СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ АСПЕКТЫ
СТАНОВЛЕНИЯ СОВРЕМЕННОЙ ЛИЧНОСТИ Р.Я. Подоль
Рязанский государственный университет имени С.А. Есенина
Науке давно известно, что духовность не является генетически врожденным антропологическим качеством. Поэтому еще на ранней стадии первобытного общества человек вынужден был развивать у себя определенные моральные стандарты поведения, не являющиеся априорными. Это и дало толчок к развитию культуры как возделыванию природной среды обитания и самой человеческой сущности. Таким образом, социальная реальность является своеобразным зеркалом, проецирующим все духовные аспекты общественного бытия человека в его культурно-историческом развитии. Духовность воспроизводится на основаниях культуры и не может возникнуть вне личности, осознанно воспринимающей социальные реалии своего общественного бытия. Это и давало основание известному античному софисту Протагору вывести знаменитую формулу: «Человек – есть мера всех вещей». И критерием этой меры, бесспорно, является духовный потенциал личности, в котором отражается культурное пространство исторического времени.
С учетом этого философский анализ социального бытия современного человека концептуально важен для всех гуманитарных наук, тесно связанных с теоретической педагогикой и воспитательной практикой. Рефлексивное осмысление общественной реальности, в которой нам суждено жить, позволяет наиболее адекватно оценивать существенное влияние на биологическую и социальную целостность человека ХХI века наиболее пагубных последствий техногенной цивилизации. Участившиеся природные катастрофы техногенного характера являются наиболее очевидными из них. Достижения научно-технического прогресса очевидны, но нельзя не замечать, какими большими людскими потерями человечество зачастую вынуждено платить за приоритеты технократического мышления. Гуманитарная наука пытается осознать степень его воздействия на человеческую природу. Об этом сейчас много пишут и размышляют не только гуманитарии, но и специалисты естествознания. Для примера можно привести лишь несколько мнений: «Современный язык мышления техногенной цивилизации породил новый язык – язык примитивно-уродливого, чрезмерно прагматичного технического мышления…»1. Некоторые социологи отмечают, что сведения о техногенных людских потерях перестали восприниматься как сенсация и, что еще пагубнее, вызывать сострадание: «Эта потеря способности слышать и видеть вызвана, видимо, противоречивостью современной цивилизации, какими-то своими сторонами вызывающей у человека атрофию желаний и духовных потребностей»2.
Нет надобности тиражировать многочисленные опасения специалистов по поводу того, что мы сталкиваемся с тенденцией продуцирования нового типа человеческой сущности, именуемой «Homo technogenus». Так ли это – вопрос дискуссионный, но совершенно очевидно, что в генетическом аспекте важнейшим характерным признаком социальной эволюции человека является духовность, которую в светском понимании чаще всего трактуют как высший уровень развития и саморегуляции личности. Поэтому чрезвычайно актуальной педагогической задачей представляется разработка методологических алгоритмов, способствующих эффективному функционированию образовательного процесса в условиях характерных онтологических изменений современной социальной реальности. Ведь глубоко философский гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?», несмотря на его всеобщность, для каждого человека, при всей его индивидуальности, обуславливается, тем не менее, определенными историческими и социокультурными универсалиями. Как рационально осознанные и духовно воспринятые аксиологические жизненные ориентиры, они мотивируют выбор субъективных устремлений к самореализации личности в общественной жизни. А это означает, что гуманитарная наука вынуждена всегда обращать особое внимание на проблему воспроизводства духовности, что особенно актуально для нашего исторического времени, именуемого многими обществоведами эпохой постмодернизма.
