Эффективность труда и представления о кадровОй политике у работников коммерческих организаций
Скачать 8.47 Mb.
|
2.2. Подходы к эмпирическому изучению представлений в психологии Описания и анализ эмпирических исследований представлений в большом количестве присутствуют в психологической литературе (Bem, Gervey, Chiu, Hong, Dweck, VandeWalle, Martocchio, Wood & Bandura, Tabernero & Wood, Devine, Lepore & Brown, Bodenhausen & Macrae, Reid and Wyer, Bodenhausen & Macrae; Fiske; Hamilton & Sherman, O'Guinn & Shrum, 1997; Shrum, O'Guinn, Semenik, & Faber, 1998; Shrum, Wyer, & O'Guinn, Gerbner, Gross, Morgan, Signorielli). Мы исходим из положения о том, что индивидуально-личностные представления о кадровой политике, находящиеся в фокусе нашего исследования, являются формой репрезентаций индивидуального опыта. Поэтому правомерно говорить о том, что эмпирические методы и приемы, реализуемые для репрезентаций опыта, могут быть применены и в исследовании индивидуально-личностных представлений. С нашей точки зрения, целесообразно говорить о существовании трех подходов: нарративного, экспериментального и психосемантического. Каждый из них, имея собственные методологические и теоретические основания, характеризуется специфическими методами и методическими приемами и обеспечивает специфические исследовательские результаты. Как отмечает М. А. Михеева, большинство отечественных исследователей данной проблемы изучают представления как результат воздействия стимулов, как субъективное описание имеющегося опыта, и осуществляются такие исследования преимущественно с помощью психосемантических методов, позволяющих при интерпретации выделяемых структур увидеть способы осмысления мира человеком (Михеева, 2011). Характерные для этого направления методики, как правило, не стандартизированы, хотя их результаты могут быть обработаны с помощью методов математической статистики. М. А. Михеева пишет, что подобные методики «…осуществляют индивидуальный подход к каждому испытуемому <…> Цель таких методик – получить и воспроизвести часть субъективных представлений о мире испытуемого в схемах и числовых данных» (Михеева, 2011). Зарубежные исследователи представлений фокусируют свое внимание на изучении возникновения, формирования ментальных репрезентаций, их процессуального и динамического аспектов. М. А. Михеева описывает некоторые методы: как и в когнитивных исследованиях, когда применяются методы нейрофизиологии и нейропсихологии, так и в изучении ментальных репрезентаций «…осуществляется фиксирование воздействия определенных стимулов на части анализатора при определенных познавательных процессах. В некоторых исследованиях учитывается время реакции и ошибки. Измерение времени реакции – ментальная хронометрия – стало одним из методических приемов когнитивной психологии. Этот способ тоже является информативным источником сведений о внутренней организации процессов. <…> Помимо этого, проводятся такие эксперименты, где испытуемые должны представлять себе пространственное расположение объектов и сказать, совместимо ли оно с предложенным описанием или нет» (Михеева, 2011). Остановимся подробнее на наиболее распространенных подходах: нарративном, экспериментальном и психосемантическом. 2.2.1. Нарративный подход к изучению представлений В последнее время в области социальных и гуманитарных наук растущее признание получила идея нарративного (повествовательного) характера социального знания. Одним из первых в своих работах сделал попытку определить научный статус нарративов Дж. Брунер (Bruner, 1962; 1986). А. Ю. Чернов в своем исследовании качественных методов в психологии уточняет, что Дж. Брунер различал понятия «парадигматическое рассуждение» и «нарратив»: «парадигматическое рассуждение» тождественно научному объяснению, так как позволяет видеть мир объектов, которые взаимодействуют на основе регулярных образцов, в отличие от него нарративы поддерживают субъективную картину мира, в которую индивид включает свои цели, страхи (Чернов, 2008). Дж. Брунер разделяет эти понятия по нескольким основаниям: «Так, языком парадигматического рассуждения описывается мир фактов, тогда как нарративы есть способ выражения точки зрения. Парадигматические рассуждения приводят к синхронической картине, где все, что описывается, присутствует в одно и то же время. Нарративы предполагают описание изменений, иногда в течение долгого времени. Парадигматические рассуждения эксплицитны, «нарративы» включают невысказанное знание, которое подразумевается в сообщении» (Цит. по: Чернов, Александр Юрьевич. Качественный подход в психологическом исследовании : диссертация ... д-ра психологических наук : 19.00.01 / Чернов Александр Юрьевич; [Место защиты: Ярослав. гос. пед. ун-т].- Ярославль, 2012.- 442 с.). С точки зрения Дж. Брунера, изучение нарративов с их ориентацией на системы значений всегда оказывается на вторых ролях, хотя парадигматические рассуждения и нарративы имеют одинаковую эвристическую ценность для исследовательской практики (Bruner, 1962; 1986). Он обосновывает это положение тем, что нарративы содержат в себе культурно обусловленные образцы, следуя которым люди понимают себя и социальный мир. В этом смысле они являются предметом для психологического исследования. С другой стороны, Дж.