Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса
Скачать 5.38 Mb.
|
 ое предложение С. Пискун обосновывал необходимостью укрепления законности, пресечения злоупотреблений, которые допускают лейтенанты Ивановы. Наверняка,такие факты имеют место. Но где гарантия, что от злоупотреблений застрахованы государственные советники юстиции Петровы и Сидоровы и другие, рангом ниже? Не могут быть в государстве, пораженном коррупцией, представители одной системы падшими, а другой – святыми. Признавал это и С. Пискун: "...я нисколько не идеализирую прокуратуру и прокуроров. Да, бывают разные прокуроры. Да, кто-то ошибется, кто-то, не глядя, подпишет, кто-то за бутылку решит, кто-то, может быть, даже взяткой не побрезгует..."33. Не зря сомневался в добропорядочности некоторых своих подчиненных С. Пискун. После освобождения его от должности за ним последовало немало высокопоставленных прокуроров, в том числе и за необоснованный отказ в возбуждении уголовных дел, и за неосновательное их прекращение. Небезынтересна практика российских правоохранительных органов, где, как указывалось, санкционирование возбуждения уголовного дела прокурором регламентировано новым УПК. Я не уверен, что заместитель начальника Следственного комитета при МВД России Б. Гаврилов знаком с цитированным выше интервью С. Пискуна, но совпадение в доводах поразительно, только с точностью до наоборот: "Говорить о том, что с введением института получения согласия прокурора сократилось количество возбужденных "заказных" уголовных дел, с уверенностью нельзя. Более того, возбуждение "заказных" дел осуществляется нередко руками лейтенантов юстиции (милиции) (курсив мой. – Б.Р.). Например, в целях установления места нахождения и последующего изъятия реестра акционеров Антоновского рудоуправления (Кемеровская область) с согласия исполняющего обязанности прокурора Центрального района г. Кемерово были незаконно возбуждены два уголовных дела: одно – следователем, а другое – дознавателем. Последним – в отношении депутата, обладавшего информацией о месте нахождения реестра. Более того, этот депутат дознавателем был задержан в качестве подозреваемого в порядке ст. 91 УПК. В последующем уголовные дела прекращены за отсутствием состава преступления"34. Однако проблема не ограничивается необоснованным возбуждением уголовного дела. Не меньшую, а по моей оценке – значительно большую, опасность таит предоставление права санкционированного возбуждения уголовного дела прокурором в плане укрывательства преступников от справедливого возмездия. Тот же автор приводит пример, когда согласие прокурора на возбуждение уголовного дела по фактам хищения запасных частей к самолетам на Рыбинском авиационном заводе по ч. 2 ст. 158 УК РФ было получено только через 3,5 месяца после третьего обращения в органы прокуратуры. К этому времени основные фигуранты по делу от следствия скрылись35. Чтобы спрогнозировать такие результаты, не нужно быть провидцем или Генеральным прокурором. Тем не менее предложение С. Пискуна реализовано в Проекте Уголовно-процессуального кодекса Украины, принятого во втором чтении Верховной Радой. Лично я отношусь к этому крайне отрицательно. За противостоянием Генерального прокурора и старшего лейтенанта милиции скрылся вполне очевидный факт дискриминации процессуального статуса следователя как такового, будь то прокуратуры, МВД или других ведомств. Пусть меня простят за пристрастность, но в моем понимании следователь – это центральная фигура в отправлении правосудия. Не будь следователя (а за его спиной зачастую стоит оперативный сотрудник, что тоже следует помнить), в уголовном процессе нечего делать ни прокурору, ни защитнику, ни судье. Следователю вручают судьбу человека: он самостоятельно собирает львиную долю доказательств, самостоятельно их оценивает, самостоятельно решает вопрос о признании лица обвиняемым, а вот при решении вопроса о возбуждении уголовного дела на него надевают прокурорские помочи. Не поймешь вообще, кто же фактически возбуждает уголовное дело – следователь или прокурор? Воистину, нужно обладать сверхсильным чувством юмора, чтобы спокойно взирать на такую комедию. Впрочем, сетования по поводу ограничения в праве возбуждать уголовное дело, наверное, не столь принципиальны, ибо данное ограничение лишь очередной этап в реализации политики полной ликвидации самостоятельности следователя. По УПК следователь при производстве досудебного следствия все решения о направлении следствия и производстве следственных действий принимает самостоятельно и несет полную ответственность за их законное и своевременное проведение. Формула всеобъемлющая, лучше не придумаешь. Однако тут же оговариваются, что следователь принимает решения самостоятельно, "за исключением...". А эти исключения – стержневые, именно они предопределяют то самое направление следствия, которое в соответствии с ч. 1 ст. 114 УПК должен якобы избирать сам следователь. Есть такая шуточная фраза: "Уволен по собственному желанию ... непосредственного