Постмодернистские тенденции активно воздействуют на многоликую сферу самых разнообразных общественных отношений. Усиленные процессом глобализации современного многополярного мира, они подвергают серьезной диффузии важнейшие моральные приоритеты и традиционные образцы классического искусства. В противовес им культурой постмодерна утверждается приоритет нравственного и эстетического релятивизма, размывающего универсальные критерии красивого и безобразного, девальвирующего понятия добропорядочности и добродетели. Вследствие этого эстетически и морально непотребные субъективные человеческие устремления выводятся из-под контроля совести и становятся зачастую предметом смакования для некоторых жанров современной шоу-индустрии, претендующей на роль альтернативного «искусства».
Серьезно обеспокоенные этим, некоторые современные западные социологи в своих эсхатологических прогнозах предрекают конец традиционной человеческой культуре. В частности, видный французский постмодернист Жан Бодрийяр связывает апокалиптические подвижки в социальной реальности с экспансией «массового общества». Массы, по его мнению, представляют собой главную люмпенизированную угрозу социальному, это «черная дыра, куда проваливается социальное»1. Существование масс лишено историчности, ибо всецело зациклено на реализации актуальных потребностей, в которых растворены и прошлое, и будущее. Их главные вожделения тесно связаны с настоящим – бытие только здесь и сейчас. Что бы мы могли сегодня сказать, допустим, об истории античной Греции без имен Гомера, Сократа, Платона, Аристотеля и других выдающихся мыслителей этой эпохи. «Массовое общество» не развивает в своем сознании социальную память, а поэтому им легче манипулировать, подпитывая его не духовным наследием классического искусства и высокой литературы, а их усредненными эрзац-образцами. У массового общества также и аналогичные средства дозированной информации. Они так и именуются: средства массовой информации, для удобства в произношении – просто СМИ. Масса, по убеждению Ж. Бодрийяра, утрачивает духовную аутентичность и сущностные признаки определенной народности, поэтому ее социальная безродность должна стать предметом современной антропологии. «Молчание масс, – заявляет он, – безмолвие молчаливого большинства – вот единственная проблема современности»1.
Можно по-разному относиться к подобным опасениям, но совершенно игнорировать их было бы неразумно. В связи с этим следует заметить, что проблема сохранения русской национальной идентификации при интеграции России в мировое глобальное пространство в последние годы особенно активно обсуждается на самом высоком научном уровне. Многие ученые выражают озабоченность по поводу того, что существенные подвижки в общественном сознании современных россиян, затрагивают ментальные модусы своеобразной этнической идентификации: «Исследование ментальностей, – подчеркивает А.Я. Гуревич, – открывает пути к постижению сознания “молчаливого большинства” общества, тех людей, которые образуют его основу…»2. Диффузия общественной психологии, обусловленная гигантским социальным расслоением российского общества на состоятельную элиту и малоимущее «молчаливое большинство», конечно же, порождает совершенно новые проблемы в образовательном процессе. Причем это не только педагогические проблемы, а поэтому гуманитарная наука всем своим эвристическим потенциалом должна на них адекватно реагировать.
Как видим, наиболее важные проблемы современного гуманитарного сообщества обусловлены воздействием постмодерна и массовой культуры на переоценку аксиологических ориентиров, предопределяющих духовное воспроизводство личности. Векторы этой переориентировки довольно многообразны и все они требуют особого анализа. Не вдаваясь в детализацию, выделим лишь два: мифологизация и виртуализация индивидуального и общественного сознания. Оба этих фактора тесно взаимосвязаны, но мы попытаемся их разграничить. То, что мифология как самая ранняя форма мировоззрения сопровождает каждого индивида с момента его рождения до завершения детства, обеспечивая пластичное вхождение в мир человеческой культуры, не требует особых пояснений. Но в определенное время своего взросления, расставаясь с миром «сказочного» восприятия жизни, пытливый «крошка-сын» придет к отцу за советом, как в реальном мире отличить хорошее от плохого. Таков традиционный путь взросления человека и становления личности.
