Пункт 4 статьи 222 УПК: «Составлено ли обвинительное заключение в соответствии с требованиями УПК»?
При проверке выполнения этого требования закона необходимо обратить внимание не только на структуру, но и на содержание этого документа. Судебная практика позволяет выделить две группы ошибок, достаточно часто допускаемых при составлении обвинительного заключения.
1. Недостатки, существенно нарушающие такие процессуальные права обвиняемых, которые невозможно устранить ни на стадии па- значения судебного заседания, ни в судебном разбирательстве, в связи с чем уголовное дело подлежит возвращению прокурору для внесения изменении в постановление о предъявлении обвинения и в обвинительное заключение, перепредъявление обвинения и выполнения требований ст. 201 УПК. В частности, когда:
Действия обвиняемого не конкретизированы, квалифицирующий признак, являющийся объективной стороной вменяемого преступления, не раскрыт. Например, указано: «К. обвиняется в совершении преступления, предусмотренного п. «б» ч. 2 ст. 213 УК». Между тем п. «б» ч. 2 ст. 213 УК содержит не только три самостоятельных квалифицирующих признака хулиганства, но и развернутый перечень различных объектов и объективной стороны.
Обвиняемому не вменяется квалифицирующий признак состава преступления в связи с прежней судимостью.
Не указываются мотивы совершенного преступления.
Формулировка обвинения в резолютивной части обвинительного заключения не соответствует формулировке постановления о предъявлении обвинения.
При предъявлении обвинения в совершении преступления с бланкетной диспозицией не указывается, какие конкретно статьи, каких законодательных и/илп нормативных актов нарушены, а также не раскрывается существо нарушений и их причинно-следственная связь.
Отсутствуют подписи должностных лиц, не указаны даты составления и утверждения документа.
В связи с уже упоминавшимся Пост. КС № 7 приведем фрагмент п. 5 из описательной части, в котором указывается: «...направление дела для дополнительного расследования в стадии назначения судебного разбирательства, на основании постановления судьи, выносимого без проведения заседания с участием сторон, явно противоречит конституционному принципу состязательности».
Принципиально согласившись с этой позицией КС, отметим два момента:
а) приведенный фрагмент взят из описательной части Пост. КС № 7, тогда как в его резолютивной части не соответствующими Конституции РФ признаны только позиции п. 1, 3 ч. 1 ст. 232; ч. 1 ст. 258 и ч. 4 ст. 248 УПК. В то же время приведенные выше недостатки, безусловно, относятся к существенным нарушениям УПК, предусмотренным п. 2 ч. 1 ст. 232 УПК, положения которого не признаны не соответствующими Конституции РФ;
б) представляется, что понятие «дополнительное расследование» предполагает проведение неких следственных действий, дополняющих и расширяющих доказательственную базу предварительного следствия (дознания). Мы же говорим о направлении дела не для дополнительного расследования, а для внесения необходимых исправлений в указанные процессуальные документы, с тем чтобы они точно соответствовали закону1.
2. Недостатки, не влекущие обязательного возвращения дела прокурору:
Недостаточно полно приводятся обоснованные доводы обвиняемого в свою защиту.
Приводятся доводы обвиняемого в свою защиту, но не приводятся результаты проверки, опровергающие эти доводы.
Цитируемые в обвинительном заключении фрагменты показаний подсудимого, потерпевшего или свидетеля либо каких-либо других процессуальных документов приводятся не полно, в основном изобличительного свойства и по содержанию не всегда текстуально соответствуют первоисточнику, имеющемуся в деле.
Не приводятся доказательства, подтверждающие доводы обвиняемых.
Доказательства приводятся хаотично (не систематизируются по эпизодам, не группируются по составу участников) и т.п.
Не указываются конкретные обстоятельства, которые суд вправе признать отягчающими или смягчающими наказание. Это особенно важно в части отягчающих обстоятельств, так как обвиняемый должен иметь возможность подготовиться к защите и по этим позициям.
