Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса
Скачать 5.38 Mb.
|
Послесловие  пытный читатель начинает просматривать книгу с конца – так виднее, какие проблемы подняты, предложены ли новые решения. Глазами искушенного читателя я решил сам оценить написанное. Не лучше, но и не хуже, чем пишут другие. А если так, то нужна ли такая книга? Как ни огорчительно, но после размышлений приходишь к неутешительному выводу: сегодня не нужна не только данная работа, но вообще исследования подобного рода. Происходит становление отечественного уголовно-процессуального законодательства, ориентированного на вхождение Украины в мировую правовую систему. Попытки прямого калькирования западных образцов во многих случаях порождают неразрешимые на практике проблемы, особенно тогда, когда отечественный законодатель идет дальше других, стремится "быть впереди планеты всей". А когда хочется, но не можется – "маємо те, що маємо", и почему-то очень гордимся им. Критический анализ действующего законодательства полезен, даже если оценки идут вразрез с существующими научными доктринами. Предложения, отличающиеся от стандартных, заставляют еще раз вернуться к осмыслению сложившейся ситуации. Парадокс в том, что высказанные предложения не могут претендовать на оригинальность. Как отмечалось в предисловии, решения многих проблем тривиальны. Я стою на позициях здорового консерватизма, памятуя, что лучшее – враг хорошего, и нужно доказать, обосновать всесторонне, в том числе практически и экономически, а не только идеологически, что предлагаемое "лучшее" действительно лучше существующего. В таком ключе я оцениваю как недопустимые отказ от своевременного возбуждения уголовного дела, возможность обжалования постановлений о возбуждении уголовного дела, создание препятствий в использовании тактических приемов допроса обвиняемого и подозреваемого со ссылкой на их право не свидетельствовать против себя, затягивание решения проблемы процессуального статуса оперативно-розыскной деятельности, поиск формальных оснований для оправдания лица, совершившего преступление. Внесено предложение пополнить перечень имеющихся в уголовном процессе презумпций еще одной – презумпцией виновности и регламентировать обязанность государства осуществлять пересмотр в порядке надзора вынесенных приговоров, когда новыми научными открытиями ставится под сомнение достоверность ранее применявшихся приемов и методов исследования доказательств, имеющихся в деле. Аналогичный порядок предлагается распространить на случаи, когда Конституционный Суд Украины признает неконституционным закон, на основании которого вынесен приговор. По мере сил, знаний и опыта пытался сформулировать предложения по повышению эффективности законодательного обеспечения борьбы с преступностью, рассчитывая, что они заинтересуют специалистов и послужат предметом дискуссии. Да, книга написана не в стандартном для науки стиле, сознательно сделаны отступления от правил научной аргументации. Здесь за объяснением я отсылаю читателя к предисловию. Но все остальное, как представляется, в пределах нормы. Почему же тогда возник пессимизм, ощущение ненужности проделанной работы? Сомнения зародились, когда значительная часть уже была сделана. Завершал ее во время отпуска, погода "хулиганила", и это способствовало спонтанному общению с другими отдыхающими. Один из них – "технарь", доктор технических наук, но на редкость в наше время всесторонне образованный человек: физик, лирик (автор своеобразных поэтических сборников), самобытный религиовед и философ. Он-то и задал мне убийственный вопрос: "Для кого Вы пишете?". В самом деле, для кого? Законодателей книга не заинтересует, им в большей части "не до того". Как-то я спросил при встрече авторитетного члена Комитета Верховной Рады по законодательному обеспечению правоохранительной деятельности: в каком состоянии работа над Проектом УПК? Он долго вспоминал, но так ничего вразумительного не сказал. О деталях Проекта спрашивать и не стал. В других комитетах не лучше. Одна только коллизия Гражданского и Хозяйственного кодексов чего стоит. Ладно, приняли, огрехи