начальника". Применительно к теме можно сказать: следователь при производстве досудебного следствия руководствуется собственным убеждением ... прокурора, судьи, а зачастую еще одного "аппендикса" – начальника следственного отдела. Обмен мнениями происходит по известной формуле: пришел со своим мнением, ушел с мнением начальника. Мы сегодня стоим на перепутье: стремимся к судебному надзору за следствием и одновременно не хотим расстаться с надзором прокурорским. Необходимая штатная численность осталась в прокуратуре, но окончательное решение вопроса – за судом, а там не хватает штатов, да и соответствующего опыта. В итоге имеем ничем не оправданную глубоко эшелонированную, но не эффективную оборону против потенциальных нарушений прав и свобод. Вначале на получение разрешения на обыск, проведение оперативно-розыскных действий, избрание мерой пресечения содержание под стражей и др. надо получить согласие прокурора, а затем – судьи. Какой-то колхоз или современный роддом, где при родах присутствуют муж, родители и другие желающие. Возможно, это продолжение нашей исконно славянской традиции: "С незапамятных времен рядом с управленцами находились контролировавшие их работу представители параллельных властных органов. Рядом с думными дьяками – думские бояре, рядом с воеводами – фискалы, рядом с командирами – комиссары, рядом с директорами – секретари парткомов и так далее"36. Причем прокуроры, которые более не отвечают за обоснованность избрания мерой пресечения содержание под стражей, легче, чем раньше, относятся к даче согласия следователю на ходатайство об аресте, адресованное суду. А судьи, имея визу прокурора, не столь внимательно относятся к принятию решения. Фактов отказа в аресте лиц, совершивших особо тяжкие преступления, практически нет. Вместе с тем, усложнение процедуры ареста, сокращенные сроки задержания, сложность обращения к судье, особенно в выходные дни, нередко являются причиной отказа работников милиции от применения этих мер. Теряется время, столь дорогостоящее во многих случаях для решения оперативных задач, создается благодатное поле для коррупции. Следователь же – это слуга двух господ со всеми вытекающими последствиями. Я не сторонник слепого преклонения перед требованиями Европейского Союза, куда нас, кстати, не спешат принимать. Полагаю, что былая система санкционирования прокурором содержания под стражей или обыска ничем не хуже сегодняшней, когда эти функции выполняет судья. К тому же она не столь противоречит западным концепциям, на которые мы безоглядно молимся. По УПК ФРГ, например, следственные действия, ограничивающие конституционные права личности (обыски, контроль телефонных и иных переговоров, арест и осмотр корреспонденции и др.), проводятся работниками криминальной полиции (Hilfbeamte) не по судебному решению, а с санкции прокурора с последующим уведомлением судьи (кроме арестов, помещения обвиняемого в психиатрические учреждения и задержания тиража СМИ, непосредственно санкционируемых судьей). У отечественного прокурора был и есть штат помощников, справится ли с нагрузкой один судья – вопрос. Пока у государства нет денег на выделение штата следственных судей, но если санкцию дает председатель суда, а дело затем рассматривает член этого же суда, то видимость формы, может быть, и соблюдена, но гарантии объективности..?37 Понимаю, меня могут обвинить в непоследовательности: пишешь, что для поиска золотой середины надо исследовать крайности, а сам обрушился на надзор прокурора за возбуждением уголовных дел и не пытаешься выяснить, есть ли положительный эффект при реализации этой меры. Виноват, исправлюсь. Конечно, в замысле рациональное зерно было. Уже то, что кто-то непредвзятым взглядом посмотрит на имеющуюся у следователя информацию – явный плюс. Ум хорошо, а два – лучше, особенно, если второй – более опытный и у него есть время и желание разобраться в проблемах первого. Может, в перспективе все утрясется и появится ожидаемый эффект. В конце концов, мы можем признать, что права и свободы человека – это бесценные ценности, то есть их экономическая оценка близка к бесконечности, и потому двойные затраты на содержание штата прокуроров – мизер в сравнении с эффектом социальным. (Правда, от реальных экономических возможностей державы никуда не денешься). Понимаю также: ныне быть пессимистом – почти неприлично. Поэтому стараюсь избегать обсуждения того факта, что правосудие, осторожно говоря, в какой-то части превратилось в один из видов коммерческой деятельности, и иерархичность контроля приводит к увеличению "цены" на достижение неправосудного приговора или постановления. Хочется верить в быстрое прохождение исторически неизбежного этапа "дикого капитализма", когда все станет на свои места. Со всем можно согласиться, тем более, если учесть, что законы пишутся на перспективу. (Знать бы только этот временной лаг). Но как быть с повседневностью? Сегодня реально прокурорский надзор за следствием – это отнюдь не надзор прокурора. Прокурор один физически не в состоянии