Ссылки на листы дела не соответствуют фактическому расположению документов в деле.
В материалах дела отсутствует ордер, подтверждающий, что при задержании, аресте, предъявлении обвинения и выполнении требований ст. 201 УПК участие адвоката было обеспечено реально, т.е.
он присутствовал при каждом из упомянутых следственных действий, хотя лицо активно заявляло об отказе от помощи, в том числе не по мотивам отсутствия материальных возможностей.
Например, в материалах учебного задания но Игре такого ордера нет, однако во всех соответствующих протоколах есть следующая запись: «Право на помощь адвоката, в том числе бесплатную. разъяснено. Короткое собственноручно написал, что отказывается от адвоката не по материальным соображениям».
При обсуждении этого вопроса мнения разделились примерно поровну:
52 судьи из 110 (47,3%) утверждают, что судебная практика в их регионах признает этот факт существенным нарушением права на защиту, непременно влекущим возвращение дела для доследования;
58 судей (52,7%) говорят о достаточности приведенной выше записи в протоколах.
Представляется, что позиция первой группы судей не отвечает требованиям закона и является не чем иным, как «местным» творчеством1.
При изучении дела перед назначением судебного заседания следует сгруппировать обнаруженные недостатки обвинительного заключения, с тем чтобы тщательно исследовать их в ходе судебного разбирательства.
Пункт 5 статьи 222 УПК: «Подлежит ли изменению или отмене избранная обвиняемому мера пресечения»?
Судебная практика показывает, что по своей инициативе на этой стадии процесса судьи решают вопрос об изменении меры пресечения обвиняемому, как правило, только в исключительных случаях. В частности, изменение меры пресечения обвиняемому на содержание под стражей применяется при неоднократных неявках но повесткам; при наличии сведений о привлечении к административной ответственности за мелкое хулиганство, неповиновение работникам милиции, распитие спиртных напитков в общественных местах, водворение в медицинский вытрезвитель; при наличии информации о возможном отъезде за пределы дислокации суда; в других ситуациях, дающих судье основания сомневаться в благонадежности обвиняемого.
Вопрос об изменении меры пресечения в виде содержания под стражей на другую, не связанную с арестом, несмотря на отсутствие существенных аргументов в пользу оставления ее без изменений, решается достаточно редко и удовлетворяется, как правило, только в связи с тяжелым заболеванием обвиняемого.
Между тем этот вопрос не так прост, как кажется не первый взгляд.
Судьи признают, что при избрании вида наказания им психологически намного легче «решиться» на назначение наказания, не связанного с лишением свободы, если обвиняемый не был под стражей, и соответственно наоборот. Этот психологический феномен подтверждают и судебная статистика, и конкретная судебная практика.
С большой долей вероятности можно утверждать, что именно с учетом этого психологического фактора (не указывая его в качестве причины) обвиняемые и их защитники чаще всего заявляют ходатайства об изменении меры пресечения «содержание под стражей» на более мягкую именно в стадии назначения судебного заседания. Изучение большого количества рассмотренных судьями подобных ходатайств показывает, что удовлетворяются они крайне редко. Судьи аргумсишруют это желанием спокойно провести судебное заседание (по мнению многих, если подсудимый не будет под стражей, могут возникну ть различные осложнения). В то же время достаточно часто, приводя аргументы в пользу отклонения ходатайств, судьи используют стереотипную формулировку, содержащую серьезные ошибки, например следующую: «Рассмотрев ходатайство алвоката об изменении меры пресечения обвиняемому J1. на подписку о невыезде, суд постановил: учитывая тяжесть совершенного преступления, а также имеющиеся в деле отрицательные характеристики на обвиняемого, ходатайство адвоката отклонить».
