Ненаучные заметки о некоторых научных проблемах уголовного процесса
Скачать 5.38 Mb.
|
Презумпция виновности как очередная юридическая фикция Часто та ложь, которой поверили, становится истиной, имеющей множество приверженцев. а  писание главы с таким названием планировалось с самого начала. Однако книга "распухла", лимит времени исчерпался, и я хотел ограничиться несколькими предложе-ниями, рассыпав их по тексту либо сконцентрировав в послесловии. Частично так и сделал, но потом понял: проблема слишком важна, надо ее выделить пусть в небольшой, на десять-двадцать страниц, но самостоятельную главу. Появился еще один повод – выплеснувшийся на страницы печати конфликт между Генеральным прокурором Украины и Председателем Верховного Суда Украины. Отношусь к нему крайне отрицательно. Руководители такого ранга не могут забывать о том, что в силу занимаемой должности они обязаны быть политиками и заботиться об имидже государства. Проблема обеспечения эффективности и законности деятельности как суда, так и прокуратуры существует, сомнений в том нет. Но она должна решаться не путем самодеятельности, а инициирования принятия соответствующих законов. Превращать же прокурора в гибрид субъекта оперативно-розыскной деятельности и звонаря-глашатая явно негоже. Как мне кажется, не лучше и предложение В.Ф. Януковича о создании общественного контроля за работой судов246. Система действенного и оперативного реагирования на заявления, сообщения, любую другую информацию о возможных нарушениях в отправлении правосудия, как и в других сферах государственной деятельности, – неотъемлемый атрибут, основа основ демократического управления. Здесь есть что улучшать и совершенствовать. Но возврат к кухаркам, которым поручают контроль за деятельностью судов, – это мы уже проходили. Все критические замечания в адрес В.Т. Маля-ренко и Г.А. Васильева в настоящей работе изложены до указанных событий, и я не хочу, чтобы они были расценены как аргументы в нынешнем споре. Более того, если я апеллировал к Г.А. Васильеву в основном как к бывшему народному депутату, принимавшему участие в разработке Проекта УПК, то дискуссию с В.Т. Маляренко веду как с ученым, кандидатом юридических наук, доцентом, членом-корреспондентом Академии правовых наук Украины. Будучи Председателем Верховного Суда Украины, свои идеи он может реализовать при поддержке коллег только через решения Пленума Верховного Суда – а это уже коллегиальный орган, другая адресность. Правда, в "Трех мушкетерах" есть такая фраза: "Галантерейщик кардинала – великая сила", а в проблеме, которую предстоит осветить в данной главе, значительно влияние и самого "кардинала". О чем речь? На первый взгляд о не связанной с предыдущими главами проблеме обоснованности, законности приговора, которым лицо признано виновным в совершении преступления. Тема достаточно разработана в трудах процессуалистов, и, казалось, говорить не о чем. Но только в том случае, если вопрос ставить в традиционном ключе. Я же хочу рассмотреть виновность лица, установленную приговором, вступившим в законную силу, не как постулат, а как презумпцию, более того, как одну из юридических фикций, логическое продолжение юридической фикции презумпции невиновности. В юридической науке и законодательной практике под фикцией понимается "прием законодательной техники, состоящий в признании существующим несуществующего и обратно"247. Так, не считается преступлением общественно опасное деяние, ответственность за которое предусмотрена Уголовным кодексом, если оно совершено лицом, не достигшим возраста уголовной ответственности. Не признается судимым человек, отбывший наказание по приговору суда, если судимость снята за давностью. Подобных примеров множество. К числу типичных юридических фикций относится и презумпция невиновности. Сразу отмечу: данная презумпция интересует меня постольку-поскольку. По ней написана не одна диссертация, оставлю ее в большей части следующим поколениям. Мне она нужна как мостик к озаглавленной теме главы. Но по ходу дела кое-что прокомментирую. По иронии судьбы сталинский период марксизма закончился ликвидацией попытки Марра осуществить