Брунер рассматривает нарративы как систему категорий для организации индивидуального опыта» (Чернов, 2008). Тогда понятие нарратива сводится к разновидности индивидуальной ментальной активности, несмотря на стремление примирить их социальную и интрапсихическую стороны. Р. Харре в рамках этогенического подхода использует термин «нарратив», чтобы обратиться к способам, которыми «значения присоединены к действиям» (Harre, 1989). А. Ю. Чернов, анализируя точку зрения Р. Харре, пишет: «Принимая точку зрения, согласно которой эффективность индивида зависит от обладания им ресурсами, необходимыми для выживания, он противопоставляет две стороны социальной активности. Эти стороны, практическая и экспрессивная, соответствуют дихотомии парадигматического рассуждения и нарратива у С. Дж. Брунера. Экспрессивная сторона социальной активности является источником значений и смыслов» (Чернов, 2008). Нарративы касаются таких аспектов индивидуального опыта, которые подразумевают многовариантность, непредсказуемость исхода («приключение», «кризис», «поиск», «противостояние»). При этом и практическая, и экспрессивная стороны являются компонентами структуры нарратива. По мнению А. Ю. Чернова, оппозиция практической и социальной сторон находит выражение в языке. Первая представлена глаголами (для обозначения того, что было сделано), вторая – наречиями (для обозначения того, как что-то было сделано). В этих исследованиях А. Ю. Чернов обозначает некоторые общие характеристики: 1. «Психологические исследования, выполняемые в русле нарративного направления, часто имеют междисциплинарный характер, отмечены параллелями и точками пересечения с этнографическими, феминистскими, дискурсивными и другими исследовательскими практиками. 2. В нарративных исследованиях применяются приемы сбора, анализа, интерпретации данных без обращения к количественным статистическим процедурам. <…> 3. В нарративных исследованиях повествование рассматривается как совместный интерактивный опыт респондента и исследователя. В связи с этим акцент переносится с описания исследуемого феномена, приводящего к иерархичному и структурированному знанию о нем, на диалогические репрезентации исследовательских данных об индивидуальном опыте. Данные анализируются в зависимости от контекста. Так как сущность повествования является эфемерной и личностной, исследователь должен найти способы договориться о значениях и результатах со своими респондентами, используя получаемую от них информацию и привлекая собственный опыт и креативность. Исследователь и респондент разделяют общее пространство, в котором они оба инициируют данные, обсуждают и анализируют их. 4. Несмотря на то, что нарративное исследование часто представляет собой изучение отдельного случая, его результат вполне может быть обобщением индивидуальных стратегий во взаимодействии в специфическом контексте» (Чернов, 2008). Нарративный подход широко используется в изучении репрезентаций социального опыта. В частности, М. Халуэйчс, ученик Э. Дюркгейма, энергично отстаивал в своих работах роль нарративов в конструировании и организации социального опыта. По его мнению, люди создают повествования и делятся ими с другими людьми для того, чтобы сделать мир вразумительным. С исторической точки зрения, можно отметить, что У. Томас и Ф. Знанецки, которые впервые ввели в социальную психологию понятие аттитюдов и изучали его, основываясь на реальных повествованиях реальных людей, трактовали этот феномен подобно тому, как это принято в современной теории социальных репрезентаций – как социально усвоенные и социально разделяемые значения, направляющие мысли и поведение людей. Идеографический подход к изучению аттитюдов, предложенный Г. Олпортом, также основан на идее распознавания индивидуальных способов социальной репрезентации значений и смыслов. Более современный подход к изучению представлений на основе анализа нарративов состоит в широком использовании метода интервью (Herzlich, 1973; Jodelet, 1989). Во многих отношениях интервью – это «псевдо-нарратив», направляемый интервьюером, который дает возможность исследователю изучать систему смыслов или интерпретативных контекстов. Использование интервью для изучения социальных репрезентаций открывает для исследователя несколько возможностей. Во-первых, он может концентрироваться исключительно на процессах категоризации, якорения и объектификации, как основных когнитивных атрибутах социальной репрезентации. В этом случае внимание сосредоточено на выявлении категорий, относящихся к используемым респондентами понятиям, их стереотипам, образам. Вместе с тем, социальные репрезентации представляют собой «наивные теории», и тогда должны быть использованы в качестве объяснительного принципа. Само же объяснение может быть, по крайней мере, двух типов. С одной стороны, это – каузальное объяснение, связывающее изучаемые феномены причинно-следственными отношениями. Другой вид причинности, более приемлемый, по мнению многих исследователей для объяснения социально-психологических феноменов, это – интенциальность (Kruglansky, 1975; Abelson, 1982). С. Московичи отмечал: «Поскольку большинство наших отношений, это отношения с людьми, мы постоянно сталкиваемся с их намерениями и целями. Все, что люди делают или говорят, имеет скрытое значение, намерение или цель, которую мы стремимся распознать. Иными словами, мы интерпретируем. <…> Мы