даже бегло просмотреть всю лавину поступающих к нему уголовных дел и материалов. Помимо следствия, у него есть поддержание обвинения в суде, надзор за ОРД, прием граждан, представительство в президиумах разных собраний и прочая, и прочая. Вся нагрузка по изучению материалов, поступающих для решения вопроса о возбуждении дела, так же как и самих уголовных дел, ложится на помощников прокурора. Не буду вторгаться в дебри их процессуального статуса, вспоминать дела, возвращенные судами на доследование только потому, что следствие провел помощник прокурора, диспуты о его праве поддерживать обвинение в суде. В моем понимании это псевдонаучная казуистика. Речь о другом. Уже не первый год выпускники Луганской академии внутренних дел зачисляются на должность помощников прокурора. Здесь это исключение, но в гражданских вузах – правило. Я не хочу говорить о качестве надзора таких "прокуроров". Попытайтесь лучше понять психологическое состояние следователя, идущего за решением вопроса о санкционировании возбуждения уголовного дела или иного процессуального акта к помощнику прокурора, с которым полгода тому назад сидел на одной студенческой скамье. Давайте сосредоточим усилия на качестве следствия, сократим перечень действий, санкционируемых прокурором, и появится возможность реального санкционирования их именно прокурором. А чтобы покончить с двоевластием, разделяю позицию экспертов Совета Европы, которые отмечают, что ссылки на историю, традиции и даже на Конституцию Украины неприемлемы, когда речь идет о создании эффективной системы охраны правопорядка38. Пора приплыть к какому-то берегу, хорошо взвесив, какая система не по идее, а на деле действительно эффективна. Жаль только, что члены рабочей группы, акцентировав внимание на суде и прокуратуре, упустили вопросы регламентации роли следователя. Мне кажется, что в разработке рассматриваемого Верховной Радой Украины Проекта УПК не принимали участия специалисты, побывавшие достаточно долго в шкуре следователя. Иначе не понять, почему так легко, на основе одних только теоретических выкладок, решается, по сути, судьба возможности государства противостоять преступности. Можно подумать, что в каждом материале, представляемом для решения вопроса о возбуждении уголовного дела, все ясно и понятно, и остановка только за подписью прокурора. Пусть меня простят за то, что я буду приводить примеры из собственной следственной практики 50-60-х годов прошлого века. На удивление, они не устарели. Это не просто примеры, а страницы прожитой жизни. В прокуратуре г. Красный Луч Луганской области происходила ротация прокуроров. Меня откомандировали туда в качестве представителя облпрокуратуры. Оба прокурора – опытные работники, с большим стажем, поэтому мое присутствие – формальность. По долгу службы проверил дела, находящиеся в производстве следователей, и обосновался в кабинете заместителя прокурора, моего сокурсника. Сидим, вспоминаем былые дни. Помощник прокурора заносит на утверждение отказной материал о недостаче на молокозаводе около 300 молочных фляг (алюминиевых бидонов емкостью 35 л). Лом цветных металлов тогда источником наживы еще не был. Ущерб материально ответственным лицом – старшим мастером молокозавода – частично возмещен. От скуки листаю акт инвентаризации, объяснения причастных. Халатность. Все правильно. Но где-то в подсознании возникает вопрос. Молокозавод небольшой. Молоко в бутылки не разливается, фляги залоговые, то есть на время реализации молока остаются в магазине. Как же управлялись с развозкой молока по торговым точкам при нехватке тары на 10 тонн? За неимением другого, приглашаю ревизора из угольного треста и прошу сделать выборку движения тары и продукции за месяц. Работа не сложная, есть готовый отчет. Выясняется, что в отдельные дни молоко возится в полупустых флягах. Более того, фляги используются в качестве тары для перевозки фасованного в пачки творога. Примерно одна треть фасованного творога затарена в ящики, а остальной – во фляги. Старший мастер дает вроде бы разумное объяснение: фляги со склада выписываются заранее, а молока для их загрузки иногда нет. Но зачем мартышкин труд с укладыванием пачек творога во фляги, когда есть достаточное количество ящиков? На заводе еще можно поручить это рабочим, им зарплата идет, но каким потоком ненормативной лексики должны сопровождать извлечение пачек через узкую горловину фляги продавцы, когда в магазине очередь? Тем не менее и рабочие, и продавцы подтверждают – все так и происходило. Кладовщик иногда отсутствовал, ящиков не было, молочные изделия – скоропортящийся продукт, и потому творог затаривали во фляги. Есть еще два нюанса. В столь необычной таре творог возился только в десяток магазинов. По действующему положению в первую очередь творог должен поставляться в больницы и детские учреждения, а были случаи, когда он туда не поставлялся, но в эти магазины поступал. Привлекаю еще двух ревизоров, делают сверку по документам за шесть месяцев – картина не меняется. По данным