псевдореволюционный переворот в языкознании. Но как-то забылось, что начало этому безнадежному делу, правда, без вмешательства классиков и основоположников, было положено в революционные 20-е годы. Тогда горячие головы считали: развитие цивилизации пойдет по пути даже не ассимиляции, а прямого исчезновения национальных языков. Им на смену придут языки профессиональные – инженерный, медицинский и т. д. К счастью, такого рода замена не произошла. Тем не менее, о существовании некоторого подобия профессиональных "языков" сегодня говорить можно. Попробуйте без соответствующей подготовки прочесть серьезную книгу, скажем, по кибернетике. Обычные слова русского языка там зачастую выступают лишь в роли союзов и предлогов. Язык юристов по своему предназначению должен быть понятен любому мало-мальски грамотному человеку. Мы же на всех углах провозглашаем: "Законы должны быть доступны для руководства к действию!". Ясно, если не понимаешь, то как тут руководствоваться. Однако окиньте выборочно хоть кое-что из нашего (абсолютно недоступного для восприятия рядовому гражданину по одному только запредельному количеству) массива законодательных актов. Не всякий квалифицированный криминалист разберется в гражданско-правовой терминологии и наоборот. Но даже если все понятно, чуть ли не на каждом шагу испытываешь внутренний дискомфорт. Возьмем текст ст. 62 Конституции Украины. Не смысл, а именно текст, язык изложения. "Лицо считается невиновным в совершении преступления и не может быть подвергнуто уголовному наказанию, пока его вина не будет доказана в законном порядке и установлена обвинительным приговором суда". Дабы избежать упреков в неточности перевода, приведу тот же текст на языке оригинала: "Стаття 62. Особа вважається невинуватою у вчиненні злочину і не може бути піддана кримінальному покаранню, доки її вину не буде доведено в законному порядку і встановлено обвинувальним вироком суду"248. Я правопослушный гражданин Украины, для меня Конституция, как для верующего Библия. Но все же почему согласно Конституции я считаюсь невиновным, если я действительно ни в чем не виновен, не совершал (во всяком случае, в пределах срока давности) никаких серьезных правонарушений, тем более преступлений. Какой-то абсурд: страна, все граждане которой по Конституции только считаются невиновными. Остается лишь сделать каждому такую вклейку в паспорт. Напишите по-человечески: "Лицо, совершившее преступление, признается виновным только (лишь) ...", и все становится понятным. Ведь Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы регламентируют отношения не с курортниками, возлежащими на пляже, а с лицами, попавшими под подозрение в совершении преступления. Так давайте четко и определим контингент граждан, в отношении которых действует презумпция невиновности. Смогли же ч. 2 ст. 15 УПК сформулировать нормально: "Никто не может быть признан виновным в совершении преступления, а также подвергнут уголовному наказанию иначе как по приговору суда в соответствии с законом". А вот к части первой ст. 15 УПК у меня вопросы. "Правосудие по уголовным делам осуществляется только судом". Не буду вдаваться в спор по поводу субъектов, осуществляющих правосудие. Пусть правосудие – это деятельность только суда. Но вопросы прекращения уголовного дела по нереабилитирующим основаниям мы в действующем УПК решили чисто по-одесски: "Здесь вам не тут и так, как не там". Что такое правосудие? Это не здание суда и даже не сам судья. Правосудие – это суд, который в судебном заседании исследует доказательства, выслушивает мнения сторон и только потом выносит приговор. Что, как говорят одесситы, имеем мы? Мы имеем одного судью, который человека, чью судьбу решает, в глаза не видит, для приличия листает дело (или обходится без него) и штампует обоснование, предоставленное прокуратурой. Еще проще процедура, регламентированная ст. 248 действующего УПК: "Статья 248. Прекращение дела При наличии обстоятельств, предусмотренных статьей 6, частью первой статьи 7, статьями 71, 72, 8, 9, 10 и 111 настоящего Кодекса, судья своим мотивированным постановлением прекращает дело, отменяет меры пресечения, меры