всегда убеждены, что люди не поступают так или иначе случайно, что все, что они делают, соотносится с их планами» (Moscovici, 1984). «Интенциальная» линия в исследовании социальных репрезентаций может быть проиллюстрирована работами Miller (1984), Markus and Kitayama (1991), Flick (1995). Нарративный подход в эмпирическом изучении индивидуально-личностных представлений как пример распознавания «прототипических» структур может, в частности, быть проиллюстрирован исследованием Л. Смирчич, описывающее разнообразие видов организационных нарративов, называемых также организационными «мифами», «сагами» и «легендами». Они выполняют функцию помощи членам организации в интерпретации ее целей и их роли в достижении этих целей. Групповой нарратив несет информацию о нормах и ценностях, служит снижению напряженности, защите от управленческих игр, уменьшению противоречий между групповыми и индивидуальными потребностями, наведению мостов между прошлым и настоящим. Л. Смирчич идентифицирует семь форм организационных нарративов: (1) Нарратив о нарушении правил: подчиненный должен выполнять работу вместо своего начальника. (2) Нарратив об уважении: какую меру человечности «босс» проявляет в отношениях со своими подчиненными. (3) Нарратив о вознаграждении: какова возможность работника получить поощрение. (4) Нарратив о стабильности: как организация ведет себя перед лицом необходимости увольнения или сокращения сотрудников. (5) Нарратив о командировках: способствует ли организация проявлению мобильности своих сотрудников. (6) Нарратив об ошибках: как руководитель реагирует на неудачи и недостатки в работе подчиненных. (7) Нарратив о препятствиях: как организация справляется с возникающими в ее работе трудностями (Smircich, 1983). Таким образом, предметом нарративного подхода к эмпирическому исследованию индивидуально-личностных представлений является система категорий для организации индивидуального опыта, выражаемая через повествования, в которых осуществляется конструирование репрезентаций опыта. Представления в этом случае лингвистически сконструированы в конкретном культурном контексте или в контексте межперсонального взаимодействия. В нарративном исследовании происходит описание или объяснение смысловых составляющих повествований, выступающих основой конструирования опыта. 2.2.2. Экспериментальный подход в исследовании представлений Несмотря на очевидные достоинства, нарративный подход в эмпирическом изучении репрезентаций опыта не является ведущим. Главная причина в том, что он не вполне вписывается в исследовательскую методологию психологии «main stream», отдающей предпочтение экспериментальным, количественным методам. Именно поэтому эксперимент (квазиэксперимент) и сопровождающие его статистические способы получения и обработки эмпирических данных является главным направлением изучения репрезентаций индивидуального опыта. Экспериментальный метод использовался, прежде всего, при исследовании имплицитных теорий личности, в частности для прояснения механизмов, лежащих в основе формирования индивидом впечатления о других людях. Исследовательские традиции в области социальной перцепции заложены в работах Т. Ньюкомба и Дж. Гилфорда. Ими были получены эмпирические данные о влиянии представлений субъекта о связях между чертами характера на образ воспринимаемого человека. В «эффекте ореола» проявилась тенденция связывать положительные качества с положительными, а отрицательные - с отрицательными (Уэллс, 1907). Позже Гилфорд получил данные о зависимости оценок по качествам, не имеющим явной позитивной или негативной окраски (агрессивность и энергичность и др.). Еще в 30-х годах прошлого века Т. Ньюкомб описывал способность человека организовывать и обобщать информацию о чертах, присущих тем или иным людям, и на этом основании выдвигать гипотезы об их вероятном поведении. В середине прошлого века Дж. Брунер, Р. Тагиури, Л. Кронбах в рамках критического анализа процесса социальной перцепции указали на предубеждения и недостаток точности в даваемых другим людям оценках. Модели процесса формирования суждений о людях показали, что человек, оценивающий себя или других, ограничен в возможностях переработки информации, часто ошибается, делает малоэффективные интуитивные выводы, объединяя черты людей вне зависимости от их «реальных» взаимосвязей. Так, С. Аш, говоря об имплицитных теориях личности, выдвинул гипотезу о целостном характере социальной перцепции. Он подразумевал, что восприятие другого человека не подразумевает простого суммирования некоторого количества доступных наблюдению характеристик. Вместо этого осуществляется интерпретация всей известной о воспринимаемом человеке информации и только на основе целостного восприятия выносится суждение о его отдельных чертах. Для подтверждения гипотезы С. Аш прибег к серии экспериментов. В первом из них две группы испытуемых получали список характеристик воображаемого персонажа. Характеристики, предлагаемые для респондентов каждой группы, были идентичны за одним исключением. В первом списке воображаемый персонаж характеризовался как «теплый» (то есть «душевный»), во втором как «холодный» (то есть «бездушный»). Другими характеристиками были «умный», «умелый», «деятельный», «решительный», «практичный», «внимательный». Обеим группам респондентов затем