можно исправить. Но, оказывается, сам процесс принятия кодексов – настоящий водевиль. На заседании юридического форума "Законодательство 2004 – глазами его разработчиков" докладчик констатировал: "Положения Хозяйственного кодекса Украины в части государственной регистрации субъектов хозяйствования и планирования экономического и социального развития противоречат принципу свободы предпринимательской деятельности, устанавливают преобладание государственных интересов над частными. Экономическое законодательство, – по мнению докладчика, – не требует кодификации, поскольку содержит положения о государственном регулировании экономической сферы, которые требуют "секун-дарного" применения и подлежат постоянному видоизменению в силу сложившихся социально-эконо-мических предпосылок"255. Попробуйте догадаться, кто был докладчиком на форуме? Трудно поверить – народный депутат Украины, председатель Комитета Верховной Рады Украины по вопросам правовой политики Василий Онопенко. Не будем обсуждать, прав или нет депутат в оценке принятого кодекса. Вопрос в другом: где он был и чем занимался, когда возглавляемый им Комитет Верховной Рады Украины одобрил и рекомендовал к принятию Хозяйственный кодекс? При оценке ситуации с коллизиями Гражданского и Хозяйственного кодексов складывается впечатление, что в Украине существует две, если не более, Верховные Рады и каждая не знает, что делает другая. Не будем удивляться, если спустя время такие же вопросы будут возникать после принятия УПК Украины. О недостатках нашей законодательной практики не пишут только ленивые или оставившие надежду получить позитивные результаты от вносимых предложений. Пожалуй, самое откровенное признание отсутствия должной компетенции и заинтересованности законодателей в итогах работы содержится в тексте ст. 1 Проекта УПК Украины, согласно которой порядок производства по уголовным делам определяется, в числе других, международными договорами, согласие на чью обязательность дано Верховной Радой Украины. Причем, если нормы УПК противоречат такому международному договору, применяются положения последнего. Во времена СССР мне приходилось принимать участие в разработке проектов законов. Работа над текстом трудоемка. Нас консультировали даже лингвисты, чтобы исключить применение терминов и словосочетаний, имеющих неоднозначное толкование. Но куда больше времени уходило на согласования проекта с действующим законодательством – что откуда исключить, где внести соответствующие изменения. Сейчас такая техника забыта. Заключили международный договор, и пусть следователь сам решает как теперь можно осуществлять те или иные следственные действия, а как нельзя. То, что следователь может ни сном ни духом не знать данного договора, ибо тексты их, как правило, полностью не публикуются, законодателя не волнует. Внести изменения в соответствующие нормы УПК после ратификации международных договоров или принятия отечественных законодательных актов парламентариям недосуг. Мавр сделал полдела… и ушел. Если бы были известны списки помощников и консультантов парламентариев, имело бы смысл выходить прямо на них, адресуя по экземпляру книги, но таких данных нет. Коллегам-ученым, как положено, экземпляры книги вручу, авось прочтут. (Мой научный руководитель говорил, что читает только те книги, которые получает с дарственной надписью. Очень мудро: если интересуешься мнением мэтра, прояви уважение, не заставляй его искать книгу по библиотекам). Однако со многими общаюсь повседневно, их научные позиции знаю, в равной степени они знают и мою. Ну, "поскубет" меня в очередной раз какой-нибудь аспирант – ему в диссертации отходить от установившихся взглядов не резон, лучше найти повод пустить критическую стрелу в оппортуниста. Не могу претендовать на безошибочность, но мне кажется, что с критикой в науке у нас явное неблагополучие. Авторитетные ученые защищены невидимой преградой от критики снизу. Она дозволена только равным по рангу. Срабатывает конъюнктура: сегодня я его покритикую, а завтра мне защищать диссертацию и идти на поклон с просьбой быть оппонентом или дать отзыв, есть планы на дальнейшую научную карьеру и т.