Стивен Коэн
Бухарин
ПОЛИТИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ
1888-1938
Перевод с ангпийского Е. Четвергова, Ю. Четвергова, В. Козловского
Общая редакция и послесловие доктора исторических наук И. Е. Горелова
МОСКВА
"ПРОГРЕСС”
1988
ОГЛАВЛЕНИЕ
Бухарин 1
ПОЛИТИЧЕСКАЯ БИОГРАФИЯ 1
1888-1938 1
[3] . 4
ГЛАВА 1 22
2 64
3 81
ГЛАВА 139
ГЛАВА 159
ГЛАВА 207
ГЛАВА 278
9 365
10 480
ПРЕДИСЛОВИЕ К СОВЕТСКОМУ ИЗДАНИЮ
Моя книга о Николае Ивановиче Бухарине вышла в свет в Нью-Йорке в 1973 г., и хотя с тех пор она была переведена на девять иностранных языков, советское издание является для меня наиболее важным. Мне приятно, что мою первую и по-прежнему любимую работу будут открыто читать, обсуждать и — я искренне приветствую это — критиковать в стране, которую я в течение многих лет изучал и посещал.
Кроме того, книгу „Бухарин. Политическая биография. 1888 — 1938” можно считать одним из первых — если не самым первым — подобного рода трудов американского историка, публикуемых в Советском Союзе для широкого читателя. Я рассматриваю это как большую честь и надеюсь, что моя книга внесет определенный вклад в развитие нового, более цивилизованного диалога между двумя нашими странами. Хотелось бы также верить в то, что даже те советские читатели, которые, возможно, категорически не согласятся с моими оценками и выводами, будут иметь возможность убедиться: не все западные исследователи всего лишь ярые антисоветчики. Большинство из нас преданы науке в самом благородном смысле слова — мы стремимся в силу наших интеллектуальных способностей и в условиях ограниченного доступа к советским материалам понять исключительно сложный исторический период вашей страны, как писал поэт Б. Слуцкий, во всем его „величье и беде”. Конечно, иногда, а может быть, даже слишком часто, нам это не очень-то удаётся.
Существует и другая причина, по которой издание этой книги в Москве представляется мне особенно важным: его, безусловно, можно считать одним из побочных — пусть и небольшим — результатов перестройки и гласности — исключительно смелого политического курса исторического значения, принятого советским руководством после того, как Михаил Сергеевич Горбачев стал Генеральным секретарем ЦК КПСС в 1985 г. Благодаря этому курсу политические и интеллектуальные дискуссии в Советском Союзе, как видно из радио- и телепередач, газет, журналов и различного рода выступлений общественности, стали — не побоюсь этого утверждения — несравненно богаче, интереснее и значительнее, чем в любой из ведущих стран современного мира.
Центральное место в дискуссиях, посвященных характеру и будущему перестройки, а также выбору пути, который необходимо сделать уже сегодня, занимает многогранный, нередко полный внутреннего драматизма и эмоциональных всплесков спор о прошлом Советского Союза и в особенности вопрос: являла ли собой новая экономическая политика, которую Ленин ввел в 1921 г., а Бухарин позднее развил и защищал, жизнеспособную альтернативу „великому перелому”, осуществленному Сталиным в 1929 г.? Поскольку и в моей книге этому вопросу отводится центральная роль, не исключено, что советское издание или комментарии к нему также внесут определенную лепту в дискуссии по истории вашей страны, проходящие в настоящее время, и таким образом книга обретет „вторую жизнь”, что доставит мне глубокое человеческое и интеллектуальное удовлетворение.
В Советском Союзе уже ведутся открытые дебаты об исторической роли Бухарина и о, как я назвал ее, „бухаринской альтернативе” сталинизму. Они со всей прямотой и откровенностью зазвучали в 1987 г. и особенно в 1988 г. после политической и партийной реабилитации Бухарина, совпавшей с его столетием и пятидесятилетием со времени расстрела. Но даже за столь короткий промежуток времени личность Бухарина привлекла к себе пристальное внимание советских политических лидеров, комсомольских активистов в Набережных Челнах, создавших политклуб имени Бухарина, журналистов, поэтов, киносценаристов, драматургов, прозаиков, ученых и многих других [1] . Нестихающие дискуссии включают в себя некоторые темы, затрагиваемые и в данной книге, не говоря уже о том, что свою более позднюю работу „Переосмысливая советский опыт (политика и история с 1917 года) ” [2] я в основном посвятил именно таким противоречивым историческим и поли- тическим вопросам. Поэтому вряд ли имеет смысл развивать здесь эту аргументацию — лучше я возьму на себя смелость сделать два предсказания о набирающем силу споре относительно исторической роли Бухарина, особенно в роковой период 1928—1929 гг., когда он вместе с А.И. Рыковым и М.П. Томским возглавлял так называемую „правую оппозицию” политике Сталина.