предлагалось приписывать воображаемому персонажу дополнительные свойства или характеристики. Полученные результаты показали, что респонденты разных групп наделяли «стимул» разными дополнительными свойствами, что свидетельствовало о целостном, холистичном характере их имплицитной теории, используемой для формирования впечатления. Эксперимент С. Аша в разных вариациях неоднократно воспроизводился с использованием разных категорий респондентов и стимульного материала (Kelley, 1950; Mensch and Wishner, 1947). Многомерная модель имплицитной теории актуализирует проблему центрального, то есть наиболее важного при оценивании комплекса черт признака. Этот признак получил название «ключевой признак» или просто «ключ». С. Аш пишет: «Определенные характеристики играют основную роль в формировании впечатления о человеке. Наличие той или иной из полярных центральных характеристик может коренным образом повлиять на оценку человека, придать ей положительный или отрицательный оттенок, в то время как другие характеристики не несут за собой столь значительных перемен это вспомогательные, периферические характеристики. Наблюдатель составляет более полные, крайние предположения скорее на основании центральных характеристик, чем периферических» (Аш, 1987). В центральных характеристиках сконцентрирована более сильная оценка. Для них характерна стабильность, постоянство во времени в сравнении со склонностью к изменениям во времени периферических характеристик. С. Аш сделал вывод о том, что при построении образа другого человека «центральные черты» играют ведущую роль, организуя вокруг себя все остальные черты, полностью или частично меняя их значение и определяя, тем самым, общее представление. Различение центрального и периферического признаков позволяет установить степень стабильности имплицитной теории. В центральных признаках интегрированы субъективные представления о ядре личности, закреплены главные критерии оценки окружающих людей; на их базе, особенно в условиях дефицита информации, складывается целостное впечатление о человеке. Таким образом, некоторые доступные для восприятия характеристики, качества объектов или формы поведения являются «ключом», открывающим доступ к дополнительным признакам, оценка которых является необходимым условием для вынесения суждений и мнений. Ключевым признаком следует считать тот, который обладает наибольшим количеством корреляционных связей внутри каждого из выявленных в результате факторного анализа компонентов структуры имплицитной теории. Следовательно, правомерно говорить не об одном, а нескольких «ключах», то есть измеренных признаках, характеризующихся максимальной факторной нагрузкой. Экспериментальный подход в изучении репрезентаций опыта наделен теми же недостатками, которые обычно отмечают применительно к экспериментальному методу вообще: искусственность лабораторной ситуации, сокрытие от респондентов истинной цели экспериментальных процедур, обобщения, сделанные на основе статистического анализа данных, валидность которых может быть подвергнута сомнению, и так далее. Частично эти противоречия снимаются в рамках третьего из рассматриваемых подходов – психосемантического подхода к эмпирическому изучению репрезентаций индивидуального опыта. 2.2.3. Психосемантический подход в исследовании представлений Эмпирическое исследование представлений в русле психосемантического подхода восходит к реконструкции систем конструктов, которая стала возможна благодаря методике, разработанной Дж. Келли. Конечным результатом применения техники репертуарных решеток является модель конструктов, которые человек использует для интерпретации событий индивидуального опыта и поведения окружающих людей. Анализ результатов предполагает анализ содержания выявленных конструктов, их количество и разнообразие и другие характеристики. Техника репертуарных решеток удобна тем, что также доступна обработке с помощью методов математической статистики. Идеи Дж. Келли широко используются в психосемантике. Одним из центральных понятий психосемантики является категория. Согласно В. Ф. Петренко, «категория представляет собой свернутую в одно понятие целостную систему представлений, знаний, выработанных человечеством, о некоторой содержательной области. Например, категория времени вбирает в себя представления теории относительности о взаимоотношениях пространства и времени, космологические представления об эволюции материи, биологические сведения о времени жизни организма, представления о психологическом времени личности, об историческом времени. В роли категорий обыденного житейского сознания могут выступать и синкретические обобщения, где объединяющим фактором является эмоциональный тон, присущий объектам» (Петренко, 1988). Для описания представлений индивида о том или ином фрагменте действительности В. Ф. Петренко считает необходимым реконструкцию категориальной структуры индивидуального сознания, размещения в ней индивидуальной системы значений. Иерархизированный набор наиболее обобщенных категорий, определяющих построение и содержание значения, В. Ф. Петренко называет категориальной структурой индивидуального сознания: «Категориальные структуры сами как таковые могут не осознаваться, и их нерефлексивное, «ненаучное» содержание отражает структуру «наивного», обыденного, житейского сознания» (Петренко, 