Нынешняя социальная реальность накладывает свой отпечаток на эту воспитательную традицию. Современный ребенок, зачастую до возникновения у него естественной потребности прийти за реальным жизненным советом к родителям, с помощью телевидения попадает под мощное мифологическое воздействие рекламной индустрии. Затянувшаяся мифологизация сознания ребенка порождает феномен интерсубъективности в социализации личности, который К. Юнг назвал «архетипом коллективного бессознательного». Если выразить эту мысль проще, то, вследствие избыточной мифологизации, происходит задержка формирования духовных основ своего индивидуального «Я». Сознание такого подростка легко подвержено манипуляции усредненными ценностями массовой культуры и культовым влиянием мифологических кумиров. В мощном зомбирующем воздействии современного рекламного бизнеса, заинтересованного в формировании у людей прежде всего потребительских интересов, духовно деформируется как общественное, так и индивидуальное сознание, традиционная педагогика явно проигрывает. Негативная статистика роста преступности и других антиобщественных деяний, совершаемых подростками, свидетельствует о том, что эффективность педагогического воздействия на молодежь пока явно уступает процессу ее массированного духовного опустошения. Образовательные технологии, акцентированные на осмыслении культурного богатства книжного слова, не могут сегодня достойно конкурировать с виртуальной заманчивостью компьютерной графики и мифологической привлекательностью рекламных роликов.
Стремительно проникшее в родную речь иностранное понятие «бренд» является визитной карточкой мифологизации массового сознания. В древнем кельтском языке слово «brendt» означало клеймение скота раскаленным железом. Это было своеобразное тавро, безошибочно узнаваемое всеми соплеменниками. Глобальная брендизация товаров и услуг мифологизирует, прежде всего, потребительские потребности человека, без удовлетворения которых он якобы теряет свою престижность в современном мире. Отечественный философ О.А. Феофанов, анализируя эту нарастающую тенденцию, пишет: «Мы все неизбежно участвуем в беспрерывном рекламном процессе, процессе формирования мифов, иллюзий, рекламных сказок. Только выступаем в разных ролях. Рекламодатели дают деньги и заказывают имидж (он же – миф) своему товару. Рекламисты в меру своего таланта за эти деньги фабрикуют миф. Средства массовой информации распространяют его, тоже не бесплатно. И, наконец, мы – потребители, прежде чем купить и воспользоваться товаром, с удовольствием потребляем предложенный нам миф. Мы – герои и конечная цель процесса, без нас реклама была бы бессмысленна. Вот почему идет постоянная массированная рекламная атака на наше сознание, на нашу психологию, с тем чтобы создать благоприятное впечатление о товаре, услуге или любом другом объекте рекламы, будь то дамские прокладки или политический деятель»1.
В самом деле, можно сколь угодно и как угодно ругать одиозную рекламу, некоторые «горячие» головы даже предлагают ее совсем запретить. Возможно, какие-то административные меры и нужны, но думается, что все негативные издержки рекламной экспансии на человеческое сознание должны преодолеваться на другом уровне. Наиболее действенный способ его защиты от рекламной манипуляции – научить человека мыслить самостоятельно. И поэтому роль семьи и школы в собирании целостной личности, способной противостоять внешнему воздействию мифологических архетипов, в современных социальных реалиях чрезвычайно возрастает.
Другая характерная проблема, весьма тесно связанная с преодолением кризиса современного гуманитарного знания, обусловлена виртуализацией социальной реальности. Рискну предположить, что этот феномен во многом оказался неожиданным для антропологической науки. Еще пару десятилетий тому назад трудно было себе представить, что для нового поколения наших соотечественников компьютер станет более необходимым и желанным «собеседником» и «наставником», чем школьный учитель и вузовский преподаватель. Но таковы реалии нашего времени, и с этим гуманитарной науке, и педагогике в частности, приходится считаться. Видимо, не только унизительно низкой зарплатой, но и этой тенденцией можно объяснить резкое падение в последние годы социального статуса педагогических специальностей и, как следствие, снижение их престижности в массовом сознании. Но прежде чем реагировать на следствие, надо выяснить его причину, которая, еще раз подчеркнем, обусловлена виртуализацией социальной реальности.
