Н.В. Ефименко
ЗВУКО-ЦВЕТОВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ВЕРБАЛЬНОЙ МОДЕЛИ И ВОЗМОЖНОСТЬ ЕЕ СОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ
Настоящее сообщение посвящено рассмотрению идеи «цветового наполнения» звуковой формы языкового знака и возможности повышения информативности вербальной модели (текст, высказывание, словосочетание, слово) на фоносемантическом уровне посредством изменения частотности употребления «светлых» и «темных» звуков.
В ходе анализа теоретического и экспериментального материала была сформулирована рабочая гипотеза, согласно которой психологическая структура цветового значения слова и текста не является константной составляющей. Это динамически развивающаяся субстанция, направления изменений которой возможно установить экспериментальным путем. В соответствии с предложенной гипотезой обусловленное разными факторами (норма и стандарты жизни, проблемы экологии коммуникации, проблемы коммуникативного хаоса и др.) колористическое наполнение звуков языка может изменяться с течением времени. Эта гипотеза не противоречит современным исследованиям цветовой ассоциативности, согласно которым речь идет об анализе синхронических срезов. Корректируя значение, заложенное на уровне звуко-цветовой ассоциативности, исследователь может прогнозировать появление определенной эмоциональной реакции на текст и совершенствовать вербальную модель с целью повышения ее информативности на фоносемантическом уровне.
Под руководством Т.М.Рогожниковой коллективом авторов (профессор Т.М.Рогожникова, программист С.А.Воронков, аспиранты Н.В.Ефименко, Р.В.Яковлева) разработано программное обеспечение «БАРИН» для автоматизированного анализа звуко-цветовых соответствий в слове и тексте.
Целесообразность создания компьютерной программы объясняется следующими соображениями:
выдвинутая гипотеза изменения цветности (диахронический срез) ряда звукобукв русского языка требует подтверждения экспериментальным путем, при этом получаемые данные должны быть обработаны соответствующим образом;
для реализации сопоставительных аспектов исследования необходимо построить спиралевидную (вид сверху) модель цветового образа слова и текста для выделения ядерных и периферийных цветовых значений в индивидуальном сознании (модель семантического развития слова [1, 2]);
с целью выявления характера экспрессивно-образной заряженностивербальной модели, отбора текстов «комфортных» для восприятия и возможности (в перспективе) усовершенствования вербальной модели на фоносемантическом уровне следует получить цвето-графический образ слова и текста;
для успешного исследования слова и текста, позволяющего приблизится к раскрытию «тайн семиозиса» и взаимопонимания при общении, целесообразно создать программный продукт, пригодный для анализа текстов любого типа.
Компьютерная программа автоматизированного анализа текста «БАРИН»выполняет художественно-компьютерную интерпретацию звуко-цветовых соответствий в тексте (художественный образ текста) и моделирует цветовой образ текста в виде спирали.
Ассоциативная цветовая спираль строится с целью выявления характера экспрессивно-образной заряженности вербальной модели. Прототипом создания данной модели послужила спиралевидная мо дель семантического развития, разработанная Т.М.Рогожниковой [Там же]. Исследуя пути развития значения слова в разных возрастных группах, Т.М.Рогожникова на основе анализа экспериментального материала (свыше 130000 ассоциативных реакций на шести языках) построила спиралевидную модель семантического развития. Данная модель может быть названа интегративной, так как в ее основе лежат осмысление и анализ результатов исследований таких выдающихся ученых как Л.С.Выготский, Д.Палермо, Э.Рош, Е.Кларк, Ф.Кейл и Н.Баттерман, а также количественная и качественная интерпретация материалов ассоциативных экспериментов на разных языках. Т.М.Рогожникова пришла к выводу, что развитие значения слова в индивидуальном сознании в условиях нормы представляет собой единый и постепенный процесс, аналогичный восхождению по спирали с увеличивающимся по мере восхождения диаметром витков. Разработанная автором модель подтверждает правильность гипотез генерализации и дифференциации, но обнаруживает их недостаточность в отрыве друг от друга. Два основных пути изменения значения слова не идут параллельно, а свиваются в одну спираль, что делает этот процесс единым и постепенным.