Сразу отмстим, что пи одно из прнведеннных судом оснований не предусмотрепно ч. 1 ст. 89 УПК. Кроме того, приведенная запись свидетельствуют не только о наличии у судьи «обвинительного уклона», но, что не менее существенно, о том. что этим постановлением суд уже при назначении судебного заседания, до исследования доказательств, иризнал установленными два факт а, которые требуют специального самостоятельного исследования в судебном разбирательстве: «подсудимый совершил тяжкое преступление» и «отрицательно характеризуется».
Судьям сложнее находить аргументы, когда обвинение относится к группе не выше средней тяжести и нет никаких существенных оснований считать, ч то, находясь на свободе, подсудимый будет уклоняться от выполнения предписании суда, что он может скрыться или повлиять на потерпевших и свидетелей. Органам следствия и дознания решать эгот вопрос проще. Помимо указания на соответствующую тяжесть предъявленного обвинения они без приведения каких-либо аргументов, практически в каждом случае могут сослаться на то, что путем воздействия на других участников преступления, а также на потерпевших, свидетелей, экспертов и др. подсудимый может помешать расследованию и тем самым воспрепятствовать установлению истины по уголовному делу (ч. 1 ст. 89 УПК). Представляется, что, поскольку после поступления дела в суд эти аргументы уже не могут быть признаны существенными, судья вправе сослаться на них лишь в исключительных случаях, например когда перехвачены письма с поручениями повлиять на потерпевших, свидетелей либо к судье поступают официальные сведения о том, что подсудимый склонен к побегу, и т.п.
Судьи не могли припомнить примеры изменения меры пресечения в стадии назначения судебного заседания на более мягкую по таким причинам, как нетерпимо плохие условия содержания в следственном изоляторе, наличие в них большого числа туберкулезных больных, перенаселенность в камерах и другие подобные ситуации.
Итак, судье, если он принимает решение об отказе в удовлетворении заявленного ходатайства об изменении меры пресечения в виде содержания под стражей, необходимо хорошо продумать api ументы и мотивы отказа, не нарушая при этом конституционный принцип презумпции невиновности.
С учетом сказанного полагаю возможным предложить использовать несколько вариантов формулировок, предварительно установив наличие приведенных фактов.
«Суд учит ывает, что:
предъявленное обвинение относится к категории тяжких;
санкция вмененной нормы предусматривает наказание (вариант — также и) в виде лишения свободы;
подсудимый длительное время не являлся по вызовам к следователю, в связи с чем был объявлен в розыск (вариант — оформлялось постановление о приводе) (л.д. ...);
находясь под подпиской о невыезде, предпринимал попытки воспрепятствовать расследованию дела, вступал в контакты с потерпевшими и свидетелями (л.д. ...);
ранее (неоднократно) судим за однородные (умышленные) преступления, в совершении которых обвиняется также и по настоящему делу, что дает суду основания считать, что он может продолжить преступную деятельность (л.д. ...);
не имеет постоянного местожительства, что дает основания полагать, что он может скрыться, а также лишает суд возможности направления ему необходимой информации и обеспечения своевременной явки в суд (л.д. ...);
длительное время не работает и не имеет других источников существования, что дает суду основания полагать, что он может продолжить совершение преступлений (л.д. ...).
На основании изложенного, руководствуясь ст. 89 и 91 УПК, суд постановил:
ходатайство подсудимого и его защитника об изменении подсудимому меры пресечения на подписку о невыезде (личное поручительство, поручительство общественной организации, залог) отклонить».
Если при рассмотрении заявленного ходатайства судья не может найти достаточно убедительных аргументов для его отклонения, напрашивается вывод, что на данный момент мера пресечения в виде содержания под стражей этому обвиняемому не нужна.
Приведу историю, которую рассказал российским судьям Федеральный судья из города Сиэтла (США) Джои К. после посещения СИЗО № 2 в Москве («Бутырки»).