1988). Как пишет В. Ф. Петренко, эта система значений не обязательно эксплицирована в словесных понятиях, она может быть задана в системе образов, правил поведения: «Работники отделов кадров и руководящие работники, тренер спортивной команды, отбирающий игроков, следователь, ведущий дознание, официанты и шоферы такси - все они обладают своей системой значений, организующихся в «эталоны» и «стереотипы», образующих категориальную сетку, сквозь призму которой они выделяют в ситуации, в другом человеке значимые для их деятельности признаки» (Петренко, 1988). В системе представлений каждого индивида есть специфические, присущие только ему составляющие, обусловленные его индивидуальным опытом. Например, - отмечает В. Ф. Петренко, - образы «хорошего родителя», «идеального мужа или жены» формируются через непосредственное подражание, усвоение опыта родительской семьи, из прочитанных книг, каналов массовых коммуникаций и обусловливают формирование нравственных критериев, “идеальных мерок”, с которыми индивид подходит к оценке себя или других, и в конечном счете обусловливают организацию его жизни, определяют его личность (Петренко, 1988). Такие более частные категории индивидуального сознания, отражающие индивидуальный опыт субъекта, его собственные «идеальные мерки», В. Ф. Петренко, как и Дж. Келли, называет личностными конструктами. Основным методом психосемантики является метод реконструкции субъективных семантических пространств – совокупности определенным образом организованных признаков, описывающих и дифференцирующих объекты (значения) некоторой содержательной области (Белецкая, 2003). Ю. С. Белецкая описывает процедуру построения семантического пространства в эмпирических исследованиях представлений, которая включает в себя три этапа: Первый этап связан с выделением семантических связей анализируемых объектов (понятий, символов, изображений и т. д.). Для выявления семантических связей могут быть использованы многие методики, наиболее популярной из которых являются субъективное шкалирование и семантический дифференциал, где мерой сходства объектов является сходство их оценок, данных по биполярным градуальным шкалам, содержащим в качестве полюсов прилагательные-антонимы. Согласно В. Ф. Петренко, результатом первого этапа является построение матрицы сходства (расстояний) анализируемых объектов. Выделить структуры, лежащие в основе матрицы сходства объектов, и тем самым эксплицировать структуру семантического пространства – это задача второго этапа, который включает математическую обработку исходной матрицы сходства. Для этого, как правило, используются разновидности факторного анализа, многомерное шкалирование, кластерный анализ. Третий этап построения семантического пространства связан с интерпретацией выделенных структур (кластеров). Интерпретация выделенных факторов (кластеров) осуществляется на основе поиска смысловых инвариантов, объединяющих шкалы, объекты, сгруппированные в данный фактор, или кластер (Белецкая, 2003). В русле психосемантического подхода выполнен ряд работ по изучению представлений в различных аспектах индивидуального опыта: межличностных отношений (Доценко, 1999; Белецкая, 2003), семьи (Демакова, 2002; Минеева, 2002); соматических заболеваний (Тхостов, 2002), интеллекта (Стернберг, 1988). Таким образом, выявленные и проанализированные подходы к эмпирическому изучению представлений позволяют зафиксировать конкретные методы, которые используются в таких исследованиях. К ним следует отнести различные виды шкалирования, свободные и полуструктурированные самоописания, создание экспериментальных ситуаций. С нашей точки зрения, все названные подходы являются взаимодополняющими, и их комплексное использование является условием для оптимального эмпирического изучения репрезентаций индивидуального опыта, в частности, индивидуально-личностных представлений о кадровой политике. 2.3. Изучение проблемы эффективности в психологии труда Говоря об эффективности организации, многие исследователи подчеркивают, что комплексно должны рассматриваться ее объективные и субъективные показатели. Так, по мнению Л. Г. Почебут, В. А. Чикер, можно условно выделить два блока: первый блок включает в себя объективные (экономические) показатели, такие как результативность, производительность, продуктивность, рентабельность, экологичность и энергоемкость (Почебут, Чикер, 2002). Второй блок включает в себя субъективные (психологические, физиологические, социально-психологические) показатели: 1. Трудовая, духовная и общественная активность сотрудников. Активность – это деятельностный компонент психологии людей. Трудовая активность отражается на таких показателях, как производительность труда, качество выпускаемой продукции и т. д. Активность людей в духовной сфере определяется не только уровнем их профессионального мастерства, а прежде всего творческим отношением к делу, участием в рационализаторской деятельности. Уровень психофизической активности оценивается в основном по величине энергозатрат работника, а социально-психологический уровень по таким параметрам, как время, затраченное на эту деятельность; проявление инициативы в труде, познании или общественном поведении. 2. Удовлетворенность трудовой деятельностью. Это показатель личностного отношения человека к своему труду и членам группы.
