Дарья Ваулина я остаюсь о чем не пишут в книгах
Скачать 1.45 Mb.
|
| только так, как я решил, или я в этом не участвую» Учителя предприниматель понуждает сократить преподавание в пользу других дел и составления списочков. Учитель в таких случаях берет с предпринимателя страшную клятву вроде «в субботу вечером обязательно напишем учебную программу по каждому языку в школах». Предприниматель легко соглашается, зная, что учитель падок на такие вещи, как ледяное шампанское и манговый кальян. По крайней мере, в субботу вечером. Иногда они работают все вместе. Например, рассылка ученикам и партнерам пишется так: со среды на четверг вся троица садится и с упоением строчит текст. Художник руководит и волнуется, подыскивая в интернете подходящую картинку, зануда-предприниматель ковыряется в словаре синонимов и убирает лишние буквы, а учитель думает, как свалку слов превратить в полезный текст. Рассылка пишется от двух часов до пяти дней. Последние полтора года предприниматель открывал школу за школой и гулял как мог, художнику отдали писать рассылку, закупать мебель и искать места для школ, а учителя забили ногами и оставили ни с чем. В августе единственный ученик уехал, и педагог взвыл и впал в затяжное расстройство, вынося мозг остальным двум товарищам. И вот он начал требовать для себя хотя бы одну группу и разговорный клуб. Ему плевать на планы предпринимателя и текст художника, он требует свои уроки. Поэтому я снова начала учить. На уроках я выводила телефон в авиарежим, выдыхала и становилась собой. ***************************** И все-таки йога немного привела меня в порядок. Я приехала с несколькими свежими мыслями и закрыла Англоманию на Вокзальной, отказавшись повышать цены из-за того, что нам безбожно повысили аренду. Я решила держать адекватную стоимость, поэтому мы закрылись и оставили школу на Институтской. Я сделала все, что могла, и с чистой совестью оставляла школу на Вокзальной. Двести двадцать три квадратных метра опыта. Всем, кто был с нами, участвовал, поддерживал, собирал мебель, покупал уроки, терпел переезд, верил в нас – спасибо. Всем, кто был против, мешал, всем, кто ушел, кто превращал мою жизнь в ад – тоже спасибо, это хороший урок. Я не жалела ни секунды о потраченном времени, но мне было чертовки жаль уезжать. Я лично выбирала каждую мелочь и любила каждый миллиметр. Я знала, что размер узеньких щербинок в плитке специально такой, чтобы виднелись треугольники. Слева по коридору – картонные силуэты деревьев, украшенные фотографиями, на которых были засняты события из истории школы. Кресло, которое я сама тащила в метро. В учительской в рамке любимая фотография учеников. Я знала, какой ламинат на ощупь. Я любила холл, где мы танцевали под Uptown funk. Я помнила каждую секунду жизни этой школы. Я отчаянно копила на ее ремонт. Ночами искала способы собрать деньги. Мы экономили каждую копейку. Мы сами все построили. Наш старший администратор Ирина нарисовала 3D модель и придумала удивительную конструкцию школы, в которой было много света и пространства. Нам не привезли кулер на открытие и я поехала в гипермаркет и тащила оттуда воду, а Маша – ящики печенья. Ночью накануне дня открытых дверей мы переводили цитаты на стены и красили диагонали. Я выбивала нам скидку за рекламу, и пока мы ждали очереди на рекламный щит, обклеивали Балабино партизанскими баннерами. Я закатила скандал соседям с первого этажа, потому что мне не нравилась музыка, которую они слушали: радио «Юмор FM» и «Comedy Club». Я же мечтала идти по коридору и слышать Dido, чтобы мелодии отзывались в сердце. Я принесла им на флешке многозначительную песню о life for rent20, но они отказались. Сказали, что не понимают, о чем это. «Dido поет о любви к жизни, ребята. Учите английский» Потом не работала вентиляция. Затем начали регулярно отключать электричество, и мы бегали за свечками в магазин «Смешные цены». Романтично, но холодно. Интернета не было. Мы рубили кабель через березу, чтобы провести оптоволокно с соседней улицы. Оплатили пятизначный счет. На следующий день пришла претензия по поводу березы: кабель проложили криво. Следом протек потолок, мы подставили тазик. На потолке появились желтые пятна. Вентиляция не работала, мы задыхались. Кондиционеры оценили в 500 000 рублей, но таких денег не было. В этой школе мы вручали сертификаты любимым ученикам. Устраивали мастер-классы по танцам. Вели летнюю школу. Ставили детские спектакли. Общались с родителями и детьми. Здесь нам назло под дверь подкидывали мусор и чуть не выписали штраф в 40 000 рублей за найденный сигаретный бычок. И настойчиво требовали денег, денег, денег. Однажды в школу пришел пьяный человек с пилой наперерез и ринулся ко мне в кабинет. Пришел устраивать жену на работу. Я приходила