В тюрьме одного нз штатов Америки, рассчитанной на 800 мест, в течение двух месяцев одновременно находилось более 1200 осужденных. Группа в количестве 200 заключенных обратилась в суд с иском о нарушении их прав, связанных с тем. чю в камерах одновременно находится количество людей, значительно превышающее установленные санитарные нормы, что влияет на их здоровье. Рассмотрев иск, суд признал его обоснованным и обязал власти штата и начальника тюрьмы в месячный срок привести количество заключенных этой тюрьмы в соответствие с нормами, утвержденными законом этого штата. (Опшстим, что по законам этого штата перевод заключенных в тюрьмы других штатов не допускался. — Л.Х ) Через месяц решение суда было исполнено — более 400 заключенных были освобождены из тюрьмы.
Первое впечатление наших судей — обескураживающее. Неоднократное обсуждение примера позволило выявить отношение судей как к самой ситуации, так и к ее возможному разрешению в российских судах:
а) наши подследственные даже не подумают о такой возможности. (Наверное, это естественно. ведь сами судьи были поражены приведенным примером. Полагаю, что дело в другом — в уверенности в заведомом знании «нашими» людьми, что их законные требования «нашим» судом удовлетворены не будут. — Л. X.;
б) нам дорога наша работа (Забота о собственном благополучии важнее. —Л.Х.)\
в) как же исполнить такое решение суда? Если их освободить, а они совершат новые преступления, нас же и обвинят (Извините, в чем? В неукоснительном соблюдении закона?! — Л.Х.)\
г) по каким критериям надо выбирать, кого из «лишних» освободить? Наверняка нам же и поручат, а потом с нас же и спросят. (Но это уже не дело суда. — Л.Х.);
д) находясь на свободе, они смогут повлиять на свидетелей, потерпевших, дела «развалятся», а СМИ обвинят в этом судей, пожалевших преступников. (Автор был вместе с американскими судьями, посетившими «Бутырку», заходил в камеры и участвовал в беседах с некоторыми подследственными. Мы увидели ужасающие условия их содержания. чем и как их кормят, жуткую грязь и полное забвение санитарных норм и правил. Вся группа испытала настоящий шок и однозначно констатировала, что такое содержание арестованных является самым настоящим надругательством властей над личностью и унижением человеческого достоинства. В ходе беседы с начальником СИЗО оказалось, что американские судьи поначалу даже не поняли, что пришли не в тюрьму, в которой содержатся осужденные по приговору суда, а в следственный изолятор, где содержатся лица, которые еще только обвиняются в совершении престу/иений. — Л. X.)
Приведем рассказ сотрудника банка Андрея Д., арестованного за применение насилия в отношении представителя власти в связи с выполнением последним должностных обязанностей (ударил сотрудника ФСБ, изымавшег о в банке финансовые документы без составления постановления об их изъятии) и помещенного в СИЗО. Суд квалифицировал его действия по ч. 1 ст. 318 УК.
«Прежде чем попасть в камеру, я просидел в «стакане» почти двенадцать часов. Так называют комнату-шкаф, где в кромешной тьме можно только неподвижно сидеть. Уже после часа такого сидения затекает все тело — трудно встать... О немыслимой перенаселенности камер писали много. Но при этом упускалась одна важная подробность: нынче в тюрьме не сидят, а стоят. На 30 коек — 100 арестантов. Спят в очередь примерно по четыре часа в сутки. Остальное время — по 18- 20 часов подряд! —- всс давятся на маленьком пятачке у двери. Когда дверь камеры открывается, заключенные буквально выпадают в коридор, и их снова вминают в камеру. И так не день, не неделю по полгода и больше. Кто-то теряет сознание, кто-то сходит с ума. кто-то умирает, аиснутый со всех сторон. И труп не просто извлечь»1.
Здесь уместно привести слова бывшего министра юстиции П.В.Крашенинникова, сказанные им через год после описанного случая: «В стране ежегодно выпускается из СИЗО на волю 125 тысяч человек, водворенных туда «на всякий случай», а иначе говоря — без достаточных на то оснований, противоправно!»2
е) когда обвиняемые не под стражей, дела слушаются дольше, так как они часто не являются в суд по болезни. (Об этом поговорим ниже.—J1.X. )\
ж) мы все это прекрасно понимаем, надо строить новые тюрьмы, создавать человеческие условия, но денег у государства нет... (Значит, пусть нарушается закон, а не признанные виновными лица ждут судебного разбирательства в нечеловеческих условиях?! - Л. X.);
з) теперь все это перешло к Минюсту, может быi ь, что-то изменится. (Без комментариев. - Л. X.).
