Проблемы коммуникации
Скачать 3.75 Mb.
|
It was rushing towards the world.|||Во всех графически выделенных фразах отмечаются очень короткие интонационные группы, разделенные длительными синтаксическими паузами. Краткость интонационных групп не позволяет говорить об усилении выделенности ядерного тона на фоне предъядерной части, но тем не менее такой четкий и строгий интонационный рисунок уже сам по себе создает ситуацию общего напряжения и волнующего ожидания. Степень просодической выделенности ядерных тонов также меняется от слабой к более сильной: что касается слов bigger и nearer – от низкого восходящего тона узкого диапазона к высокому нисходящему тону широкого диапазона, что касается слова grew – от среднего ровного тона среднего диапазона – к высокому нисходящему тону широкого диапазона. Слово “BIGGER” выделено также длительной эмфатической паузой. Константными просодическими характеристиками здесь также являются громкость и скорость. К концу произнесения каждой фразы, т.е. по мере приближения к графически маркированному ядру громкость возрастает; скорость же на выделенных фрагментах замедляется. В результате этого данное чтение придает отрывку размеренность и наибольшую таинственность, что и характерно для сказки. Результаты экспериментально-фонетического исследования позволили сделать вывод о том, что авторскую пунктуацию также следует считать одним из основных средств кодирования авторской интонации в графической форме текста. Влияние авторского использования знаков препинания на устное воспроизведение текста проявилось в речи как британских, так и американских дикторов, и имело место во всех отрывках, что доказывает наличие непосредственных корреляций между авторской пунктуацией и авторской интонацией, имплицитно заложенной в письменный текст. В анализируемых текстах из британской и американской литературы второй половины XX века наиболее частотным является авторское употребление таких знаков препинания как запятая, точка, тире, многоточие, вопросительный и восклицательный знаки. Имеющиеся различия в просодической реализации авторской пунктуации сводятся, прежде всего, к общим отличиям американского английского (GA) от британского английского (RP) языка. Следует заметить, что авторское использование знаков препинания не оказывает влияния на локализацию информационного центра и его ядра, но влияет на степень его эмфатического выделения, что имеет место в случае с использованием в тексте восклицательного знака. В целом, авторское использование всех знаков препинания тесно связано с делимитацией текста. Авторские знаки препинания также оказывают влияние на такие просодические параметры как тональный уровень, диапазон, громкость, скорость. Вследствие невозможности в рамках статьи привести примеры с каждым знаком препинания, остановлюсь на отрывке с авторским употреблением тире, где отчетливо проявляется связь с данным комплексом просодических средств: The nameless, immense bat-angel was flying down at the earth, like a great black swan. It was definitely coming straight at the earth. It took several days to cover the distance. Then, for one awful night, its wings seemed to be filling most of the sky… Next morning it landed – on Australia. (Hughes T. “The Iron Man”) В данном случае тире сигнализирует о наличии длительной синтаксической паузы, выделяя обстоятельство места в отдельную интонационную группу. Авторская реализация: Next morning|| it landed ||| – on Australia. Сопоставляя неавторские реализации с авторской, легко заметить, что в интерпретациях без опоры на авторскую пунктуацию отсутствует длительная пауза, обозначенная тире на письме. Интонационное членение отрывка, локализация ядерных тонов меняются. Обстоятельство места (on Australia) в отдельную интонационную группу не выделяется, его просодической выделенности при помощи маркированных ядерных тонов не наблюдается. В случае с использованием тире, помимо длительной синтаксической паузы, чтение части высказывания после тире сопровождается повышением тонального уровня, расширением тонального диапазона, повышением громкости, некоторым увеличением скорости. Эти просодические характеристики сближают неавторские интерпретации, опирающиеся на авторское тире, с авторской интерпретацией.