торговой инспекции, отклонений в качестве молока ни разу зафиксировано не было, жалоб покупателей на недолив или обсчет – тоже. На молокозаводе недостачи сырья и продукции нет и не было. Претензий колхозов и совхозов, поставлявших молоко, нет. Какие-либо злоупотребления, недостачи у них не выявлялись. Вот и вся информация, собранная за один рабочий день. Забегая вперед, могу сообщить: производилась бы ревизия по имеющимся на молокозаводе и магазинах документам в порядке доследственной проверки – результат был бы нулевой. Если среди читателей есть прокуроры и судьи, хочу у них спросить: вы бы сегодня санкционировали при таких исходных данных возбуждение уголовного дела и производство обысков? Не сомневаюсь в отрицательном ответе. Не хочу, чтобы меня обвинили в приверженности старой поговорке, что раньше и солнце светило ярче, и глина была жирнее. В шестидесятые годы в прокуратуре старались придерживаться законности. Однако возбуждение уголовного дела не рассматривалось как нечто чрезвычайное. Я дал указание возбудить уголовное дело и произвести обыски во всех магазинах, куда поставлялся фасованный творог во флягах. В некоторых из них обнаружили рабочие тетради, ставшие ключом к раскрытию хищения на сумму более миллиона рублей. Признаюсь, даже установив, что значительные суммы денег за полученное с завода молоко в магазинах не приходовались, я, приняв дело к производству (руководство решило: заварил кашу – сам и расхлебывай), не сразу смог понять, каково происхождение излишков продукции. Хищение в особо крупном размере есть, а недостачи нет. Некоторые из арестованных завмагов с трудом, но признали, что получали иногда с завода неучтенную продукцию и деньги передавали старшему мастеру – это зафиксировано в их рабочих тетрадях. Но дальше ни звука. Потом, видя, что следствие в тупике, начали менять показания. Старший мастер все отрицает. Ревизор тоже теряется в догадках. От работников ОБХСС помощи никакой. Засел за изучение технологии. Выясняю, что творог в тех количествах, в которых он значился по отчету, производить физически было невозможно – не хватает емкостей. Для чего липа? Объясняют: дали завышенный план, надо было отчитываться, делали приписки по документам. Почему перевыполнили план по производству творога и недовыполнили по молоку? Так получилось. Без особой надежды стал смотреть финансовый отчет завода, и там, наконец, разгадка: в советское время творог был планово-убыточной продукцией. На изготовление одного килограмма творога расходовалось без малого шесть литров молока, а по цене он был равен стоимости трех литров. Накладная выписывалась на якобы произведенные сто тридцать килограммов творога, в магазин фактически отгружали тридцать килограммов творога и шестьсот литров молока, разница в стоимости трехсот литров изымалась и присваивалась39. Потому-то "творог" якобы и отгружался во флягах. Все виновные, а их было, если не ошибаюсь, около двадцати, осуждены40. Я изложил фабулу дела сжато. Но сегодня, при той информации, которая у меня тогда была на первом этапе, и нынешних требованиях к порядку ее проверки, преступники продолжали бы воровать миллионами долгие годы, а постановление о возбуждении уголовного дела отменили на второй день. о  рукой тому "Решение Конституционного Суда Украины по делу о конституционном представлении Верховного Суда Украины по поводу соответствия Конституции Украины(конституционности) положений части третьей статьи 120, части шестой статьи 234, части третьей статьи 236 Уголовно-процессуального кодекса Украины (дело о рассмотрении судом отдельных поста-новлений следователя и прокурора)" № 3-рп/2003 от 30 января 2003 года. Данным Решением заинтересованным лицам предоставлено право обжаловать в суд постановления следователя и прокурора о возбуждении уголовного дела. В Решении указано: "Жалобы в суд на постановления следователя и прокурора о возбуждении уголовного дела в отношении конкретного лица должны рассматриваться судом в соответствии с действующим законодательством в порядке уголовного судопроизводства. При этом суд, рассматривая такие жалобы на стадии досудебного следствия, проверяет наличие поводов и оснований для вынесения указанных постановлений и не должен рассматривать и решать заранее те вопросы, которые должен решать суд при рассмотрении уголовного дела по существу, так как это будет нарушением конституционных основ правосудия". Головоломку оставим без комментариев, ибо, не оценивая доказательства, можно, закрыв глаза, не признать поводом и основанием для возбуждения дела только заявления заведомых склочников и сумасшедших. Данные, указывающие на наличие признаков преступления, о которых говорится в ст. 94 УПК Украины, – это та фактическая информация, которая подлежит оценке только по правилам исследования доказательств. Попытаемся проследить логику самого Решения. Конституционный Суд обосновал его ссылкой на ст.