домой, падала на диван и плакала от усталости, чтобы утром продолжить. Я работала по четырнадцать бессмысленных часов в сутки, забыла о выходных и друзьях и жила в постоянном напряжении из-за аренды. У нас была золотая команда. Мне повезло. Было тяжело, но никто ни разу не упрекнул меня в том, что переезд надоел или тяжело добираться. Каждый поддерживал и помогал чем мог. Я вспоминала об этих трудностях и понимала, что это было круто. Больно и страшно, но это урок и опыт. Девять месяцев работы школы – девять кругов ада и сумасшедшей работы. А впереди – я знаю это точно – шаг к новым великим делам, новой любви и новым победам. В сложное время стоит помнить, что беды закаляют характер. Чем хуже, тем лучше. И если из каждого события извлекать урок, то здесь он прост: иногда проигрыш – тоже маленькая победа, потому что он ведет к свободе. Как ни странно, эта история имеет прямое отношение к изучению иностранных языков. Если вы давно его учите и у вас все равно не получается, настало время сменить школу и педагога, а может и учебник. Потому что у вас не может не получиться. Я писала очередное письмо ученикам и обещала им открыть школу в Москве. Хотя я понятия не имела, как это сделаю со своим долгом. ************************** И тут появился Андрей. Моя однокурсница посоветовала мне своего друга – хорошего, по ее словам, преподавателя по английскому и немецкому языку. Я подумала и согласилась на встречу. Андрей оказался очень серьезным и порядочным человеком. Я предложила ему начать преподавать в Нахабино, но он хотел работать в моей школе в Москве. Такой вариант пока не планировался: не было ни денег, ни желания оказываться в самом пекле среди десятков школ, при том, что я, собственно, не могу предложить людям ничего особенного. И вместе с тем, какой хороший педагог… – Так когда я смогу приступить к урокам в Москве? – вежливо поинтересовался Андрей. Я собиралась ему отказать, но почему-то язык не повернулся, я просто не смогла этого сделать. – Я думаю, что с сентября. Не знаю, кто ответил вместо меня, потому что я в тот момент явно была не в здравом уме и доброй памяти, если стала раздавать подобные обещания. Мы добавили друг друга в социальной сети, и все лето, каждый понедельник, я видела в Фейсбуке сообщение: «Когда я смогу начать работу?» Мы говорили с Андреем в мае, когда я отчаянно пыталась свести концы с концами и никак не могла понять, как же мне это сделать. И вот, я узнаю от подруги о том, что ей не подошел маленький офис в районе Патриарших. Я поехала туда. Стоимость аренды слишком высокая. Место неподходящее. Вывеску повесить нельзя, и приходилось уповать только на несуществующую интернет-рекламу. На самом деле, это была не школа и даже не офис, а номер отеля на четвертом этаже бизнес-центра. Ванная и кухня. Огромный диван и один длинный стол. Если ванной комнате я никак не могла найти применение, то на кухне решила отметить начало учебного года, приготовив ужин для всех желающих. Не знаю, в какой именно момент здравый смысл изменил мне, но я согласилась на это помещение так же, как соглашалась на все предыдущие. Меня не насторожила неудобная локация, странная ванная комната и еще десяток предметов: фотографии полуголых людей, бокалы с двойным дном, гипсовая медуза и кресло с матрешками. Мне просто хотелось школу в Москве. Этот старинный особняк ждал нас с 1856 года. Так ждал, что даже поначалу открылся как школа – Комиссаровское техническое училище для мальчиков. Но ученики к нам не шли. Я приезжала в школу до начала пробок, в 6 утра, падала на диван и спала до 8. В какой-то момент я вспомнила Томаса Эдисона и его десять тысяч попыток сделать лампочку, и сообщила своему администратору, что не сдамся, пока не найду десять тысяч способов прорекламировать свою школу в Москве, даже если у меня не будет на это ни одного рубля. Есть же книги про безбюджетный маркетинг, неужели там не найдется ни одного решения? А еще, я пошла на занятия боксом. У тренера, к которому я попала, было всего две команды: «терпеть» и «попадать». Когда у меня не было сил выдержать последние пятнадцать секунд, он кричал: «Держаться!» Когда я промазывала – велел попадать. Он говорил это так уверенно, что эти две команды въелись мне в мозг. Теперь я знала, что такое терпеть: нельзя сдаваться, не завершив дело. Я обложилась мотивирующими книжками и статьями и поглощала их на завтрак, обед и ужин. ************************** И все же, я понимала, что упала глубоко. Все, что я замечала, меня бесило. Скучающие пары. Бессмысленные фотографии в соцсетях. Я видела, как люди позевывают и мечтают уйти пораньше с работы. Мы ехали с лучшей подругой в машине и застряли в пробке. Я стала рыдать и орать на нее: «Мне плохо! Мне скучно! У меня ничего не происходит! Неужели ты не