Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса
Скачать 5.38 Mb.
|
 рипетии начинаются со стадии возбужде-ния уголовного дела. В новых концепциях она деформирована до неузнаваемости. Тон задал бывший Генеральный прокурорУкраины С. Пискун. В интервью журналисту газеты, имеющей достаточно большую читательскую аудиторию, он, говоря о существующем порядке возбуждения уголовного дела, по сути, дискредитировал все досудебное следствие. "Что такое возбуждение уголовного дела сегодня? – вопрошал главный блюститель закона. – Приходит, допустим, к старшему лейтенанту Иванову его приятель, бизнесмен, и говорит: "Слушай, надо конкурентов порвать...". А Иванов ему в ответ: "Ну садись, пиши заяву...". Тот садится и пишет заявление, что ему, допустим, не нравится лицо руководителя конкурирующей фирмы. Старший лейтенант Иванов возбуждает уголовное дело. А это дает ему право провести необходимые следственные действия. Да, для обыска требуется постановление суда, но для осмотра места происшествия санкция не нужна. И для изъятия вещественных доказательств – тоже. А вещественными доказательствами можно считать и документы, и деньги, и счета. Все, фирма парализована. Понятное дело, что уголовное дело перспективы не имеет, но и фирме конец"21. Выход один – уголовное дело может быть возбуждено только с санкции прокурора. С. Пискун не оригинален. Такой порядок регламентирован УПК РФ, но подражать надо осмысленно. Трезво оценивая сложившуюся там практику, нам следует не один раз подумать. У нас есть возможность использовать опыт Российской Федерации, где результаты новаций в УПК уже проявились. Хотя сейчас и стала крылатой фраза: "Учатся на своих ошибках, а на чужих делают бизнес", старый принцип учета чужих ошибок остается в силе. Хочу сделать отступление. В последние годы, участвуя в заседаниях ученых советов по защите диссертаций, часто слышу одни и те же вопросы диссертанту: "Почему в своей работе ссылаетесь на труды российских ученых? У нас своих ученых мало? Почему не используете труды специалистов из государств дальнего зарубежья?". Как правило, такие вопросы задают одни и те же члены ученого совета, видимо, пытающиеся преодолеть сохранившийся у них "синдром старшего брата". Пару раз вступал с ними в полемику, потом понял, что это бесполезно. Предвижу подобные вопросы и по поводу своей работы, поэтому поясняю: ссылки на российский опыт сделаны потому, что у нас его просто нет – новый УПК в России уже действует, правоохранители "шишки" набивают вполне реальные, а мы, обсуждая отечественный Проект УПК, можем толковать только о гипотетических. Не вижу ничего предосудительного, если активно используются наработки российских ученых. Наука не знает национальных границ. А в России ученых количественно намного больше, чем в Украине. Это естественно: сказывается разница в масштабах государств, численности населения. Столь же естественно, что уже в силу количественного превосходства российские ученые охватывают значительно больший перечень исследуемых вопросов. Не сомневаюсь, они не стремятся учить нас или кого-либо другого – у них своих проблем хватает. Делать иные предположения – заведомо ставить свою науку в унизительное положение. Напротив, толковый ученый, взяв за основу уже готовую наработку, неважно – российскую или другую, идет дальше, развивает ее, превосходит предшественника, увеличивает престиж украинской науки. Именно на это, на выяснение вопроса: развил диссертант идеи предшественника или ограничился цитированием, следует обращать внимание, а не огульно охаивать сам факт цитирования. Я уже не говорю о другом аспекте. Если кто-то решал проблему, пытаться не замечать, замалчивать этот факт – тогда надо забыть о существовании научной этики. А неиспользование опыта далекого зарубежья – действительно беда. Это наследие советского периода, когда лица, знающие иностранные языки, чуть ли не регистрировались наравне с владельцами оружия. Язык требует повседневного общения, применения, а условий для этого пока нет. Почти непреодолимы трудности с приобретением научной литературы – валюта не выделяется, хорошо, если повезет со спонсором. Но нельзя забывать, что и проблемы у наших и зарубежных ученых разные, не все у них полезное найдешь. Предвижу упрек в свой адрес: почему работа написана на русском языке? Я свободно говорю и читаю на украинском языке. Но думаю и пишу (за исключением делопроизводства) – на русском. Мне 72 года. Кроме довоенного детства, вся жизнь прошла в русскоязычной среде. В Президенты баллотироваться не собираюсь. При всей актуальности проблемы, считаю, что тратить немногое оставшееся время на совершенствование знаний украинского языка – нерационально. В моем возрасте это просто трудно. Если успею, лучше сделаю что-нибудь полезное в науке. Думаю, меня поймут и простят. Я не одинок. Врачи, оперировавшие Л.