Следует отметить, что спиралевидная модель развития слова, разработанная Т.М.Рогожниковой, согласуется с гипотезой прототипов Д.Палермо. Если изобразить вид спиралевидной модели сверху, то получается модель в виде расходящихся от центра кругов, где центром является ядро прототипа, а увеличивающиеся в диаметре круги состоят из периферийных его членов, связанных различными отношениями как с ядром, так и друг с другом [3.С.417-424] .
Процесс моделирования звуко-цветовой организации вербальной модели поможет выбрать или создать тексты, «комфортные» для восприятия, и в перспективе предоставит возможность совершенствовать вербальную модель на фоносемантическом уровне с целью повышения ее (вербальной модели) информативности.
Язык является сложной иерархической системой, в которой действуют многочисленные внутренние законы функционирования и развития. Иногда язык определяют как систему систем – фонетической системы, морфологической системы, лексической системы. Каждая из них обладает своими внутренними закономерностями, но они взаимосвязаны и взаимообусловлены. Например, замена одной фонемы другой может привести к изменению значений слов. Языковые ярусы (фонемный, морфемный, лексический, синтаксический) в силу иерархических отношений теснейшим образом связаны и характеризуют объективное устройство языковой системы.
По традиционному лингвистическому представлению существует два вида основных значений – лексическое и грамматическое, которые соответствуют лексическому и грамматическому уровням языка, а единицы фонетического уровня значением не обладают вообще. Но было бы неправильно полагать, что звук не может быть соотнесен с представлениями о реальных объектах и явлениях. Звуковая форма знака может играть изобразительную роль и, следовательно, соотносима с содержанием.
А.П.Журавлев считает, что «если понимать содержательность языковой формы как символическое значение, то возникает возможность считать символику звуков речи значимостью фонетической формы, или фонетическим значением» [4.С.31]. Исследователь разработал экспериментальный психометрический метод изучения символического значения звуков речи и создал экспериментально выверенную модель фонетического значения. В своих исследованиях автор подчеркивает, что символическое значение звуковой формы слова должно поддерживать понятийное значение слова в силу действия мотивировочной тенденции, и лексическое значение не может однозначно предопределять звучание.
Символика цвета опирается на особенности психики человека, на различные ассоциации, в основе которых лежит обыденный опыт человека. Психолингвистический подход в описании смысловой структуры цветового обозначения вскрывает методологические предпосылки изучения семантики цвета[5].
Исследование звуко-цветовых соответствий проводится с целью выяснения закономерностей сложного комплекса познавательных процессов, которые лежат в основе человеческого представления о мире в его лингвистическом проявлении. Следует подчеркнуть, что эти закономерности достаточно сложно уловить, так как они присутствуют на подсознательном уровне. Фактически, это только верхняя часть айсберга, которая неразрывно связана с его скрытой частью, относящейся к глубинным универсальным, национальным и индивидуальным фоносемантическим законам [6].
В нашем исследовании мы предприняли попытку «осветлить цветовое наполнение» языковых единиц, корректируя различные уровни языка.
По мнению автора методики измерения фонетического значения А.П.Журавлева, сравнение количества различных звуков в тексте с нормой употребления играет важную роль, так как «звуки встречаются в обычной речи с определенной частотностью. Носитель языка интуитивно правильно представляет себе эти нормальные частотности звуков и букв, и читатель заранее "ожидает" встретить в тексте каждый звук нормальное число раз. Если доля каких-либо звуков в тексте находится в пределах нормы, то эти звуки не несут специальной смысловой и экспрессивной нагрузки, их символика остается скрытой. Заметное отклонение количества звуков от нормы резко повышает их информативность, соответствующая символика как бы вспыхивает в сознании (подсознании) читателя, окрашивая фонетическое значение всего текста. Например, если нагнетаются звуки, средние оценки которых по шкале "светлый – темный" соответствуют признакам "очень светлый", "светлый", то эти признаки и будут характеризовать содержательность фонетической формы текста в целом. Эффект усилится, если в то же время "темных" звуков в тексте будет заметно меньше нормы» [4.С.100].