обеспечения гражданского иска и конфискации имущества, а также разрешает вопрос о вещественных доказательствах, в частности о деньгах, ценностях и других вещах, нажитых преступным путем. Копия постановления в течение трех суток после его вынесения направляется сторонам. На постановление в течение семи суток со дня его вынесения стороны могут подать апелляции в апелляционный суд, а если дело рассматривается по первой инстанции апелляционным судом – кассационные представления или жалобы в кассационный суд". И это правосудие? Не надели ли мы функционально на некоторое время судейскую мантию на прокурора и не поручили ли ему в новом кресле в усеченном виде тем же способом решать те же задачи? В проекте УПК (ст. 333) какой-то антураж предусмотрен. Есть прокурор, могут быть другие участники процесса, но если не явились – препятствий нет, судья все равно при предварительном рассмотрении дела может его прекратить. Какая задача ставилась? Гармонизировать наш уголовный процесс с западным, несмотря на их кардинальное различие. С задачей справились просто: написали, что вопросы прекращения уголовного преследования решает суд. Сам термин "суд" в законе есть, а что за ним скрывается, никого больше не интересует. Только причем здесь презумпция невиновности? Ежели ранее она была юридической фикцией в первой части формулы, то теперь процесс завершился. Я убежден, что такая косметика излишня. Более того, уверен в ненужности доводить процесс до полной программы – вынесения по каждому случаю судебного приговора. Дорого, но не только. Представьте, человека неосновательно привлекли к ответственности, арестовали. Потом разобрались, уголовное дело оперативно прекратили, из-под стражи освободили. А по логике ст. 15 УПК он должен идти в суд, где заново рассмотрят все доказательства и только после того вынесут оправдательный приговор. Сколько времени, сколько дополнительных страданий. Да и компенсировать причиненный моральный вред придется не по день освобождения из-под стражи, а по день вынесения оправдательного приговора. Поляки в таких случаях говорят: "Цо ест бардзо, то не добже". Либо мы сохраняем досудебное следствие с наделением серьезными полномочиями следователя, либо ликвидируем его и переходим на систему разрешения заявлений и сообщений о совершенном преступлении непосредственно судом. И состязательность определяем не только как словесные прения сторон, а как исследование каждого доказательства сторонами, предоставление суду для оценки своего видения имеющихся в деле фактов и обстоятельств, изобличающих или оправдывающих подсудимого. Взять немножко того, добавить этого, хорошо смешать и приправить специями – допустимо в кулинарии, но не в организации правосудия.  не часто приходилось в настоящей работе ставить под сомнение общепризнанные истины. Завершая, не могу не коснуться еще одного заблуждения. Издавно повелось противопоставлять следствие и суд по критериям объективности, независимости, справедливости и т. д. Вот вытащили на свет Божий работу 1895 г. далеко не столь уж цитированного до революции В.П. Даневского "Наше предварительное следствие: его недостатки и реформа" и носимся с ней как с писаной торбой: "Не говоря уже о принципиальной погрешности и практической опасности смешения в одном лице обязанностей судьи и функций сторон одно отождествление в следователе этих последних функций представляется крупной ошибкой, пагубно влияющей на ход предварительного следствия, на его результаты, а в конце концов, и на решение дела по существу. Едва ли мыслимо для одного лица быть в деле и обвинителем, и защитником. Эти функции принципиально противоположны и не согласуемы, особенно в том случае, когда они сосредоточены в лице, принимавшем активное участие в собирании доказательств, обличающих и оправдывающих. Созданное законом положение следователя – психологически фальшиво: очень трудно в деле, исследуемом по отношению к определенному лицу, одновременно сосредоточить внимание, равномерно напряженное, на двух различных сторонах дела; нелегко составить себе две противоположные точки зрения, которые находились бы в состоянии равновесия и проверялись следователем с одинаковой ревностью, убежденностью и силой логического мышления. Равновесие неизбежно должно нарушиться, преимущественное внимание и энергия исследователя должны постепенно обратиться в ту или иную сторону"249. Не один В.