С советской стороны, скорее всего, следует ожидать появления треёх принципиально различных точек зрения или течений исторической мысли. Представители одной из них будут по-прежнему настаивать — хотя, несомненно, менее прямолинейно, чем в сталинском „Кратком курсе”, — что поражение Бухарина было объективно необходимо, ибо только сталинская политика коллективизации и индустриализации могла модернизировать Советский Союз, заложить основы социализма и подготовить страну к отпору гитлеровскому вторжению в 1941 г. Сторонники второй точки зрения делают прямо противоположные выводы: поражение Бухарина стало национальной трагедией, так как его политика нэпа, основанная на сочетании плановой и рыночной экономики, сбалансированном промышленном развитии, добровольной коллективизации, гражданском мире и небольшом бюрократическом аппарате, привела бы к созданию более мощной экономики и более совершенной социалистической системы, помогла бы избежать террора 30-х гг. и таким образом подготовиться к войне. Ну а поскольку любой серьезный спор неизбежно ведет к образованию и „центристской” позиции, третье направление исторической мысли будет доказывать предпочтительность некоего сочетания бухаринского и сталинского подходов. Каждая их этих точек зрения находит отражение в работах западных исследователей, и, конечно, все они присутствуют в советских дискуссиях начиная с 1987 г.
[3] .
Вместе с тем — и в этом состоит мое второе предсказание — при нормальном развитии гласности и плюрализма мнений в этом важнейшем споре о характере современной советской системы не будет окончательного или безусловного победителя. Да и как ему быть? Великие и трагические события всегда вызывают противоречивые суждения, вспыхивающие с новой силой по мере того, как каждое последующее поколение прив- носит в аргументацию свое особое видение и внутренние конфликты. По словам историка Питера Гейла — словам, которые по-своему подтвердили и Маркс, и Ленин, - история - это „спор без конца”. Террор и цензура могут ,,положить конец” такому спору, но, как нам известно, только на время и не затрагивая сути.
* * *
Советский читатель может спросить: что привело американца, родившегося в 1938 г., выросшего в провинциальном штате Кентукки и получившего образование в крупном государственном университете соседней Индианы, к написанию книги о Бухарине? Впрочем, объяснение не представляет большого интереса. Не будучи коммунистами, социалистами или интеллектуалами и даже не проявляя особого интереса к политике, мои родители, однако, всемерно развивали стремление двух своих детей к получению широкого образования и самостоятельному мышлению, учили их не забывать народную мудрость, что „у каждой медали — две стороны”. Возможно, именно благодаря этому я, как мне кажется, не оказался во власти отвратительных предрассудков „холодной войны”, даже несмотря на то, что не испытывал в то время интереса к Советскому Союзу.
Этот интерес появился у меня почти случайно. В 1959 г. я проходил в Англии курс политики, истории и экономики и по предложению одного из своих друзей принял участие в поездке английской группы летом того же года по пяти советским городам. И хотя я тогда не знал русского языка, мне удалось увидеть поразившее меня общество, подобного которому я еще не встречал — страну, выходящую из изоляции, вставшую на путь перемен, и народ, проявляющий живой интерес к моей стране. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы пробудить во мне желание побольше узнать о Советском Союзе по возвращении в университет Индианы.
Я оказался очень везучим: моим первым наставником в изучении советской истории стал, на мой взгляд, самый выдающийся ученый-советолог того времени профессор Роберт С. Такер, преподававший в университете Индианы до своего перехода в Принстон. Глубокий знаток русской истории, культуры и политики, он весьма критически относился ко многим академическим догмам, пользовавшимся официальным признанием [4]. Такер приучил меня к такому же „ревизионистскому” мышлению, подвел к решению сделать советологию и преподавание советской истории своей будущей профессией и даже подсказал тему научного исследования — роль Бухарина в конце 20-х гг. К 1962 г., будучи аспирантом Колумбийского университета, я уже твердо знал: темой моей диссертации будет Николай Иванович Бухарин. Мне хотелось не только написать его политическую биографию, но и по-новому взглянуть на процесс формирования советской политической истории того периода. Диссертация была готова в 1968 г., и ее выводы и аргументация легли в основу, правда, в несколько ином виде, первых восьми глав моей книги, которую я завершил в 1972 г.
