Дарья Ваулина я остаюсь о чем не пишут в книгах
Скачать 1.45 Mb.
|
************************ Я сидела в кресле у психоаналитика, пожухлая, уставшая, опущенная, вымотанная. У меня совершенно не было сил его слушать. Я сидела, слегка съежившись и ерзая из-за чувства дискомфорта от всего происходящего. Я приняла решение сходить на консультацию по одной причине: наверняка терапевт начнет меня жалеть, и тогда у меня все получится. Я поплачу, отдам за это большие деньги и мне станет легче от того, что я это сделала. А потом совесть замучает меня и я непременно начну больше работать и стараться, чтобы эта ситуация не повторилась. Потому что ходить и плакать за большие деньги – это глупость. Психоаналитик посмотрел на мои слезы и предложил успокоиться, а потом безапелляционно заявил: «У Вас крадут деньги» Я спорила, возражала, кричала на него и никак не могла смириться. Я готова была выскочить из глубокого кожаного кресла и броситься на него с кулаками. Не может такого быть! Я – самый лучший руководитель на свете! Мне двадцать пять лет и я уже владею сетью школ! Все должны мной восхищаться! Я даже ни на секунду не могла поставить под сомнение тот факт, что все должны любить меня. Я ушла от психоаналитика в слезах, но это были слезы злости. Я никак не могла понять, что же меня так сильно бесит в этой ситуации. Я провела очередные собрания с сотрудниками. Штат школ раздулся до невероятных размеров. Я уже предпочитала общаться с людьми только через управляющего и академического директора. Обе рассказывали мне, как тяжело им руководить низкими людишками, и жаловались на жизнь. Я закрыла школу на Маяковской 30 декабря 2015 года, и мое сердце упало, у меня совсем не было сил. Это было неподходящее место. Мы много работали, но ничего не получилось. Теперь моя задача – сосредоточиться на школах в Балабино и Княжино, стабилизировать их, но у меня не было огня в глазах. Мне совершенно не хотелось этого делать. Когда ты оказываешься в сложной ситуации, большинство людей уходит. Уходит хотя бы даже потому, что они не должны оставаться с тобой, они не подписывались на проблемы. Они соглашались на счастливого, оптимистичного руководителя с горящими огнем глазами, но никак не на загнанную, агрессивную, мечущуюся во все сторону девочку с потерянным взглядом. Поздно ночью ко мне приехала подруга с бутылкой вина. Я открыла дверь и увидела только темный подъезд, откуда пахло сыростью. Она поднялась по ступенькам, увидела выражение моего лица из серии «Не оставляй меня одну, пожалуйста» и испугалась: – Ну и объясни мне, пожалуйста, зачем ты открыла всю эту кучу школ, если не умеешь? Ее слова были для меня обжигающе холодными. Что-то похожее чувствует человек, шагнувший из самолета, доставившего его с теплого моря в московский январь. Я делала это, потому что не могла не делать. Я думала, что если у меня не получится, то мне нет смысла жить. Я больше не слушала ее. Хотя она говорила удивительно правдивые вещи, давала советы о том, «как надо было бы», добавляя философские замечания и толковые ремарки с основным лейтмотивом «я бы на твоем месте вообще бы не ввязывалась» С каждым ее словом я начинала ненавидеть себя все больше. Я обложилась кошкой, пледом, грелкой, обезболивающим, соленым, сладким, острым и жила сообщениями в телефоне и соцсетях. Я ждала людей, которым могла бы быть мало-мальски интересна. Некоторые адресаты не ожидали такого прилива дружелюбия, но я писала, чтобы не сойти с ума. Я даже искала новых знакомств, отчаянно рассказывая всем только самое главное о себе и своем бизнесе, и жаждала хоть какого-то одобрения. Любите меня, пожалуйста! Просто так, за то, что я есть. Общением я пыталась заполнить пустоту, которая появилась вместе со всеми моими проблемами. Однажды я проснулась и услышала голос, который напомнил мне, что у меня крадут деньги. Идея о том, что такое может случиться со мной, по-прежнему казалась мне сюрреалистичной. В декабре я спрашивала управляющего, бухгалтера и администраторов, где же деньги? Они отвечали мне, что в стране кризис, и предлагали закрыть школу в Москве, потому что из этого все равно ничего не выйдет. Получалось, что все старались и работали по максимуму, но кризис в стране и мои амбиции сохранить школу в центре Москвы не дали нам возможности достаточно зарабатывать. Я не верила в это. Когда мы начали проверять таблички, оказалось, что две девочки-администраторы – Света и Настя, которые полгода отработали в Балабино и не вышли на работу после новогодних каникул, украли деньги. Все было просто: они брали наличные с учеников и отправляли к себе в карман. А людей записывали