Отметим, что на поставленный прямой вопрос: «А как конкретно поступите Вы. если завтра придется рассматривать такой иск?» — судьи отвечали следующим образом (опрошено 110 судей, но вариантов отвеюв больше, так как mhoi не избирали не по одному варианту):
• 58 судей (52,7%) считают, что процедура рассмо! рения подобных исков должна быть регламентирована УПК либо Законом «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступления», так как Гражданский процессуальный кодекс РСФСР [ГПК) для этого не подходит . (По мнению этих судей получается, что из-за отсутствия процедуры человек лишен нрава на достойное отношение. По давайте вспо мним о презумпции невиновности: подследственные это еще не преступники. Кроме того, не каждому из них суд обязательно назначит наказание в виде лишения свободы не единственный случай с Андреем Л. тому подтверждение. Далеко не каждый обвиняемый будет обязательно нарушать ограничения, установленные ему в случае избрания меры пресечения, не связанной с содержанием под стражей; наконец, как быть с установленными санитарными нормами содержания арестантов в СИЗО, и кто же. если не суд, должен рассматривать иски о нарушении прав содержащихся в них граждан? — Л. X.) *;
такой иск лучше не рассматривать — 45 судей (40,1%);
будем советоваться — 62 судьи (56.4°/.):
рассмотрим, но обязательно с участием сторон, пригласим в судебное заседание первых лиц, послушаем их, может быть, найдется какой-то выход. У нас ведь нет законов, запрещающих переводить арестантов в другие изоляторы — 37 судей (33,6%);
в нашей стране у хороших людей не г нормальных условий. Если все, у кого жилье не отвечает санитарным нормам, прибегут в суд, то и государство развалится, и суд вместе с ним — 85 суден (77,2%).
Итак, первая реакция судей — защитить себя от возможных неприятностей. Приступить к решению вопроса в соответствии с законом готовы только 37 судей из I К) (33,6%). Хорошо сказал при обсуждении этой проблемы судья Джон К.: «Я тоже думаю над всеми этими вопросами. Как гражданину, мне понятна ваша озабоченность. Как судья, я думаю только о законности принимаемых мной решений. Меня не заботит, что власти где-то что-то нехорошее скажут обо мне, или скажут мне лично, или подумают об этом про себя. Как судыо, меня не волнуют публикации и интервью настырных журналистов. Я — судья закона и его слуга».
Пункт 6 статьи 222 УПК: «Приняты ли меры, обеспечивающие возмещение материального ущерба, причиненного преступлением, и возможную конфискацию имущества»?
В соответствии со ст. 233 УПК «в случае непринятия лицом, производящим дознание, или следователем мер, обеспечивающих возмещение материального ущерба, причиненного преступлением, и возможной конфискации имущества, если такие меры могут быть приняты непосредственно судьей, судья обязывает соответствующие органы принять необходимые меры обеспечения».
Представляется более правильным, чтобы этот вопрос решался при производстве дознания или предварительного следствия. В то же время при наличии соответствующих ходатайств судья вправе разрешить этот вопрос на стадии подготовки к судебному заседанию, но при непременном учете обстоятельств, связанных с недопустимостью исследования и оценки каких-либо доказательств. Полагаю, что, как и другие ходатайства, заявляемые на этой стадии, судья должен решать его с участием сторон, подсудимых, потерпевших и гражданских истцов.
Пункт 7 статьи 222 УПК: «Имеются ли по делу ходатайства и заявления обвиняемых, потерпевших, других заинтересованных лиц и организаций»?