П. Даневский ратовал за отказ от досудебного следствия, но оно, вопреки хуле, подтверждает свою жизнеспособность. И следователь, как ни опасаются за его психику, сохраняет здоровье, не разрывается между обвинением и защитой, а делает свое дело: выясняет, что реально произошло, объективно исследует имеющиеся доказательства и только затем приходит к соответствующему выводу. Сейчас ему в этом помогает адвокат, но как ныне, так и раньше выводы следователя проверяет суд со всеми атрибутами независимости, объективности и т. д. А результат? Погрешности следствия в привлечении к ответственности невиновного находятся в пределах статистически допустимого. Исключить их полностью – это утопия. Любителям же противопоставлять объективность досудебного и судебного следствия я советую ознакомиться со статистикой отмены судебных приговоров. Мы переживаем период тяги к исследованию проблем юриспруденции, в том числе уголовного процесса, на волнах демократии и либерализма. Не на классических основах, а именно на волнах. Разница в том, что волны всегда несут массу пены и мусора, и чем выше волна, тем больше наносного. В дискуссии о досудебном следствии пена и мусор заслонили цель и способы ее достижения. Повторю еще раз: можно сколько угодно разглагольствовать о правах и свободах, но если преступление не раскрыто и вор не сидит в тюрьме – грош цена той системе защиты прав и свобод. Ответьте честно: можно ли в судебном заседании битый час рассуждать со свидетелем убийства или с самим убийцей о его любви к кроликам, вспоминать эпизоды из детства, когда при восходе солнца по свежей росе бежали умываться на речку, встречали бабушку, идущую с подойником парного молока? А следователь иногда занимается этим не час или два, а день и неделю, чтобы установить психологический контакт с допрашиваемым, помочь ему рассказать правду об интересующих следствие событиях и обстоятельствах. Или другой пример. Мне пришлось принимать участие в расследовании уголовного дела в составе следственной бригады, возглавляемой следователями по важнейшим делам Прокуратуры СССР А. Кежояном и Г. Александровым. Последнего отличала необычная тактика допроса, точнее подготовки к нему. Он часа два, иногда и дольше, записав в протоколе анкетные данные обвиняемого, начинал артистически рассказывать ему свежие московские новости, затем переходил на погоду, на отношения с женщинами, мог привести какой-нибудь казуистический случай из практики расследования прошлых лет, обсуждал итоги футбольных баталий – все, что приходило на ум. Иногда Александров прерывал рассказ вопросами типа "Ну как вам это нравится?", "Дикость, не правда ли?", "Смешно?" и, не ожидая ответа, продолжал внешне абсолютно бессодержательный монолог. На высокой эмоциональной ноте он вдруг замолкал, смотрел на часы и как-то устало произносил: "Ой, что-то мы с вами заболтались. Так что вас толкнуло подделать эти злосчастные документы?". И обвиняемый, которого до этого не один раз безуспешно допрашивали другие следователи, с явно выраженным облегчением начинал давать показания. Известны современные примеры успешного использования приведенного тактического приема допроса обвиняемого, проводимого даже с участием защитника. Если бы настоящая работа имела криминалистическую направленность, можно было бы заняться обоснованием своего рода постулата: результативность допроса довольно большой категории лиц прямо пропорциональна умению следователя вести длительную заинтересованную беседу с допрашиваемым на отвлеченные темы. Сразу подчеркну: речь не идет о каком-либо гипнотическом или ином недозволенном влиянии на допрашиваемого. Успешно применяя прием в практической деятельности, я не раз выяснял у обвиняемых, почему они соглашались дать правдивые показания. Ответ был однозначный: в сравнении с "мононаправленным писарем" общительный, располагающий к себе следователь создает комфортную обстановку, с ним