Д. Кучму, многие ученые – физики, конструкторы ракет, даже историки старшего поколения – говорят и пишут на русском. Они все свое время отдают реальному делу служения отечеству. Не говорю уже о таких знаменитостях прошлого, как Г. Сковорода, Н. Гоголь, Н. Костомаров, Т. Шевченко, В. Даль, А. Потебня, В. Вернадский (кстати, называвший себя "настырным хохлом") и многих других. Мы уходим, нам на смену придет поколение, говорящее на украинском языке, владеющее английским лучше, чем русским. Прецеденты есть. В Финляндии, где по конституции шведский является вторым государственным языком22, происходит естественный процесс ликвидации двуязычия. "За последние 10 лет основная газета на шведском языке Hufvudstadsbladet потеряла 20% тиража, а Шведская народная партия на минувших парламентских выборах – более четверти традиционных избирателей. Шведский язык стремительно теряет популярность: даже в национальных ресторанах финские шведы крайне редко заказывают блюда на родном языке. В Финляндию активно внедряется английский: с его помощью государство общается с миром, в том числе и шведами"23. Не надо гнать лошадей. Вернемся к теме исследования, в частности к опыту использования процессуальных новаций УПК РФ. Россияне своих недостатков не скрывают. "Что изменилось с принятием УПК? – спрашивает один из прокуроров, осуществляющих надзор за следствием. – Да, следственные изоляторы и изоляторы временного содержания освобождаются от перегрузки, с момента задержания подозреваемого обеспечивается реальное участие адвоката. Да, каждое возбужденное уголовное дело на контроле у прокурора, меры пресечения, связанные с ограничением свободы, санкционируются судом и т.д. Однако за чертой как официальной статистики, так и, что, на наш взгляд, еще хуже, пределами внимания многих правоприменителей остается все большее число не выявленных, не пресеченных, следовательно, никем не расследованных преступлений"24. Стоит ли на этом фоне украинская неопроцессуальная овчинка выделки? Не уподобимся ли мы пьяному фельдкуратору Отто Кацу, который, съезжая по стене, глупо улыбался и говорил Швейку: "Я у вас сейчас упаду"? Для иллюстрации приведу рекомендации российским следователям и дознавателям одной из областей при выезде в отдаленные районы. "Дознавателям и следователям рекомендуется при поступлении сообщений о происшествиях получать максимально полную информацию о преступлении от заявителей, участковых уполномоченных, сотрудников органов местного самоуправления оперативными средствами связи – по телефону, факсу, нарочным (!) и т.п., составлять в соответствии со ст. 143 УПК РФ рапорт об обнаружении признаков преступления и при наличии оснований до выезда решать вопрос о возбуждении уголовного дела и получении согласия прокурора. Если необходимость в возбуждении дела возникает в ходе работы на месте происшествия, предложено все материалы проверки незамедлительно по факсу (а где его взять в отдаленном селе или в открытом поле? – Б.Р.) передавать в РОВД дежурному следователю (дознавателю) для возбуждения дела и получения согласия прокурора. О принятом решении сообщается следователю, находящемуся на месте происшествия, которому соответствующим руководителем или прокурором поручается принять дело к производству. Предложенный порядок возбуждения дел неоднократно использовался в наиболее крупных сельских районах области и каких-либо возражений, в том числе со стороны защиты и судей, не вызывает. Дополнительно стоит отметить, что указание проверялось в Генеральной прокуратуре РФ и признано не противоречащим закону"25. Рядовые сотрудники правоохранительных органов более откровенны и констатируют: "Требование закона об обязательном получении согласия прокурора мешает немедленному закреплению следов преступления. Особенно это проявляется при работе по очевидным преступлениям. Так, возвращение с места происшествия за получением согласия нередко приводит к потере времени, утрате инициативы по сбору доказательств, отсутствию наступательности в расследовании. Сперва следователь осматривает место происшествия, опрашивает пострадавшего, очевидцев, собирает другой материал доследственной проверки с тем, чтобы представить его прокурору. Затем следователь бежит в прокуратуру за согласием. И лишь после его получения и возвращения в рабочий кабинет следователь может приступить к производству следственных действий – допросу потерпевшего, свидетелей, подозреваемого, т.