истории: все, что есть, уже было. Теперь очевидно, что Россия нынешняя, да еще при существующем политическом режиме, исчерпала возможности своего развития на капиталистической основе. Она живет не в модернистском, а в капиталистическом мире, теряющем свое историческое оправдание, свойства разумной действительности, а потому и признаки современного общества. Будущее России — не в ее положении второй или «другой» Европы, как этого хотят представители западного и отечественного модернизма, а в том, чтобы занять достойное место в процессе исторически закономерного перехода от мировой системы капитализма к мировой социалистической системе. Это и будет воплощением не постмодернистского или неомодернистского, а современного общества. Лишь на пути, на который Россия встала в начале XX века, т. е. на пути к социализму, она приобретет свойства разумности и, соответственно, действительности. Только на этом пути Россия в XXI веке может вновь оказаться на вершине мирового исторического развития. Этого не хотят признать как западные теоретики, так и представители отечественного модернизма. П. Штомпка, например, считает, что достигнутое нашим обществом при социализме развитие «оказалось весьма далеким от истинной современности». Наше общество при социализме, по его мнению, представляло собой скорее «ложную современность», под которой он подразумевает «навязанную индустриализацию», «установление жесткого контроля» со стороны административного бюракратического аппарата и автократического государства и т. п. У нас вроде бы не могла быть «истинная современность», поскольку отсутствовали: частная собственность; индивидуализм; рациональная организация производства; свободный рынок; предпринимательская элита; плюралистическая демократия. «Каким-то образом эти общества, — пишет этот симпатизирующий Марксу польский социолог, — умудрились сконцентрировать в себе все худшее, кошмарные черты современности, не обретя при этом ни одной из лучших. Они оплачивают издержки, не получая прибыли. Столь странное, если не сказать шизоидное, наследство все еще имеет место и, вероятно, сохранится в течение жизни целого поколения или даже нескольких поколений»1. На самом деле шизоидным российское общество стало в последние 20 лет, когда оно приобрело «недостающие и упущенные» прелести капитализма: частную собственность; свободный рынок; индивидуализм; предпринимательскую (воровскую) «элиту»; невиданный по масштабам бюрократический чиновничий аппарат; огромные по численности карательные органы вместо разлагающейся армии. Упадок и кризис российского общества является самоочевидным доказательством провала всех антисоциалистических, антикоммунистических концепций относительно будущности России. Этот упадок свидетельствует, что модернистские и постмодернистские модели для нее неприемлемы. Защищать их — значит не видеть пагубных последствий капиталистического выбора «современной» России. Сам капитализм, по свидетельству Дж. Сороса2, оказался в тупике и вряд ли сможет поддержать, за исключением некоторых небольших стран, бывшие социалистические государства в их стремлении попасть в число развитых капиталистических стран, в компанию «золотого миллиарда». Разорение России на пути к капитализму в прошлом и в настоящее время, а также стран третьего мира, разрыв в уровне жизни которых по сравнению с Западом достигает соотношения 1 : 100, одновременно доказывает неизбежность социалистического выбора. Из вышесказанного становится понятным, почему нынешнее руководство страны приняло концепцию модернизма и объявило курс на ее практическое осуществление. Будучи противником социалистической перспективы развития, именно развития, им ничего не осталось, как взять запахшую нафталином и выработанную еще во времена Б. Ельцина концепцию модернизма для оправдания проведенных тогда «радикальных реформ». Но ныне само слово «реформа» настолько опротивело сознанию народа, что второй раз использовать его никто из правящей элиты не решился. Надо было найти другой «бренд» своей деятельности. Вначале попробовали воспользоваться концепцией развития, даже ее утвердили как программную перспективу развития страны до 2020 года. Наступивший кризис, да и вся официальная социология, отрицающая теорию развития, заставили снять с повестки дня эту концепцию. Напрасно С. Кургинян написал серию статей «Медведев и развитие», опубликованных в газете «Завтра». Д. А. Медведев не стал сторонником концепции развития, заменил ее модернизацией. Понятие «модернизация» само по себе ничего плохого не содержит, если речь идет о модернизации технологических процессов, технических средств, норм и правил управленческой деятельности. Было бы что модернизировать. Другое дело, когда оно применяется ко всей стране. Если перевести этот термин на русский язык, то, спрашивается, какой «современизации» может подвергаться вся страна: или еще большей монетаристской капитализации экономики на пути к «другой» Европе, или к ее преодолению на пути возвращения к наиболее развитому состоянию, достигнутому в советские годы. Конечно, у «прорабов» модернизации последний путь исключается. В этой связи странным выглядит позиция некоторых деятелей из КПРФ, поспешивших назвать эту инициативу президента хорошей1, уже находящейся якобы в центре внимания всего общества. И это понятно, ибо Г. А. Зюганов не устает утверждать, что будто бы нынешний капитализм построен не по последнему слову американской школы монетаризма, а по образцу дикого капитализма XVIII века, когда на самом деле у нас строились заводы, а не банки. Поэтому вроде бы надо вместо архаического капитализма строить современный, модернизированный. Модернизация на базе новой политики, основанной не только на достижениях науки и техники, но и на