видишь, как мне тяжело? Что мне с этим делать?» Я билась в истерике до тех пор, пока таксист слева не начал тактично гудеть, как бы намекая, что поорать я смогу, когда проеду Тверскую и белую площадь потому, что светофор горит всего 60 секунд. Я сходила к своему бизнес-наставнику, священнику и психоаналитику. Наставник велел думать о школах, священник – о людях, психоаналитик с ним согласился и, на всякий случай, наорал на меня последними словами – я думала только о себе. Я проходила мимо людей в пустых салонах и ужасалась их одиночеству. Я думала о том, как воспринимают собственники их помещений тот факт, что клиентов, а значит, и выручки нет. В одном салоне на меня пахнуло страхом так сильно, как будто бы только что случился взрыв. Страх лез изо всех щелей. Я видела через окно, как администратор лениво позевывает и медленно перелистывает тетрадку с записями. Как собственник в панике сидит один в пустом офисе. Мне хотелось закричать ему: «Эй, ты там, не отчаивайся пожалуйста! Борись! Борись! Если ты захочешь, все получится, с ними или без них» А люди продолжали писать мне в социальных сетях: «Какая вы молодец», «Как вы все успеваете» и даже «Вы мотивируете меня открыть свой бизнес!» Сотрудники ненавязчиво намекали, чтобы я соблюдала трудовой кодекс и не задерживала зарплату, а мне хотелось послать все подальше и уехать к морю, чтобы опустить ноги в горячий песок. Только в глубине души я знала, что море на этот раз не спасет. Меня не спас счастливый сияющий Кипр, не спас Нью-Йорк, я изживала себя изнутри, ругая за малейший промах. Я поняла: все проблемы, злость, недовольство собой поедут вместе со мной, они залезут на тот же рейс, терпеливо с пересадкой долетят до пункта назначения, чтобы в ту же ночь, когда я, усталая, опущусь на гостиничную кровать, в ту же ночь, сесть на ее краешек и сказать: «Как ты, тварь, смеешь лежать здесь, когда у тебя не все в порядке? Лежишь?! И не стыдно тебе?!» И сколько бы раз я не писала о том, как мне плохо, решить проблемы могут только конкретные действия. Когда я падала на пол, надежд не было никаких. Весь мир превратился в темную вязкую слизь, в которой я увязала все глубже и глубже. А люди вокруг продолжали жить. Если у меня не получится, ничего не изменится. Мир не накроется медным тазом. А мне казалось, что наступит апокалипсис. Но жизнь шла, как обычно. Все было в порядке. В том порядке, который был до меня и будет после меня. Ничего нового не произошло. Наконец, в какой-то момент я поняла, что я могу попробовать еще раз. Всегда есть возможность сделать еще один шаг. Если нет сил идти весь путь, и, наверное, мало у кого они есть, для еще одного шага они точно найдутся. Я поняла это, вспомнив о своей скрипке. Дело было так. Родители решили записать меня в музыкальную школу. Я хотела играть на арфе, но ее в маленькой областной музыкальной школе не оказалось, и мне предложили скрипку, вероятно решив, что я не увижу разницы. Скрипку я решила бросить буквально на следующий день. Правая рука и смычок совершенно не сочетались друг с другом, не слушались и хотели жить отдельными жизнями. Когда тебе всего восемь лет, и ты левша, тебе невыносимо сложно играть на скрипке правой рукой. И поэтому ты привыкаешь выносить такой уровень страданий, о котором и помыслить раньше не мог. Весь следующий год я училась играть «щипком». Учительница бесилась, но отказаться от меня не могла, а мне запретила отступать мама. Моя сестра когда-то бросила «музыкалку», и мама решила, что мне этот опыт повторять нельзя. В то время, когда все дети уже могли сыграть смычком, я все еще «щипала» скрипку. И на отчетном концерте, когда мои одноклассники уже играли перед родителями несложные пьески, я была единственной отстающей. В тот момент я утвердилась в мысли, что со мной точно что-то не так. Но мама не разрешала все бросить, и я осталась. На следующий год на том же концерте я стояла и играла дрожащей правой свои первые скрипучие пьесы. У меня не было возможности отступить назад. Я слишком боялась расстроить маму, чтобы бросить скрипку, да и сама уже не хотела сдаваться. В конце концов – да, я хотела бы сказать, что у меня начало получаться, но давайте по-честному – в конце концов, мои «партии» стали звучать не безобразно, но терпимо. А еще, я знала, что иногда нужно просто дожить до конца дня. Стратегия и планирование – это важно. Но временами тебе нужно просто протянуть до 22:00 и при этом не сойти с ума. У тебя есть что-то самое важное, вот и делай это день за днем. Мне близка мысль о том, что школа тоже любит меня и что бизнес может быть таким же искусством, как музыка, рисование и написание книг. Что урок может быть произведением искусства. Поэтому в наших школах все так строго и красиво. Мы скорее похожи на музей. Музей – это