Пожалуй, более интересной мне представляется история самой книги. В мае 1975 г., семнадцать месяцев спустя после ее выхода в Нью-Йорке, я, к своему удивлению и удовольствию, получил письмо от сына Бухарина, Юрия Ларина, который, как оказалось, уже имел экземпляр книги. Он прислал мне также трогательную фотографию своего полуторагодовалого сына Коли. Я знал, что вдова Бухарина Анна Михайловна Ларина и его сын остались живы, но о прямом контакте с ними, конечно, не мог и мечтать. Наша первая встреча состоялась в Москве в августе 1975 г., и с того самого дня мне выпало великое счастье быть другом этой замечательной семьи. (Наша дружба, естественно, не исключает определенных расхождений во взглядах на мою интерпретацию некоторых аспектов политической биографии Николая Ивановича.) Как видно из недавно опубликованных мемуаров А. Лариной [5] , их автор — необыкновенная женщина, чей дух и преданность не сломили годы чудовищных испытаний. А Юрий Ларин — на редкость одаренный художник, работы которого привлекают все большее число поклонников и в Советском Союзе, и на Западе.
В Москве меня ожидал еще один приятный сюрприз: вместе с Евгением Александровичем Гнединым — советским журналистом и дипломатом, работавшим под началом Бухарина в ,,Известиях” в 30-е гг. — Юрий приступил к колоссальной работе по переводу моей книги на русский язык. Е. Гнедин, скончавшийся в 1983 г. в возрасте 84 лет, был одним из самых мудрых, сострадательных, порядочных и щедрых людей, которых я когда-либо встречал в своей жизни. После своего ареста в 1939 г. он тоже провел долгие годы в сталинских лагерях и ссылке [6] . Когда почти через двадцать лет разлуки вдова и сын Бухарина наконец воссоединились и смогли вернуться в Москву, Гнедин отнесся к ним как к самым близким друзьям. В отличие от Юрия Евгений Александрович прекрасно знал английский язык, поэтому без его существенной помощи перевод вряд ли вообще был возможен. Поскольку переводчики работали над книгой по четвергам, они называли себя Е.и Ю. Четверговы. В конце 70-х гг. они передали мне семь законченных глав — остальные были переведены в Соединенных Штатах, — и в начале 80-х в небольшом издательстве „Стрэткона”, связанном с издательством „Ардис” в Мичигане, вышло первое издание книги на русском языке. Второе издание было выпущено „Ардисом” в 1986 г.
Экземпляры русского издания стали распространяться в Москве и даже в других городах Советского Союза, что, возможно, послужило главной причиной неожиданной для меня проблемы, на решение которой ушло целых три года: с 1982 до середины 1985 г., несмотря на мои неоднократные обращения, советские власти отказывали мне в разрешении посетить СССР. Как сказал мне в Нью-Йорке один из советских официальных представителей, „они охотятся за Вашей книгой в Москве. С чего это они должны давать Вам разрешение?” Я был очень расстроен — терялась живая связь с советскими друзьями и с предметом моих научных исследований, — но не удивлен. Сложилась по-своему интересная ситуация: некоторые советские историки в частных разговорах выражали восхищение моей книгой, а в официальных публикациях в то же самое время отзывались о ней с презрением, если не сказать хуже, приводили ее в качестве примера „клеветнических опусов американских антикоммунистов” [7] . Более того, в 1979 г. на Московской международной книжной выставке-ярмарке был конфискован экземпляр этой книги, предназначенный для экспонирования. Поэтому когда сегодня американцы спрашивают меня, „изменилось ли что-нибудь” в Советском Союзе на деле с 1985 г., я иногда привожу им всего один небольшой пример — историю с моей книгой и выход данного русского издания таким большим тиражом, какого не знала ни одна страна.