п. Поэтому, высказав мелкие критические замечания, только разве с поклоном не говорят: "Извините за то, что я наступил на Вашу тень". Параллельно идет другой процесс. Начинается по Райкину: "Если ты в мои маленькие недостатки своим большим пальцем будешь тыкать..." и заканчивается, как у старухи Шапокляк: "Дурак? – Сам дурак!". Еще одна особенность: критикуется не идея, не конкретное предложение, а сам автор. Для этого пользуются приемом, приведенным, кажется, А. Луначарским: "Позвольте мне выхватить одну фразу из Библии, и я докажу, что ее автор был атеистом". Иногда подобный прием применяют для придания аргументации собственной позиции – "видите, к чему приводит другое понимание моих доводов". Я хочу принести извинения философам за допущенные в работе непочтительные высказывания в их адрес. Впрочем, ни философы, ни философия здесь ни при чем. Мартин Хайдеггер писал: "Наука не мыслит. Она не мыслит, поскольку ее образ действия и ее средства никогда не дадут ей мыслить – мыслить так, как мыслят мыслители. Только это дает ей возможность войти в нынешнюю предметную сферу и поселиться в ней". Научный способ мышления, противопоставляя его, видимо, философскому, Хайдеггер назвал вычисляющим. "Вычисляющее мышление – это не осмысливающее мышление, оно не способно подумать о смысле, которые господствует во всем, что есть. Следовательно, есть два вида мышления, причем существование каждого из них необходимо для определенных целей: вычисляющее мышление и осмысливающее размышление". В прикладных юридических науках (криминалистике, уголовном процессе и др.) использование философских категорий – своего рода ритуал. Но в подавляющем большинстве случаев они применяются не для осмысления исследуемых процессов, а в качестве модной иллюстрации, авторитетного подтверждения высказанных мыслей. Именно против такого "философствования" я выступал. Между тем проблема философии уголовного процесса существует. Если непредвзято посмотреть на общую науку уголовного процесса, то она действительно исповедует вычисляющее мышление, ориентированное на максимальную стандартизацию операций. Исполнителю достаточно теперь "нажимать кнопки", указанные в законе. Программа же строится по математической формуле: "если икс имеет такое-то значение, функция приобретает следующий вид…". За икс принимаем права и свободы граждан, потом низводим их до прав и свобод обвиняемого, не обращаем внимания на то, что функцию взяли линейного типа, а модель в действительности многофакторная и уже в силу этого результат заведомо будет ущербным. Зато "философское" обоснование прав и свобод и необходимости их обеспечения на самой что ни есть высоте. Узкопредметное мышление – это хроническая болезнь уголовного процесса. Говоря о его цели, забывают, не считают нужным соотнести ее с целями общества, средствами и возможностями их достижения. Сегодня вполне очевидно: когда государство и общество не располагают возможностями эффективно воздействовать на причины асоциального поведения, не могут обеспечить правоохранительные органы соответствующими ресурсами, то "возложение" на уголовный процесс задачи искоренения преступности и решения множества других проблем – утопия. Однако на осмысление ситуации и разработку адекватной концепции не хватает способностей или времени – заимствуем готовые образцы у стран, имеющих существенные различия с Украиной. Если состязательный процесс в том виде, как он предлагается Проектом УПК, действительно исключает или хотя бы снижает возможность осуждения невиновного ценой непривлечения к ответственности некоторого количества преступников, все возражения по поводу допущенного дисбаланса прав обвиняемого и потерпевшего должны быть немедленно сняты. Но где они, эти новые гарантии, – адвокат-понятой и превращение судебной процедуры в конкурс ораторского искусства вместо объективной экспертизы доказательств? И почему односторонний крен? Если участие адвоката – панацея, гарантия соблюдения прав обвиняемого, то почему не предусмотрены сдержки и противовесы, обеспечивающие