храм, в котором преподаватели показывают самое красивое, самое лучшее, что у них есть. Если наступит момент, когда ты прекратишь попытки, тебя накроет волна депрессии. Но эта волна, как на море, схлынет. Поэтому нужно определить, что для тебя самое важное, и делать это с утра в первую очередь, чтобы не умереть. Если откладывать самое важное в долгий ящик, то каждый день внутри тебя будет накапливаться маленькая обида и усталость. Они будут постепенно расти все больше и больше. ************************* И вот наступил конец августа. Это был не август, а год Бэтмена. С семи утра я сидела в своей новой школе на Маяковской, обложенная сверлами и гвоздями, в маленьком кресле-неваляшке и писала план продаж. Я позвала туда всех, кто хотел учиться в нашей школе в центре Москвы. Мы сделали огромное количество рекламы, а я – еще и званый ужин. Не помню количества блюд, но одних только помидоров было пять видов. Я очень нервничала, потому что прийти обещали человек пятьдесят, никак не меньше. Мне очень хотелось, чтобы все прошло хорошо, на высоком уровне. Из пятидесяти ожидавшихся учеников пришел один. И пять наших педагогов. И Андрей, который так просил эту школу. У нас не было желающих заниматься. Я не знала, куда они делись. Почему-то все поздравляли меня с открытием, но никто не пришел. Школа не на первом этаже – от лукавого. Это я запомню навсегда. Мы работали на Патриарших полгода, вплоть до 30 декабря. Я была решительно настроена иметь пять школ. В школе в Балабино, которая вернулась в старое помещение, опять не хватает места для уроков, поэтому я решила сделать невозможное: пробить дыру в стене, хотя конструкция торгового центра этого не позволяла и на нас мог упасть третий этаж. Собственник был против, но мы вызвали строителей и протаранили стену. Это было символично. В школах полным ходом шла подготовка к новому учебному году. В Княжино двигали мебель в классах и наводили красоту. В Балабино ремонтировали Институтскую, чтобы окончательно переехать туда из большой школы и вместе с тем компенсировать тот факт, что места будет снова слишком мало. В Рига-Ленд вешали шторы, чтобы ученикам не приходилось носить с собой солнцезащитный крем. А в Москве уже все было готово к открытию. Мозг, ленивая сволочь, изо всех сил старался прикрыться оправданиями для того, чтобы ты не развивался, а тянул маленький бизнес на уровне сельского ларька в тьмутараканской области. Я не хотела быть ларьком. Поэтому я открывала школу в Москве. Я вспоминала, как в детстве дважды тонула. Помню, как вода захлестывала легкие, я шла ко дну и боролась, чтобы вытолкнуть себя наружу. Безразличие сменялось острым желанием победить воду и сопротивляться ей, во что бы то ни стало. Я пыталась дать знак тем, кто на берегу, что меня надо спасать. И кричала сквозь воду. А потом, пару лет спустя, братья учили меня плавать и кидали с разбегу в глубокий ледяной бассейн. Было страшно, но научилась я довольно быстро. Помню свой страх, когда я летела в бассейн, панику от ледяной воды и одно-единственное желание, когда шла ко дну: выбраться во что бы то ни стало. Сегодня я очень рада, что тонула тогда. У меня официально пять школ. Я достигла цели, к которой стремилась. Знакомясь с людьми, я могла с гордостью говорить, что у меня сеть школ и франшиза. На моей голове появилась незримая корона, которую я с гордостью всем показывала. Только почему-то мне было по-прежнему не радостно. Мы страдаем, когда недорабатываем свой потенциал. Открыв пять школ, я пришла к бесконечной скуке. Мне было скучно существовать. Все мое внутреннее состояние противилось моему окружению. Я хотела что-то делать и не могла, часами пропадая в компьютере. Внутри меня было какое-то смятение, я хотела чего-то и не могла даже себе толком объяснить, чего же я хочу. Я хотела смысла, и я чувствовала, что недорабатываю свой потенциал на тысячу процентов. Что я могу дать людям, чтобы помочь им? Этот вопрос не давал мне покоя. Меня тошнило от цифр. Депрессия не отступала. Я не понимала, кому и чему верить. «Прекрати жаловаться, – говорила я себе, вспоминая слова Лиз Гилберт. Мир не виноват, что тебе приспичило быть предпринимателем. Миру вообще некогда любить твой бизнес, и он не должен платить тебе за то, что ты исполняешь свои мечты. Никому неинтересно это слушать. Делай что хочешь, но прекрати жаловаться и возвращайся к работе". Я решила переехать из Княжино и нашла старую, разваливающуюся квартиру в центре Москвы. – Скажите, кто здесь жил? – Поколение женщин-архитекторов. Они рисовали, читали, писали книги, создавали вещи, проводили творческие вечера, а на кухне мечтали о поездке в Америку. Квартира была завалена пожухлыми, желтыми макетами каких-то сооружений и полусломанной мебелью. Пол был устлан листами бумаги. – Хм, они