Для проверки данной гипотезы было исследовано 148 текстов с помощью формализованных методов анализа на базе цветовой символики звукобукв и психометрического метода изучения символического значения звуков речи (по А.П.Журавлеву). Используя программу, разработанную доктором филологических наук, профессором Л.П.Прокофьевой, программистом Т.В.Мироновой, кандидатом физико-математических наук И.Л.Пластун (руководитель проекта), мы проанализировали 78 текстов на английском языке (учебное пособие для студентов, обучающихся по специальностям «Мехатроника» и «Автоматизация технологических процессов и производств (машиностроение)) и 70 текстов на русском языке, взятых из различных учебных пособий по мехатронике. Тексты были не параллельными, но аналогичными по содержанию. В английских учебных текстах находит отражение желто-зеленая составляющая, в русских произведениях образовательного характера – сине-красно-черная.
Те же самые тексты были проанализированы с помощью компьютерной программой «БАРИН» (авторы– Т.М. Рогожникова, С.А.Воронков, Н.В.Ефименко, Р.В.Яковлева). В цветовом наполнении английских учебных текстов также доминировала желто-зеленая составляющая, в русских – сине-бело-красно-черная. Следует отметить, что общий цветовой образ русского текста образовательного характера, на наш взгляд, стал значительно светлее: процентный показатель синего (33,60%), красного (18,97%), белого (10,28%) цветов выше, чем индекс черного цвета(9,88%).
«Настраивая» значение, заложенное на уровне звуко-цветовой ассоциативности, можно прогнозировать появление определенной эмоциональной реакции на текст. Как инструменты анализа вербальной модели (слово, словосочетание, высказывание, текст) языковые пласты «работают» по-разному, но самым продуктивным, на наш взгляд, является фонетический.
Посредством специальной организации (звуковые повторы, изменение нормы частотности употребления звуков) текста и других существующих вербальных моделей, грамотного и эффективного использования их потенциала можно успешно решать разнообразные задачи, такие как преподавание родного и иностранных языков, перевод текстов, создание гармоничных в визуальном, аудиальном, кинестетическом отношениях вербальных продуктов, повышение эффективности воздействия средств массовой коммуникации и экологии коммуникации в целом.
Литература
Рогожникова Т.М. О спиралевидной модели развития значения слова у ребенка // Психолингвистические проблемы семантики и понимания текста. – Сб. науч. тр. – Калинин: Калининск.гос. ун-т, 1986. – С. 100-105.
Рогожникова Т.М. Психолингвистическое исследование функционирования многозначного слова: монография. – Уфа: УГАТУ, 2000. – 242 с.
Рогожникова Т.М. История одной модели // Теория и практика языковой коммуникации: материалы Международной научно-методической конференции. Уфа: УГАТУ, 2010. – С. 417-424.
Журавлев А.П. Фонетическое значение. Л.: ЛГУ, 1974. – 148 с.
Яньшин, П.В. Психосемантика цвета. СПб.: Речь, 2006. – 369 с.
Прокофьева Л.П. Звуко-цветовая ассоциативность: универсальное, национальное, индивидуальное. Саратов: СГМУ, 2007. – 280 с.
А.А. Залевская
НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ
ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
Экспериментальные исследования в области лексики были начаты мною в 60-е гг. прошлого века и проводились с разными целями, в том числе – для изучения специфики взаимодействия языков в условиях обучения иностранному языку [1], выявления особенностей ассоциативной структуры памяти [2], сопоставительного анализа семантической структуры слова в разных языках [3], обнаружения национально-культурной специфики вербальных ассоциаций [4], ценностного профиля слов [5] и принципов организации ментального лексикона [6], а также при моделировании процессов понимания текста [7] и т.д. С самого начала делались попытки осмыслить целый ряд вопросов теории и практики экспериментального исследования (см., например, статьи [8] и обобщения в учебных пособиях для студентов [9]).
