Дорогие читатели! Мы предлагаем Вашему вниманию два фрагмента воспоминаний крымчанина, человека яркой и трудной судьбы. Эти воспоминания в настоящее время
Скачать 1.46 Mb.
|
Оглядывая всю компанию и убедившись по смущенным лицам, что никто, прослушав его носовое мычание, не узнал, кому принадлежит этот классический опус, он с чувством превосходства музыкального профессионала заявлял: – К вашему сведению, это знаменитый концерт великого Вивальди, – и он вновь начинал издавать звуки. – А это четвертая рапсодия Рахманинова или... Он вдруг переключал свое внимание на карты, которые веером торчали в другой руке. И встав без стеснения, изображая дирижерские позы, старался всячески заглянуть в карты соседа, притихшего, как и все остальные от мощного выплеска эмоций несостоявшегося музыканта. Истинным увлечением, страстью Аркадия Борисовича стали карты. Играть он мог хоть круглые сутки. В нашем доме играли в преферанс, причем на маленькие символические деньги, с одной лишь целью провести время. Поэтому Аркадий Борисович предпочитал другие компании, где ставки были выше. Но как ни странно, для профессионального картежника, ему так же, как в музыке, и в карты не везло. Он часто проигрывал, отчего страдала семья. Брискины на все лето приезжали в Евпаторию. И наш двор оживал. С утра до вечера звучала музыка. Дело в том, что всех троих детей готовили в музыканты. Сама Анна Абрамовна прекрасно играла на фортепиано и кроме того преподавала музыку. Дочь очень богатых караимов, она получила классическое воспитание: не только музыкальное, но и светское. В совершенстве владела французским. Такое же воспитание она старалась дать и детям. Все трое прекрасно играли, готовили себя в профессиональные музыканты и свободно говорили по-французски. Толя и Ира, несмотря на то, что были на два-три года старше, стали моими друзьями. Аркадий Борисович появлялся редко, так как куда-то уезжал на картежные гастроли, которые, как видно, сопровождались солидными алкогольными вливаниями и бессонными ночами. Приехав, он обычно отлеживался, охал от боли в сердце, принимал лекарство, которое ему выписывал мой отец. Как врач, папа советовал изменить образ жизни и бросить пить, так как иначе он может плохо кончить. Отец, к сожалению, не ошибся. Неожиданно от сердечного приступа Аркадий Борисович скончался. * * * Откровенно говоря, школу я особо не любил. В основном я в ней скучал. Уроки я просиживал с трудом. На некоторых даже засыпал. Очень часто прогуливал, что влекло за собой вызов в дирекцию родителей. Маме завуч стесняясь говорила, что ей как-то неудобно перед такой уважаемой женщиной жаловаться на ее сына. И тут же оговаривалась, что хоть ваш сын и способный, необычный парень, но с поведением у него дело обстоит не слишком хорошо... У меня предметы и учителя делились на любимые и нелюбимые. Очень нравилась мне география. Преподавал ее замечательный педагог, Харлампий Харлампиевич, бывший моряк императорского флота. Высокий, могучий, с офицерской флотской выправкой, наделенный природой низким командным голосом. Преподавал он увлеченно и очень интересно. Необходимую программу обучения он расцвечивал бесчисленными подробностями. Красочно описывал знаменитые морские сражения, диспозицию которых знал с поразительной точностью. Носил он старый морской китель, но с простыми пуговицами. Харлампий Харлампиевич вызывал у нас, учеников, огромное уважение, а у некоторых страх. Слушались его все, даже неисправимые бузотеры. Требовал он четких ответов, а тех, кто мямлил, он заставлял повторять, при этом всегда говоря те же слова зычным приказом: – Говори внятно, без манной каши во рту! Когда же он сам произносил сложные названия гор, проливов и всяких других географических имен, то звучало у него это, как рокот грома: – Беп-эль-мандеп! – Или: – Кар-р-р-диль-ерры! Гиб-р-р-р-ал-та-р-р-р! Я числился у Харлампия Харлампиевича в любимых учениках, и этим гордился. Не любил я математику, хотя давалась она мне довольно легко. А также не любил уроки немецкого языка. Мама не только в совершенстве владела немецким, но отлично знала математику. Поэтому она «огнем и мечом» заставляла меня этими предметами заниматься, давая постоянно домашние уроки и остальным моим друзьям-«мушкетерам». Благодаря мамины усилиям, я немецким овладел и стал бойко с ней изъясняться. Боялись и не любили ученики преподавателя физики по прозвищу «Чича». Мрачный человек, больной спондилитом. Ходил он, опираясь на палку, с