интересно встречаться, и если уж суждено быть подследственным, то лучше скрасить тяготы неизбежного признания общением с живым человеком, а не с чиновником от правосудия. Ну а в судебном заседании хоть что-то подобное сделать можно? В одной из глав я приводил информацию о том, что под влиянием преступных группировок не только свидетели, но и потерпевшие зачастую изменяют свои показания. Располагает ли сегодня суд не только реальными возможностями, но хоть научными рекомендациями по допросу свидетелей, уклоняющихся от дачи правдивых показаний? Нет, как и нет такого опыта у судей. Более того, мы хотим вообще запретить оглашать в суде показания, данные на досудебном следствии. Исследуется только информация, полученная непосредственно в судебном заседании. Мели, Емеля!.. Но даже добропорядочный свидетель в суде находится не в той психологической обстановке, что в кабинете следователя. Понятно, и там, и здесь никто не чувствует себя уютно. Но следователь один, с ним устанавливается подобие психологического контакта. А в суде человек чувствует себя так, как впервые попавший на подмостки сцены: даже затылок сверлят десятки глаз, невольно к ним оборачиваешься. Коллеги утверждают, что у меня неплохое самообладание. Когда на Луганщине возникла первая забастовка шахтеров, я по собственной инициативе вышел на площади к микрофону и более часа как ученый-экономист и юрист (я тогда работал в Институте экономики промышленности АН УССР) отвечал на нелицеприятные вопросы и выпады бастующих. В итоге меня избрали в стачком в качестве независимого эксперта, чем я горжусь не менее, чем официальными регалиями. Но мне дважды (когда я уже не работал в прокуратуре) пришлось выступать в суде свидетелем по относительно безобидным обстоятельствам – и это самые неприятные, ни с чем не сравнимые из запомнившихся негативных моментов в моей жизни. Думаю, серьезный пробел в том, что следователи не готовят свидетеля к выступлению в суде, не разъясняют возможность столкнуться с рыдающей женой подсудимого, окруженной маленькими детьми, встретить косые взгляды "сочувствующих", услышать неприятные реплики и др. Всего этого можно было бы избежать при хорошей организации работы суда, но увы... Поэтому, коль сопоставлять достоинства досудебного и судебного следствия, то демократия демократией, но прежде всего оценим реальные возможности установления истины не в философском, а в житейском смысле: что было, как происходило, кто что делал и т. д. И если все же признаем, что сегодня система досудебного следствия более эффективна в раскрытии и расследовании преступлений, то давайте прекратим обгладывание ее по частям. д  нако вернемся к презумпции невиновности. Обычно юридической фикцией именуют первую часть формулы. Действительно, человек не виновен, а ему предъяв-ляют обвинение, избирают меру пресечения, ограничивают в правах, наконец, выносят обвинительный приговор – и он все еще невиновен. С этим свыклись и принимают как должное. Но вот тихо, плавно, без каких-либо эмоций и выступлений в научных публикациях после вступления приговора в законную силу презумпция невиновности превращается... Во что? По нормальной логике в презумпцию виновности. А на деле? На деле это не презумпция, не одна из фикций, а постулат, принцип, что угодно, но исключающее сомнение в виновности осужденного во имя обеспечения стабильности правосудия. Европейский суд, правда, применительно к рассмотрению гражданских дел, своим решением от 25 июля 2002 года по делу "Совтрансавто-Холдинг" против Украины определил: "Одним из основных элементов верховенства права является принцип правовой определенности, который в числе прочего предусматривает, что в любом споре решение суда, вступившее в законную силу, не может быть поставлено под сомнение". Аналогична ситуация в уголовном судопроизводстве. Ее наилучшим образом иллюстрирует позиция Председателя Верховного Суда Украины В.