Первые ходатайства и заявления могут поступить в суд еще до принятия решения о назначении судебного заседания. С ними вправе обратиться обвиняемые, их законные представители, защитники, прокурор, гражданские истцы и ответчики, их представители, а также представители трудовых коллективов. Следует иметь в виду, что заявленные на этой стадии ходатайства и заявления по своему содержанию должны соответствовать исчерпывающему перечню, указанному в ч. I ст. 223 УПК. Рассматриваются они судьей единолично. В случаях возникновения сомнений в их обоснованности судья вправе вызывать для объяснений лиц, заявивших ходатайства.
Вспомним при этом, что ч. 2 ст. 223 УПК, предусматривающая, что отказ в ходатайстве обжалованию не подлежит, приведенным выше Пост. КС от 2 июля 1998 г. № 20-П признана не соответствующей Конституции РФ, в связи с чем жалоба на отклонение заявленных ходатайств подлежит рассмотрению в кассационной инстанции без приостановления или отложения разбирательства дела судом первой инстанции. (Полагаю, что и в этих случаях рассмотрение ходатайств, заявляемых в стадии назначения судебного заседания, целесообразно проводить с участием сторон и других заинтересованных участников процесса. — Л.Х.)
Ходатайства о вызове дополнительных свидетелей, истребовании других доказательств подлежат удовлетворению во всех случаях (ч. 3 ст. 223 УПК). (Кстати, в проекте нового УПК эта норма не предусмотрена, так как ее применение нарушает конституционный принцип состязательности. Л.Х.) В то же время необходимо иметь в виду, что аналогичные ходатайства, заявленные в судебном заседании, ие являются бесспорными и разрешаются по усмотрению суда (ч. I ст. 276 УПК).
Завершая обсуждение вопросов, связанных с изучением дела перед назначением судебного заседания, полагаю уместным обратить внимание судей на используемые оперативными и следственными работниками «не процессуальные» методы предварительного расследования.
Приведем наиболее типичный пример.
При проведении мероприятий по розыску мужчины, совершившего разбойное нападение, возле палатки в 17 часов был задержан нетрезвый К Не объясняя причин задержания, его доставили в милицию, и сразу же начался так называемый «допрос с пристрастием». К. был пьян, нецензурно оскорблял милиционеров, но категорически отрицал участие в каком-либо преступлении. На К. был составлен протокол об административном правонарушении в виде мелко! о хул и га нет ва. после чего он был водворен в камеру временно задержанных. Утром он был доставлен в суд, где судья назначил ему 10 суток ареста. Из приговора на осужденных оперативных работников видно, что в течение 3 последующих дней К. постоянно избивали в помещении отдела милиции, в результате чего произошел травматический перелом трех ребер и ушиб почек. (История К. воспроизводится по материалам уголовного дела на работников милиции, осуж денных за применение недозволенных методов при проведении оперативно-розыскных мероприятий. Обвинительный приговор вступил в законную силу. - J1.X.)*
Приведенный пример далеко не единичен и показывает, что и составление протокола об административном правонарушении, и сам факт задержания К. были явно неправомерными и повлекли за собой существенное нарушение его конституционных прав. В частности, надо иметь в виду, что К. был физичес ки «схвачен» у палатки работниками милиции, что является не чем иным, как его фактическим задержанием. В свою очередь это означает, что с того момент а, как К. был задержан по подозрению в совершении преступления, он приобрел статус подозреваемого (п. I ч. 1 ст. 52 УПК). Став таковым, он сразу же приобретает указанные в ч. 2 ст. 52 УПК права, главным из которых является право на немедленную встречу с защитником, а также конституционное право не свидетельствовать против себя и близких родственников (ст. 51 Конституции РФ). Отметим, ч го работники милиции обязаны были разъяснить К. его правовое положение, причем сделать это если не в момент задержания (хотя правильнее поступать именно так), то сразу же после доставления в отделение милиции, составив соответствующий протокол задержания и подробно разьяснив все права, которые он «приобрел» с момента задержания.