принципе патриотизма, справедливости и коллективизма1. Если это будет сделано, то вроде бы откроется путь к возвращению цивилизованной России на социалистические начала, главные отличительные особенности которой — коллективизм и верховенство духовного над материальным. Эту концепцию социалистической модернизации не случайно отказался принять Е. К. Лигачев. «Спрашивается, — пишет он, — что тут может быть социалистического, если основы капитализма сохраняются, если модернизация означает лишь обновление, изменения в рамках существующей общественной системы, в данном случае капиталистической, при сохранении ее экономических, политических и социальных основ»2. Речь должна идти, по справедливому утверждению Е. К. Лигачева, о социалистическом возрождении, социалистическом переустройстве общества, о том, чтобы покончить с капиталистическим способом производства, а не о его модернизации в пользу социализма. 2.2. ЭКОНОМИКС КАК ПСЕВДОНАУЧНАЯ ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА Минуло уже не менее полутора десятилетий с того переломного времени, когда умами наших наиболее «продвинутых» интеллектуалов от экономической науки вдруг безраздельно овладели весьма поверхностные и односторонние взгляды в духе экономикс. Пятнадцать-двадцать лет — срок немалый, и потому сегодня уже вполне очевидны результаты воплощения в жизнь этого очередного «единственно верного» учения, как водится, имплантированного нам все тем же «просвещенным» Западом. Беспрецедентное для условий мирного времени разрушение научно-технического и промышленного потенциала (деиндустриализация), сырьевые перекосы экономического роста, нарастающее разрушение окружающей среды, стремительная деградация и депопуляция населения, хронический и периодически (1992, 1998, 2008) обостряющийся до предела экономический кризис, позорная колониальная зависимость от глобальной метрополии — вот перечень наших наиболее значимых «завоеваний победившего капитализма». В конечном счете приходится констатировать, что вместо обещанного идеологами рыночных реформ прорыва в технотронно-инновационное будущее страны бывшего СССР снова возвращаются в доиндустриальную эпоху. Поскольку исследованию развернувшейся в регионе масштабной деиндустриализации посвящено немало научных публикаций, в том числе принадлежащих автору1, в данной статье ограничимся лишь упоминанием о некоторых символических актах «протестного голосования» техносферы, созданной в советские времена, против затеянных в регионе рыночных, частнокапиталистических реформ. В их числе — суицид Чернобыльской АЭС, самоликвидация АПЛ «Курск», утопление космической станции МИР, бесконечная череда катастроф с отказывающимися летать самолетами, протестное самоубийство Саяно-Шушенской ГЭС и т. д. Иными словами, воплощение в жизнь «чудодейственных» рецептов экономикс воочию подтвердило их поистине волшебную разрушительную силу. В считанные годы некогда великая сверхдержава, которая на равных соперничала с самими США по ряду направлений науки и техники (космос, мирный атом, ВПК, электроэнергетика и др.), была раздроблена, колонизирована победившим нас в «холодной войне» Западом и превращена в пространство технологической отсталости — источник «бегущих» в развитые страны сырья, капиталов и мозгов. Любому здравомыслящему, не заинтересованному в дальнейшем разрушении восточнославянской цивилизации экономисту сегодня уже очевидно, что истинная причина навалившихся на нас бед — псевдонаучность и ограниченность господствующей экономической и образовательной парадигмы и соответствующей ей либерально-рыночной, частнокапиталистической доктрины развития. Следовательно, для выхода на траекторию устойчивого развития государства бывшего СССР должны решительно сменить базовую доктрину социально-экономического развития и соответствующую ей систему экономических знаний. Последняя в ее нынешнем убогом экономиксовом варианте не только не способствует такому переходу, но и наоборот, отбрасывает нас в позапрошлый век ростовщического спекулятивного капитализма. Далеко не случайно на рубеже тысячелетий многие крупные отечественные и даже западные ученые во весь голос заговорили о весьма противоречивой и даже кризисной ситуации, сложившейся в конце прошлого — начале нынешнего столетия в области гуманитарных и, прежде всего, социально-экономических наук. Сегодня многие ведущие белорусские, российские, украинские экономисты заговорили о «проблемной ситуации», «многоуровневом, системном кризисе», «теоретическом тупике», «интеллектуальном заблуждении», «средневековье» и даже «антинаучности» нынешней отечественной экономической науки1. Оснований для столь категоричных выводов более чем достаточно, в их числе: |
Похожие:
 | ... |  | «под ключ» (пир, смр, поставка волс) для организации каналов передачи данных телеметрической и служебной информации на участке: Лот... |
| Санкт-Петербург 07. 07. 1977г., проживающегопо адресу: Санкт-Петербург, ул. Морская кв. 7 | | Я, Иванов Иван Иванович 1980 года рождения, паспорт 4000 100000, выданный 01. 01. 1999г. 100 отделением милиции Калининского района... |
| Адрес: Санкт-Петербург, пр. Народного ополчения, д. 101, литер А, помещение 5Н. Телефон: 573-90-28 | | Публичным акционерным обществом «банк «санкт-петербург» собственных размещенных акций |
| Для работы сотрудников цпк москвы и филиала Санкт-Петербург в бд системы созданы два реестра | | С РФ 78 №004632209, за основным регистрационным номером 1047844014998, место нахождения: 195197 Санкт-Петербург, Кондратьевский пр.,... |
| Юрьевича, 31 января 1961 года рождения, место рождения г. Бердичев, пол мужской, паспорт: 41 05 806934, выдан Управлением внутренних... | | Гбоу впо «Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет» |