Т. Маляренко: "Нельзя обойти молчанием тот факт, что за последние годы отдельные судьи, не соглашаясь с решением вышестоящих судов, пытаются через средства массовой информации сообщить, что не они, а вышестоящие суды ошиблись при принятии того или иного решения… Мне могут сказать, что каждый судья имеет право на защиту своей позиции и мысли. Да. Но есть понятие судейской этики. В соответствии с Европейской хартией о Законе "О статусе судей" судьи должны воздерживаться от поступков, действий или высказываний, способных пошатнуть уверенность в том, что они беспристрастны и независимы. Аналогичные нормы предусмотрены Кодексом профессиональной этики судей Украины. Судья не может подвергать сомнению судебные решения, которые вступили в законную силу (ст. 6)"250. Даже в споре с Генеральным прокурором Украины Совет судей Украины, возражая против данных указаний прокурорам всех уровней контролировать выполнение требований Закона Украины "О порядке избрания на должность и увольнения с должности профессионального судьи Верховным Советом Украины", использовал в числе других следующую аргументацию: "Распоряжения такого рода побуждают прокуроров к поиску оснований для критики судей в средствах массовой информации, связанной с рассмотрением ими конкретных дел"251. Да, действительно, судья имеет право не отчитываться и не давать пояснения по поводу принятых им решений, кроме случаев, прямо предусмотренных законом. Но критика в СМИ, от кого бы она не исходила, – основание для инициирования проверки принятых судом решений в установленном законом порядке. В цивилизованном обществе в принципе не может ставится вопрос о допустимости существования каких-либо сфер, свободных от критики, особенно там, где так много неопределенного в конечном результате. Сложившаяся система правосудия объективно требует дополнительных гарантий контроля справедливости ее деятельности. За примерами далеко ходить не надо. Возьмите только существующий порядок, когда жалоба на решение судьи подается этому же судье, а он, как свидетельствует практика, имеет возможность под разными предлогами футболить ее месяцами и годами. Английский мыслитель и врач Томас Юнг писал: "Нет науки, сложностью превосходящей медицину. Она выходит за пределы человеческого разума". Юридической науке, особенно отечественной, хотя я и посвятил ей всю сознательную жизнь, столь глубокую характеристику дать не могу. Но следственная и судебная практика по своей проблемности, уверен, оставила далеко за собой медицину. Там если не определили правильный диагноз и курс лечения, то хоть ошибки можно установить с помощью патологоанатома. А следствие и суд, без преувеличения, действительно проводятся зачастую на грани человеческого разума. Ошибки, цена которых - непоправимые страдания и даже человеческая жизнь – объективная реальность. Сегодня пытаются взять на вооружение цитируемые выше слова В.П. Даневского. Я же приведу другую цитату: "Если в науке далеко не всегда встречаются строго объективные исследования, а истина в ней открывается чаще всего после ряда исследований, производимых многими лицами, взаимно друг друга проверяющими, нередко после продолжительной работы, не стесняемой временем и часто откладываемой до собрания большого материала и до его проверки, то объективное розыскание истины должно встретиться с неизмеримо большими препятствиями в уголовном деле. В последнем к открытию истины стремится одно лицо (следователь), лишенное почти всегда возможности воспроизводить явление исследуемого события, стесняемое временем, количеством и качеством материала, – лицо, направление и план изысканий которого не встречают серьезного противодействия или помощи со стороны других исследователей (обвиняемого и его защитника). Вот почему и результаты такого исследования дальше от истины, возможность же ошибок еще значительнее"252. Может, у судей более благоприятные условия для объективной оценки доказательств? Ответ напрашивается с учетом информации, приведенной Председателем Верховного Суда Украины В.