усилием передвигая ноги. Никогда не улыбался и обожал ставить самые низкие оценки, которые часто делались причиной для некоторых оставаться в том же классе на второй год. Знал Чича предмет хорошо, но с беспощадностью хищника ставил плохие отметки. Входя в класс, он не спеша переставлял больные ноги, подходил к своему столу, разворачивал классный журнал, внимательно в него вглядывался, делая довольно длинную паузу, после чего поднимал голову и медленно обводил взглядом замерших учеников. Следующим этапом в этой «экзекуции» Чича использовал руку с вытянутым вперед указательным пальцем. Он так же медленно, как и в начале, поворачивал голову, но в обратном направлении, ведя вместе со взглядом грозно направленный указательный палец, который по своему не только внешнему виду, но и по его воздействию все больше и больше делался похожим на пистолет. И наконец, когда грозный Чича в душе уже выбрал намеченную цель, он делал резкий поворот и, впившись взглядом и указав пальцем-пистолетом на жертву, скрипучим голосом произносил: – К доске! Вопросы задавал грозный учитель прямые и точные и ответы требовал такие же. Меня он таким способом никогда не вызывал. За что я относился к нему хорошо. Физику я любил, интересовался ею и пополнял школьные знания чтением всяких журналов, типа «Техника – молодежи», где находил много интересного. Часто отвечая Чиче, я дополнял ответ расширенными познаниями. Ему это, как видно, нравилось, и поэтому у меня с ним не возникало никаких проблем. Когда я подрос и начал много читать, предмет «литература» стал моим любимым. Но преподаватель, к сожалению, оказался препротивнейшим типом. Некрасивый неопрятный старик, получивший прозвище «Гобсек», вызывал какое-то брезгливое чувство. Почти всегда с расстегнутой ширинкой старых штанов, подтянутых под большим животом старым ремнем, и лысый, он часто, запустив руки в глубокие карманы, начинал там производить не совсем понятные и не совсем приличные действия. При этом он отходил к окну и, встав к классу спиной, делал вид, что что-то рассматривает на улице. С учениками обращался жестко. Вел уроки неинтересно. Кроме того, отличался несправедливостью к ученикам. Как-то раз Еся Эйкельман, самый низенький и тихий в классе ученик по прозвищу «Молекула», которого любящая еврейская мама старалась нафаршировать обильной и вкусной едой, обмишурился. Объевшийся Еся на скучном уроке Гобсека уснул и непроизвольно произвел неприличный звук, да еще с необычной силой. В первую секунду все замерли, но почти сразу же начался дружный смех. Вместо того, чтобы смягчить неловкость, Гобсек заорал, подойдя к Эйкельману, съежившемуся и ставшему еще меньше: – Вон из класса! Хулиган! Покраснев до ушей, бедняга вскочил и убежал из школы. Долгое время его не могли заставить возвратиться в класс. И только когда делегация из учеников пришла к нему домой, инцидент удалось исправить. Особым нашим вниманием и вожделением пользовалась историчка. Ей присвоили прозвище «Конституция». Она вела этот предмет. Молодая, лет двадцати восьми, красивая, с крупными и очень пропорциональными формами, она возбуждала у ребят определенные фантазии. Она чувствовала свою силу, вела себя свободно, хорошо одевалась, ненавязчиво демонстрируя красивые ноги. Среди коллег пользовалась уважением, особенно потому, что вышла замуж за первого секретаря горкома партии. Но учеников, сидевших на первых партах в нашем классе, интересовало не то, кто ее муж, а ноги Коституции: вернее, та часть, что скрыта под юбкой. Для того, чтобы туда заглянуть, нужно было оказаться под партой, и тогда открывалась картина, которая для видевших ее делалась неповторимой! Осуществлялась эта операция простым способом. Сидевший за партой ронял что-либо из предметов на пол. Это могла быть ручка, тетрадь, учебник – это не играло никакой роли. Чтобы поднять упавший предмет, нужно оказаться под столом, что и требовалось доказать. И там очарованный прелестями Конституции парень мог находиться определенное время, конечно, в рамках разумного. Однажды одному из «созерцателей» удалось увидеть у нее такое, что до того никому не удавалось. Некоторые ребята ему даже не поверили, но он описал такие подробности, которые убедили остальных, что он не врет. Все это – естественно, и по-моему, в этом не было ничего плохого. Чудный, неповторимый возраст! Павел Александрович Алипов, он же преподаватель рисования, он же отец нашего верного соратника Кирилла, по совместительству Санчо