все здесь умерли? – Нет, здесь никто не умирал. – О’ кей, – сказала я и переехала. Выгребла три сотни килограммов старых вещей, покрасила стены в белый цвет. И ничего, начала жизнь снова. Писала на подоконнике. Пила там же литры чая с мятой. Завела диван и библиотеку из трех книг: Дейл Карнеги21, Сунь-Цзы22 и вечно недочитанный Макиавелли23. Никогда не сдавайся. Ты не знаешь, где тебя ждет твой следующий шанс. Каким он будет. Для кого он будет. Просто продолжай, несмотря ни на что. Я ходила в школу на Маяковской пешком и бесконечно прокручивала в голове эту мысль, чтобы не сойти с ума и не опускать руки. ******************************** В Княжино все приходящие требовали носителей языка. Мы могли предложить только русскоязычных педагогов, потому что у нас не было денег, чтобы привезти высококвалифицированного специалиста из заграницы. Люди устраивали скандалы и требовали иностранцев. Телефон разрывался: «Дарья, мне нужен носитель. Привезите мне британца/швейцарца/австралийку. Немедленно» Я села изучать, кто такие носители, откуда они берутся и чему нас учат. Просмотрела тысячи резюме и провела сотни собеседований, плюс проанализировала семьдесят школ Москве. Со времен Петра Первого в Россию едут строители, певцы и плотники. Это не педагоги. У них нет педагогического образования. А я видела много, много резюме. Настоящие учителя, чаще всего, никуда не уезжают. Они и так хорошо зарабатывают. Статус «сертифицированного носителя языка» получить легко и недорого. Этот экзамен можно сравнить с тестом на получение водительских прав. Выше всего котируется сертификат CELTA. Он стоит $2000 и дает вам право преподавать везде. Чтобы получить CELTA, нужно много учиться – целый месяц. Всего 5% приезжих иностранцев имеют опыт преподавания больше года, но работали они с иностранцами, а не с русским. У нас – другая грамматика, менталитет, скорость понимания. Проработав год в школе, иностранцы уходят во фриланс и становятся репетиторами. Их зарплата увеличивается в два раза, но у них нет ни программы, ни методического контроля качества уроков. Они преподают так, как хотят, не готовятся к урокам, иногда «вешают лапшу на уши». Репетитор без школы и контроля деградирует. Ученики этого не поймут, а если поймут, то решат, что виноваты они сами: «Я год училась у американца, но мне не дается язык». Вот типичный вывод, который делают люди. А носители по два-три года «разводят» своих учеников на деньги. Репетитор-иностранец будет полезен, если вы ищете человека, чтобы поболтать. Но это можно сделать бесплатно: подружиться с носителем и регулярно совершать рейды по барам. В Москве полно экспатов. Также носитель пригодится для разговорных клубов и групп по интересам. Для продвинутых уровней вроде intermediate и выше – тоже полезно, но опять же, очень важно сочетать эти занятия с работой с русским педагогом. Некоторые intermediate не знают, как они там оказались – у них нет ни понимания грамматики, ни грамотной речи. Через года-два года носитель уезжает из России в другую страну, потому что он «устал», «в Гонконге больше платят» или просто I'm homesick24. Вы никогда не можете всерьез на него рассчитывать – он постоянно собирается на каникулы домой. При этом каникулы наступают как угодно часто. Талантливый педагог, как и художник – не стяжатель. Деньги для него важны, но они – не главное. Иностранцы приезжают в Россию в основном на заработки и часто шантажируют меня во время уроков, постоянно требуя повысить зарплату. Я называю таких сотрудников террористами. Они замечательно общаются со всеми вокруг, но потом отводят меня в отдельный уголок, закрывают дверь и начинают требовать срочного повышения зарплаты, иначе они встанут, развернутся и уйдут вместе со всеми учениками. Я же охочусь за людьми с позитивной энергетикой. Учитель должен бодрить нервную систему, а не угнетать ее. Лишь с 1-2% приезжих педагогов можно интересно работать. Я ищу этих педагогов и приглашаю к нам, но мы только в начале пути. Я пыталась донести эту нехитрую мысль до наших учеников и потихоньку нам начинали верить. ***************************** Когда ты с легкостью воспринимаешь собственные неудачи, тебе становится проще встретиться с ними лицом к лицу, и победить их. Когда я училась играть в гольф, я размахивала клюшкой в сторону мяча и била ею о землю. Но как только перестала думать о результате, тренер сказала, что у меня получается гораздо лучше, чем у других новичков. Поверив тренеру, я попала по мячику. Интересная идея – радоваться неудачам, ведь каждая из них на шаг приближает к победе и делает нас сильнее и лучше. Но победы, даже самые маленькие, тоже нужно праздновать. Когда ученик признает прогресс, он лучше запоминает уроки. Результат не замедлит себя ждать. Я старалась задавать себе