Проведенное исследование фактического материала из британской и американской литературы подтверждает необходимость обязательного просодического отражения авторской пунктуации в неавторском воспроизведении текста, поскольку это имеет непосредственное значение для адекватной и наиболее точной передачи авторского замысла. Неавторские интерпретации, не основывающиеся на авторской пунктуации, хотя и не меняют смысловое содержание отрывков, но теряют дополнительные смысловые и эмоциональные коннотации, способствующие более яркой передачи образа персонажа. Наиболее точному декодированию авторской интонации способствует сочетание различных способов авторской графики на одном текстовом фрагменте: курсива и восклицательного знака, заглавных букв и тире т.д. В комплексе они указывают на делимитацию текста, влияют на локализацию информационного центра и его ядра, сигнализируют об эмфатической выделенности ядра центра. Именно в таком случае достигаются максимальные показатели соответствия неавторских исполнений авторскому, что, в свою очередь, способствует наиболее точному декодированию информационной структуры текста. Список использованной литературы:
Кудашова Н.Н. Портретизация толпы в тексте прозаического произведения (на материале пролога к роману Клауса Манна «Мефистофель») Портретизация толпы, под которой можно понимать любое скопление людей, объединённых каким-то общим мотивом, в лингвистике текста, подробно изучающей портрет человека как самостоятельный текстовый феномен, остается практически не описанным явлением. Справедливости ради следует заметить, что подобные скопления людей на страницах художественных текстов оказываются далеко не частым событием, однако для современной лингвистики, провозгласившей антропоцентризм своим главным и определяющим принципом, интерес к человеку в любом его языковом отображении можно считать обязательным фактором. Описание целой группы людей, которая количественно тем или иным образом всегда определяется, детерминировано собственными текстовыми установками, и их раскрытие, безусловно, связано с обнаружением каких-то специфических антропоцентрических моментов, принадлежащих к разряду текстопостроительных. В качестве примера такой портретизации можно привести описание гостей, приглашенных для участия в празднестве по случаю дня рождения одного из высших чинов правящей фашистской иерархии в предвоенной Германии, в том виде, в каком это празднество изображено в прологе к роману К.Манна «Мефистофель». Здесь соблюдены все условия, делающие соответствующий текстовый фрагмент портретным описанием толпы: тот самый мотив, который объединяет собравшихся людей, и указание на их количественный состав – двухтысячная толпа: Mit dem ersten seiner Worte war das bewegte Gespräch der Zweitausend-Personen-Gesellschaft verstummt. Несомненно, что по замыслу автора это число должно поразить читателя, прежде всего, тем, что необычайная пышность торжества противостоит ужасающей бедности народа, с указания на которую и начинается роман. Данный факт сообщается в беседе двух приглашенных дипломатов: “Sind die Löhne wirklich so entsetzlich schlecht?” – “Miserabel. Dabei fallen sie noch – und die Preise steigen”. Поскольку этот диалог открывает текст пролога, имея своим непосредственным продолжением обсуждение суммы потраченных на праздник средств, то становится ясно, что его описание (неразрывно связанное и с описанием людей) имеет особую значимость для текстовой информации, непосредственно выходя на концепт произведения, или же в крайнем случае выполняя функцию концептуального акцента. Этим портрет различных человеческих собраний отличаются от индивидуального портрета, который, как правило, локализован в тексте. Данное соображение кажется особенно примечательным в связи с высказыванием В.А.Кухаренко: концепт произведения формируется постепенно, и всё, что вводится в текст и функционирует в нем, - всё служит одной цели: формированию концепта (Кухаренко, 1988:76). Противопоставляя индивидуальный портрет персонажа портрету-собранию, можно с уверенностью сказать, что последний в этом отношении оказывается гораздо функциональнее. Интересно также отметить, что немецкое выражение Zweitausend-Personen-Gesellschaft в переводе романа на русский язык (переводчик К.