Раздумья уже первого десятилетия экспериментальной работы привели меня к убеждению в том, что интерпретация получаемых данных требует принципиально новой теории слова как достояния пользующегося языком человека (такая теория была предложена в 1977 году [10], см. также [11]). В то же время было дано обоснование необходимости анализировать полный корпус экспериментальных материалов (в составе которого значим каждый единичный факт), и акцентировать внимание не на словах как таковых, а на моделях связей между тем, что предлагается испытуемым, и тем, что от них получено. С опорой на моделирование речемыслительной деятельности человека (от внешнего или внутреннего пускового момента до конечного этапа фонации, с учетом множественных петель обратной связи) указывалось, что интерпретация выявляемых связей должна проводиться через призму процессов, которые могли привести к регистрируемым в эксперименте продуктам вербальной манифестации глубинных связей и отношений. Была также продемонстрирована недопустимость прямого соотнесения слов разных языков даже при полном совпадении их словарных дефиниций, откуда вытекает требование при межъязыковых сопоставлениях трактовать слова как корреляты, но не эквиваленты, а также учитывать типологические различия исследуемых языков, возможность автоматизированного включения идентифицируемых слов в устойчивые словосочетания, влияние популярных на момент проведения эксперимента событий, фактов, контекстов и т.д. Большое внимание было уделено важности использования определенного набора исследовательских процедур как условия разностороннего похода к рассматриваемому явлению и средства повышения надежности получаемых результатов (см.: [12]). Однако, эти и некоторые другие не менее важные положения почему-то далеко не всегда принимаются во внимание современными экспериментаторами, а в некоторых случаях – открываются заново.
Потребность снова вернуться к вопросам теории и технологии экспериментального исследования обусловлена рядом причин, первой в числе которых является наблюдаемое в многочисленных публикациях по результатам экспериментов игнорирование требования последовательной опоры на одну и ту же теорию от формулирования рабочей гипотезы через обоснование выбора исследовательских процедур, отвечающих этой теории и задачам научного изыскания, до анализа и интерпретации получаемых материалов. В то же время от некоторых издательств поступили предложения на переиздание моей книги «Межъязыковые сопоставления в психолингвистике» (1979), которая, с моей точки зрения, несколько устарела и требует доработки. Чтобы такая доработка была результативной, я решила заново пережить весь цикл исследовательского процесса, последовательно осмысливая вопросы, с которыми сталкивается начинающий экспериментатор. Этой цели служит проводимый мною двухэтапный (1993–2011) эксперимент по психолингвистическому портретированию лексики, с вопросами организации которого и с некоторыми его предварительными результатами можно ознакомиться по уже имеющимся публикациям (см., например, [13]). Полное обсуждение связанных с названным исследованием вопросов теории и технологии работы будет дано в отдельной монографии. В этой статье имеется возможность остановиться только на проблеме самой сути психолингвистического эксперимента и на вытекающих отсюда требованиях к его организации.
К сожалению, создается впечатление, что в массе авторы публикаций по материалам экспериментов исходят из наличия эксперимента как такового в качестве необходимого и достаточного условия, или признака, для того, чтобы исследование квалифицировалось как психолингвистическое. Это величайшее заблуждение.
Начну с того, что обоснованная в работе Л.В. Щербы [14] необходимость эксперимента в языкознании фактически выводит на два направления научных изысканий, ориентированных на различающиеся цели, достижение которых требует последовательной опоры на соответствующую систему теоретических положений.