вопрос «что я могу сделать, чтобы у меня получилось?» вместо «почему же ничего не выходит?» Этот вопрос мне очень помог. Когда я анализировала ситуацию, я понимала, что во-первых, мне категорически не хватало времени. Время превратилось во внутреннего врага. Я постоянно говорила «не хватает времени», «нет времени», а «я зашиваюсь» стало мантрой. В детстве его хватало. Я вставала до школы в пять утра, обкладывалась книжками из папиной библиотеки и читала запоем. Но чем старше становишься, тем меньше остается времени. Мы стараемся выиграть гонку у часов и минут, урывая от них куски. Когда появляется лишние полчаса в среду днем, наступает приступ паники. Срочно в Facebook, прибьем тридцать минут жизни! Хотя время – единственный невосполнимый ресурс. Мы боремся со временем и вместе с тем мечтаем, чтобы оно появилось. Тайм-менеджмент умер. Выпустили первую, вторую, сотую книжку об управлении временем. Я обкладывалась десятком ежедневников, перенося списки дел из первого во второй и составляя такой план на день, что и за месяц не переделать. Слева на столе лежал список из семидесяти пяти пунктов. Однажды я выполнила каждый его пункт, потратив на это шестнадцать часов. Выиграла время. Но этот прорыв не принес мне удовольствия, а только разочарование и желание лечь, накрыться и отлежаться неделю. Время дается на дело. Остальное – мишура. Лишнее. Если говорить «времени у меня достаточно» и «я успеваю», мозг настраивается позитивно и дела делаются. Я нашла три категории времени: проект, расписание и личное. Если делать дела только из одной категории, время превращается во врага. Подружиться со временем – мечта! Да и какая роскошь, в обществе людей, сходящих с ума из-за его нехватки, спокойно улыбаться и говорить: «А мне хватает» Хватает – вовсе не значит, что я успела сделать сто дел, это невозможно. Это значит – я сделала одно-два дела из первой, второй и третьей категории каждый день. Как-то я стояла в пробке, пробираясь между школами в Балабино и на Маяковской, и внезапно увидела счетчик. Кафе на «Белорусской» закрыли на ремонт, и повесили счетчик: сколько дней, часов, минут и секунд осталось до его открытия. Я смотрела, как по секундам уходит жизнь, и думала: если бы у нас перед глазами висел такой счетчик, мы бы успевали больше? Ведь он висит, просто мы его не видим. А глядя на него, стали бы мы делать то, что делаем сейчас? Во-вторых, я боялась. Страх рождал ощущение отсутствия времени и парализовал меня. Он отвлекал, создавал дополнительные тревоги. Я боялась каждого разговора с сотрудником, меня трясло от ужаса. Люди говорили о языковом барьере в изучении английского. Мне было не страшно говорить по-английски, но я боялась говорить по-русски. К рабочим разговорам я готовилась, иногда сидела ночью и гуглила – как лучше выразить свою мысль. План разговора спасал меня во время сложных переговоров. В путешествии по жизни я старалась брать страх, как маленького, за ручку (или лапку, у кого как), сажала на заднее сиденье, и разрешала ему ехать со мной, покупать леденцы от кашля, на заправках рассказывать байки из серии «ой, ты помнишь, нам в такой же ситуации в две тысячи пятом было так же страшно, вот сейчас все повторяется, и нам конец». Но старалась никогда не пускать страх за руль. Я продолжала действовать. Тем временем, в московской школе у меня, почему-то, совсем не было очереди. И тогда мы решили провести мастер-классы в рамках программы «Ночь искусств» в театре МОСТ. Мы придумали две темы: «Звездная ночь Винсента Ван Гога» и «Фруктовые картины Джузеппе Арчимбольдо». На урок по Ван Гогу пришли дети семи-десяти лет. Он прошел на «ура»: преподаватель Юля показала фильм, а потом раздала раскраски с картинами, которые вызвали большой ажиотаж. Даже взрослые рвались раскрашивать и просили карандаши! А потом пришла группа детей трех-шести лет, которых мы не ждали. Как малыши, которые по-русски-то не говорят, смогут высидеть сорок пять минут и будут слушать про Арчимбольдо?! Начался урок. Я на секунду выключилась из режима, в котором я параллельно отвечала на десять звонков, дописывала план новогодней АнглоЕлки, проверяла отчеты по Балабино и отвечала на шестьдесят емейлов, и увидела картину, которая подтвердила, что я не зря делаю Англоманию. Юля рассказала малышам о картинах из серии «Времена года», и в конце урока дала задание нарисовать человека из фруктов и овощей. Дети бросились с энтузиазмом изображать носы, руки и глаза из кукурузы, слив и черники, но одна маленькая девочка долго сидела над листиком с синим фломастером в руке, будто не решаясь приступить. Она думала над задачей, и, наконец, подошла к Юле: «Скажите, могу я нарисовать синий банан?» И девочка сделала лучшую за тот вечер картину, на которой были изображены синие бананы и