е. тех действий, в результате которых получаются официальные юридические аргументы-доказатель-ства. По самым скромным подсчетам на получение согласия прокурора уходит 1,5–2 часа драгоценного времени, иногда больше (это зависит от удаленности ОВД от прокуратуры). В результате пострадавший в течение долгого времени не допрашивается, очевидцы не желают несколько часов находиться в милиции в ожидании следователя. Еще хуже складывается ситуация с "милицейским" задержанием лица, заподозренного в совершении преступления, обычно производимого органами охраны общественного порядка "на улице". По УПК РСФСР следователь по доставлении подозреваемого к нему немедленно возбудил бы уголовное дело и при наличии оснований и мотивов составил протокол процессуального задержания в порядке ст. 122 УПК РСФСР. В настоящее время следователь лишен возможности моментально среагировать на факты "милицейского" задержания. Он оказывается в замкнутом круге: отпустить задержанного нельзя, поскольку велика вероятность, что он скроется от следствия, а удерживать человека в милиции то время, которое следователь тратит "на беготню" за согласием к прокурору, – незаконно. Законодатель, сам того не ведая, установил порядок работы следователей, изначально предполагающий нарушение конституционных прав личности. Особую сложность вносит необходимость согласования с прокурором постановления о возбуждении уголовного дела в работу сотрудников транспортной милиции. Непонятно, каким образом следует получать согласие прокурора следственно-опера-тивной группе (СОГ), осуществляющей доследственную проверку преступления, совершенного в поезде. Получается, что СОГ, севшая в поезд, не имеет возможности при явных признаках преступления приступить к производству следственных действий, поскольку отсутствует согласие прокурора на возбуждение уголовного дела. Очевидцы при движении поезда Москва–Владивосток из вагона выйдут, впрочем, как и сам пострадавший. В результате теряется доказательственная база – очевидцы и пострадавший разъезжаются по различным городам и странам СНГ"26. Что тут еще скажешь? Можно только посочувствовать российским следователям, которые вместо сосредоточения внимания и сил на оперативном проведении расследования вынуждены за сотни верст заниматься бумажной волокитой. У нас не те масштабы, нет сибирских или заполярных просторов, но и своих проблем может быть предостаточно. Даже при относительно небольших расстояниях нетрудно понять состояние следователя, который за дежурные сутки возбуждает от двух до пяти уголовных дел и по каждому бегает к прокурору и обратно вместо закрепления доказательств и организации расследования. Вряд ли практически осуществим и такой предлагаемый порядок, когда прокурор или надзирающий за следствием и дознанием заместитель прокурора в заранее определенное время, например перед началом рабочего дня или в конце его, придет в помещение отдела внутренних дел или следственного отдела, отдела дознания, изучит собранные в течение последних суток материалы и решит вопрос о даче согласия на возбуждение уголовного дела. Проблема не только в том, что прокурор, особенно в районах, где нет заместителя, в будни и в праздник каждый день должен посещать милицию. Даже при положительном решении, что делать с протоколами произведенных в течение суток следственных действий, если утром следующего дня прокурор не даст согласия на возбуждение уголовного дела? Я не говорю уже о том, что есть немало сотрудников с прямолинейной логикой, поведение которых слабо предсказуемо. Так, в РФ гражданка З. обратилась в РОВД с заявлением о привлечении к уголовной ответственности ее мужа М., страдающего алкоголизмом, который накануне набросился на нее и детей с ножом. М. был доставлен в дежурную часть РОВД. Однако возбудить дело по указанному факту органы следствия отказались, ссылаясь на то, что не успеют за три часа получить согласие прокурора на возбуждение уголовного дела. Следующей ночью М. вновь набросился на жену и детей, нанес им ножевые ранения27. В Российской Федерации многие уже осознали негативные последствия процессуальной новации. "Руководители Следственного комитета при МВД России постоянно предлагают вернуться к ранее действовавшему порядку: получение согласия прокурора на возбуждение уголовного дела заменить уведомлением прокурора о принятом процессуальном решении. В апреле 2003 г. на