участием адвоката соблюдение только законных прав обвиняемого, а не возможность противодействовать правосудию путем фальсификации доказательств, что далеко не редкость? Говорим об обеспечении гарантий, исключающих осуждение невиновного, и тут же вводим процедуры упрощенного судопроизводства при самооговоре подсудимого. Ужесточаем допустимость доказательств, забывая, что с их помощью устанавливается не только вина, но и невиновность человека. Где они, осмысливающие размышления по Хайдеггеру? Прекрасно понимаю: выгляжу этаким ретроградом, ненавистником всего нового в теории и практике уголовного процесса. Основания для такой оценки есть, если не обращать внимания на направленность критики. Я в жизни и науке прагматик. Не сомневаюсь, состязательный процесс в Украине необратим. Я за расширение участия адвоката во всех стадиях процесса. Очень хочу, чтобы в обществе, которое мы строим, гражданин, принимая любое важное решение, шагу не ступил без консультации с квалифицированным адвокатом. Тем более, в сфере правосудия. Ни в коей мере не воспринимаю себя как гуру, изрекающего неоспоримые истины. Причина написания работы иная. Проект УПК вызвал поток критических замечаний. Концепция обсуждалась на конференциях, на страницах научных журналов и в средствах массовой информации. Да, обсуждение было. Но была ли дискуссия в настоящем смысле этого слова? Полагаю, нет, и вина за это лежит на сторонниках проводимой реформы, у которых и вопросов как бы не существовало – сплошные ответы самого радикального свойства. Их одобрительные речи с самого начала велись словно в пустой комнате – доводов, приводимых оппонентами, никто будто не слышит; фраз типа "вы говорите, что... тогда как на самом деле..." сторонники реформы почти не произносили, а без таких фраз – что за полемика? Один переполох в курятнике: шума много, а информации никакой. Реального, массового обсуждения с участием практиков и представителей смежных специальностей не было и нет. Направление замечаний в высокие инстанции – это не выход. Сколько людей, столько и мнений, а закон хорош, когда он воспринимается критической массой исполнителей. Она-то и создается в обсуждении, в публичной критике, публичной, а не келейной дискуссии. Наглядный пример. Председатель Комитета Верховной Рады В. Муси-яка, с пафосом отстаивая институт возвращения дела на дополнительное расследование, сегодня согласился с его отменой. Что (именно что, а не кто) его убедило? Не знаю. А мне не просто интересно, а необходимо знать, чтобы правильно ориентироваться в проводимой правовой политике. Франклин Рузвельт, подводя итоги Нового курса, в послании Конгрессу написал: "Пять лет жесткой дискуссии – пять лет информации через радио и кино – научили наш народ думать о делах. Именно те, кто более всех критиковал наши цели, своей критикой поощрили наших граждан думать и понимать их, а понимая – принять. В этой дискуссии мы научились думать как народ". Не говорю уже о широкой общественности (народе). Хотя бы юристы должны пройти путь критического осмысления, а не былого "одобрямс" нового курса в уголовном процессе? В Америке бытует поговорка, которая в переводе звучит так: чтобы вырастить одного ребенка, необходимы усилия целой деревни. Не сомневаюсь, не только Проект УПК, но и Кодекс после его принятия еще долго будет нуждаться в пестовании теоретиками и практиками. Однако я не просто вызывал огонь на себя (цель инициирования дискуссии, безусловно, была), а хотел показать необходимость решения множества проблем, органически связанных с реформой уголовного процесса. Реформа уголовного процесса – это не только совершенствование правового поля. Она – часть, весьма существенная, демократических преобразований во всем обществе. И только в контексте целого, с учетом готовности и возможности общества осуществлять революционные преобразования нужно подходить к ее оценке. Такой подход пока не просматривается, и я попытался в малой мере восполнить пробел. Будет ли это востребовано коллегами-учеными? Не знаю. О практиках говорить не хочу. Это – моя боль. Сколько толковых ребят я не взял сразу после