Панса, он же организатор увлекательных походов по Крыму. Собрав по указанию Павла Александровича все необходимое для путешествия: спальные мешки, полотенца, котелки для варки и еды, ложки, вилки, спички, свечи, а также простые приспособления для путешествия в горах, такие как веревки, кеды, топорики, ножи, – и внеся в общую кассу немного денег, волнуясь в предвкушении интереснейшего путешествия, мы отправлялись в дорогу. Павел Александрович обожал Крым и знал его досконально. Путь выбирал каждый раз новый. Но всегда он проходил через степи, долины, дремучие леса горного Крыма, пересекал альпийские луга высоких плоскогорий. Поднимаясь на сказочный Ай-Петри, мы шли по краю глубоких обрывов, дно которых пряталось в гуще папоротника, кустов кизила и дикого винограда. От самой дороги и до дна расщелины возвышались могучие столетние стволы деревьев! Величественные сосны и красавцы-дубы с необъятными кронами соседствовали с реликтовыми рощами и зарослями ореха. Корни, похожие на мускулистые лапы гигантов, вцепившихся в наклонные скальные уступы, удерживали монументально-величественный крымский лес намертво. Останавливались на привал мы обычно в более или менее удобных места и развалившись прямо на траве или на мягком мхе, отдыхали от приятной усталости. На ночевку лагерь разбивали четко в заранее продуманных местах. Решающее слово принадлежало нашему «главнокомандующему». Какой бы маршрут он ни выбирал, но в него входило обязательное посещение средневековых скальных городов Чуфут-Кале и Мангуп-Кале. В этих романтических развалинах мы обычно ночевали. Руины сохранили следы навсегда исчезнувшей жизни. Узкие улицы с каменными мостовыми, испещренными глубокими колеями, пробитыми колесами повозок, веками проезжавших по некогда кипевшему торговому городу-крепости. Лавки и жилища, высеченные прямо в скальном массиве, напоминали о характере жизни этого поселения. Особенно внушительным выглядели фортификационные сооружения города-крепости. Узкие боевые галереи нависали над пропастью, окружавшей город. Отсюда открывалась перспектива уходящей дали. Тающие в синеве очертания гор накладывали на застывший пейзаж отпечаток вечности... Казарменные помещения, где жил гарнизон, располагались в глубине скального массива. Там всегда держалась равная мягкая температура. Казармы напоминали пещеры с возвышением вдоль стен. Как видно, оно служило когда-то спальным местом солдат. Что всегда в этих помещениях поражало, это необыкновенная акустика: даже тихо произнесенное слово звучало громко и звонко. Нас это забавляло и на короткое время мы устраивали соревнования, кто кого перекричит. Перед сном обычно разжигался костер. Для этого средневековые жители для нас все приспособили. Место для огня напоминало по устройству камин, что обеспечивало свободный выход горячему воздуху и дыму. На огне готовили простой суп из консервов и макарон. Второе блюдо обычно состояло из бутербродов с сыром и колбасой. И в заключение традиционный чай путешественников. Во время чаепития Павел Александрович рассказывал нам преинтереснейшие истории. Он знал очень много и говорил красочно с истинным увлечением. А мы слушали его с открытыми ртами. Рассказы не только касались истории скального города, выдержавшего многие ожесточенные штурмы татарских войск, но Павел Александрович хорошо знал и о других таинственных местах Крыма. Особо возбуждало мою фантазию существование подземных катакомб, протянувшихся под всем Крымским полуостровом! Павел Александрович утверждал, что они тянутся от Евпатории и до самой Керчи! Кроме того, они имеют бесчисленные разветвления и представляют собой сложный лабиринт туннелей. Весь этот подземный Крым абсолютно не исследован. Известно, что он служил укрытием в бесконечных войнах, вспыхивавших на протяжении многих веков в Крыму. Для терпящих поражение армий они служили укрытием, а наступавшие пользовались катакомбами для проникновения в тыл противника. Увлекательные рассказы Павла Александровича о катакомбах, возможно, остались бы просто пищей для моих фантазий, если бы не господин-случай. Во дворе Сережи, того, что предпочитал называться Арамисом, мы часто играли в футбол. Когда-то на этом месте жил богатый татарин, поэтому двор был большой. Остался только каменный сарай и широкий, довольно глубокий колодец. Колодец прикрывали деревянной крышкой. Это для того, чтобы туда никто не свалился. В основном это опасение касалось Сережиного отца. Пьяница и дебошир, он, напивавшись, разгуливал