* * *
Во время интервью со мной в газете „Московский комсомолец” один молодой советский журналист сказал: „Некоторые считают, что вы предсказали перестройку в СССР” [8] . Я бы не рискнул взять на себя такую ответственность. По моему убеждению, историки не должны пытаться предсказывать будущее; перед ними достаточно сложная задача — понять прошлое и настоящее страны. Вместе с тем верно и то, что для западных исследователей давно уже характерны два исторических подхода. По мнению подавляющего большинства из них (во всяком случае до 1985 г.), советская система в том виде, в каком она сформировалась при Сталине, никогда не сможет быть радикально изменена. Другое же направление, представленное явным меньшинством, к которому я принадлежу с самого начала своей исследовательской деятельности, считает, что Советский Союз подобно всем социально-экономическим системам не только претерпел значительные изменения в прошлом, но и с большой степенью вероятности будет изменяться в будущем. Лично я убежден в правоте такого подхода в силу своего понимания взаимосвязи между прошлым и настоящим, между историческим развитием и современной политикой. И хотя отдельные аспекты этой концепции проявляются и в данной работе, наиболее полно она отражена только в моей книге „Переосмысливая советский опыт”, которую я написал в период 1976 — 1983 гг. и которая заканчивается главой „Друзья и недруги перемен”.
Несмотря на явную взаимосвязь между альтернативами, стоящими перед Советским Союзом сегодня, и теми, которые существовали в 1928—1929 гг., мою книгу о Бухарине следует читать и оценивать как историческое исследование. Более того, я не рассматриваю ее как последнее слово на эту тему. В предисловии к первому американскому изданию написано: „Когда советские историки получат возможность свободно изучить и описать историю создания Советского государства и деятельность его основоположников, материал этой книги, вероятно, дополнится, а некоторые ее положения потребуют пересмотра”. Судя по всему, советские исследователи сейчас получают такую возможность. По мере того как они будут глубже и полнее отражать события 20-х и 30-х гг., по мере того, как будет расширяться возможность их доступа к необходимым архивным материалам, они, возможно, напишут о Бухарине и о его времени более глубоко и осмысленно, чем это удалось сделать мне. Когда такое произойдет, я не буду чувствовать себя разочарованным.
И наконец последнее разъяснение советскому читателю. Издательство „Прогресс” любезно согласилось опубликовать без каких-либо сокращений эту довольно большую книгу; с моей стороны в текст также не было внесено существенных изменений, кроме исправлений небольшого количества фактических неточностей. Я очень признателен своим советским друзьям, знакомым и даже авторам, с которыми я лично не знаком, за то, что они обратили мое внимание на эти неточности. В частности, большую помощь в этом оказала мне великолепный историк — дочь Бухарина, Светлана Николаевна Гурвич. Или, например, как мне стало известно из недавнего номера „Комсомольской правды”, я неправильно назвал первого редактора этой газеты. Так что вся ответственность за оставшиеся неточности или ошибочные выводы лежит только на мне одном.
Стивен Коэн
Нью-Йорк, сентябрь 1988 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ АМЕРИКАНСКОМУ ИЗДАНИЮ 1973 г.
Эта книга посвящена большевистской революции и одному из её самых значительных и крупных деятелей Николаю Ивановичу Бухарину.
Она представляет собой прежде всего политическую биографию Бухарина, и, поскольку он был человеком мысли, марксистом-теоретиком, она является также и историей его идейного развития. Необходимость всестороннего изучения этого политического деятеля очевидна, ибо в течение двух десятилетий Бухарин находился в центре бурных событий в истории большевистской партии и Советской России. И тем не менее, поскольку его роль как одного из основателей Советского государства искажена советской историографией, о нем подчас вспоминают лишь как об авторе ряда некогда известных коммунистических пособий и главном обвиняемом на показательных московских процессах в 30-х гг. и их жертве.
Чаще всего умалчивается, какое высокое положение занимал Бухарин — выдающийся деятель первого ленинского революционного руководства, член Политбюро ЦК партии до 1929 г., главный редактор „Правды” и в течение почти десятилетия официальный теоретик советского коммунизма, а также фактический руководитель Коммунистического Интернационала с 1926 по 1929 г.
Его роль особенно усилилась после смерти Ленина — он стал (наряду со Сталиным) одним из двух руководителей партии в период с 1925 по 1928 г., главным создателем ее умеренной внутренней политики, которая должна была привести к эволюционному пути экономической модернизации и социализма; во время роковых событий 1928—1929 гг. он стал лидером антисталинской оппозиции и даже после поражения оставался сим- волом большевистского сопротивления развитию сталинизма в 30-х гг.