окончания вуза в аспирантуру, хотел, чтобы они "пощупали следствие руками", – и чуть не загубил им научную карьеру. Мало того, что улетучилась большая часть худо-бедно полученных знаний, они не могли в полном объеме ответить даже на вопрос, какие изменения внесены за это время в те законы, которыми они повседневно руководствуются. Перегрузки и какое-то неприятие науки. В лучшем случае знают ведомственные приказы и инструкции, да и то не все. Обмен практическим опытом ограничен. С муками сдавали вступительные экзамены, а затем я их засаживал за "повторение пройденного" по учебникам и рекомендованной литературе. Работа над темой диссертации отодвигалась на месяцы. Так кому нужна эта книга? Кто ты, уважаемый читатель, который возьмет ее в руки и начнет с послесловия? Признаюсь, все эти сентенции не более чем плач в жилетку. Проблемы имеют место, но на видимой поверхности явления. А корни гораздо глубже. Впрочем, сравнение явно неудачное. Когда говорят о корнях, подразумевают нечто, скрытое от глаз. Я буду говорить действительно о корнях, об основополагающем, тем не менее никем не скрываемом, известном не одним аналитикам, но даже читателям общепопулярных газет. Вопрос сформулирую так: нужны ли сегодня не только исследования, сделанные в предлагаемой читателю работе, а и вся наука уголовного процесса? Нужен ли кому-либо вообще уголовный процесс как суть уголовного судопроизводства? (Не спешите предполагать, что, будучи в отпуске, я перегрелся на солнце, – погода тому не благоприятствовала). Уголовный процесс – одна из материализованных форм организации правопорядка. Говоря в одной из глав о неправомерности отрицания доказательств только из-за несоблюдения их процессуальной формы, я умышленно ушел от вопросов неоднозначности диалектического толкования соответствия формы и содержания. Как ни заманчиво, не буду трогать данную проблему и сейчас. Констатирую лишь отправную посылку: правопорядок – это прежде всего деятельность. У нас очень неплохое уголовное законодательство, сносное административное. Однако деятельность по их применению делится на светлую – для одних и темную – для других. Не буду касаться истории приватизации собственности. Сами олигархи признают, что ни один из них не стал собственником, соблюдая закон. Иного пути не было, законы писали для соблюдения видимости социальной справедливости, прекрасно понимая их невыполнимость. Что было, то было. Не буду затрагивать и постоянные эксцессы с переделом собственности, она у нас понятие весьма условное. В обществе накоплен мощный заряд ненависти, отравляющий жизнь всем без исключения и таящий в себе опасность разрушительного социального взрыва. Активно культивируются старые стереотипы вроде "богатый – вор, бедный – честный". Перманентно возникают противоречия между властью и бизнесом. В макроэкономике существуют циклы, обычно протяженные во времени, обусловленные разными факторами. В Украине экономические циклы стабильны – четыре года (от выборов до выборов). Наверное, неизбежны издержки роста: капиталисты наплодились, а класс капиталистов еще не сформировался, каждый "гребет под себя", живет одним днем (и не без основания), отсутствует классовое самосознание, не выработана политика самосохранения самого капитализма. Все это так. Но должно же когда-то государство стать державой – держателем власти народа, который состоит не только из олигархов. Должны же когда-то правоохранительные органы охранять не только права подозреваемых и обвиняемых, но и интересы потерпевших, коими сегодня является весь украинский народ. Я сознательно не буду приводить так называемые резонансные дела с обстрелами владельцев фирм, банков, предприятий. Там – многое за кадром. Но возьмем набившую оскомину, много лет обсуждаемую на всех уровнях проблему налога на добавленную стоимость (НДС). Он является одним из весомых источников пополнения доходной части государственного бюджета. Однако у нас он превратился в причину постоянной головной боли власть имущих. Вначале ее поводом были процентные ставки налога. А ныне – непрекращающаяся мигрень из-за обвального мошенничества