на занятия в группах. Украденные деньги были предоплатами за занятия до конца мая. За окном – минус двадцать и январь с низкими продажами, так что прибыли можно было не ждать. Возвращать ученикам деньги было нечем, платить зарплату преподавателям и администраторам – тоже. Воровок найти не удалось. Но нам эта кража вышла не боком, она стала подарком, лучшим бизнес-уроком. Нам удалось оптимизировать систему контроля и лучше отслеживать каждого, кто что-то делал. Кража помогла мне очнуться и, как ни странно, поднять мой собственный боевой дух. Я поехала в банк, взяла 2 миллиона рублей наличными, и все до копейки раздала сотрудникам. Мы делали все возможное, и в конце концов, максимально снизили цены на уроки. Маржи от занятий практически не осталось. Моя гипотеза звучала так: если людям в Балабино дорого покупать занятия по нашей цене, то сделав специальное предложение, мы сможем привлечь их и заработать хоть какие-то деньги. Гипотеза сработала наполовину: люди стали прибывать. Школа была забита, уроки шли с утра до ночи, но прибыль не появлялась. Я ждала чуда, но оно не происходило. У учителей ситуация с задержкой зарплат вызывала искреннее недоумение: как можно не платить вовремя, если ученики уже внесли деньги? Мы терпели убытки. Постоянно. В этот момент сложнее всего мне было работать с собственным лицом и телом. Лицо плакало и сворачивалось. Я плакала в ресторане и объясняла официанту, что так нельзя подавать салат: креветка в нем – пересоленная и пережаренная, и ее острый хвостик впился мне в десну. Вытирая кровь с губ, я спросила себя: «Ты что, специально это делаешь? Ты хочешь кому-то что-то доказать?» Но правда была в том, что больше всего мне хотелось уехать. Мы бросаем идеи и цели, которые нам нравятся. Я заметила, что когда к нам приходит светлая идея или цель, сознание начинает ей сопротивляться. Появляется тысяча причин не делать. Оправдания и препятствия образуют стену. И мы не доводим дело до конца. В глазах окружающих все выглядит нормально, но внутри нас остается ужасное ноющее чувство, что ты мог и не сделал. И вот что я видела: если мы не воплощаем свои идеи и не достигаем своих целей, их достигает кто-то другой. Потому что эта цель есть не только у нас. Мечта – сущность симпатичная, но слабая. Если ее не поддерживать в себе и не делать осознанных усилий, она уйдет к другому человеку. Единственный способ выучить язык/похудеть/построить бизнес – день за днем вкалывать, а когда срываешься и бросаешь – начинать заново. Иногда с нуля. Иначе кто-то другой выучит иностранный язык и добьется целей, которые я себе поставила, а я – нет. ***************************** В январе у меня появилась такая цель – снова открыть школу на Маяковской. Я искала помещение и думала, где бы нам набрать еще десять учеников для старта. Ночью мне снились снежные московские улицы, а ЦИАН пугал совковыми офисами страшнее некуда. Школы экономят на аренде и снимают помещения страшные, как смертный грех. А я мечтала покрасить стены в белый цвет, повесить много мотивирующих плакатов, и сделать школу черно-белой с цветными элементами, как в отделении современного искусства в музее Метрополитен в Нью-Йорке. С самой красивой вывеской – а как еще! Одно в этой истории я знала на сто процентов: если школу не сделаю я по причине того, что страшно/кризис/нас ждет неизвестно что, то ее скоро откроет кто-то другой. Что нужно сделать в Москве, чтобы все получилось, я еще не знала, но обещала себе, что мы это сделаем. I can't do it but I'm doing it anyway26. К цели нас ведет только один путь: повторять попытки много раз, ошибаться и начинать с нуля. Я долго ходила по всяким неясным местам и надеялась на чудо. И, наконец, в середине января я нашла его – помещение с фиолетовыми стенами, но зато по адресу: 1-я Тверская-ямская, 12. Все в этом адресе звучало гордо: и единица, и слово «Тверская», все казалось особенным и невероятным. Да, я нашла новое помещение. В нем еще сидели сотрудники неизвестного мне турагентства и тихо обсуждали переезд. В помещение на Маяковской я влюбилась не сразу. Хотя первый этаж манил и подкупал. Я бросила все ресурсы и открыла школу еще раз, хотя денег особенно не было. «На мой взгляд, я часто, хотя и не каждый день, бываю сказочно богат – не деньгами, а тем, что нахожу в своей работе, тем, чему могу посвятить и душу и сердце, что вдохновляет меня и придает смысл моей жизни»27, писал Винсент Ван Гог. Мы с ним, видимо, заодно. Ночью 24 января 2016 года я стояла в проходной театра на Маяковской и называла кодовое слово. Охранник передал мне сверток из журнальных листов. В нем находилось то, что заставляло меня улыбаться и плакать. Делало меня счастливой и учило быть лучше. Придавало моей жизни смысл и превращало простое существование в Путь. В этом свертке – допамин и адреналин, удовольствие и страх, кайф и риск. В нем то, что заставляло мои колени дрожать от волнения. То, что не давало мне покоя по ночам. То, что занимало все мои мысли, когда я ела, спала, работала, дышала. Содержимое этого свертка заряжало лучше никотина, кофеина и водки. В нем лежало то, от чего в животе порхали бабочки, а по спине бежали мурашки. В этом свертке находились ключи от Англомании на Маяковской. 