ст. 3, 8, 21, 22, 55 и 64 Конституции Украины и международные акты. Перечисленными в нем нормами Конституции гражданам гарантируется, в числе других, равное право на жизнь, здоровье, достоинство, неприкосновенность личности. Эти права могут быть ограничены в случаях, предусмотренных Конституцией Украины, и защищаются судом. Покушается ли следователь или прокурор, вынося постановление о возбуждении уголовного дела, на какие-либо права и свободы граждан? Не вижу даже намека на такие действия. Статья четвертая действующего УПК Украины обязывает следователя, прокурора, а также орган дознания, о котором в решении Конституционного Суда Украины почему-то забыли, возбудить уголовное дело в каждом случае обнаружения признаков преступления, то есть получения информации, содержащей такие признаки. Не требуется особых способностей, чтобы понять: посягательством на честь, достоинство и другие права гражданина должно рассматриваться распространение именно такой информации. Но ни следователь, ни прокурор ее не распространяют. Источник информации находится вне органа следствия. Возбуждая уголовное дело, органы досудебного расследования и прокурор принимают предоставленные им законом меры по проверке объективности поступившей информации и тем самым защищают честь, достоинство, прочие права гражданина, если они кем-то нарушены. Напротив, создавая искусственные препятствия для возбуждения уголовного дела, мы лишаем гражданина защиты его прав. Хочу спросить: где я нарушил логику? И где логика в Решении Конституционного Суда? Как на-учить этой логике обычного потерпевшего, который обратился к прокурору или следователю с заявлением о совершенном преступлении, а ему дают понять, что вопрос о возбуждении дела, дабы не было жалоб, лучше всего предварительно согласовать с преступником? Может, вообще не стоит пытаться понять с точки зрения нормальной логики то, что поддается исключительно метафизическому толкованию? Если исходить из посылки, что в процессе досудебного следствия могут допускаться злоупотребления, то по логике следует запретить возбуждение уголовных дел по всем без исключения поводам и основаниям. Предложение такого рода уже поступают. Так, И. Петрухин полагает: "Постановление о возбуждении уголовного дела требует немедленного судебного контроля с тем, чтобы не допускать необоснованного выдвижения обвинения (подозрения) против лиц, вина которых еще не установлена, "когда существуют лишь" признаки преступления"41. Хотелось бы понять, что должны делать правоохранительные органы, когда установлены только признаки преступления, – ждать, пока преступники, убедившись в безнаказанности, будут совершать преступления открыто, преподнося на блюдечке с голубой каемочкой полную информацию обо всех элементах состава преступления? Почему тогда сразу не внести изменения в норму УПК, регламентирующую поводы и основания для возбуждения уголовного дела? Небесспорна, но интересна аналогия, которую приводит один из российских исследователей. "Обжалование решений о возбуждении уголовного дела уместно сравнить с производством уголовных дел в отношении отдельных категорий лиц – судей, депутатов, прокуроров и т.п., где в обязательном порядке требуется согласие суда (ст. 448 УПК РФ). Если мы примем за правило обжаловать в суд любой случай возбуждения уголовного дела в отношении конкретных лиц, то получится, что все лица приобретут статус специальных субъектов – по аналогии со ст.ст. 447 и 448 УПК РФ потребуется фактическое согласие суда на возбуждение уголовного дела в отношении любого лица. Упраздненное было право суда возбуждать уголовные дела вдруг оказывается вновь реанимированным"42. Пойдем дальше. Возбуждение уголовного дела чревато осложнениями. Осуществлять же доследственную проверку никто не запретил. Напротив, Проект УПК Украины допускает космические ее сроки. Станем на позицию гражданина, чьи права попраны возбуждением уголовного дела. Если были опасения, что при допросах свидетелей происходит утечка информации о ведении следствия в отношении подозреваемого, то где гарантия в нераспространении такой информации лицами, от которых отобрали объяснение? От свидетеля по возбужденному делу можно хоть отобрать подписку о неразглашении данных следствия, а при отобрании объяснения это исключается. При доследственной проверке истребуются документы или их копии, назначаются ревизии, аудит и т.д. Для обывателя же такие тонкости, как разница между следствием и до-следственной проверкой, когда "людей таскают в милицию", не столь существенны. Да, необоснованное возбуждение уголовного дела может иметь тяжкие последствия для определенной категории субъектов. Изъятие документов, наложение ареста на банковские счета действительно парализуют хозяйственную деятельность. Однако почему проблема убытков связывается только с неосновательным возбуждением уголовного дела? Почему при наличии реальной вины, скажем, председателя акционерного общества и обоснованном возбуждении против него уголовного дела из-за непомерного усердия следствия обязано нести убытки все акционерное общество? Почему не должны получить дивиденды рядовые акционеры? Почему, наконец, по