семинаре-совещании, посвященном 40-летию создания следственных органов в системе МВД, начальник Главного управления уголовного розыска В. Гордиенко заявил, что работа по раскрытию преступлений "по горячим следам" просто сломана. Процедура согласования с прокурорами вопроса о возбуждении уголовного дела в 2002 году съела 4 млн. часов рабочего времени, а в 2003 обойдется в 9 млн. часов"28. Правда, российские руководители прокуратуры, борющиеся за расширение своих прав, пытаются оспорить эти данные, но их, как и отечественных, понять можно. Мы же не предпринимаем даже попыток сделать оценку, во что обойдется новая процедура возбуждения уголовного дела, если ее введет законодатель. о  ворят: "Если привязать медведя у взлетно-посадочной полосы, он через пять лет самостоятельно летать будет". Я три десятка лет после прокуратуры проработал заве-дующим отделом экономико-правовых исследований в Институте экономики промышленности НАН Украины, а после его реформирования – в Институте экономико-правовых исследований НАН Украины. Диплома экономиста у меня нет, но, не хвастаясь, с экономистами по большинству проблем могу говорить на равных, в том числе и о проблеме "цены закона". К сожалению, если о криминологической экспертизе проектов законов, хоть безуспешно, но говорят и пишут, то в вопросах их экономической оценки – полная тишина. Зато потом вопли и крики: "Реализация закона парализовала малый и средний бизнес, сделала неконкурентоспособными на мировом рынке крупные предприятия" и т.п. Начинаем закон дополнять, изменять, порой по десять и более раз, но убытки никто не считает. Еще хуже с проблемой экономики преступности. Преступность и меры борьбы с ней, будучи явлениями социальными, в какой-то мере политическими, вполне подвластны экономике. Я еще в советский период пытался доказать необходимость создания такого направления, как экономика правопорядка, возвращался к этой теме и в последние годы29. Желающих заняться проблемой пока не вижу. У нас нет статистической отчетности, по которой реально было бы осуществить хоть прикидочный анализ. Нет даже методологии такого рода экономических оценок, в соответствии с которой можно было бы ставить вопрос о разработке формы и введении соответствующей отчетности. В Российской Федерации вопрос обсуждается, но, судя по имеющейся информации, речь идет о прямом ущербе и затратах на его предупреждение. Вместе с тем, проблема не так проста. Несмотря на относительную молодость, криминология считается вполне сформировавшейся наукой. Тем не менее, основной вопрос о причинах преступности по сей день решается скорее на философском, чем на конструктивном уровне. Реально кое в чем разобрались с условиями, способствующими совершению конкретных видов преступлений, и пытаемся выдать их за категорию более высокого уровня – причины преступности. На деле продолжаем дискутировать даже по основополагающему понятию – что такое преступность, единства в понимании нет. Более того, вместо целенаправленного изучения объекта, затеяли спор, предметом какой науки является изучение преступности – криминологии или социологии преступности. Спор бесполезный в своей основе, ибо, учитывая количество факторов, в изучении преступности хватит места десяткам наук. Сегодня криминология – невостребованная наука. При тотальной коррупции и отсутствии политической воли для борьбы с ней кого интересуют предлагаемые меры локального характера? Значительная часть исследователей вынужденно переориентировалась на сферы научной абстракции. Например, модными стали расчеты уровня латентной преступности. Но когда латентная преступность, по оценке одних авторов, составляет 16 процентов, а других – на несколько порядков выше, можно смело утверждать: обоснованной методики расчетов нет. Впрочем, это и так очевидно – много ли респондентов, при любой анонимности опроса, признаются, воруют они или нет? А косвенные методы расчета изначально ущербны. Вспомним, что невидимая часть Луны оказалась совсем не такой, как ее моделировали топографы по рельефу видимой части. К тому же недаром говорят: "Если результат не зависит от способа вычисления – это математика, если зависит – бухгалтерия". Беда в том, что, вместо разработки разных специализированных методов исследования, используют один и тот же инструментарий, весьма примитивный, а претендуют на глобальные открытия под вывеской своей науки. Результат же пока нулевой. Американцы пытались выяснить даже не причины преступности, а только факторы, обусловившие колебания ее уровня в конце прошлого столетия, но и в этом потерпели