Между гем судебная практика свидетельствует, что проходит немало времени — порой от часов до нескольких суюк, пока будет возбуждено уголовное дело и оформлен протокол задержания в порядке ст. 122 УПК. Все это время задержанные лица не просто находятся под стражей, а подвергаются интенсивным допросам. С учетом сказанного следует coi ласшься с авторамп, которые считают, что в
Целчс Г. Как наказание переигрывает зашиту // Новые Известия. 1998. 17 июня.
соответствии со ст. 48 Конституции РФ право на защиту возникает у задержанного по подозрению в совершении преступления, т.е. у подозреваемого, с момента его физического, а не процессуального за- держания1.
Дискуссии с судьями свидетельствуют, что практика административного ареста подозреваемых в совершении преступления применяется работниками оперативно-розыскной службы достаточно часто. Более того, судьи подтверждают, что милицейское руководство нередко обращается к ним с просьбами об административном аресте подозреваемых. Формулировка при этом типичная: «Мы знаем, убил он, нам бы «поработать» с ним в оперативном плане». Естественно, так проще и легче «раскрывать» преступления, но какова цена такого «раскрытия»?
Практика показывает, что рассматриваемые си гуацни являются не случайными эпизодами, а скорее неким правилом, без соблюдения кот орого правоохранительные орг аны почт и не могут обойтись. Между тем сам факт задержания и доставления в милицию человека (даже если ему объяснили причины, что происходит не часто) уже провоцирует его на неповиновение, оскорбления и прочие подобные действия, которые не всегда содержат признаки квалифицированного административного правонарушения, тем более мелкого хулиганства.
Полагаю, что mhoi им судьям подобные способы «добывания» признательных показаний и «явок с повинной» известны не понаслышке, но, к сожалению, не многие из них реагируют на эти факты отрицательно.
Приведу собирательный диалог на эту тему, неоднократно обсуждавшуюся на занятиях.
Судьи: О применении насилия всегда говорят только те подсудимые, которые не хотят признавать себя виновными.
Преподаватель: Но ведь это их право, гарантированное Конституцией РФ и уголовно-процессуальным законом.
Судьи: Согласны, но ведь они в конце концов признаются только в том, что действительно совершили и что подтверждается объективными доказательствами.
Преподаватель: Вы хотите, чтобы они взяли на себя и все не раскрытые дела, так называемые «висяки»?
Судьи: Этого и не нужно, так как они никогда не смогут в деталях рассказать то, что не совершали, и в этой части дело все равно развалится.
Преподаватель: Получается, что Вы не возражаете против насильственных методов при расследовании?
Судьи: Так нельзя формулировать. "Мы же знаем, что при неоднократных прокурорских проверках эти заявления практически никогда не подтверждаются.
Преподаватель: А как Вы себе представляете возможность раскрытия таких преступлений? Очевидно, что сами исполнители насилия добровольно об этом не расскажут. Не узнаем мы об этом и от их коллег, даже от тех, кто сам не пользуется такими методами и не одобряет тех, кто их применяет. Надо иметь в виду, что действует принцип «корпоративности», оправдывающий «своего», ведь он-то старается для пользы дела.
Судьи: Вот и Вы говори те о пользе дела. Милицейские работники действительно используют эти приемы для пользы дела — преступление раскрыто, суд признал доказательства достаточными и назначил справедливое наказание, потерпевшие удовлетворены.
Преподаватель: А как быть с нарушением прав подсудимого?
Судьи: Каких прав? Он ведь не взял на себя чужие преступления, доказательства были «чистыми», суд их оценил и принял решение.
Преподаватель: Вы забываете, что без применения насилия ни признания, ни доказательств бы не было, т.е. признание было «выбито». Какова же «цена» этих доказательств с позиции допустимости?