Богатырёв) дается как «двухтысячная толпа» (К. Манн, 1970: 24). Хотя соответствие Gesellschaft-толпа не вполне адекватно с лексической точки зрения, для обозначения самого текстового явления, изображающего любые скопления людей в их текстовой репрезентации, слово «толпа» представляется наиболее целесообразным, и в настоящей статье именно оно станет обозначением художественных портретов-собраний людей. Самым примечательным свойством такого рода портретов является не столько их концептуальная направленность, которая может и не иметь столь ярко выраженного проявления, как в «Мефистофеле», а собственно структурация портретного описания толпы. Основываясь на тексте данного романа, можно сказать, что такой портрет являет собой своеобразную панораму отдельных личностей, с фиксацией ряда признаков их внешности. Интерес вызывает именно отбор этих признаков, которые иногда кажутся случайными и явно заимствованными из прошлого опыта автора, когда –либо привлекшими его внимание и оставшимися в памяти. Другие явно работают на концепт, как, например, характеризация маленькой дамы из японского посольства: ”Wie lange noch?” fragte fröhlich lächelnd der erste, wobei er eine kleine Dame von der japanischen Borschaft begrüßte, die am Arm eines hünenhaften Marineoffizers klein und zierlich einherschritt. Прокомментировать этот портрет целесообразно прежде всего в аспекте текстовой информации, которая включает в себя не только концепт, или другими словами, концептуальную информацию, но и подтекстовую (в терминологии И.Р. Гальперина СФИ: содержательно-фактуальная информация, СКИ: содержательно-концептуальная информация и СПИ: содержательно подтекстовая информация) (Гальперин, 1981: 27). С точки зрения подтекста содержательная значимость вышеприведенного фрагмента должна быть воспринята читателем в таком виде: география присутствующих широка, японка маленького роста, так как все японки, как правило, маленькие, но почему японка с великаном, а он явно немец, морской офицер. Позднее будет сказано, что виновник торжества, во всех отношениях правильный немец-ариец, тоже великан. Этот мимолетный штрих не проясняется, читатель может его пропустить, но в тексте он есть. Подключение к такому анализу категории читателя весьма эффективно во всех отношениях. Большой объем подтекстовой информации, внедренный в портет толпы, обладает разной степенью актуализации для читателя. Проблема «автор-читатель» или другими словами «адресант-адресат», являющаяся одной из самых популярных в современной лингвистике, имеет непосредственный выход на текстовую информацию. Не дифференцируя ее слоев, некоторые ученые делают акцент на доступности заключенной в тексте информации читателю: автор не знает, с каким интересом читатель читает его произведение, или какими предпосылками тот обладает для понимания текста, он не получает сигналы, понимает ли его текст читатель. Таким образом, снижается вероятность получения реакций реципиента, адекватной намерениям автора (Маслова, 1991, 181). В продолжение таких выводов заметим, что давно настало время диференцировать статус читателя. Как известно, читатель читателю рознь, и если один в состоянии уяснить только слой СФИ, то другой пытается проникнуть как можно глубже в текст, порой сталкиваясь и с вопросом о том, правильно ли идти так глубоко и имел ли автор в виду тот или иной момент, который для читателя стал очевидным в ходе размышлений. Второй читатель чаще всего обретает конкретное лицо в виде профессионального литературоведа, которому тоже нельзя отказать в статусе читателя. И если продолжить в этом ключе комментирование вышеприведенного портрета японки, то может показаться не случайным акцентированный контраст маленькой японки с великаном-немцем. Тем не менее, наличие случайных портретных деталей в описаниях толпы кажется несомненным. Однако случайны они лишь в плане их выбора из числа им подобных, но в целом в портрете толпы отчетливо чувствуется некая объединяющая их тональность. В прологе к «Мефистофелю» этой тональностью оказывается авторская модальность. Фиксируя у Лотты такие признаки внешности, как большие, круглые, немного навыкате, коровьи глаза, сверкающие влажной голубизной, красивые светлые волосы и белоснежную грудь, автор отмечает, что её красота стала идеалом немецкой красоты: Sie war zur Idealgestalt geworden unter den deutschen Frauen. Sie hatte große, runde, etwas hervortretende Kuhaugen von einem feuchtstrahlenden Blau; schönes blondes Haar und einen schneeweißen Busen. Светлые волосы и глаза, белая кожа – это признаки арийской принадлежности, возведенные в эталон того режима, но в остальном детали портерта Лотты подобраны случайно. Модальность здесь выражена умеренно, лишь в сравнении Лотты с коровой, но в других местах текста те же случайные детали окрашены злым сарказмом и ненавистью автора как к представителям фашистского режима, так и к самому режиму: Pierre Larue hatte das Aussehen eines höchst gebrechlichen, dabei recht tückischen Zwerges…Er rauschte davon, die bleichen und spitzen Händchen auf der Brust gefaltet, in der Haltung und mit dem Gesichtsausdruck eines intriganten Abbés. Mногократно акцентируется полнота дородной супруги рейнского фабриканта оружия, её пышные, украшенные драгоценностями телеса, например, Sie drängte ihren üppigen, geschmückten Leib nahe an das gebrechliche Körperchen des Kleinen. Детали внешности сочетаются с действиями персонажей, указывается и влияние их личности на окружающих. Это влияние по сложным каналам взаимодействия отдельных содержательных линий текстовой информации возвращается к самому персонажу, становясь портретизацией его личностных качеств. Такой приём определяет конструирование индивидуального портрета, помещенного в портрет толпы: Der Propagandaminister – Herr über das geistige Leben eines Millionenvolkes – humpelte behende durch die glänzende menge, die sich vor ihm verneigte. Eine eisige Luft schien zu wehwn, wo er vorbeiging. Er war, als sei böse, gefährliche, einsame und grausame Gottheit herniedergestiegen in den ordinären Trubel genußsüchtiger, feiger und erbärmlicher Sterblicher. Положительная авторская модальность выражена лишь по отношению к Ангелике Зиберт, которую пока еще невозможно узнать в красивой моложавой даме – жене известного кинорежиссера, скромно стоявшей в отдалении: eine hübsche, kindlich aussehende kleine Dame – die Gattin eines bekannten Filmregisseurs -, die im Hintergrund der Raumes ein bescheidenes Plätzchen hatte. Следует также заметить, что эта информация для обычного читателя оказывается потерянной, поскольку для её уяснения необходим возврат к прологу после прочтения всего романа, что могут позволить себе только те читатели, которые являются профессиональными критиками. Особенностью портретных описаний толпы является то, что в них всё дается в конгломерате: внешность, характер, поведение, внутренний портрет, коммуникация, оценки персонажей автором, а также их взаимная характеризация как вариант косвенной портретизации. Описывается также и всё собрание: Es war ein ganz herrliches Fest, daruber konnte gar kein Zweifel bestehen. Wie das glitzerte, duftete, rauschte! Gar nicht festzustellen,was mehr Glanz verbreitete: die Juwelen oder die Ordenssterne… . Оценка всего собрания дается у К. Манна и от лица персонажей, демонстрирующих взгляд на толпу со стороны: Diese schön geputzten Menschen sind von einer Munterkeit, die nicht gerade vertrauenerweckend wirkt. Sie bewegen sich wie die Marionetten – sonderbar zuckend und eckig…, и от собственного лица в форме авторской речи: Eine Bewegung ging durch den Saal, es gab ein hörbares Rauschen. Общество разбивается на отдельные мелкие группы и пары, ведущие диалог, характеризующий их и перемежающийся авторскими акцентами внешности персонажей: Aus weiten, grünblauen Augen schaute sie mit einer reservierten, nachdenklichen Freundlichkeit auf die geschwätzige Dame, die den lebhaften deutschen Kriegsvorbereitungen ihr wundervolles Kollier, ihre langen Ohrgehänge, die Pariser Toilette und alles ihren Glanz verdankte. В заключение следует заметить, что такое текстовое явление, как портрет толпы, являясь средоточием самых различных информативных линий текста, при углубленном изучении в состоянии раскрыть особенности его антропоцентрической парадигмы как сложной иерархии разнообразных фиксаций человека в зависимости от тех или иных установок художественного текста на изображение внешней действительности. Список использованной литературы:
Кукаев С.В.Метафора как основа рекламного текстаРекламный текст в своей утилитарной ипостаси можно рассматривать как идеологический текст, поскольку его целевая прагматика имеет убеждающие характеристики. Именно эта убедительная сила определяет появление интенции к приобретению именно этого, а ни какого-либо другого товара, что собственно и связано с функцией рекламы в свободном рыночном обществе. Зачастую для достижения этой убеждающей силы авторы рекламных текстов прибегают к веками проверенному способу апелляции к безусловным ценностям, не вызывающим сомнения и не требующим доказательства. Например: жизнь, здоровье, власть, сила, надежность, счастье, любовь, красота, удовольствие. Метафоры, построенные на концептах, представляющих такие ценности и напрямую связывающие эти ценности с качествами рекламируемого товара, широко распространены в рекламной коммуникации. Рассмотрим составляющие метафорически структурированного рекламного текста. Рекламный текст представляет собой совокупность словарных единиц, целью которой является реализация сбытовых или других задач путем распространения информации, сформированной таким образом, чтобы оказывать воздействие на массовое или индивидуальное сознание, вызывая заданную реакцию выбранной потребительской аудитории. С целью усиления воздействия авторы рекламных текстов зачастую используют метафору. При этом метафора в рекламном тексте играет роль катализатора интенции к приобретению потенциальным потребителем той или иной продукции. Элемент метафорически структурированного рекламного текста, который несет на себе когнитивную нагрузку, базирующуюся на абсолютных ценностях, можно рассматривать как базовый концепт метафоры. В вышеописанных рекламных текстах концепт выступает скрытым или явным элементом интенции, воздействующей на потенциального потребителя. В зависимости от рекламируемой продукции концепт и компонент варьируются. Представляется необходимым проиллюстрировать данное высказывание на конкретных примерах, а так как проанализированные образцы в большинстве своем представляют собой одинаковые структуры, приведем наиболее яркие из них. Так в рекламе косметики целевыми концептами рыночного успеха выступают: привлекательность, положительное настроение, чувство раскованности, свободы жизни, хороший