В исследованиях отечественных авторов прослеживается мысль о взаимосвязи перечисленных объективных и субъективных показателей и о необходимости учета как объективных, так и субъективных показателей при определении эффективности профессиональной деятельности (Ю. И. Шорохов, Е. П. Авдуевская, А. К. Маркова). Под объективными показателями эффективности А. К. Маркова понимает предметно-технологические характеристики: «производительность, качество и надежность. Субъективные показатели эффективности представляют собой психологические, личностные параметры (заинтересованность трудом, удовлетворенность его процессом и результатом, вовлеченность различных уровней и сторон психики в осуществление деятельности, «вкладываемость» субъекта деятельности, степень напряженности психических функций, необходимых для достижения необходимого результата и др.)» (Цит. по: Якунина, Ю. Е.. Субъективные критерии эффективности профессиональной деятельности в профессиях типа "человек-человек" : дис. ... канд. психол. наук : 19.00.03 / Якунина Юлия Евгеньевна. – М., 2004. – 175 с.) В психологии труда эффективность труда изучается в контексте задач развития субъекта деятельности, организации труда, обучения и аттестации персонала в организациях. Ю. Е. Якунина перечисляет ряд вопросов по проблеме эффективности профессиональной деятельности, нуждающихся в углубленной проработке: «во-первых, не выработано единое определение термина «эффективность деятельности», происходит смешение понятия «эффективность» с близкими по значению («успешность», «результативность», «продуктивность», «оптимальность» и др.). Во-вторых, несмотря на существование классификаций, подчеркивающих различия профессий, одни и те же критерии эффективности выдвигаются для профессий разных типов. В-третьих, большинство авторов ставят перед собой задачу выделения критериев эффективности, при помощи которых можно оценить любую деятельность, вне зависимости от временного масштаба и социального контекста. Это приводит к тому, что при использовании подобных критериев деятельность в рамках трудовой ситуации приравнивается к деятельности в течение длительных временных периодов, не учитывается многоуровневая структура деятельности, включенность деятельности в более широкую социальную систему. В-четвертых, основной акцент исследований сводится к поиску объективных критериев эффективности, показателей результатов деятельности, субъективные же критерии эффективности изучаются менее глубоко» (Якунина, 2004). Исследование субъективных критериев эффективности труда актуально, по мнению Ю. Е. Якуниной, так как индивид регулирует трудовую деятельность с помощью не столько объективных, сколько субъективных критериев эффективности: «субъект деятельности является носителем операционально-смысловых структур профессионального опыта, у субъекта имеется наиболее богатое представление о свершившейся деятельности, преодоленных трудностях, принятых решениях. Внешняя оценка эффективности деятельности, даже если осуществляется экспертами, является неполной без внутренней оценки, оценки со стороны самого субъекта труда» (Якунина, 2004). Мы разделяем точку зрения Л. Г. Почебут, В. А. Чикер, Ю. И. Шорохова, Е. П. Авдуевской, А. К. Маркова, Ю. Е. Якуниной о необходимости учета не только объективных количественных (экономических), но и субъективных показателей при определении эффективности профессиональной деятельности. При этом субъективные показатели могут и не быть измеренными и подвергнутыми количественной оценке. Так, в ряде исследований встречаются мысли о лояльности персонала и трудовой дисциплине как показателях эффективности, не менее важных, чем имеющие экономическое выражение (Быков, 1997). На наш взгляд, целесообразно выделять экономические показатели эффективности труда, показывающие продуктивность работы сотрудника в количественном выражении и, наряду с ними субъективные показатели эффективности, связанные с отношением работника к организации и труду. Как правило, они исследуются в терминах лояльности и организационной приверженности, и в большинстве работ подобного рода содержатся указания на их взаимосвязь с эффективностью труда (Доминяк, 2006; Андрющенко, 2011). Измеряя лояльность с помощью психодиагностических методик, авторы редко концентрируются в своих исследованиях на том, что лояльность проявляется прежде всего на поведенческом уровне, обеспечивая «правильное» организационное поведение, соблюдение организационных правил и норм в работе, клиентском взаимодействии, при выполнении должностных обязанностей. Фактически, говоря о производственной дисциплине работника и безукоснительном соблюдении им всех требований и регламентов компании