другие удивительные фрукты, которые мне бы и в голову не пришли. Она ушла очень довольная, прижимая к груди свой листик. Я видела такой подход в школах Бельгии и Нидерландов. Все, что мы делали на уроках – сочинения, стенгазеты, песни – преподаватели хвалили. Если возникали замечания, они говорили: «это прекрасно, а еще можно…» В русских учебных заведениях, куда я ходила, больше ругали, чем хвалили. Ругали за все подряд, причем при всем классе сразу, публично унижая перед другими детьми. Меня ругали на физкультуре (я не могла отжаться), геометрии (я плакала и не могла ничего доказать) и черчении (у меня все получалось безнадежно криво). Одноклассников ругали на английском и биологии. Но так как ругали нас всех вместе, складывалось впечатление, что лично я виновата во всех грехах, даже тех, что мне не довелось совершить, вроде забрасывания ботинок учеников 8 Б класса на крышу школы. Увы, эта идея принадлежала не мне. Я только однажды завязала в столовой алюминиевые ложки в узлы. Я завязала две или три, а потом еще сто учеников повторили тоже самое за мной. Мне даже обидно сейчас, что досталось всем, а автором идеи была, на самом, деле я. В университете ругали еще сильнее. До дрожи в коленках. И тогда закрадывалась мысль, что если делать меньше, то и ругать будут не так яростно. Когда я открыла Англоманию, мне было важно создать школу, в которой не ругают. Ни учителей, ни учеников. Никогда. Свобода выбора и возможность нарисовать синий банан, за который тебя похвалят – вот отличие Англомании от других учебных заведений. Детям понравились наши мастер-классы, здесь с ними обращались, как со взрослыми. Трехлетний мальчик, который до начала урока ни слова не говорил ни по-английски, ни по-русски, нарисовал человека из фруктов и овощей и выучил двадцать полезных слов. А кто-то маленький заплакал, когда узнал, что пора уходить. И тогда ко мне вернулись силы. Я решила, что буду продолжать. Мы стали искать взрослых учеников для нашей школы на Маяковской. В ходе двухлетней эпопеи таких поисков я узнала следующее. Возьмем взрослого человека, желающего выучить английский. Он изъявил желание следующими способами: оставил заявку на сайте, пришел в школу, написал тест, купил самоучитель и заказал учебник. Но начинаются бесконечные русские праздники, и человек попадает в порочный круг:
… а дальше начинается сентябрь (см. п. 1). Даже если человек попал на уроки, он может через месяц перестать ходить. Результат требует времени. Чаще всего, люди уходят как раз перед тем, как увидеть позитивный сдвиг. Сдаться и сложить руки как раз перед тем, как добьешься успеха в деле – глупо. Это все равно, что прийти в ресторан, заказать сочный, ароматный, сложносочиненный плов с бараниной и ачму из горячего тянущегося сулугуни и домашней лапши, подождать десять минут и в ярости уйти в Макдональдс, потому что вас не обслужили вовремя. Детям английский дается легче, потому что они ходят регулярнее: у них нет выбора. Но в Москве у нас не было учеников-детей. **************************** Англомания Рига Ленд закрылась 1 декабря 2015 года. Мы проработали в ней четыре месяца и потратили много сил. Но наступил кризис, и у меня не хватило денег для развития школы, а уроки стали меньше покупать. Я призывала всех не расстраиваться. Моя любимая Лиз Гилберт говорила, что мы относимся к жизни с двух позиций: мученика или шута. В русской культуре принято думать, что для того, чтобы добиться успеха, нужно обязательно сильно пострадать и если не умереть, то оказаться на грани. Успешные художники, предприниматели, писатели непременно страдают, никогда не спят, лишены личной жизни и героически умирают раньше времени. Их жизнь – борьба. Секрет в том, что если взглянуть на дело с позиции шута, который делает вещи из любопытства и шутки ради, то жить становится легче и проще. В изучении иностранного языка мы привыкли идти путем мученика: зубрежка, мучительные уроки и борьба с ленью. Мы часто считаем учебу мучением. Вместо того, чтобы относиться к этому делу, как к подвигу, который кажется неподъемным, проще превратить изучение языка в игру. Мученик – несчастный, он тащится на уроки с трудом. А шуту проще – он придумывает игру, сам играет в нее, и радуется. Потому что игра – способ быть свободным и счастливым. И благодарным. Мы празднуем день благодарения в школе. В Америке есть популярная игра – turkey talk25 . Семья и друзья собираются за круглым столом и по очереди вытягивают бумажки с вопросами. Я как-то смотрела вопросы для этой игры и увидела такой: If you were to die this evening with no opportunity to communicate with anyone, what would you most regret not having told someone? Why haven’t you told them yet? А вот перевод: Если бы вам осталось жить только сегодняшний день, и ни с кем