Первое из них связано с получением от носителей языка ответов на вопросы типа: можно ли так сказать? Это лингвистический эксперимент (так его называл сам Л.В. Щерба); он нацелен на выявление системности и нормативности языковых явлений и опирается на теоретические постулаты, вытекающие из трактовки языка как системы (в терминах Л.В. Щербы, в данном случае имеется в виду язык как «величина социальная»). Л.В. Щерба признавал, что психологический аспект этого метода является несомненным, поскольку исследователь обращается к оценочному чувству правильности или неправильности, возможности или абсолютной невозможности того или иного высказывания. Тем не менее в центре внимания остается все-таки метаязыковая деятельность нормативного плана.
Второе направление экспериментальных исследований проистекает из обоснования Л.В. Щербой специфики речевой организации индивида, которая обусловливает речевую деятельность, являясь в то же время индивидуальным проявлением социально выработанной языковой системы. Поскольку речевая организация индивида – явление психофизиологическое, продукт своеобразной переработки речевого опыта (по Л.В. Щербе), в этом случае требуются иная теория, учитывающая специфику языка как достояния пользующегося им человека со всеми вытекающими отсюда следствиями, связанными с функционированием языка как психического процесса, а используемый в русле такой теории психолингвистический эксперимент нацелен на выявление того, что лежит за языковыми явлениями, обеспечивая процессы познания и общения, т.е. он ориентирован на исследование глубинных оснований для регистрируемых на поверхностном уровне языковых явлений как вербализованных конечных продуктов сложного и многоступенчатого речемыслительного процесса. Следует подчеркнуть, что при этом целью применения той или иной исследовательской процедуры является не поиск в экспериментальном материале свидетельств системности и/или нормативности регистрируемых связей, а создание ситуаций, позволяющих выявить стратегии и опоры, благодаря которым человек оказывается способным познавать окружающий мир и адаптироваться к физической и социальной среде, находить взаимопонимание в процессах общения в условиях постоянного решения плохо сформулированных задач и пользования расплывчатыми множествами в виде далеких от однозначности языковых средств. При этом отмеченное Л.В. Щербой «оценочное чувство» оказывается фундаментально встроенным в «своеобразную переработку» не просто речевого опыта, а опыта познания и общения, что находит свое отражение в эмоционально-оценочном переживании говоримого и понимаемого при феноменологическом слиянии слова и именуемого им объекта (в широком смысле). Следует особо подчеркнуть, что если для исследователя-лингвиста слово выступает как ИМЯ вещи, то для носителя языка на первый план выступает имя ВЕЩИ, и жизнь слова у индивида обеспечивается «высвечиванием» (через посредство социально установленного значения слова) в голограмме образа мира сложного взаимодействия образов, признаков, признаков признаков, ситуаций, контекстов и т.д., – всего того, что так или иначе на разных уровнях осознаваемости увязывается со словом.
Обратим внимание на то, что Л.В. Щерба предостерегал против недопустимого, по его мнению, отождествления «таких теоретически несоизмеримых понятий, как “индивидуальная речевая система” (=психофизиологическая речевая организация индивида) и “языковая система”» [15]. В этой связи полезно вспомнить некоторые суждения предтеч отечественной психолингвистики – выдающихся российских языковедов. Например, нельзя забывать указание И.А. Бодуэна де Куртенэ на то, что следует различать «категории языковедения», представляющие собой «чистые отвлечения», и «категории языка», т.е. то, что «живет в языке» [16]. Важность разграничения сугубо научного подхода к языку и реальной жизни языковых явлений подчеркивал А.А. Потебня, писавший: «Пример предрассудка мы видим в понятии о слове. Обыкновенно мы рассматриваем слово в том виде, в каком оно является в словарях. Это все равно, как если бы мы рассматривали растение, каким оно является в гербарии, то есть не так, как оно действительно живет, а как искусственно приготовлено для целей познания» [17]. В современных терминах мы можем говорить о двойной жизни слова и языка в целом: одной своей ипостасью языковые явления обращены к социуму, а другой – к индивиду, и хотя целое существует в единстве и взаимодействии названных сторон, каждая из них выступает в качестве специфического предмета в составе единого объекта, рассматриваемого с позиций различных наук (соответственно – лингвистики и психолингвистики).