в работе, мы говорим о субъективном аспекте эффективности, который можно обозначить как нормативная эффективность. Ее результат не всегда выражается в деньгах или штуках продукции, но без нормативной эффективности труда работников организация была бы неэффективна в целом. В качестве примера низкой нормативной эффективности при высоких объективных показателях эффективности можно привести рабочего, производящего детали с высокой скоростью, но с нарушением технологии производства. Или учителя, чьи ученики показывают максимально высокие баллы по тестированию, подсказывающего правильные ответы. Таким образом, при низкой нормативной эффективности, зачастую даже при высоких значениях объективных показателей, встает вопрос об эффективности труда в целом, что позволяет сделать вывод о важности этого компонента в интегральной оценке эффективности труда. При изучении нормативной эффективности, перед исследователем встает проблема ее грамотной операционализации и поиска соответствующих исследовательских средств и переменных. Вследствие этого, в настоящее время наблюдается дефицит психологических работ, концентрирующихся на изучении нормативной эффективности труда работников. Проблема эффективности труда работника приобрела наибольшее значение в психологии труда, акмеологии, психологии профессионализма (К. А. Абульханова-Славская, В. А. Бодров, Л. Г. Дикая, А. А. Деркач, В. Г. Зазыкин, А. К. Маркова, В. А. Толочек, Г. С. Суходольский). Наиболее близкими понятиями являются результативность, продуктивность, успешность, оптимальность, рациональность. Эффективность труда рассматривается многими авторами «как комплексная характеристика профессиональной деятельности, выраженная в ее количественно-качественных показателях, а также детерминированная интегральными свойствами человека как личности, обеспечивающая достижение достаточно высокого социально значимого результата и получение продуктов труда (материальных, духовных), соответствующих требованиям общества» (Назаренко, 2009). В. В. Назаренко отмечает, что многочисленные исследования посвящены изучению факторов эффективности различных видов деятельности (управленческой, бригадной, деятельности государственных служащих, военнослужащих, сотрудников внутренних дел, психологов, педагогов, спортсменов, воспитателей детских садов и т.д.): «Большой вклад в исследование эффективности управленческой <…> деятельности внесли Ю. Н. Гурьянов, М. И. Дьяченко, В. Г. Зазыкин, С. Л. Кандыбович. Исследованию психологических механизмов стимулирования и обогащения профессиональной деятельности посвящены работы В. Н. Абрамова, В. И. Ковалева, Н. П. Фетискина; высших профессиональных достижений – работы Б. Г. Ананьева, Н. В. Кузьминой, А. П. Чернышева; мотивации достижения успеха в профессиональной деятельности – исследования В. Г. Асеева, В. К. Вилюнаса. В ряде исследований эффективности сделан акцент на продуктивность деятельности (Н. В. Васина, А. А. Деркач, В. Г. Зазыкин, К. К. Платонов, А. П. Ситников, В. А. Чикер). Под продуктивностью деятельности чаще всего понимают соответствие полученного результата поставленной цели» (Назаренко, 2009). Особое внимание при исследовании эффективности уделяется оптимальности как достижению наилучшего результата в данных условиях при минимальных затратах времени и усилий участников (А. А. Деркач, Л. Г. Лаптев, В. Г. Михайловский, Р. Ф. Фуре). В ряде работ рассматривается понятие рациональности деятельности (Н. П. Ерастов, Б. Н. Колодиж, В. В. Новиков, А. А. Смирнов и др.). М. И. Магура и М. Б. Курбатова под эффективностью понимают совокупность трех компонентов: (1) соответствие того, что делает работник, целям организации и установленным требованиям; (2) выполнение работы наиболее рациональными и экономичными методами (способами) и (3) наиболее полное использование возможностей (способностей, знаний, умений) работника (Магура, Курбатова, 2003). Ю. Е. Якунина приводит распространенное определение эффективности деятельности «как отношения достигнутого результата (по тому или иному критерию) к максимально достижимому и заранее запланированному результату, при этом выделяются два критерия эффективности деятельности: продуктивность (объективный критерий) и удовлетворенность (субъективный критерий)» (Якунина, 2004). Удовлетворенность понимается как «психологическое состояние, вызванное соотношением определенных притязаний субъекта трудовой деятельности и возможностью их осуществления» (Карпенко, Петровский, Ярошевский, 1998). Проблема эффективности труда является продолжением проблемы профессиональной пригодности личности. Е. А. Климов различает разные степени пригодности: 1. Непригодность к данной профессии. Она может быть временной или практически непреодолимой, например, отклонения в здоровье, не совместимые с данной профессией. 