нельзя было бы связаться, о чем несказанном кому-то, вы бы жалели? И почему вы не сказали этого до сих пор? Сложно ответить на этот вопрос честно, да и список людей слишком велик – я не достучусь до них сегодня. Но я могу хотя бы написать им письмо. «Спасибо» я говорю гораздо реже, чем следует. Слишком часто, закапываясь в отчетности, звонках, платежах по арендам и табличках, я не находила времени поблагодарить людей вокруг. Мне было больно закрывать Рига Ленд, но вместе с тем – хорошо от того, что я выбрала правильный путь, а сердце мне подсказывало, что это так. Мы учили там двадцать человек и провели курс до конца. Безусловно, это сложное решение, но и ценный опыт, такой же, как и история о двухстах двадцати трех метрах школы в Балабино. Каждый наш шаг и неудача приближают нас к следующей победе. Я училась не драматизировать процесс. Я часто думала о том, что хотела бы позвать на ужин молодого Томаса Эдисона, пока еще никому неизвестного. Я бы накормила его уткой с черносливом и рассказала о том, как я пытаюсь развивать школу на Тверской без денег, и как у меня не получается, как я сижу в пустом офисе с температурой под сорок, а все события и люди лихорадочно сбиваются в одно целое. А он рассказал бы мне, что у него с лампочкой полный провал, и мы бы точно поняли друг друга. Еще я бы рассказала ему о кожаной красной косухе, мимо которой я хожу каждый день. Она выставлена в витрине модного бутика, который манил меня своей сияющей недоступностью. На ней было написано: «В сомнениях не вырывай с корнем то, что ты посадил, пока в это верил» Эта куртка – мой лучший мотиватор. Была бы черной, я бы ее купила. Но Эдисона сегодня нет, зато есть пять пакетов еды, две новые вдохновляющие книги и банка малинового варенья. Потому что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Скажи, Томас? Как бы страшно при этом не было. А еще, я думала и о том, что смысл жизни бывает общим и частным. Я поняла, что деньги ни на одну из этих ролей не подходят. Общий смысл – развивать себя и помогать людям. Частный – при помощи школ, где люди учатся, учиться их любить, помогать им развиваться. А иметь дело с людьми, чаще всего, было непросто. «У вас есть время до 23.00, иначе я беру вот эту самую трубку и звоню в трудовую инспекцию», – так мог сказать сотрудник, который вчера казался тебе самым преданным человеком. Каждое твое слово могло быть вскоре использовано против тебя. Это родило во мне большое недоверие к людям. Что это такое – трудовая инспекция? Я даже не знала, опасно это или нет. Самое мерзкое в этой ситуации – не угроза. Самое мерзкое, что ее автор – человек, которого ты по-настоящему любишь. Вчера он был с тобой, а сегодня – против. Можно считать предательством, если сотрудник не вышел на работу? Бросил тебя? С одной стороны, да, если ты считаешь, что люди тебе должны. С другой стороны, если ты перестанешь творить из них людей кумиров, станет значительно проще жить, потому что ты удивительным образом научишься благодарить их за сегодняшний день и ценить его. Самое сложное – это не зачерстветь сердцем. Продолжать оставаться такой же открытой и любить людей. Тем более, когда вы вместе попали в передрягу. Тогда их нужно любить еще больше, хотя бы за то, что они остались вместе с тобой. И еще одну важную вещь я поняла о любви в это время – нужно учиться искусству расставаться. Любовь не должна определяться последним поступком человека по отношению к тебе. Звучит странно, но так чаще всего и бывает. |
Похожие:
 | «Английский в фокусе» (“Spotlight”)авторов Ваулина Ю. Е., Дули Д., Подоляко О. Е. и др и «Английский с удовольствием» (“Enjoy English”)... | | Родители (законные представители) пишут заявление о переводе воспитанника из дошкольного отделения в первый класс |
| Благодаря (чему?), вопреки (чему?), вследствие (чего?), заведующий (чем?), началь-ник (чего?), руководитель (чего?), руководство... |  | Умк: «Английский в фокусе-5», авторы: Ю. Е. Ваулина, Д. Дули, О. Е. Подоляко, В. Эванс |
| Работа выполнена в фгбу «Всероссийский центр экстренной и радиационной медицины им. А. М. Никифорова» мчс россии | | Сведения о книгах, представляемых на книжный салон 2012 года, подавать в электронном файле в виде таблиц оговоренной структуры в... |
| Просим Вас, подробно заполнить прилагаемый бриф. Данная информация поможет нам получить более точное впечатление о предстоящей работе... | | Учащиеся по очереди берут цветные карточки и по цвету, вместо точек пишут недостатающие слова |
| Программа предназначена для 5 классов общеобразовательных учреждений и составлена на основе Примерных программ по иностранным языкам,... | | Для меня, тогда восьмилетнего мальчика, подобное объяснение звучало вполне логично. В книгах нельзя писать вообще, но если, несмотря... |