§8. К вопросу о непереводимости
Возможность равноценности перевода и оригинала всегда был и остается одним из центральных вопросов переводоведения (Федоров 1941: 4). Возможна ли вообще полноценная межъязыковая коммуникация? Символом языковой разобщенности с древних времен считали Вавилонскую башню (Иовенко 2013: 5). При этом понятия подобия и эквивалентности в целом довольно расплывчаты (Казакова 2002: 6), так как между словарными составами двух языков, как известно, прямого соответствия нет (Комиссаров 1960: 9). Кроме того, разница проявляется в сочетаемости языковых единиц еще сильнее, чем в номенклатуре (Львовская 1985: 16). Важен и человеческий фактор – текст никогда не воспринимается читателем в эмоциональном вакууме, равно как и у переводчика тоже есть свои эмоции (Казакова 2002: 22). Оптимальной стратегией в случае с переводом художественного текста было бы равновесие рационального и эмоционального элементов (Казакова 2002: 25), так как при потере эмоционального и чрезмерной рациональности могут пострадать художественность и авторский стиль.
Стоит отметить, что есть некоторая разница между понятиями эквивалентного и адекватного перевода. Эквивалентный перевод подразумевает соответствие как замыслу исходного текста, так и новой коммуникативной ситуации в ПЯ, адекватный перевод – только новой коммуникативной ситуации (Львовская 2008, 88). Отсюда следует, что понятие эквивалентности несколько шире понятия адекватности.
Перевод представляет собой неразрешимую задачу лишь с формалистической точки зрения (Федоров 1941: 206). Многолетний практический опыт переводчиков со всего мира, тем не менее, свидетельствует о том, что переводимость существует (Влахов и Флорин 1980: 5). Перевод в целом представляется возможным благодаря большому количеству закономерных лексических соответствий, которые можно объяснить общностью цивилизации и единообразием законов человеческого мышления. (Виноградов 1978: 52). Помимо уже существующих закономерных соответствий, за счет постоянной межкультурной коммуникации постоянно возникают и новые, происходит обогащение словарного состава языка.
Для более наглядного рассмотрения способов достижения эквивалентности мы будем исследовать перевод одного и того же произведения на два близкородственных языка, то есть, фактически, проведем анализ в рамках двух пар языков при переводе: русский-испанский и русский-португальский. Близкое родство между этими двумя ПЯ позволит выявить типологические сходства и различия в области перевода.
Глава II. Анализ переводческих трансформаций в книге С.А. Алексиевич «Время секонд хэнд» §1. Общие положения. Заголовок
В настоящей работе рассматриваются различные виды переводческих трансформаций на примере наиболее трудных, на наш взгляд, моментов перевода, уже рассмотренных в первой главе. Особый акцент делается на переводе с русского на испанский и португальский языки:
Реалий, и в их числе – огромного количества советизмов, которые встречаются в анализируемом произведении;
Фразеологических элементов;
Эмоциональной лексики;
Имен собственных.
Стоит заметить, что при работе с художественным текстом переводчик менее стеснен в своей деятельности, нежели при переводе текстов официально-делового или технического характера, отсюда следует, что в художественном тексте можно наблюдать большее количество переводческих приемов.
Первую серьезную трансформацию мы наблюдаем уже в первом знаке текста, то есть в заголовке: он полностью изменен в обоих переводах. Вместо оригинального названия произведения С.А.Алексиевич «Время секонд-хэнд» видим “El fin del «Homo sovieticus»” в испанской версии и “O fim do homem soviético” – в португальской. Заголовок «Время секонд-хэнд» среди прочего указывает на место советской культуры в жизни современной России – популярность советской символики, интерес молодежи к СССР в сочетании с ностальгией по прошлому у старшего поколения, возрождение авторитаризма: Наступило время секонд-хэнд (ВСХ 2016: 15)1. Сходным образом мысль о том, что история повторяется, отражена и в переводе: No se vive un tiempo auténtico, sino de segunda mano [FHSes 2015: 20]; Chegou um tempo em segunda mão [FHSpt 2015: 16]. Тем не менее, переводы данного заголовка на разные европейские языки претерпевают некоторые изменения. Так, в английском и немецком языках оригинальная конструкция приведена с добавлениями (Secondhand Time: The Last of the Soviets (англ.) [http://amazon.com], Secondhand-Zeit. Leben auf den Trümmern des Sozialismus (нем.) [http://zeit.de]). Очевидно, являясь чуждой для иных культурных пространств, информация, содержащаяся в заголовке, нуждается в некотором разъяснении. В противном случае заголовок не выполняет свою предицирующую функцию и, соответственно, не привлечет читателя – носителя другой культуры. В результате добавлений (в английском и немецком) и замен (в испанском и португальском) читателю заголовка, вне зависимости от национальной принадлежности и культурного уровня, становится понятно, как минимум, что речь идет о Советском Союзе. Добавления придают названию дополнительную информативность, которая, как в случае с более высокой информативностью в заголовках испанских СМИ (о чем мы уже писали в предыдущей главе), может быть даже более характерной для конкретного языкового пространства. Кроме того, информативный перевод заголовка ускоряет и облегчает ассимиляцию произведения чуждой ему культурной средой.