Но Бухарин и бухаринизм не лишены значения и в современном коммунистическом мире, где идеи Бухарина о более гармоничном обществе и гуманном социализме находятся после смерти Сталина в стадии возрождения.
Другая цель этой книги — новое исследование большевистской революции и первых, решающих десятилетий советской истории посредством изучения такого явления, как Бухарин. Предпринимая эту попытку, я исходил из пользующейся всеобщим признанием предпосылки, что целое станет более ясным и понятным, если сосредоточить внимание на существенных его частях.
За исключением главы IV (в которой, отступив от хронологического изложения, я рассматриваю дискуссию по знаменитой работе Бухарина о марксистской идеологии „Теория исторического материализма”), я пытался изложить политику и идеи Бухарина на широком фоне политики партии большевиков и советской истории. Я надеюсь, что все недостатки такого подхода при использовании книги как биографии будут возмещены новыми подробностями, которые можно будет в ней почерпнуть.
Конечно, всестороннее изучение Бухарина, основанное на русских материалах [1], приводит к „ревизионизму” как в отношении отдельных проблем, так и более общих путей развития. К тому же Бухарин не только сам играл центральную историческую роль, но и был плодовитым (и часто официальным) комментатором событий своего времени. Как заметил один из историков, „фактически не может существовать ни одного ас- пекта первых двадцати лет советского эксперимента, который можно было бы исследовать, не обращаясь к взглядам Бухарина” [2]. Таким образом, новое изучение большевистской революции через призму взглядов Бухарина поможет расширить наши знания и одновременно пересмотреть понимание главных событий: формирование большевистского радикализма в канун революции, суть партийной политики и политических дискуссий в 20-е гг., тёмную историю 30-х гг., кульминационным пунктом которой была „великая сталинская чистка” и уничтожение старой большевистской партии.
Я не хочу быть неправильно понятым, но и не хочу затушевывать то, что необходимо подчеркнуть. Эта книга в большой степени основана, и без этого она не могла бы быть написана, на работах трех первоисследователей, чьи труды отражены на страницах книги и чьи имена приведены в примечаниях. Повествуя о Бухарине, я старался осветить широкий круг событий, о которых наши знания остаются неполными.
Кроме того, я рассматриваю эту книгу как вклад в исследования различных ученых, пересматривающих привычную трактовку большевистской истории после смерти Ленина, сводящуюся главным образом к соперничеству Сталина и Троцкого. Многое из написанного ниже убедит читателя, что Бухарин, каким он был в середине 20-х гг., и его союзники больше значили дпя большевистской партии и большевистской мысли, чем Троцкий и троцкизм. Короче говоря, я хочу показать, что взгляд на Троцкого как ,,на представителя досталинского и предвестника послесталинского коммунизма” является серьезной ошибкой [3].
Эта проблема тесно связана с изменением установившегося взгляда, что сталинизм был логическим, неизбежным результатом большевистской революции. В настоящее время все большее число советских и западных историков оспаривают этот взгляд. К ним принадпежу и я.
Биограф должен не поддаваться искушению преувеличить значение того, о ком он пишет. Если мне это и не удалось, то я надеюсь все же, что достаточно убедительно доказываю, что большевистская партия была гораздо более неоднородной по своему характеру, чем это обычно представляют, и поэтому результат революции был значительно менее предопределен. Убедить в этом широкого читателя, а исследователей побудить пересмотреть ставшие уже привычными представления кажется мне достаточно полезным.
Читатель должен также знать, что эта книга во многом неполна и в некоторых случаях имеет характер гипотезы как в подаче материала, так и в высказываемых суждениях. Если деятельность и мысль Бухарина вплоть до 1928—1929 гг. в основном отражены в опубликованных материалах, полностью доступных в библиотеках западных стран, то последние годы его жизни, как и все стороны трагической политической истории, одним из действующих лиц которой он был, всё ещё остаются по большей части неясными. После политического поражения Бухарина в 1929 г. мало достоверного появлялось о нем в советской прессе, а в течение двадцати лет после его ареста в 1937 г. он упоминался лишь как „враг народа”.