по двору, садился на каменный борт колодца и обрушивал на всех отвратительные ругательства. Особенно он орал на нас, мальчишек, когда мы с мячом носились по двору. Как-то раз мы забыли закрыть крышку колодца, и я случайно попал туда мячом. Пришлось мне лезть за мячом. С помощью примитивной деревянной лебедки с намотанным на нее канатом я стал опускаться в колодец. Уже у самой воды я почувствовал легкий ветерок, а еще ниже опустившись увидел два широких отверстия одно против другого, начинавшихся невысоко над водой и по высоте не превышавшие человеческий рост. Я заглянул в одно из них, но из-за темноты понять, куда они ведут, не представлялось возможным. Легкий ветерок чуть дул оттуда. Слегка пахло знакомым подвальным запахом. Так пахло в подвалах старых домов, где мы часто играли в войну под названием «казаки-разбойники». Там разворачивались наши баталии с «пленными», «убитыми» и «победителями». Так как таинственные темные отверстия никак не могли быть входом в подвал, я тут же понял, что открыл нечто новое, загадочное. Поднявшись наверх с мячом, я, волнуясь, рассказал друзьям о моем открытии. Страсти разгорелись! Мы решили подготовиться. Вооружившись веревкой, фонарями, а я как предполагаемый «первопроходец» старым, правда, несколько поржавевшим штыком, мы опустились один за другим в колодец. Минуя сводчатый вход, мы оказались в туннеле. Осторожно продвигаясь вперед, мы оказались в довольно просторном коридоре с каменными стенами и таким же полом. А еще чуть подальше туннель раздваивался. Остановившись и обсудив ситуацию, мы приняли разумное решение возвратиться наверх и решить, что делать дальше. Вспомнив рассказы Павла Александровича о крымских катакомбах, я понял, что это и есть вход в таинственный подземный Крым! Сразу же возникли у нас самые невероятные планы. Конечно, мы связали подземелья с тайными захоронениями пиратских кладов или секретными убежищами татарских разбойничьих банд. А если мы их обнаружим, то наверняка найдем место, где они содержат закованных в цепи пленников! Открыв катакомбы, мы открыли для себя нескончаемый мир фантазий, завораживающий мир приключений. Но какой мир приключений, если в нем нет тайны! И катакомбы стали глубоко скрываемой тайной. Тайна подземелий не стала моей первой тайной. Как-то летним вечером я с родителями ужинал во дворе нашего дома. Та часть двора, что выходила на улицу, заканчивалась высоким каменным забором с массивными деревянными воротами. К другой стороне примыкал дом доктора Кнауэра, но своей глухой стороной. В дальнем углу двора стоял сарай, где хранилось всякое барахло. А в той части, где мы ужинали, возвышался еще один сарай, покрытый татарской черепицей. Там наша замечательная соседка Прасковья Ивановна держала корову, хранила сено и разводила уток и гусей. Но все это внутри, животных во двор не выпускали. Этот сарай отделял наш двор от примыкавших домов, которые образовывали следующую улицу. Внезапно на крыше сарая показалась фигура человека. Согнувшись, он сбежал к краю сарая. Наша дворовая собака, злая и очень большая, бросилась с лаем на него. Человек застыл, боясь спрыгнуть вниз. Бледное лицо изображало отчаяние и мольбу. |
Похожие:
 | Михалков С. В., Михалков М. В. Два брата — две судьбы: Мемуары. — М.: Зао центрполиграф, 2005. — 447 с. Isbn 5–9524–1884–8 | | Уважаемые посетители сайта! Предлагаем Вашему вниманию для ознакомления и практического применения Методические рекомендации по применению... |
 | | Предлагаем Вашему вниманию информацию о новых поступлениях, пополнивших фонды библиотеки Кубгау в первом полугодии 2016г | |
| Предлагаем Вашему вниманию образец заявления о переходе организации к системе сбора отчетности в электронном виде с использованием... | | Рф по Свердловской области проводило интернет-конференцию, посвященную предоставлению отчетности в пфр. Пользователи сайта «Консультант... |
| Наша фирма постоянно растет и развивается, мы реализуем новые решения и идеи, занимаемся модернизацией существующей базы нашей продукции.... | | Предлагаем Вашему вниманию полезный материал по учету, налогообложению и отчислениям в социальные фонды, который размещен в книге... |
| Предлагаем Вашему вниманию открытый (публичный) доклад, в котором представлены результаты деятельности учреждения за 2014 2015 учебный... | | Написать заявление на имя Главы администрации Юрьев-Польского района Родионовой Е. В. с просьбой предоставить указанные документы.... |