неудачу. Казалось бы, сегодня для них нет более важной проблемы, чем изучение и устранение причин и условий, способствующих распространению терроризма. А результат? "Террористы вовсе не такие люди, какими мы их себе представляем". Таков основной посыл доклада советника правительства США по борьбе с терроризмом, профессора Пенсильванского университета Марка Сэйджмена. Доклад был обнародован в начале июля 2004 г. на конференции в Вашингтоне. Выводы Сэйджмена основаны на изучении дел 382 подозреваемых в причастности к терроризму боевиков, связанных с "Аль-Каидой", египетским "Исламским джихадом", индонезийской группировкой "Джамма Исламия" и филиппинской "Абу-Саяф". Исследователь развеял миф о том, что большинство террористов – выходцы из бедных слоев общества, чье социальное положение и неустроенность толкают их в объятия фанатичных исламистских группировок, зомбирующих своих адептов. По данным исследования Сэйджмена, из его выборки к низшему классу можно отнести лишь чуть более четверти террористов, большая часть которых – выходцы из Марокко. Почти пятая часть задержанных за терроризм – представители высших слоев общества, а более половины представляют средний класс. У подавляющего большинства есть семьи, дети. Религиозное образование имеют считанные единицы, большинство же – врачи, юристы, инженеры. Любопытно, что никто из них не пришел к терроризму через движение "Талибан". Более того, согласно материалам исследования, к талибским "фанатикам с горящими глазами" у этих людей было резко отрицательное отношение. "Это современные, космополитичные, абсолютно психически здоровые люди, которые мало чем отличаются от нас с вами. Многие получили образование в Америке и Западной Европе, жили на Западе, побывали в различных странах мира, владеют несколькими языками. Их средний возраст – 25-30 лет", – так описывает Сэйджмен пойманных правосудием террористов. Почти все экстремисты пришли в террористические организации сами – это был их сознательный и добровольный выбор. В чем же причина, по которой эти вполне респек-табельные люди оказались террористами? Сэйджмен считает, что путь терроризма они избрали во многом потому, что были оторваны от своих культурных корней и так и не стали полноценными членами западного общества30. Вывод вполне "научный", идентичный результатам многих наших отечественных исследований. Только можно было его получить, не выходя из кабинета и ничего не изучая. В целом с определением причин преступности и мер ее предотвращения у современных криминологов пока, как у О’Генри, герои которого искали эликсир от хронического ревматизма: "Когда я пил "Экстракт Финкельхема", делал припарки из "Галаадского бальзама" и применял "Поттовский болеутоляющий пульверизатор", вроде как немного полегчало. Только сдается мне, что помог главным образом конский каштан, который я таскал в левом кармане". А экономика, если это действительно экономика, не потерпит неопределенности в исходных посылках. Бюджет государства – величина конечная. Выделяя средства на борьбу с преступностью, мы сокращаем отчисления на образование, медицину, культуру, организацию рабочих мест. Значительная же часть преступников – это люди с ущербной культурой, недополучившие образование, в силу хлипкого здоровья имеющие трудности с трудоустройством. Замкнутый круг. И как ни странно, затраты, скажем, на содержание заключенных меньше, чем на полную программу качественного образования, здравоохранения и т.д. для всех и каждого. Нужен экономический оптимум. Юристу-криминологу рассчитать его "не по зубам", даже при использовании методик, имеющихся за рубежом. А социальный заказ научным экономическим подразделениям отсутствует. Реформирование уголовного процесса у нас также осуществляется без какого-либо экономического обоснования. Пока его промежуточные итоги выявили лишь такой показатель, как перегрузка судей (для следователей – ситуация обыденная), необходимость увеличения штатов. Но это – видимая сегодня часть проблемы. И прикидку затрат мы делаем в сегодняшних, а то и во вчерашних величинах. А если учесть, что ориентация на Запад влечет приход не только идей, но, со временем, и существующих там финансовых затрат на правосудие, то есть над чем призадуматься: "По подсчетам, час судебного процесса в первой инстанции в США стоит около 300 дол. Наиболее известные адвокаты в США берут до 500 и более долларов за час консультаций... В Великобритании час работы адвоката в разных конторах (адвокатских фирмах) стоит 30-60 ф. ст., учитывается время поездок и ожидания – около 20 