Хотя ослабление советской исторической цензуры после смерти Сталина в 1953 г. дало много ценной информации о досталинском периоде, тема Бухарина до сих пор остается официально запрещенной и искаженно трактуемой. Даже после того, как (цитирую из биографии Троцкого) „огромный груз клеветы и забвения” — результат двух десятилетий сталинской брани — был отброшен, значительная часть жизни Бухарина все еще остается в тумане; процесс ее реконструкции, как уже было отмечено другими исследователями, иногда напоминает работу палеонтолога. Так, например, мы очень мало знаем о личной жизни и частных высказываниях Бухарина и других старых болыневиков, отчасти из-за их обычной сдержанности, когда дело касалось подобных тем, отчасти потому, что их постигла при Сталине общая роковая судьба. Достаточно сказать, что из всех основоположников Советского государства, за исключением Ленина, только один Троцкий оставил подробную автобиографию и не тронутый цензурой личный архив.
Я полагаю, что в этой книге удалось собрать все те материалы о Бухарине, которые сейчас доступны. Тем не менее эта книга, безусловно, не может претендовать на то, чтобы быть последним словом. Когда советские историки получат возможность свободно изучить и описать историю создания Советского государства и деятельность его основоположников, материал этой книги, вероятно, дополнится, а некоторые ее положения потребуют пересмотра.
За всем хорошим, что есть в этой книге, лежит большая и сложная работа, затронувшая многие темы, и немыслимая без великодушной помощи друзей и коллег.
Я хочу выразить глубокую благодарность и признательность всем тем, кто в течение семи лет помогал мне в моем исследовании. Если что-то в моей книге не так, то это не благодаря их помощи, а вопреки ей.
Больше всего я обязан Роберту С. Такеру, который свыше десяти лет был моим учителем, другом и коллегой. Он ознакомил меня с советской политикой и помог мне стать критически мыслящим исследователем; он неоднократно отрывался от собственных исследований, чтобы прокомментировать мою рукопись. Без его вдохновляющей и ободряющей поддержки книга не была бы написана.
Четверо других историков — Джордж Интин, Александр Эрлих, Лоурен Грэхем, Джон Н. Хазард — прочли всю рукопись или большую её часть. Каждый из них консультировал и корректировал меня по многим вопросам, причем всякий раз терпел мое упрямство, когда речь шла о том, чтобы изменить или улучшить ту или иную мысль. Роберт Конквест, Зденек Дэвид, А. Г. Леви, Сидни Хайтман, покойный Б. И. Николаевский, Роберт М. Спассер регулярно отвечали на мои вопросы и великодушно делились со мной своими глубокими знаниями.
Я особо благодарю моего друга Уильяма Меркли, который замечательно воспроизвел из старых изданий некоторые фотографии, включенные в мою книгу, а также моих издателей Ангуса Кэмерна и Эда Виктора, которые руководили мною при составлении многочисленных приложений. Добавлю, что в течение нескольких лет мне помогали собирать и обрабатывать материалы для моего труда Присцилла Буа, Мэрвин Деков, Лорна Гиз, Марго Гранитсац, Бриджит Ингемасон, Норман Московиц, Томас Робертсон, Энтони Тренга и Карл Уолтер.
Работая над книгой, я получал финансовую помошь от различных институтов. Исследовательский институт проблем коммунизма при Колумбийском университете дал мне возможность развить мою докторскую диссертацию в более широкое и полное исследование. Я приношу благодарность коллективу ученых и директору этого института Збигневу Бжезинскому за поддерж- ку уже на ранней стадии работы. Я пользовался также допол- нительными субсидиями от Американского совета научных обществ, Центра международных исследований Принстонского университета, Совета по международным и региональным иссле- дованиям и Комитета по исследованиям в области гуманитарных наук. (Оба при Принстонском университете). Я хочу также по- благодарить Русский институт Колумбийского университета и его директора Маршалла Д. Шульмана. предоставившего мне возможность участвовать несколько лет в их научной жизни, а также Хаутонскую библиотеку Гарвардского университета за допуск к архивам Троцкого.
Отрывки из моей книги появились ранее в журналах „Совьет стадис энд политикал сайенс куотерли” и в сборнике „Револю- ция и политика в России; очерки памяти Б. И. Николаевского” (издано Александром и Жанет Рабинович; Блумингтон, Индиа- на, „Университи пресс”, 1972). Я признателен издателям за раз- решение привести здесь эти материалы.
И наконец, я должен не только горячо поблагодарить Ленн, Эндрью и Александру, но и принести им сердечные извинения за то, что они так долго терпели меня с Бухариным и так долго оставались без меня.
С. Ф. К.
Нью-Йорк, декабрь 1972 г.
|