1 февраля 2016 года я не забуду никогда. Накануне мы с нашим администратором Аней решили, что сэкономим деньги и перевезем стол и стул из прежнего помещения школы сами, а грузчиков отправим в Княжино за шкафом. Это была фатальная ошибка. Анна – мой личный герой, несла принтер одной левой. А меня чуть не убил собственный сейф. Не деньгами, увы, а аппаратом для эквайринга. Мелочей, вроде учебников и скрепок, набралось килограмм на сто, и все это каким-то чудом уместилось в моей маленькой машинке. Мы весь день таскали коробки туда-сюда, и мои руки были разодраны в кровь. Сил хвалило на все, кроме воды и интернета. Я пошла делать маникюр, чтобы хоть чуть-чуть привести руки в божеский вид, и купить букет, ведь школа не может жить без цветов. Открыться в Москве оказалось вдвойне сложнее, чем в области. Я не знаю, сколько раз мне еще предстоит пытаться и ошибаться. Помню, как перед стартом школ в Балабино и Княжино меня послали на*** раз сто, не меньше. Группы не набирались, ученики динамили и отказывались приходить на уроки. А потом медленно начинало получаться. Я с утроенной силой взялась за работу на Маяковской и надеялась, что ученики и учителя из прежней школы с удовольствием продолжат свои занятия в новой. Нас ждал первый этаж. И у нас была своя вывеска. Я мечтала услышать смех учеников из класса и увидеть довольных людей, которые говорят: «Где же вы были раньше?» А пока мы сидели в тишине. Проводили один-два урока в неделю. В отличие от области, в Москве на урок приходит от силы один человек из пяти, и этому единственному человеку слишком дорого оплачивать обучение. Худшее, что мы делаем в жизни – это выводы. Выводы о том, что нет способностей и не получится, если не получается сразу (или с первого десятка раз), что язык учить сложно или он не нужен, раз мы никуда не уезжаем. Я уже писала о законе больших чисел и верю в то, что при достаточном количестве повторений получится обязательно. Простейшая формула закона чисел Бернулли утверждает, что если вероятность события одинакова во всех испытаниях, то с увеличением числа испытаний частота события стремится к его вероятности и перестает быть случайной. Это не оптимизм, это математика. ************************************ Пока знакомые вокруг жаловались на плохое самочувствие и сезонную депрессию, и спрашивали друг друга, что делать, я попробовала найти ответ. Разговорные клубы для взрослых! Вот как родилась эта идея. До 47% времени мозг проводит в отключке. Мы совершаем действия автоматически, не задумываясь, а в голове на полную катушку крутятся бесконечные мысли. Голова засорена тревогами о прошедшем и будущем. Если вспомнить, когда в последний раз мы были счастливы здесь и сейчас, вряд ли окажется, что мы в этот момент сидели в обнимку с телефоном. И все равно мы постоянно с ним – на что-то надеемся, ждем чудесного спасения, или комплимента о стрижке, или доброго слова. И от этого впадаем в тоску. Со мной это случалось, когда я начинала разбираться с десятками фамилий и номеров телефонов – заявками на обучение, которые люди оставляли промоутеру не потому, что хотели учиться в моей школе, а потому, что девушка была милой. Мы потратили последние деньги компании – все до копейки, все зарплаты, все аренды Балабино и Княжино – на рекламную акцию на Маяковской в элитном супермаркете с дорогой едой. Эти события угнетали нервную систему. В США, например, куча людей лечится от Facebook Depression – тоски от того, что, на самом деле, они не соответствуют собственному позитивному профилю. В сети Facebook – 1,25 миллиарда людей. По данным опроса, больше двадцати пяти процентов из них признают, что чувствуют приступы тоски, когда смотрят фотографии своих друзей (но продолжают смотреть). И думают в этот момент: «Нет, это не про меня» Иногда счастье – это быть собой, не подстраиваться и не сравнивать себя, высказать свое мнение и никого не обижать. Второй довод «за» организацию разговорных клубов – в России нет культуры речи. И спорное мнение принято сразу закидывать