ф. ст. за час, телефонные звонки (около 3 ф. ст. каждый)"31. (Посмотрим, как у нас будет реализовано при таких расценках, например, право адвоката присутствовать при каждом чихе обвиняемого и подозреваемого на досудебном следствии. Если, конечно, либеральный уголовный процесс не станет достоянием только элиты). Подсчитаем потом и потери от реализации предложения С. Пискуна из-за удлинения сроков расследования преступлений, не раскрытых "по горячим следам". Обычно в таких случаях говорят о дополнительных расходах, связанных с увеличением сроков расследования и содержания обвиняемых под стражей, что само по себе не так уж мало, однако далеко не все. Примерно в середине XX века руководитель одной японской компании составлял смету предстоящих расходов на маркетинг, концепцию которого сыны Ямато только что позаимствовали у страны-победителя (США). Включив в эту смету известные из учебника по маркетингу элементы (реклама в прессе, на телевидении и радио, PR, разработка новой упаковки и т.д.), он подсчитал расходы, подвел черту. А потом вдруг вспомнил, что не учел еще денежные средства, требующиеся на раздачу бесплатных образцов товара, на организацию городского праздника, на котором люди будут пробовать производимую его компанией продукцию, – о них учебник умалчивал. Подсчитав все эти дополнительные расходы, он составил окончательную смету. Так возник термин BTL (below the line) – "то, что под чертой". Соответственно, то, что над чертой, стали именовать ATL (above the line). Так вот, расходы на содержание обвиняемых под стражей и затраты на расследование – это ATL, то, что есть в учебниках. А к BTL следует отнести пока практически не учитываемые последствия неразоблачения преступника. В отличие от приведенного японского примера эти расходы на порядки превышают рассчитанные по учебнику. Создавая искусственно препятствия своевременному раскрытию преступления и изобличению преступника, мы тем самым не пресекаем рост преступности, ибо по статистике и достоверной оперативной информации значительная часть лиц, ставших на преступный путь, до разоблачения совершает 3-5 и более преступлений, вовлекает в число сообщников еще несколько человек. Получаем своего рода "снежный ком". Здесь экономические расчеты не так просты. Не говорю о том, что государство по действующему Гражданскому кодексу Украины обязано полностью возместить ущерб потерпевшему, если преступник не установлен и не осужден. Возьмем, к примеру, социально-экономические последствия только преступлений против жизни и здоровья. Они не ограничиваются компенсацией прямого ущерба (доплаты за инвалидность, выплаты за потерю кормильца и т.п.). Помимо прямых затрат на медицинское обслуживание потерпевшего, в расчете учитывается финансирование вузов и училищ, где готовят кадры врачей и другого медперсонала, научно-исследова-тельских институтов, содержание больниц, закупка оборудования. Если потерпевший застрахован, уменьшаются прибыль страховой компании и, соответственно, налоги в казну. Государство пока еще несет значительные затраты на подготовку кадров трудящихся, которые не окупаются в случае смерти работника или потери им трудоспособности. Возникают дополнительные затраты на компенсацию данных потерь. В масштабе страны за большой период все это ощутимо: дисбаланс пенсионного фонда, снижение показателя производительности труда, далее – цепочка макроэкономических последствий32. в |
Похожие:
 | В настоящее время профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Московского государственного индустриального университета.... |  | Понятие уголовного процесса. Уголовно-процессуальная деятельность. Уголовно-процессуальные отношения. Цели и задачи (назначение)... |
| Дства, как стадия возбуждения уголовного дела. Одновременно на протяжении этого же времени законодатель в интересах практики постоянно... | | Сгму; А. Н. Халтурин, старший преподаватель кафедры уголовного права и процесса; Ю. В. Молева ассистент кафедры уголовного права... |
| Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... | | Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... |
| Крюкова Нина Ивановна – заведующая кафедрой уголовного права и процесса, преподаватель кафедры уголовного права и процесса фгбоу... | | Государственное общеобразовательное учреждение высшего профессионального образования |
| Работа выполнена на кафедре уголовного процесса Уфимского юридического института мвд россии | | И. Дикарев, старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики Волгоградского государственного университета |