Сочетание «секонд-хэнд» исчезает при переводе на большинство романских языков (например, “La Fin de l'homme rouge” во французском [http://lemonde.fr]. Возможно, англицизм «секонд-хэнд» в германских языках смотрится более органично. Исключение среди романских составляет перевод на каталанский язык издательства Raig Verd: Temps de segona mà. La fi de l’home roig [http://raigverdeditorial.cat]. “Homo sovieticus”, “homem soviético”, равно как и “l'homme rouge”, в свою очередь, сохраняют другой аспект концептуальной программы автора, который состоит в том, чтобы обрисовать образ человека советской эпохи. Эта мысль встречается на самой первой странице книги (ВСХ 2016: 7), даже раньше, чем образ времени секонд-хэнд, поэтому данный вариант замены можно считать в целом удачным, хотя смысловой аспект оригинального заголовка несколько противоречит переводному: во времени «секонд-хэнд» заложена идея повторяемости, в то время как в перевод говорит нам о том, что советскому человеку и советской эпохе приходит конец.
Переводчик, дополняя и поясняя оригинальный текст, вырабатывает таким образом установку на читателя, его перевод приобретает немного иной ракурс, нежели оригинал, рассчитанный, как правило, на читателя – носителя данного языка, обладающего определенной фоновой информацией о культуре языка произведения. Это «смена ракурса» может выражаться не только в добавлениях, но и в замене местоимений в некоторых случаях. Так поступает переводчик книги «Время секонд-хэнд» на испанский язык Хорхе Феррер при переводе такого сочетания как «наш человек» (ВСХ 2016: 102). В испанском переводе – un soviético [FHSes 2015: 134] (в португальском замены не происходит: um dos nossos [FHSpt 2015: 100]). Или: свобода нашему человеку – как мартышке очки (ВСХ 2016: 65) – dar libertad a los rusos es como proporcionar anteojos a una comadreja [FHSes 2015: 83] (Португальский перевод: A liberdade para a nossa gente é como os óculos para o macaco [FHSpt 2015: 65]). В приведенных примерах местоимение «наш» заменено испанским переводчиком на “soviético” или “ruso”, в то время как в португальском структура сохраняется. Вместо «наша страна» может использоваться «СССР» (по контексту понятно, что речь идет о советской эпохе, а не о современности): С каких это пор генералы в нашей стране стали лезть в политику? (ВСХ 2016: 120). Если в испанском произошла замена с изменением типа связи (los generales de la URSS [FHSes 2015: 156]), португальский остался прежним – no nosso país [FHSpt 2015: 112].
В широком контексте книги, состоящей из интервью носителей русского языка, которые рассказывают о своей жизни, очевидно значение первого лица, однако местоимение «мы» предполагает вовлеченность целой группы лиц, куда испаноязычные (или португалоязычные) читатели, очевидно, не входят, поэтому в испанском тексте с помощью замены иногда уточняется принадлежность говорящего к группе: Это – мы! Наша жизнь! (ВСХ 2016: 287) – ¡Así somos los rusos! [FHSes 2015: 371], Somos assim [FHSpt 2015: 267].
Кроме того, в переводных текстах иногда отдается предпочтение более привычным нормам написания, носящим, скорее, паралингвистический характер. В русском языке традиционно слово «Родина» пишется с большой буквы, если речь идет о стране говорящего (тем более в ситуации повышенной эмоциональности, как в приведенном ниже примере). Эту черту не сохраняет испанский переводчик: ¡Preferiste salvar tu pellejo antes que luchar por la patria! [FHSes 2015: 56]. В португальском переводе сохранено оригинальное написание: Defendeste a tua pele, e não a Pátria! [FHSpt 2015: 46].
|