с его возвратом при экспорте товара или продукции. Как известно, НДС начисляется в процентном отношении к цене экспортируемого товара и возвращается экспортеру после получения оплаты. Но это по закону, а "по понятиям"? Организованная преступность быстро освоила данное направление. Сейчас наиболее распространены схемы, когда преступники с помощью специально созданных ими лжепредприятий совершают несколько операций по покупке-продаже каких-либо товаров, искусственно завышая их цену в десятки, сотни, тысяч раз. Впоследствии эта продукция экспортируется за границу, и "отечественный товаропроизводитель" требует от государства возместить ему НДС в размере 20% от заявленной им стоимости товаров, а это уже миллионы, десятки миллионов гривен. Типичная ситуация: под видом высокотехнологической продукции стоимостью в 62 млн. грн. за границу экспортируется обыкновенный металлолом, красная цена которому несколько тысяч. Однако к возмещению заявляется сумма в 20% от задекларированной цены – более 12 млн. грн. В силу несовершенства действующего законодательства, а также межведомственной разобщенности контролирующие и правоохранительные органы реагируют на подобные операции, как правило, со значительным опозданием. Преступники успевают получить из государственного бюджета деньги, ликвидировать фирмы-фантомы и начать осуществлять аналогичные операции с помощью других, таких же фиктивных фирм. Иногда в качестве экспортера продукции на сотни миллионов гривен выступает никому не известная фирма, которая ранее вообще не занималась финансово-хозяйственной деятельностью, не имела каких-либо возможностей для производства такой продукции (соответствующего оборудования, производственных площадей, рабочих и т.п.). О том, насколько НДС "работает" на государство, на пополнение доходной части бюджета, свидетельствуют следующие цифры: сумма налога на добавленную стоимость, которая оставалась в бюджете, возросла с 7,5 млрд. грн. в 1998 году лишь до 12,5 млрд. грн. в 2003 году, то есть ежегодные темпы увеличения его поступлений составляли всего 10-11%. Одновременно сумма требований по его возмещению из бюджета за этот же период увеличилась с 6,1 млрд. грн. до 21 млрд. грн., или в 3 раза. В результате заявки на возмещение НДС практически вдвое превышают сумму, которая остается в бюджете. При этом подобная ситуация наблюдается на фоне улучшения практически всех макроэконо-мических показателей в государстве, что не может не настораживать. Объективности ради отметим, что на дисбаланс влияет обилие льгот по уплате НДС, но "вклад" теневой экономики несомненный. Оценить его в масштабе государства пока невозможно, ибо Министерство финансов и другие ведомственные органы не могут договориться о единой методике оценки потерь256. Никому это, видимо, не нужно, хотя "фиктивного продукта" – законов, указов, директив, комиссий, комитетов – наплодили множество. Не думаю, что разработка толковой методики – нерешаемая задача. Только кликни клич – диссертанты, страдающие от бестемья, решат ее вмиг. О маститых экономистах уже не говорю. Однако есть специалисты, болеющие за свое дело, а значит – за державу, которые, не дожидаясь поручений, уже давно все подсчитали на конкретных примерах. В Луганской области расположено совместное с испанским инвестором предприятие "Интерсплав – алюминиевые сплавы". Оно производит реальную продукцию, экспортирует ее по реальным ценам, регулярно платит налоги... и в результате балансирует на грани разорения. Причина в том, что государство систематически не возвращает заводу причитающийся НДС, ссылаясь на отсутствие денег. Заводчане решили выяснить, куда же деваются недостающие финансы. Картина впечатляющая. Комитет государственной статистики Украины располагает неоспоримой информацией о том, что в исследуемый период цены на основные виды цветных металлов на Лондонской бирже (которая всегда служит ориентиром ценообразования в мире) были в пределах 1050-1080 долларов США. А украинский металл зарубежные "благодетели", судя по данным таможни, покупали себе в убыток по 1435-1562 долларов за тонну. При этом, по