Л.В. Щерба выступал и против того, что многие лингвисты подходят к живым языкам, как к мертвым: накопленный языковой материал обрабатывается по принципам мертвых языков (т.е. в отрыве от пользующегося живым языком человека) [18]. Аналогично замеченному Л.В. Щербой, современные исследователи, применяющие экспериментальные процедуры или черпающие примеры из ассоциативных словарей, анализ таких материалов ведут исключительно или преимущественно с позиций языковой системы, что противоречит самой идее психолингвистического эксперимента и в определенной мере дискредитирует ее. Так, в большинстве как отечественных, так и зарубежных исследований результаты ассоциативных экспериментов анализируются с позиций традиционной лингвистической трактовки парадигматики и синтагматики, хотя глубинные связи, находящие отображение в ассоциативном эксперименте, могут не согласоваться с требованиями поверхностного уровня и на первых взгляд – с чисто формальной точки зрения – выступают как отклонения от системы и нормы. Ограничусь одним примером: ассоциативная пара КВАДРАТНЫЙ – круг вовсе не нарушение языковой нормы или логики высказывания, а свидетельство того, что на глубинном уровне основанием для связи послужил признак объекта, выступивший в качестве медиатора записанной реакции. Главное в этом случае – наглядное проявление способа, который в конкретном случае оказался наиболее актуальным для процесса идентификации воспринимаемого исходного слова. Выявление возможных наборов таких способов, или стратегий идентификации, а также промежуточных элементов, направляющих формирование устанавливаемой связи, или опор, составляет одну из задач при исследовании специфики процессов естественного семиозиса.
Замечу при этом, что, идентификация изолированного слова в ходе свободного ассоциативного эксперимента фактически совпадает с ситуацией встречи с первым словом нового сообщения в разговоре, когда нет прямой связи с ситуацией или с предшествующим контекстом. Дело в том, что в естественной ситуации мы производим подобные действия на неосознаваемом уровне, выводя на «табло сознания» только случаи, когда последующий контекст, ситуация или реакция собеседника свидетельствуют о неверном или неточном понимании воспринятого слова. Таким образом, эксперимент позволяет регистрировать то, что связано с динамикой уровней осознаваемости речемыслительных действий индивида; при выборе экспериментальных процедур важно учитывать уровень требуемой от испытуемого метаязыковой активности при выполнении каждой из них.
На самом деле экспериментальные процедуры способны помочь моделировать специфические аспекты исследуемых процессов, а целенаправленный анализ средств вербальной манифестации продуктов промежуточных этапов таких процессов и их взаимодействий способствует дальнейшей разработке психолингвистической теории языка как достояния индивида. Но чтобы такое происходило, недостаточно просто «для галочки» ссылаться на имена авторов, серьезно задумывавшихся над вопросами теории и технологии подобных научных изысканий, или в одном абзаце перечислять большое количество работ, которые диссертант знает только по их названиям; в отличие от этого требуется читать первоисточники и стараться понять суть излагаемых в них соображений и обоснований.
В качестве примера назову книгу Джеймса Диза [19], на которую теперь принято ссылаться, однако то, что потом говорят сами упомянувшие эту книгу авторы, свидетельствует о полном незнании идей Диза, акцентировавшего внимание на функционировании ассоциаций на глубинном уровне. В частности, Диз широко пользуется понятием «репрезентативного ответа» как средства идентификации воспринимаемого слова-стимула. Замечу, что эта идея подтверждается при сопоставлении результатов выполнения испытуемыми разных экспериментальных процедур, когда независимо от выполняемого задания всплывает регистрация именно репрезентативного ответа, посредством которого испытуемый для самого себя подтверждает, что он понял воспринятое слово именно так, а не иначе.
Наличие подобных фактов составляет базу для теоретических размышлений и для совершенствования технологии исследований для все более глубокого проникновения в тайны функционирования языка как живого знания с двойственной онтологией. При этом ориентация на специфику реального функционирования языка как средства познания и общения требует также учета роли социальной ипостаси языковых средств в качестве медиатора выхода человека на имеющийся у него образ мира во всем богатстве его объектов, связей и отношений.