вкус, молодость, счастье, обаяние. Примером может послужить реклама туалетной воды Chanel «Pink Dream»: «Pink helps you to make your pink dream reality». В данном примере абсолютной ценностью выступает «Розовая мечта». Как правило, с «Розовой мечтой» у человека ассоциируется беззаботность, счастливая жизнь, а в данном случае автор рекламного текста делает ударение на параллели этой метафоры (розовая мечта) и названии товара, обещая недостижимое. Название товара может быть не только параллельным рекламной метафоре, но и вступать с ней в отношения противоречия. Всем известно, что в рекламе одежды целевыми концептами выступают: удобство, комфорт, прочность, долговечность, стильность. Для фирмы, рекламирующей колготки также безусловной ценностью выступает надежность и практичность, причем концепт «золото» по своим характеристикам прочности автора рекламы не удовлетворяет, и поэтому в рекламном тексте появляется другой концепт – «сталь», который в большей степени апеллирует к выбранной статье привлекательности (прочность): «Golden Lady»: «Our tights are steel». Обращение к прочности для данного товара представляется вполне убеждающей, поскольку сам продукт зачастую этой прочностью традиционно не обладает. Кроме описанных выше взаимодействий рекламируемого товара и рекламной метафоры, существует также абсолютизация рекламируемого товара посредством метафоры. В рекламе электронной техники целевыми концептами выступают применимость или универсальность. В качестве иллюстрации приведем пример рекламы сотовых телефонов фирмы «Nokia»: «It can connect nothing with nothing», где автор пытается отобразить безграничные возможности товара посредством метафоры. Зная о несовершенстве качества мобильной связи, он утверждает, что их продукт обеспечит надежную связь в любом месте и в любое время (буквально: свяжет что угодно с чем угодно). В качестве убедительной базы этого качества продукта в рекламной метафоре используются гипертрофированный концепт (nothing – буквальный перевод с английского «ничего»). Кроме того, метафора в данном примере абсолютизирует качество товара, что находится на грани законности данного рекламного текста. Зачастую в целях большей убедительности, авторы рекламных текстов обращаются к скрытым желаниям человека. Власть, превосходство, престиж, например выступают абсолютной ценностью в рекламе автомобилей. Рекламируя автомобиль «BMW X5»: «Buy the car. Own the road», автор текста пытается доказать, что приобретая данный автомобиль человек получит власть над дорогой. При этом нельзя забывать, что дорога, представленная в данном примере метафорически, может быть воспринята потенциальным потребителем как жизнь. Фактически здесь указывается путь к успеху – это приобретение рекламируемого автомобиля. Следовательно, автор рекламного текста утверждает, что, покупая данный автомобиль, человек получает власть в жизни, но это всего лишь иллюзия. Таким образом, рекламируемый товар, как и в предыдущем примере абсолютизируется. Итак, приведенные примеры подтверждают тенденцию к эксплуатации абсолютных ценностей в метафорически структурированном рекламном тексте и абсолютизации рекламируемого товара. Лёткина Н.В. Теоретические основы анализа эпистолярных текстов За последние годы как в отечественной, так и в зарубежной науке особую значимость получили исследования эпистолярных текстов. Лингвисты, литературоведы, культурологи и социологи изучают различные стороны текстов эпистолы. В отечественной лингвистике основными аспектами изучения являются: история письма, динамика развития эпистолярия; структура эпистолярного текста, его жанрово-стилистические особенности; функционирование лексических и фразеологических единиц; проблемы прагматики частной переписки. В культурологических и социологических исследованиях письма рассматриваются с точки зрения отражения в них духовной культуры определенных социальных слоев населения в целом. В существующих лингвистических и литературоведческих работах по изучению эпистолярия наблюдается неупорядоченность терминологии (ср.: эпистолярный стиль, эпистолярный жанр, эпистолярная манера, эпистолярная форма), что затрудняет изучение лингвистических особенностей эпистолярной литературы и изучение эпистолярных текстов в частности. Данный факт связан с различными подходами к пониманию термина «эпистолярный текст» на протяжении различных исторических эпох (античность, средневековье, эпоха Возрождения, классицизм, XVIII-XIX века). В специальной литературе 80-90-х гг. XX столетия чаще употребляются термины: «эпистолярный стиль» и «эпистолярный жанр». В современном языкознании существует, главным образом, пять точек зрения на статус эпистолярия в системе функционально-стилистических отношений: 1) функциональный стиль (Ш. Балли, Г.О. Винокур, К.А. Долинин, А.И. Ефимов, О.Б. Сиротинина, О.Н. Седова, Л.В. Щерба); 2) специфический жанр, понимаемый как разновидность того или иного функционального стиля (М.Н. Кожина, Д.Э. Розенталь, И.Р. Гальперин, и др.); 3) синтез различных стилей и жанров (Е.