Судьи: Нормальная цепа, ведь изобличающие доказательства были обнаружены и изъяты с соблюдением процессуальных норм в их выдаче принимал участие и сам обвиняемый, который указал, где они находятся, привел к месту и т.п. Часто все это снимает ся на видео, и суд может убедиться, что обвиняемый действует добровольно, без какого-либо насилия или даже нажима. Спокойно подходит и показывает. Кроме того, он сам называет свидетелей и потерпевших, которые потом его и опознают, и предъявляют другие доказательства.
Преподаватель: Вы считаете, что если обвиняемого сначала избили и во избежание продолжения насилия он дал признательные показания, то эти показания являются допустимыми?
Судьи: Полагаем, что да.
Преподаватель: Еще раз вспомним положения Конституции РФ, провозгласившей в ст. 51, что «никто не обязан свидетельствовать против себя самого...». А по Вашей логике получается, что обвиняемый сам виноват в том, что, не выдержав насилия, признал себя виновным.
Судьи: Да, именно так и получается.
Напоминаю, что диалог «сложился» из неоднократных дискуссий и позволил установить, что такую позицию поддерживают примерно 40—45% судей.
Известно, что ч. 2 ст. 51 УПК и Закон о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений позволяют защитнику иметь свидание с подзащитным без каких-либо проволочек и количественных ог раничений. Однако практика свидетельствует, что без визы следователя, без его подписи защитника на свидание не допускают. Между тем это обстоятельство очень серьезно нарушает право обвиняемого на защиту: следователи не всегда бывают на месте, не всегда это совпадает и с возможностями адвоката. Таким образом, следственными органами искусственно создаются препятствия в работе защитника. В тот период, когда следствие продолжается, проводятся допросы, очные ставки, выносятся постановления о назначении экспертизы и i п., защитник лишен возможности обсудить все это со своим подзащитным наедине и без ограничения во времени.
Вот что рассказывает об этом бывший следователь милиции, ныне адвокат Виктор Корчагин:
«Зпопю следователю. Повезло — дозваниваюсь. А он мне: «Я уезжаю в командировку на трос суток». Пойди проверь. Потом узнаю: никуда он не отлучался. Работал с моим подзащитным. Наконец разрешение получено, но теперь надо поставить на нем печать. Да непременно гербовую. А она только у начальника отделения милиции. Начинаю ловить начальника. То он на совещании, то сам проводит совещание... А часы тнкаюг. И это жизненно важные для моего клиента часы. В прямом смысле слова»*.
В Докладе Уполномоченного по правам человека говорится «о нарушении коне гит уционных норм и положений Европейской Конвенции по защите прав человека и основных свобод отдельными работниками МВД России. В частности, за преступления по службе в 1997 г. в дисциплинарном порядке было наказано 30 ООО работников органов внутренних дел и свыше 1500 сотрудников привлечены к уголовной ответственности. Наиболее типичными нарушениями прав
Целмс Г. Как наказание переигрывает защиту II Новые Известия. 1998. 17 июня.
являются пытки, избиение, применение иных недозволенных мер воздействия в момент задержания лиц и до направления их в следственные изоляторы. Имеют место случаи недобросовестного исполнения своих служебных обязанностей должностными лицами органов предварительного следствия.
12 февраля 1998 г. судебная коллегия по уголовным делам Верховно! о Суда Республики Мордовия вынесла приговор в отношении семи сотрудников республиканских органов внутренних дел. которые пригнаны виновными в превышении власти и служебных полномочии, применении насилия, нанесении оскорблений, унижении личного достоинства задержанных. Один из потерпевших — 19-летний студен г колледжа И. скончался от сердечною приступа, наступившего во время избиения его работниками милиции. Шесть из семи сотрудников органов внутренних дел пршоворсны к лишению свободы па срок от 3 до 9,5 юла. Судебный процесс, длившийся 6 месяцев, широко освещался в средствах массовой информации. В приговоре суда указывается, чго иьпки носили систематический характер, совершались при потворс1ве должностных лип достаточно высокого раш а. В адрес министра внутренних дел Российской Федерации судебная коллегия вынесла частное определение»1.
|