Литература
Залевская А.А. Ассоциативный эксперимент в условиях билингвизма и трилингвизма // Материалы второго симпозиума по психолингвистике (4–6 июня 1968 г.). – М.: Наука, 1968. – С.73–74.
Залевская А.А. Экспериментальное исследование ассоциативной структуры памяти // Педагогика и психология: Сб. статей по педагогике, психологии и частным методикам. – Алма-Ата: Минобразования КазССР, Каз. гос. пед. ин-т, 1969. – С.58–69; Zalevskaya A.A. On the associative structure of memory // Short communications prepared for the XIXth International Psychological Congress (London, August 1969). – Moscow: Psychological Society of the USSR, 1969. – P.156–157; Залевская А.А. Из опыта психолингвистического исследования структуры памяти // Психологические механизмы памяти и ее закономерности в процессе обучения : мат–лы 1 Всесоюзгного симпозиума по психологии памяти (Харьков, ноябрь 1970). – Харьков: Общество психологов СССР; Харьков. ун-т, 1970. – С.92–95; Zalevskaya A.A. A psycholinguistic approach to the study of mechanisms of free word association // Abstract Guide: XXth International Congress of Psychology (August 13–19, 1972. Tokyo, Japan). – Tokyo: Science Council of Japan, 1972. – P.400; Zalevskaya A.A. An experimental study of lexical organization // XXIe Congrès International de Psychologie: Résumés. – Paris: Société Française de Psychologie, 1976. – P.44.
Залевская А.А. Из опыта экспериментального сопоставительного исследования семантической структуры слова // Иностранные языки в высшей школе : уч. зап. Латв. гос. ун-та, 1969. – Т.119. – С.78–95; Она же. Свободные ассоциации в трех языках // Семантическая структура слова. Психолингвистические исследования. – М.: Наука, 1971. – С.178–194.
Залевская А.А. Из опыта сопоставления ассоциативных реакций в условиях различных культур // Психолингвистика и обучение русском языку нерусских : сб. ст. – М.: «Русский язык», 1977. – С.158–171; Zalevskaya A.A. Verbal associations in different cultural settings // Wertsch, J. (Ed.). Recent Trends in Soviet Psycholinguistics. – New York: Sharpe, 1977. – Pp.46–52; Залевская А.А. Некоторые проявления специфики языка и культуры испытуемых в материалах ассоциативных экспериментов // Этнопсихолингвистика : коллективная монография. – М.: Наука, 1988. – С.34–48.
Залевская А.А. Ценностный профиль слова: опыт экспериментального исследования // Текст: структура и анализ : сб. науч. тр. – М.: ИЯ РАН, 1989. – С.53–71; Она же. Экспериментальное исследование параметра оценки в психологической структуре значения слова // Психолингвистические проблемы семантики : сб. науч. тр. – Тверь: Твер. гос. ун-т, 1990. – С.73–83.
Залевская А.А. К экспериментальному исследованию лексического компонента речевой способности человека: Предварительные публикации ПГЭПЛ. – М.: ИРЯ АН СССР, 1975. – 50 с.; Она же. К проблеме экспериментального исследования структуры ассоциативного поля // HOMO LOQUENCS : мат-лы рабочего совещания по теме «Человек как носитель языка». – Калинин: Калинин. гос. ун-т; Ин-т общей и педагогич. психологии АПН СССР, 1975. – С.27–77.
Залевская А.А. Экспериментальное исследование процессов прогнозирования развертки текста и его перевода // Лингвистика. Межкультурная коммуникация. Перевод : сб. науч. тр. – Курск: Региональный открытый социальный ин-т, 1997. – С.162–173.