И. Прохоров, Н. Степанов); 4) речевой жанр (Н.И. Белунова, Т.В. Матвеева); 5) специфический жанр разговорного языка (Московская школа функциональной социолингвистики, в частности, Е.А. Земская). Однако подход к эпистолярным текстам с точки зрения функциональных стилей представляется несостоятельным, так как в основе классификации функциональных стилей лежат экстралингвистические факторы, главным из которых признается сфера общественной деятельности, и стилистика языка базируется на изучении связанного текста, который представляет собой результат речетворческого процесса и предполагает наличие адресата, которым является конкретная языковая личность. Последние исследования показали, что между формой и содержанием эпистолярного текста, с одной стороны, и адресатом, с другой, существует жесткая корреляция: содержательная структура письма, его композиция, оформление контактной рамки, лексическое наполнение и синтаксис текста - все определяется отнесенностью к определенному адресату и рассматривается в теории коммуникации. Предметом анализа языка частных писем в отечественной лингвистике с позиции теории коммуникации были: - письмо как стиль текста и его реализация в официально-деловом и разговорном стилях (на материале частных писем англоязычных писателей (1900-1961) и официально-деловых юридических писем юридического отдела Черноморского пароходства за 1970-1980 гг.); - функционально-семантическое поле установления контакта в тексте письма (на материале опубликованных писем А.С.Пушкина, А.П.Чехова, К.Г.Паустовского к знакомым, приятелям, родным); - жанрово-стилевой синкретизм профессионально-ориентированного письма в его развитии (на материале переписки англоязычных деятелей естественных наук XVIII -1 пол. XX вв.). Всеми исследователями определяется формула эпистолярного текста следующим образом: адресант - сообщение - адресат. Тем не менее, сложились три разные точки зрения на природу эпистолярного текста как коммуникативного акта: - письмо рассматривается как речевая ситуация общения между автором и адресатом ; - эпистолярный текст квалифицируется как один из видов текста, обладающий структурой, содержанием и функцией реального речевого общения между адресантом и адресатом и представляющий собой иллокутивный акт с различными целеустановками адресанта;1 - письмо определяется как продукт речевой деятельности, в процессе которой был порожден текст, отражающий характеристики самого процесса порождения и восприятия речевого сообщения. 2 При всем многообразии форм и содержания эпистолярных текстов мы рассмотрим только частное письмо, которое выделяется во всех существующих классификациях писем. Письмо́ — эпистолярный жанр литературы, стихотворное или прозаическое обращение писателя к определенному лицу с постановкой какого-либо важного вопроса. В этом отношении форма письма как жанра близка к посланию. В античной литературе известны «Письма» Горация, впервые переведенные на русский язык в 18 в.3 «Письма» могут быть отнесены и к литературе документальной или же использующей эффект «документальности» как непосредственного свидетельства, сообщения, донесения и обладающей, благодаря этому, особой убедительностью. Письмо как жанр распространилось со времен античности в греческой и особенно римской литературе. Письма Цицерона, Горация, Сенеки, Плиния Младшего – образцы ранней эпистолярной литературы. Древние риторики и «письмовники», давая правила переписки и образцы искусства писать письма, подчеркивали отличие эпистолярного искусства от литературно-художественного творчества на том основании, что задача письма – «называть вещи своими именами», т.е. при всей искусности оформления оставаться документом, бытовым явлением. В Средние века в переписке государственных и церковных деятелей эпистолография развивается, прежде всего, как публицистика. На переходе от Средневековья к Возрождению эпистолярная форма открывала возможности для обмена мнениями по вопросам, которые считались «недискуссионными», канонически решенными теологией. Эпоха Просвещения делает письмо одним из ведущих жанров, используя его в духе идеи «воспитания». Эпистолярная литература развивается по двум основным направлениям; «открытые письма» - памфлеты и письма-новеллы, письма – бытовые зарисовки, письма признания. Обмен письмами в 18 в. стал для образованной европейской публики распространенным занятием: упорядочилось почтовое сообщение, письмо сделалось общедоступным средством информации, а также проведения досуга. Нередко частная переписка ведется с заведомым намерением предать ее гласности; корреспонденты, работая над письмами, предъявляют к ним те же требования, что и к художественной прозе, и распространяются такие письма в списках или же помещаются, хотя бы частично, в печати, наряду с другими произведениями. Письма отличаются по своей форме и объему от мемуаров и исторического очерка. Как правило, это небольшие, обозримые тексты, при оформлении которых соблюдаются определенные правила. Так как любое письмо начинается с указания точной даты, которая включает в себя число, месяц и нередко год написания письма, в данном типе текста отмечена высокая темпоральная детерминация описываемых событий. В качестве жанровых признаков, свойственных переписке Тарасова О.И.4 в своем исследовании отмечет следующие:
Итак, из всего вышеизложенного можно сделать следующие выводы: во-первых, интерес к эпистолярной литературе существовал начиная с античности, и был достаточно высок. Во-вторых, в современном языкознании существуют следующие точки зрения на статус эпистолярия: функциональный стиль; специфический жанр; синтез различных стилей и жанров; специфический жанр разговорного языка; речевой жанр. В третьих, эпистолярный текст является письменной формой реального общения и речевой деятельности коммуникантов. В четвертых, частным письмом является письменной личное обращение к отдельному лицу с обычным присутствием типично эпистолярных элементов обращения, даты, подписи, основной части, концовки. Макарова Н.П., Чашина А.Е. Формулы речевого этикета в англоязычном диалогическом тексте Изучение диалогической формы речи, в которой язык «обнаруживает свое полное бытие» стало одной из важнейших задач современной лингвистической науки. Многочисленные вопросы, связанные с исследованием особенностей диалогического текста, очень сложны; многие из них описаны достаточно полно, другие же несмотря на имеющуюся обширную литературу не получили еще должного освещения. В английском диалогическом тексте бытового характера (как и в ряде других индоевропейских языков) существуют особые, присущие лишь ему нормы синтаксического построения, которые не совпадают с нормами литературно-письменного языка. Одной из таких особенностей является широкое использование формул речевого этикета, коммуникативное зна чение которых заключается в том, чтобы посредством языковых форм регулировать и контролировать нормы «речевого поведения» людей в том или ином языковом коллективе. Именно в живом диалогическом общении - этой основной (хотя и не единственной) сфере конкретного применения единиц речевого этикета - в наибольшей степени реализуется одна из его самых важных специализированных функций (наряду, конечно, с другими) - контактная или контактоустанавливающая (фатическая) [Формановская Н.И., 2001: 12]. Находящийся в распоряжении носителей языка арсенал языковых средств, которым ведает речевой этикет, довольно обширен и многообразен. Он включает такие широкоупотребительные формулы «речевого поведения», как приветствия, прощания, извинения, благодарности, поздравления, пожелания, тосты, обращения и т.д. По своему содержанию они объединяются в тематические группы (семантические поля), не имеющие четких границ, однако вполне обозримые и исчислимые. Такие, например, единицы речевого этикета, как good morning/afternoon/evening, How do you do?, Hello и др. образуют тематическую группу «Приветствия» («Greetings»); Good-bye, good night, So long, (I'll) see you later/tomorrow и др. - группу «Прощание» («Parting»); (I) Thank you, Thanks, to be grateful/thankful и др. - группу «Благодарности» («Thanks») и многие другие. В формально-грамматическом плане единицы речевого этикета чрезвычайно разнообразны. Среди них имеются и однословные, и двусловные, и многословные лингвистические знаки, которые в силу ситуативной обусловленности и функционально-семантической природы, поступая в речь, актуализируются в ней и приобретают предикативные свойства. Происходит переход единиц номинации в коммуникативно-предикативные единицы. Так, например, двусловные формулы этикета «Good morning/afternoon/evening» могут в зависимости от их интонационной структуры относиться и к тематической группе «приветствия», и к тематической группе «прощание». В первом случае они произносятся с нисходящей интонацией, во втором - с восходящей. Формула приветствия «How do you do?», хотя по форме и является вопросительной конструкцией, полностью потеряла значение вопросительности и не требует никакого другого ответа, кроме повторения этой же конструкции. Однако, несмотря на свое большое структурно-семантическое и стилистическое разнообразие эти стандартизированные, шаблонные стереотипы, постоянные по составу, могут в отдельных случаях расширяться за счет разного рода интенсификаторов и других модификаторов. Так, например, формулу благодарности «Thanks» могут сопровождать такие препозитивные интенсификаторы, как (very) many/best/a thousand thanks или постпозитивные, как: thanks a lot/ very much/awfully. Если называется конкретная услуга, за которую высказывается благодарность, то формула «Thanks» сопровождается предложным дополнением, выраженным for-фразой (for-phrase). Синонимичная формула благодарности «Thank you» нередко распространяется за счет постпозитивных интенсификаторов very much или so much, а также за счет for-фразы в роли предложного дополнения. Например:
"No. That's for tea." The blue eyes went back to the parcel. "Thanks a lot for the trucks, Jan. They're GREAT!" J. MacLeod, 2004: 18).