вине следователя должно нести потери государство в виде недополученной суммы налога на прибыль этого акционерного общества? А разве меньше претензий к доследственным проверкам? И если начинать с истоков, почему не учитывать процедуры и последствия первичных проверок, проводимых сонмом существующих в Украине контролирующих органов? Наиболее показательна в этом плане практика работы структур Государственной налоговой администрации Украины. Трудно найти предпринимателя, у которого не было бы к ним обоснованных претензий. Воспользуюсь информацией постоянного оппонента ГНАУ – председателя Бюджетного комитета Верховной Рады Украины П. Порошенко. Если по закону проверки соблюдения налогового законодательства должны быть закончены в течение месяца, то на практике они шли по 5-10-14 месяцев. При ревизиях осуществлялось до 1000 встречных проверок. Акты ревизии обжалуются в суде, почти до 50 процентов претензий признаются необоснованными. Имели место случаи, когда суд (!) по не возбужденному уголовному делу назначал бухгалтерскую экспертизу43. Надо сделать поправку на возможную заангажированность П. Порошенко как представителя оппозиционной партии, но нельзя не признать: усилиями тех, кто создал труднопреодолимые преграды для своевременного возбуждения уголовного дела, у нас возникла обширная система внепроцессуального расследования, не обеспечивающая гарантий соблюдения прав и свобод граждан, в том числе на осуществление нормальной хозяйственной и предпринимательской деятельности, при которой безнаказанное причинение экономических потерь физическим и юридическим лицам, обществу в целом отнюдь не меньше, чем при расследовании возбужденных уголовных дел. При рассмотрении поставленных вопросов полезно учесть судебную практику по делам об обеспечении иска. Так, в решении Судебной палаты по гражданским делам Верховного Суда Украины от 10 сентября 2003 г. прямо указано: "...обеспечение иска возможно лишь при достаточно обоснованном предположении о том, что неприменение мер обеспечения может в будущем затруднить или сделать невозможным исполнение решения суда. Но в любом случае обеспечение иска в отношении юридического лица недопустимо, если оно прекращает его хозяйственную деятельность"44 (курсив мой. – Б.Р.). Проблема, как видим, значительно шире неосновательного возбуждения уголовного дела. В этом, по сути, частном случае в общей системе мер по выявлению правонарушений и преступлений вопрос упирается в несовершенство методов расследования хозяйственных преступлений, в слабые знания следователями и некоторыми теоретиками-кримина-листами, разрабатывающими методики расследования, не только деталей, но, порой, и основ хозяйственной деятельности, форм экономического анализа, бухгалтерского учета, компьютерных технологий. Вспомним трансляции российского телевидения, как следователи Генеральной прокуратуры РФ изымали серверы с компьютерной информацией из разных отделений компании ЮКОС. А зачем? Любой грамотный специалист в сфере компьютерных технологий способен по поручению следователя в присутствии работников ЮКОСа полностью скопировать всю хранящуюся в сервере информацию. Она может быть в дальнейшем всесторонне проанализирована ревизорами и экспертами без нарушения нормальной работы подследственных45. Не является исключением случай с изъятием сервера группы "Менатеп" в ходе обыска в лицее "Кораллово". Списанный компьютер не применялся по прямому назначению с 1993 года, информация об операциях "Менатеп" в нем была стерта. Однако современные технологии с использованием особо чувствительной техники позволяют восстановить данные даже с многократно форматированных и переписанных дисков. В этом и состояла цель обыска. Но опять-таки незачем изымать весь сервер. Достаточно заменить, подчеркиваю, именно заменить, а не просто изъять, в сервере жесткие диски и в лабораторных условиях их исследовать. Резервы для такой замены должны быть в соответствующих спецслужбах, и тогда подшефные детские дома не будут лишаться по воле безответственных следователей компьютерных классов, а предприниматели – возможности нормально работать с бухгалтерскими и другими документами. Аналогична ситуация с процедурой контроля за движением финансовых ресурсов. Какова задача следователя – не упустить, заморозить суммы, которые есть на счете фирмы в банке, но потом израсходовать их на погашение возникших из-за упущения следствия убытков или обеспечить нормальный процесс приращения средств? В Украине, как и во всем мире, существуют процедуры санации несостоятельных субъектов хозяйствования. Их финансовыми ресурсами в установленном законом порядке распоряжаются так называемые арбитражные управляющие. Что мешает по их подобию создать институт следственных или судебных управляющих, на которых возложить на время расследования контроль за поступлением и расходованием средств на банковских счетах, движением товаро-материальных ценностей и др.? Задача обеспечения гражданского иска или возможной конфискации не должна реализоваться путем