Залевская А.А. Некоторые проблемы подготовки ассоциативного эксперимента и обработки его результатов // Экспериментальные исследования в области лексики и фонетики : уч. зап. Калинин. гос. пед. ин-та. – Калинин: Калинин. гос. пед. ин-т, 1971. – Т.98. – Ч.2. – С.3–119; Она же. Об исследовании интервербальных связей // Сборник докладов и сообщений лингвистического общества. – Калинин: Калинин. гос. пед. ин-т, 1971. – Вып. первый. – С.154–172; Она же. Исследование направленных ассоциаций в русском и английском языках // Проблемы английской филологии и психолингвистики : сб. ст. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1972. – С.3–35; Она же. О комплексном подходе к исследованию закономерностей функционирования языкового механизма человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики : межвуз. тематич. сб. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1981. – С.28–44; Она же. Роль теории в экспериментальных психолингвистических исследованиях лексики // Психолингвистические исследования: звук, слово, текст : межвуз. тематич. сб. науч. тр. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1987. – С.34–49; Она же. Вопросы теории и практики межкультурных исследований // Этнокультурная специфика языкового сознания : сб. ст. – М.: ИЯ РАН, 1996. – С.23–39; Она же. Проблема признака как основания для взаимопонимания и для расхождений при этнических контактах // Этнокультурная специфика языкового сознания : сб. ст. – М.: ИЯ РАН, 1996. – С.163–175.
Залевская А.А. Межъязыковые сопоставления в психолингвистике : учеб. пособие. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1979. – 84 с.; Она же. Психолингвистические проблемы семантики слова: учеб. пособие. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1982. – 80 с.; Она же. Проблемы психолингвистики: учеб. пособие. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1983. – 135 с.
Залевская А.А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека : учеб. пособие. – Калинин: Калинин. гос. ун-т, 1977. – 83 с.
Залевская А.А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование : монография. – Воронеж: Изд-во ВГУ, 1990. – 206 с.; Она же. Введение в психолингвистику : учебник. – М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. – 382 с.
Наборы из 4–5 экспериментальных процедур использовались в диссертациях моих учеников, например, С.И. Тогоевой (1989), Т.Ю. Сазоновой (1993), О.С. Шумилиной (1996) и др.
Залевская А.А. Вопросы выбора слов и заданий для экспериментального психолингвистического исследования // Слово и текст: актуальные проблемы психолингвистики : сб. науч. тр. – Тверь: Твер. гос. ун-т, 1994. – С.12–19; Она же. Психолингвистическое портретирование лексики: опыт экспериментального исследования // Психолингвистические исследования: слово и текст : сб. науч. тр. – Тверь: Твер. гос. ун-т, 1995. – С.38–46; Она же. Значение слова в зеркале психолингвистического портретирования (I) // Вестник Тверского государственного университета. – 2010. – № 5. – Серия «Филология». – Вып. 3 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». – С. 175–193; Она же. Значение слова в зеркале психолингвистического портретирования (II) // Вестник Тверского государственного университета. – 2010. – № 15. – Серия «Филология». – Вып. 4 «Лингвистика и межкультурная коммуникация». – С. 204–213; Она же. Стратегии шкалирования: индивидуальные преференции и обобщенные данные // Слово и текст: психолингвистический подход. Тверь, – Тверь: Твер. гос. ун-т, 2010. – Вып. 10. – С.48–60; Она же. Некоторые вопросы организации межъязыкового экспериментального исследования лексики // Методология современного языкознания : сб. ст. / отв. ред. А.Г. Сонин, А.С. Баранов. – М.: АСОУ, 2010. – С. 47–56.
Щерба Л.В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании // Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. – Л.: Наука, 1974. – С. 24–39.
Щерба Л.В. Цит. раб., с. 35.
Бодуэн де Куртенэ И.А. Некоторые общие замечания о языковедении и языке // Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. – М.: Изд-во АН СССР, 1963. – С.60.
Потебня А.А. Эстетика и поэтика. – М.: Искусство, 1976. – С.466.
Щерба Л.В. Цит. раб., с.31.
Deese, J. The Structure of Associations in Language and Thought. – Baltimore: The John Hopkins Press, 1965. – 216 p.
|