официальной статистике, произведено 41,7 тыс. тонн сплавов, а экспортировано – 60,6 тыс. тонн. Исследователи утверждают, что у фирм-"тене-виков", занимающихся псевдоэкспортом цветных металлов, проблем с возвратом НДС нет, а "Интерсплав" был вынужден более 380 раз (!) обращаться за взысканием НДС в хозяйственный суд, и все процессы закончились вынесением решения в его пользу. Только в 2002 году на счет "Интерсплава" из Государственного бюджета за нарушение сроков возмещения НДС перечислены проценты в сумме 6446143 грн. Но если раньше для выполнения законных требований необходимо было решение суда, то теперь не выполняются и сами решения. Руко-водство "Интерсплава" информировало обо всем этом Президента Украины, Председателя Кабинета Министров, областной совет и правоохранительные органы, но воз и ныне там. Когда в преддверии президентских выборов начали делать кое-какие шаги по проверке обоснованности возврата НДС, мобилизовав для этого КРУ, "теневики" всполошились. За лоббирование взялись юридические фирмы. Под претензионным заголовком "Призрак КРУ бродит по стране" публикуется статья, где ставится вопрос о противоречии Конституции Украины, другим законодательным и нормативным актам права контрольно-ревизионных управлений Минфина Украины осуществлять проверку небюджетных организаций и предприятий257. Далее, как свидетельствует опыт, дорога накатана – обращение в Конституционный Суд Украины и… Еще один простой почти свежий, описанный в газетах пример с одесским рынком "Седьмой километр". Один из многих, ничем не выдающийся по остроте поставленных проблем и безысходности их решения. О таких говорят: "пример типичный". И именно эта типичность показательна. По данным журналистского расследования, товарооборот этого рынка – 10-20 млн. долларов в день, больше чем в знаменитых магазинах Европы и США. Торгуют в основном контрабандным и полуконтрабандным товаром. Схемы общеизвестны. Корреспондент приводит рассказ одного из брокеров. Ставки таможенных пошлин для юридических и физических лиц разные. Если товар везет частник, то ему придется платить пошлину в два раза выше. Поэтому по документам товар принадлежит юридическому лицу. Все так работают. Частный предприниматель загнан в угол, вынужден прибегать к помощи посредников. Если он будет работать открыто и прозрачно, то разорится. Данная же схема позволяет ему скрыть ввозимые объемы и уйти от налогов. Государство в результате получает копейки. Скажем, официально растаможка контейнера с обувью стоит 30 тысяч долларов. А с помощью брокера – 12-17 тыс. Из них 3 тыс. – таможне, остальное – контролирующим, охраняющим, наблюдающим и брокеру за услуги. Так работает "белый" брокер, использующий названную и другие лазейки в законодательстве, а их немало. "Серая" растаможка – замена одного кода товара на другой. Скажем, ткань натуральная, а по документам числится синтетическая. Это занижение реальной стоимости товара, декларирование меньшего количества, чем на самом деле завозится. А "черная" растаможка – когда в контейнере находится один товар, а по документам значится совсем другой. Вместо кожаной обуви – комнатные тапочки или пластилин, который вообще не облагается пошлиной. Вместо шуб – телогрейки… У "черного" брокера, как правило, своя экспедиторская фирма, своя транспортная компания, своя фирма-получатель. Это называется "яма". Они готовят фальшивые контракты на поставку товара, поддельные товаро-сопроводительные документы. Доходы "черного" брокера достигают 5 млн. долларов в год. Понятно, что результаты журналистского расследования могут быть оспорены, ведь речь идет только о технологии контрабанды. Но пример взят из-за неоспоримого факта. По данным Центра стандартизации и метрологии, в Украину завозятся только черно-белые телевизоры. То есть грузы с такой номенклатурой, как цветные телевизоры, якобы не растаможиваются вообще. Точно так же как не растаможивается у нас ни одна банка с маслинами. Нужен ли здесь какой-либо комментарий? Корреспондент пишет: "Конечно, один честный милиционер или таможенник всю эту кухню может поломать, но завтра он работать не