Т. Маляренко. Из 7515 штатных единиц судей 1490 (19,8%) вакантны, и очереди для их заполнения нет. Каждому судье ежемесячно поступает на рассмотрение более 100 дел. Многим судьям не хватает профессиональных знаний, опыта, воспитанности, объективности при принятии решений. Недостаточен механизм очищения от лиц, дискредитирующих судейский корпус253. По моей просьбе провели скрупулезно организованное исследование среди отбывающих наказание в местах лишения свободы. Цель ставилась одна: каков контингент лиц, считающих себя неосновательно осужденными. Отсеяли тех, кто давал сугубо субъективную оценку либо "качал права" в жалобах и заявлениях. Отдали предпочтение экспертным оценкам криминальных "авторитетов" и информации, получаемой оперативным путем. Результат ошеломляющий – не менее одного-двух процентов. Не долей процента, а процентов! Реально мы допускаем возможность ошибочности вынесенных приговоров, вступивших в законную силу. Данный факт официально послужил одним из оснований для отмены смертной казни. Но на большее ни теория права, ни законодатель не идут. Считается, что в судопроизводстве, как и в любой другой деятельности, издержки неизбежны, и ими можно пренебречь во имя главной цели – искоренения преступности. Я остаюсь идеалистом, но вынужден смириться с неизбежностью ошибок. Тем не менее, допустимость ошибок не должна означать забвение их возможности. Поэтому формулу презумпции невиновности необходимо дополнить заключительной частью: "Вынесенный приговор подлежит обязательному пересмотру при появлении информации, вызывающей сомнение в его обоснованности". Казалось бы, предлагаемое дополнение излишне. И без него очевидно: так и должно быть. Однако "должно" не означает "есть". Кто сегодня инициирует вопрос об отмене приговора? Осужденный. Но вероятность поступления к нему новой информации – величина, стремящаяся к нулю, и она уменьшается по мере удаления от даты вынесения приговора. По наблюдениям психологов, абсолютное большинство невинно осужденных рано или поздно смиряются с судьбой. Лишь у единиц хватает духу бороться за свою свободу, несмотря на всеобщее равнодушие, и писать письма, которые остаются без ответа. Государство в лице своих правоохранительных и судебных органов стоит в стороне. Понятно, они не будут возобновлять расследование без весомого повода. Трагедия в том, что расследование не возобновляется даже тогда, когда такие поводы возникают реально. Речь идет не только о вновь открывшихся обстоятельствах, связанных непосредственно с индивидуальной фабулой совершенного преступления. Вне поля зрения ученых и практиков остались обстоятельства, в полной мере претендующие на определение типовых. Одно из них – кардинальные изменения в методиках проведения экспертных исследований, итогом которых является вывод об ошибочности ранее применявшихся. О судебных экспертизах написано много. В основном в позитивном ключе. Я вместо критического обзора приведу афористичное высказывание одного из классиков современной физики Нильса Бора: "Эксперт – это человек, который совершил все возможные ошибки в очень узкой специальности". Сейчас просто трудно вспомнить все методические ошибки наших научных оракулов – судебных экспертов. Здесь и простейшие трансформации, не имеющие особой научной основы, типа признаков холодного оружия, и более серьезные: изменение оценки признаков выстрела с близкого расстояния, давности наступления смерти, тождества группы крови и группы спермы, идентификации личности по почерку и голосу и т.д. и т.п. В США после внедрения в судебно-медицинскую практику исследований ДНК принят закон, позволяющий осужденным требовать проведения анализа ДНК вещественных доказательств, имевшихся в деле. По результатам проведенных экспертиз отменено более ста обвинительных приговоров254. Может ли у нас кто-либо привести хоть один пример такого рода государственной инициативы? Нет и не было, хотя основания для этого имелись. В марте 1988 года в бывшем СССР Заместитель Генерального прокурора СССР государственный советник юстиции 1 класса А.Ф. Катусев и Главный судебно-медицинский эксперт Министерства здравоохранения СССР член-корреспондент АМН СССР А.