паралича хозяйственной деятельности субъекта, в отношении которого возбуждено уголовное дело как необоснованно, так и обоснованно. Есть проблема – ее надо решать, а не делать из нее страшилку. Не хватает в УПК для этого средств – давайте думать над созданием новых механизмов. И, наконец, почему сложилось столь прочное убеждение, что следователь и прокурор во всех случаях могут безнаказанно производить любые следственные действия, даже если они причиняют ущерб потерпевшему или государству? Действующий закон регламентирует понятие оправданного риска. Подчеркнем, речь идет о ситуациях, когда существует реальный риск утраты доказательств, а не об обычных типовых схемах ревизии или выборочной проверки документации предприятия. Но и в данном случае предполагается не всякий риск, а только оправданный. И даже оправданный риск, освобождая конкретное лицо от уголовной ответственности, не освобождает государство от имущественной ответственности за ущерб, причиненный физическим и юридическим лицам правоохранительными органами. В настоящее время возмещение ущерба, причиненного незаконными решениями, действиями и бездеятельностью органов дознания, досудебного следствия, прокуратуры или суда, должно осуществляться в соответствии со ст. 1176 Гражданского кодекса Украины. Как уже стало традицией для наших законодателей, остался открытым вопрос о судьбе Закона Украины "О порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда" от 1 декабря 1994 года с изменениями и дополнениями в 2000, 2001 и 2003 гг. Их сравнение показывает, что ГК значительно сузил круг незаконных действий правоохранительных и судебных органов. Если Закон предусматривает повышенную ответственность практически за все действия, не отвечающие его требованиям, путем формулирования открытого их перечня, то ГК ограничивается указанием основных. При этом Кодекс не упоминает таких существенных нарушений прав граждан, как незаконное проведение оперативно-розыскных мероприятий, незаконное отстранение обвиняемого от должности, незаконный обыск и др. Беда застарелая: Кодекс обсуждали цивилисты, центр дискуссии – легитимность хозяйственного права, а специалисты в области уголовного процесса остались в стороне. В то же время вряд ли оправдано чрезмерное расширение оснований для возмещения ущерба. Показательна в этом плане практика, существующая в Республике Казахстан. В постановлении "О практике применения законодательства о возмещении вреда, причиненного незаконными действиями органов, ведущих уголовный процесс" от 9 июля 1999 г. Пленум Верховного Суда Республики Казахстан разъясняет, что "незаконными действиями органов, ведущих уголовный процесс, следует признать: возбуждение уголовного дела и осуществление уголовного преследования при отсутствии жалобы частного обвинения по делам о преступлениях, перечисленных в ч. 1 ст. 33 и ч. 1 ст. 34 УПК, кроме случаев, указанных в ч. 2 этих статей: возбуждение уголовного дела при наличии неотмененного постановления об отказе в возбуждении уголовного дела по тому же обвинению в отношении того же лица; осуществление уголовного преследования при наличии в деле неотмененного постановления органов уголовного преследования о прекращении уголовного дела, а равно вступившего в законную силу приговора по тому же обвинению и в отношении того же лица или постановления суда, установившего невозможность уголовного преследования; осуществление уголовного преследования после установления фактов, подтверждающих: отсутствие состава преступления в деянии лица, совершившего преступление; отказ прокурора или частного обвинителя от обвинения по делу частного обвинения (кроме случаев, предусмотренных ч. 2 ст. 33 УПК); истечение срока давности привлечения к уголовной ответственности, предусмотренного ст.ст. 69, 75, 85 УК, и согласие лица на прекращение дела по этому основанию; примирение потерпевшего с обвиняемым, подозреваемым в случаях, предусмотренных ст. 67 УК; принятие нового уголовного закона, устраняющего уголовную ответственность за совершенное лицом деяние; издание акта амнистии, освобождающего от наказания, и согласие лица на прекращение дела по этому основанию, принятие акта помилования лица. Незаконными действиями органов, ведущих уголовный процесс, являются также: неправильное применение норм уголовного законодательства при квалификации преступления; незаконное применение меры пресечения или иных предусмотренных законом мер процессуального принуждения; содержание лица, задержанного по подозрению в совершении преступления, или лица, в отношении которого в качестве меры пресечения избран арест, в опасных для его жизни и здоровья условиях; принудительное помещение не содержащегося под стражей лица в медицинское учреждение для производства судебно-психиатрической или судебно-меди-цинской экспертизы при отсутствии об этом решения суда; применение насилия, жестокое или унижающее человеческое достоинство обращение; проведение процессуальных действий в условиях, создающих опасность для жизни или здоровья участвующих