2. Годность к той или иной профессии или группе таковых. Эта степень характеризуется тем, что у человека нет противопоказаний к данной профессии. Есть реальный шанс, что человек будет хорошим специалистом в данной области. 3. Соответствие данной деятельности. Характеризуется не только отсутствием противопоказаний, но и наличием личных качеств, которые подходят для выбора данной профессии. 4. Призвание к данной деятельности. Отличается тем, что качества личности человека явно соответствуют требованиям данной деятельности. Речь идет о свойствах, которыми человек выделяется среди равных себе по обучению и развитию. С другой точки зрения, пригодность связывается с конкретной рабочей ситуацией, включающей два компонента: человека и специальность, и обозначает их взаимное соответствие. В данном случае под понятием «профпригодность человека» понимается взаимное соответствие данного человека и данной области приложения его сил в данное время. Взаимная непригодность профессии и человека зависит от разных причин: например, она может достигаться за счет технической, предметной составляющей, а также социально-организационной компоненты труда, поскольку человек не может работать «вообще», а всегда оказывается в какой-то конкретной обстановке, как предметной, так и микросоциальной — в конкретном трудовом коллективе (Климов, 1998). В контексте профессиональной эффективности наиболее актуальным и наиболее исследованным аспектом остаются факторы, оказывающие влияние на эффективность труда персонала. Эти факторы многие исследователи традиционно разделяют на две категории: действующие со стороны работника и действующие со стороны организации. В ряду факторов, влияющих на эффективность со стороны работника М. И. Магура и М. Б. Курбатова выделяют следующие факторы:
Каждый из перечисленных факторов вносит свой вклад в эффективность труда конкретного работника, при этом слабое развитие какого-либо отдельного фактора не обязательно будет сказываться на эффективности работы, так как недостаток позитивного влияния одних факторов может в определенной мере компенсироваться за счет других. В ряду факторов, влияющих на эффективность со стороны организации М. И. Магура и М. Б. Курбатова выделяют следующие факторы:
Говоря о факторах, влияющих на эффективность труда со сторны работодателя, М. И. Магура и М. Б. Курбатова затрагивают и кадровую политику, как доминирующий в организации стиль руководства, сложившуюся практику планирования, оценки рабочих показателей или контроля за работой персонала: «Здесь также можно говорить как о прямом, так и о косвенном влиянии этого фактора на работу персонала. Неадекватный стиль руководства и низкое качество управления, кроме того, что они самым непосредственным образом снижают отдачу от людей, работающих в организации, одновременно ухудшают отношение исполнителей к работе и к организации, ослабляя их трудовую мотивацию» (Магура, Курбатова, 2002). Таким образом, эффективность труда является результатом действия объективных и субъективных показателей. Организационная культура в целом и кадровая политика как ее составляющая рассматриваются во взаимосвязи с организационной и профессиональной эффективностью работника. Выводы по главе 2.
|
Похожие:
 | Порядка обучения по охране труда и проверки знаний требований охраны труда работников организаций, утвержденного постановлением Министерства... |  | Руководители государственных и коммерческих организаций представляются к государственным наградам, если они проработали в качестве... |
| Методические рекомендации предназначены для руководителей организаций и работников, не имеющих специального образования в области... | | Методические рекомендации предназначены для руководителей организаций и работников, не имеющих специального образования в области... |
| Тема Нормативная база, техническое регулирование и саморегулирование в строительстве 3 | | Постановление Министерства труда и социального развития РФ и Министерства образования РФ от 13 января 2003 г. №1/29 «Об утверждении... |
| Саморегулируемая организация Некоммерческое партнерство «Национальное объединение организаций в области безопасности и охраны труда»... | | Типовая программа обучения по охране труда и проверки знаний требований охраны труда руководящих работников и специалистов строительных... |
| Не труда и проверки знаний требований охраны труда работников организаций края независимо от их организационно-правовых форм и форм... | | Приложение 3 Примерная программа первичного инструктажа по охране труда на рабочем месте |