П. Громов разослали в порядке подчиненности экспресс-информацию "О некоторых особенностях судебно-медицинских экспертиз по делам о половых преступлениях". Издавна считалось, что групповая характеристика крови человека идентична группе его выделений (слюны, спермы и др.). Но на практике оказалось, что может быть и "парадоксальное выделительство", когда эти характеристики не совпадают. В результате "если судебно-медицинское исследование спермы, обнаруженной на вещественных доказательствах и телах потерпевших, будет проводиться только с использованием образца крови, преступник может быть необоснованно исключен из числа подозреваемых". Информацию разослали. (Попутно отмечу: вскоре забыли, вследствие чего задержанного убийцу Чикатило, у которого группа крови не совпадала с группой спермы, отпустили). Но никто не забил тревогу: а не осудили ли из-за такого рода ошибки судмедэксперта в отобрании и исследовании образцов непричастного к преступлению человека только потому, что группу его спермы отождествляли с группой крови? Стыдно об этом вспоминать, но что было, то было. Давайте забудем о межведомственных дрязгах и, став на цивилизованную основу, во весь голос скажем: "Виновность лиц, приговоры в отношении которых вступили в законную силу, – одна из многих презумпций (что в переводе – предположение), превращающихся зачастую в юридические фикции, без которых судебная система существовать не может". Это не означает, что все приговоры надо считать условными, но в равной мере нельзя признавать их абсолютно безусловными. Любая информация, порождающая сомнения в обоснованности вынесенного приговора, когда бы она ни появилась, подлежит незамедлительному реагированию. А обязанность государства (именно обязанность и именно государства, а не только право осужденного) инициировать пересмотр в порядке надзора приговоров, вступивших (и не вступивших) в законную силу, когда научными открытиями ставятся под сомнение достоверность ранее применявшихся приемов и методов исследования доказательств, должна быть регламентирована в законе. Становится очевидной необходимость дополнения задач оперативно-розыскной деятельности. Наряду с традиционной – выявление и изобличение лиц, совершивших преступление, приобрела актуальность задача выявления лиц, необоснованно осужденных. Это те, кто взял на себя чужую вину, благодаря чему остается на свободе настоящий преступник, и, что более страшно, осужденные из-за ошибочной оценки доказательств. Наконец, решения Конституционного Суда Украины. Они изменяют законы, порой до неузнаваемости. Не буду об этом подробно. Остановлюсь на последнем примере – отмене ограничения в применении судом меры наказания ниже низшего предела по делам о нетяжких преступлениях. Решение разумно, хотя сделать это должен был законодатель. Но сказав "А", перечисляйте и остальные буквы алфавита. Объявите теперь каждому осужденному о его праве требовать пересмотра приговора, если мера наказания определена по низшей границе санкции. Кто теперь знает, с учетом обстоятельств дела пошел бы суд на дальнейшее смягчение меры наказания, если бы мог, или нет? Пусть решает этот вопрос заново. В дальнейшем целесообразно, чтобы Конституционный Суд Украины определял процедуру выполнения своих решений. |
Похожие:
 | В настоящее время профессор кафедры уголовного права и уголовного процесса Московского государственного индустриального университета.... |  | Понятие уголовного процесса. Уголовно-процессуальная деятельность. Уголовно-процессуальные отношения. Цели и задачи (назначение)... |
| Дства, как стадия возбуждения уголовного дела. Одновременно на протяжении этого же времени законодатель в интересах практики постоянно... | | Сгму; А. Н. Халтурин, старший преподаватель кафедры уголовного права и процесса; Ю. В. Молева ассистент кафедры уголовного права... |
| Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... | | Кафедра уголовного процесса и криминалистики была создана на базе кафедры уголовного права и процесса, основанной 1 декабря 1995... |
| Крюкова Нина Ивановна – заведующая кафедрой уголовного права и процесса, преподаватель кафедры уголовного права и процесса фгбоу... | | Государственное общеобразовательное учреждение высшего профессионального образования |
| Работа выполнена на кафедре уголовного процесса Уфимского юридического института мвд россии | | И. Дикарев, старший преподаватель кафедры уголовного процесса и криминалистики Волгоградского государственного университета |