“Don’t mention it, Pam, it was a pleasure” (A.Taylor, 1992: 76). Для выражения отказа от какой-либо услуги обеим этим формулам благодарности обязательно должно предшествовать отрицание «No». Например: "It's a long ride back to the Perring, my dear. Can I offer you a cup of coffee, or a glass of beer?" "No. No, thank you." "Or a little whisky?" "No, thank you." (G. Greene, 2003: 34). Подобные расширения могут иметь место и в других тематических группах единиц речевого этикета. Так, например, формула извинения (I'm) sorry может иметь интенсификаторы so или awfully, усиливающие значение слова «sorry». Например: "I’m sorry, Martin, " she said in a voice harsh with emotion. "I'm so desperately sorry - about this.” "Are you?" (J. S. MacLeod, 2004: 54). В целом, однако, единицы речевого этикета представляют собой регламентированные речевые стереотипы, регулярно воспроизводимые в речи в «готовом» виде в процессе социального воздействия партнеров по общению. При этом одним из основных отличительных признаков единиц речевого этикета является их социальная обусловленность; они более чем другие лингвистические единицы наделены социолингвистическими импликациями. Именно на противопоставлении «официальные-неофициальные» отношения собеседников», «равенство-неравенство социального статуса» и т.п. основывается выбор стилистически корректного варианта из синонимического ряда, образующего тематическую группу, в процессе речевой коммуникации. Проиллюстрируем это на примере хотя бы одной такой тематической группы, как «Прощание» («Leave-taking»). Самой обычной, стилистически нейтральной формулой прощания является выражение «Good-bye», используемое разными по социальному статусу и социальным ролям носителями языка. Редуплицированная формула прощания «Bye-bye», синонимичная по значению «Good-bye», обычно употребляется детьми, а также взрослыми, находящимися в близких, дружеских отношениях. Эта формула может употребляться взрослыми, не находящимися в дружеских отношениях, нарочито с целью создания определенного эффекта. В таких случаях, как правило, она звучит шутливо-иронически. Среди друзей обычными формулами прощания являются (кроме «Bye-bye») «So long» и «Cheerio», последняя носит еще более неофициальный, интимный характер, чем первая. Формулы этикета «Good morning/afternoon/evening», произносимые с восходящей интонацией, также могут употребляться при прощании, однако они носят более официальный характер, чем «Good-bye». Такое варьирование этикетных формул прощания социально и ситуативно обусловлено; оно возможно, конечно, в рамках переменных ролевых отношений носителей языка. Кроме того, речевой этикет в английском диалогическом тексте, собственно как и в другом, бесспорно, имеет национально-специфический характер, обусловленный как различиями в строе языка, так и различиями в национально-культурном аспекте и, в частности, в «поведенческом» этикете. Например, в Англии учителя часто не прощаются с учащимися при окончании урока, что вовсе не является нарушением этической нормы. Вместо прощания «Good-bye» или более официальных синонимов «Good morning/ afternoon» часто употребляется выражение «That's all for today». В университетах преподаватели, заканчивая лекцию или занятия, также не говорят слов прощания. Но иногда, если группа студентов небольшая, употребляют формулу «See you next week», имеющую неофициальный, интимный характер. Национальная специфика речевого этикета проявляется в том, что количество и качество социальных ситуаций, отражаемых с помощью формул этикета, в различных языковых коллективах может не совпадать, равно как и количество самих единиц в тематических группах, и количество синонимов в синонимических рядах. Более того, некоторые единицы речевого этикета в одном языке могут вообще не иметь эквивалентов в другом языке, т.е. быть безэквивалентными [Ступин Л.П., Игнатьев И.С., 1990: 70]. Таким образом, типологический анализ функционирования единиц речевого этикета в различных культурных и социальных языковых коллективах, выявивший их национальную специфику, показывает, насколько важно изучающему иностранный язык знать не только его грамматические правила, но и этические, регулирующие «речевое поведение» людей в той или иной стране. Ведь именно «через речевую деятельность», замечает А.А. Леонтьев, «осуществляется воздействие на язык этих социальных факторов, и лишь через ее посредство они отражаются в языке как таковом» [Леонтьев А.А., 1989: 29]. Список указанной литературы
Список источников примеров
|
Похожие:
 | Автономная некоммерческая организация высшего профессионального образования «Международный гуманитарно-лингвистический институт» |  | Предлагаемая стратегия маркетинговой коммуникации в области телевизионной рекламы росно |
| Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации: Материалы докладов IV международной он-лайн конференции «Иностранные языки... | | «Деловые коммуникации» относится к дисциплинам базовой части профессионального цикла ( Б. 8). Для освоения дисциплины «Деловые коммуникации»... |
| Воронцова Т. А. Основы научной коммуникации: учебно-методическое пособие. Ижевск: изд-во «Удмуртский университет», 2011 – 40 с | | Автор глубоко и аргументировано обосновывает идею о йоге как доступной практически каждому универсальной технологии коммуникации... |
| Таким образом, прагматическое предусловие ненарушения принципа вежливости входит в противоречие с основной целью дискуссии — обменом... | | Хi кирилло-Мефодиевских чтений в миту-маси (г. Москва, 15 мая 2018 года) / отв ред. Г. А. Забелина; сост. В. Д. Янченко, К. Г. Сосян;... |
| Института филологии, журналистики и межкультурной коммуникации от 27 октября 2014 г. (протокол №2) и предназначены для магистрантов... | | Учебно-методические комплекс деловой коммуникации в профессиональной деятельности / О. Ю. Машина; Нов гу им. Ярослава Мудрого. Великий... |