в них лиц; принятие решений и совершение действий, унижающих честь или умаляющих достоинство лица, участвующего в уголовном процессе; использование и распространение для целей, не предусмотренных УПК, сведений о частной жизни, а равно иных сведений личного характера, которые лицо считало необходимым сохранить в тайне; незаконное осуждение; незаконное применение принудительных мер медицинского характера и др. Незаконность действий органов, ведущих уголовный процесс, устанавливается приговором или постановлением суда либо постановлением, вынесенным органом дознания, предварительного следствия, прокурором". Вторая и, пожалуй, главная проблема – как возмещать причиненный ущерб? В ГК утверждается: "Порядок возмещения ущерба, причиненного незаконными решениями, действиями или бездействием органа дознания, предварительного (досудебного) следствия, прокуратуры или суда, устанавливается законом". А где этот закон, кто его видел? Мы уже создали невиданный ранее по размерам и отсутствию системности массив законодательных актов. В нем, как в темном лесу, блуждают даже профессиональные юристы. Провозгласили, что кодификация – это требование времени, единственный путь придания законодательству практичности. И что? Кодекс приняли и продолжаем навешивать на него елочные игрушки из дополнительных законов. Одной такой "игрушки" нет, закон не только не приняли, но и не спроектировали. Нет ответа на вопрос: остается ли в силе кастрированный закон от 1 декабря 1994 года? В итоге ст. 1176 остается если не мертвой, то "замороженной" на неизвестно какой срок. Что можно ожидать от будущего закона? С материальным ущербом относительно ясно. Справедливо или нет, но там хоть какие-то измеримые отправные позиции допустимо определить. А с моральным ущербом? Нынешняя судебная практика – это собрание перлов, дающих основание предъявлять иски о возмещении морального вреда к самим судам, вынесшим решение о его возмещении. В Европе, куда мы стремимся, не занимаются издевательством с оценкой личности, которой причинен моральный ущерб. В Швейцарии, например, один день незаконного содержания под стражей компенсируется суммой, эквивалентной 1000 долларов США, независимо от того, миллионер это или безработный. В Турции сумма компенсации всего 50 дол-ларов, опять-таки и безработному, и миллионеру. Полагаю – справедливо. Предвижу вопрос: почему такой разброс в сумме компенсации за моральный ущерб? Не берусь судить о мотивах, которыми руководствовались тамошние законодатели. Однако для его решения в Украине можно найти относительно объективные критерии, если взять за основу используемые в экономике расчеты оценки человеческой жизни. Конечно, даже циничные экономисты не собираются оспаривать бесценность человеческой жизни. Но люди гибнут, в том числе и на производстве. В Украине каждый миллион тонн добытого угля сопровождался раньше жертвой одного шахтера, сегодня – пяти. Есть корреляция между средствами, вложенными в организацию производства, и количеством несчастных случаев, где сумма затрат определяется ценой человеческой жизни. Но есть и другие методы оценки, а точнее, самооценки человеческой жизни, которые, пожалуй, объясняют столь большой разрыв в сумме компенсации за моральный ущерб в Швейцарии и Турции. Это – оценка человеческой жизни с учетом готовности рабочих рисковать ею. Как следует из расчетов, проведенных Кип Вискуси из Гарвардской юридической школы, в США человеческая жизнь оценивается приблизительно в семь миллионов долларов. Этот показатель исследователь получил путем сведения суммы, которую в стране тратят на сокращение смертельного риска на рабочем месте, с той суммой, которая считается приемлемой в качестве компенсации за повышение степени риска. В других странах жизнь человека имеет совсем другое количественное измерение, что видно из таблицы, составленной по материалам журнала The Economist. |
Похожие:
 | В настоящее время профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Московского государственного индустриального университета.... |  | Понятие уголовного процесса. Уголовно-процессуальная деятельность. Уголовно-процессуальные отношения. Цели и задачи (назначение)... |
| Дства, как стадия возбуждения уголовного дела. Одновременно на протяжении этого же времени законодатель в интересах практики постоянно... | | Сгму; А. Н. Халтурин, старший преподаватель кафедры уголовного права и процесса; Ю. В. Молева ассистент кафедры уголовного права... |
| Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... | | Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... |
| Крюкова Нина Ивановна – заведующая кафедрой уголовного права и процесса, преподаватель кафедры уголовного права и процесса фгбоу... | | Государственное общеобразовательное учреждение высшего профессионального образования |
| Работа выполнена на кафедре уголовного процесса Уфимского юридического института мвд россии | | И. Дикарев, старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики Волгоградского государственного университета |