шапками. Меня это расстраивало, поэтому в Англомании я начала делать клубы на английском и на испанском для взрослых. Я выводила телефон в авиарежим и мы начинали диалог на острые темы. Концепция такого клуба раскрепощает и снимает барьеры: и языковой («как это сказать?»), и психологический («что обо мне подумают?»). Мы специально выбирали для дискуссии сложные вопросы: реклама, возраст, судьба человека, смысл жизни. Английских и испанских слов не хватало, мозг кипел, но главная цель – быть свободным и говорить то, что думаешь, уважая других людей и их мнение, но не стремясь понравиться им и заслужить «лайки». Тогда удивительным образом появлялся и язык: человек сидел, молчал весь урок, слушал мнения других, и вдруг раскрывался, выходил и произносил на английском, к примеру, речь на пять минут без остановки. И после этого улыбался и уже чувствовал себя иначе. Когда я увидела, что разговорный клуб меняет нас к лучшему, у меня прибавилось сил. Я дала людям возможность и время побыть собой, пусть всего лишь сорок пять минут в неделю. Главное – в хорошей компании и без телефона в руке. Я знала: это должно помочь. ********************************* Я сидела за столом и думала, как выходить из кризиса. И не знала. Нужно идти дальше. Внезапно на столе замигал телефон. Неизвестный номер. – Майор милиции Курдюков – сообщил мне голос. – У меня для вас плохие новости. Вам предъявлено обвинение в педофилии. Приезжайте в школу. Я приехала в балабинскую школу со стеклянными стенами и дала показания. Нет, ничего подобного не происходило. Да, я отвечаю за свои слова. Показания взяли еще у одного преподавателя. Глядя на эту сцену, я вспомнила как однажды на свадьбе у подруги меня заставили играть в игру. Тамада вывел меня в центр зала какой-то старой гостиницы и спросил: «Скажите мне, чего боятся люди?» Я мялась и не знала, что ответить, и он решил подсказать, прошипев сквозь зубы: «Скажи – неизвестности!» – Неизвестности! – выпалила я. – Правильно! – заорал тамада и выудил откуда-то повязку. Правила были простые: мне завязывали глаза и я должна была протянуть руку, чтобы достать шоколадную медальку из тарелки, где было что-то еще. Я уже протянула руку, как внезапно нашла дырочку в повязке и увидела через тонкую капроновую щелочку, что мои пальцы оказались в двух миллиметрах от большой миски с раками. Живыми, черными, кишащими. Мне было страшно, но отступать – некуда, и я достала из раков монету, хотя они порезали мне ладонь. И вот я стояла в центре зала с окровавленной рукой, завязанными глазами и шоколадной монетой в руках. Мальчик, которому я понравилась, с удивлением сказал мне потом, что я – мужик. Кажется, я перестала нравиться ему в тот самый момент. Из воспоминаний меня вытащил голос майора, и я почувствовала приближение вязкого страха: как я объясню майору, что не снимаю порнографические ролики?! Он взял показания и уехал, а автора звонка мы так и не нашли. Потом майор приехал еще раз, снова в среду, на этот раз с сопровождением. Мой бухгалтер чуть было не поседела от ужаса, а я потом целых три дня боялась брать трубку с незнакомого номера. Но эта история тоже закончилась и перестала пугать. Мы действительно боимся неизвестности больше всего. Как только страх становится понятным и его уже можно описать, он уходит. Так же, как и майор Курдюков. |
Похожие:
 | «Английский в фокусе» (“Spotlight”)авторов Ваулина Ю. Е., Дули Д., Подоляко О. Е. и др и «Английский с удовольствием» (“Enjoy English”)... | | Родители (законные представители) пишут заявление о переводе воспитанника из дошкольного отделения в первый класс |
| Благодаря (чему?), вопреки (чему?), вследствие (чего?), заведующий (чем?), началь-ник (чего?), руководитель (чего?), руководство... |  | Умк: «Английский в фокусе-5», авторы: Ю. Е. Ваулина, Д. Дули, О. Е. Подоляко, В. Эванс |
| Работа выполнена в фгбу «Всероссийский центр экстренной и радиационной медицины им. А. М. Никифорова» мчс россии | | Сведения о книгах, представляемых на книжный салон 2012 года, подавать в электронном файле в виде таблиц оговоренной структуры в... |
| Просим Вас, подробно заполнить прилагаемый бриф. Данная информация поможет нам получить более точное впечатление о предстоящей работе... | | Учащиеся по очереди берут цветные карточки и по цвету, вместо точек пишут недостатающие слова |
| Программа предназначена для 5 классов общеобразовательных учреждений и составлена на основе Примерных программ по иностранным языкам,... | | Для меня, тогда восьмилетнего мальчика, подобное объяснение звучало вполне логично. В книгах нельзя писать вообще, но если, несмотря... |