будет"258, и это действительно так. Добавлю только: ни один правительственный чиновник, ни один работник правоохранительных органов, курирующий данную сферу, не может не знать "всю эту кухню" с подробностями, недоступными корреспонденту. Или им не хватает честности, или над ними та же угроза, что и над честным милиционером? А теперь вопрос: нужен ли кому-нибудь из них этот злосчастный уголовный процесс со всеми его проблемными заморочками? Свои проблемы они решают без суда и следствия по заранее оговоренным условиям и таксам, на пушечный выстрел не подпуская тех, кто с УК и УПК пытается проникнуть в сферу их деятельности. Услужливые лоббисты на всякий пожарный случай подстраховали, обеспечив правом обжаловать постановление о возбуждении уголовного дела и рогатками на пути раскрытия преступления – больше никого ничего не интересует. Правосудие само по себе, масштабная организованная преступность – в запретной для него зоне, огражденной непробиваемой броней. Обходится без уголовного процесса криминальная и прочая элита даже тогда, когда сама становится жертвой преступных (в определениях УК) посягательств. Квартирная кража. Похищено ценностей (по заявлению потерпевшего) на сумму порядка 220 тысяч долларов США. Преступники проникли в дом, открыв сложный самодельный запор, конструкция которого была известна только изготовителю, нескольким рабочим-строителям и знакомым, гостившим у потерпевшего. Милиция проявила бурную, кипучую деятельность, но результатов нет. Через пять дней по радио и телевидению прозвучало объявление: "Выплачу вознаграждение десять тысяч долларов США лицу, которое окажет помощь в раскрытии преступления". Приписки, обычной в объявлениях о продаже имущества – "торг уместен", не было, но она подразумевалась. Что было далее, можно лишь догадываться. Уголовное дело в милиции находится по сей день, однако потерпевшие больше ни разу не интересовались ходом расследования. Пока нет и заявлений о признании лиц без вести пропавшими, хотя кое-кто из числа подозреваемых куда-то исчез. О подобном говорят и пишут, пишут и говорят. Порой просто опускаются руки. Прекрасно понимаю: в оценках существующей концепции уголовного процесса я "шагаю не в ногу" с большинством отечественных процессуалистов. Где-то я вычитал фразу: "Еретик был ближе к Христу, тогда как религиозные функционеры – к антихристу". Я не силен в религии, но идея привлекательна. Не очень надеюсь на то, что все предложения пройдут традиционный путь становления научной идеи: "Этого не может быть никогда – в этом что-то есть – иначе быть не может". Даже если этого не случится, у оппонентов будет повод посмотреть на спорные стороны своей позиции и принять меры для ее укрепления. Возможно, практика борьбы с преступностью потребует принципиально новых решений. Жизнь все расставит на свои места. Недаром говорят: "Надежда умирает последней". Может быть, и данная книга все же покажется кому-нибудь если не полезной, то интересной. |
Похожие:
 | В настоящее время профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Московского государственного индустриального университета.... |  | Понятие уголовного процесса. Уголовно-процессуальная деятельность. Уголовно-процессуальные отношения. Цели и задачи (назначение)... |
| Дства, как стадия возбуждения уголовного дела. Одновременно на протяжении этого же времени законодатель в интересах практики постоянно... | | Сгму; А. Н. Халтурин, старший преподаватель кафедры уголовного права и процесса; Ю. В. Молева ассистент кафедры уголовного права... |
| Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... | | Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... |
| Крюкова Нина Ивановна – заведующая кафедрой уголовного права и процесса, преподаватель кафедры уголовного права и процесса фгбоу... | | Государственное общеобразовательное учреждение высшего профессионального образования |
| Работа выполнена на кафедре уголовного процесса Уфимского юридического института мвд россии | | И. Дикарев, старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики Волгоградского государственного университета |