С момента зарождения антропологии было известно, что человек представляет собой удивительно биологически пластичное существо. Лишенный природной программы своего человеческого становления, он стал венцом ее эволюции благодаря усвоению социальной программы своего личностного становления. Традиционная педагогика за многие века своего существования это учитывала, успешно разрабатывая наиболее эффективные способы духовного перевоплощения индивида в личность. Но вот историческое время изменилось, и в конце XX века гуманитарная наука, и философская антропология в частности, столкнулась с феноменом виртуальной пластичности человека. В данном случае имеется в виду постоянно усиливающаяся подсознательная зависимость современного человека от соблазнов виртуальной игромании. Но, справедливости ради, надо сказать, что этот синдром антропологи исследовали и ранее. В частности, еще Эрнст Кассирер (1874–1945) ввел в антропологию понятие «Homo Simbolicus», человека символизирующего, т. е. играющего с различными символами реального мира. Сегодняшняя компьютеризация педагогических технологий, рассматриваемая под ракурсом инновационного подхода к образованию, пытается компенсировать издержки традиционного педагогического воздействия с учетом виртуализации современной социальной среды.
Что при этом следует учитывать? Какие трудности нас подстерегают на этом трудном пути? Если эти вопросы переводить в онтологическую плоскость, то, прежде всего, меняется личностное осмысление свободы как важнейшей аксиологической составляющей человеческого бытия. В прежних философских представлениях свобода личности рассматривалась как реализация своих интересов в пространстве желаемого и должного, возможного и необходимого. При этом должное, как элемент сдерживания эгоцентрических устремлений человека, определяется моральными императивами человеческой культуры.
Виртуальная реальность существенно деформирует эти акценты в понимании человеческой свободы. Виртуальная свобода – это свобода формальная, внешняя. Но без обретения внутренней свободы личности, сочетающей в себе желаемое и необходимое, такая свобода, оборачиваясь своей негативной стороной, формирует мотивацию вседозволенности. Традиционная педагогика испокон веков билась над проблемой развития аутентичной креативной свободы личности в соотнесении ее с общественными императивами поведения. В современных условиях, вызванных компьютерной революцией и виртуализацией окружающего мира, прежде всего у молодых людей, на уровне подсознания вырабатываются нравственные стереотипы, выводящие человека «по ту сторону добра и зла».
При этом ориентиром внутренней мотивации для определенных групп молодежи становится нравственный эскапизм, способствующий вовлечению их в различные деструктивные фанатские клубы и секты. Если обобщить различные интерпретации этого феномена, которые даются социальной психологией, конфликтологией и другими гуманитарными науками, то под эскапизмом понимается бегство человека от общепризнанных моральных стандартов и стереотипов общественной жизни. Принято считать, что эскапизм явился порождением социальных катаклизмов ХХ века, и его теоретическим обоснованием стал философский экзистенциализм, воспевший образ «бунтующего» человека. Теоретики экзистенциализма много сделали для возвеличивания внутренней свободы индивида и значительно меньше – для утверждения того, что человек обладает определенной свободой в обществе благодаря самому обществу. Поэтому нравственный эскапизм порочен, прежде всего, из-за смещения акцентов в социализации современного человека, когда достоинство общественного блага подменяется приоритетом индивидуального жизненного успеха. Современные компьютерные игры ориентированы прежде всего на развитие подобной личностной мотивации.
Специалисты возрастной психологии подметили, что с самого раннего возраста у детей стала формироваться устойчивая адаптационная зависимость от компьютерной игромании. Следствием этого является подсознательная фетишизация игровых смыслов виртуального бытия. Ведь в компьютерной игре все смысловые модули жестко запрограммированы, а конечный результат зависит от степени их раскодирования. Геймеру остается лишь умело вписаться в сценарий игры, и для достижения конечного успеха от него не требуется никаких духовных качеств. Так постепенно происходит смещение смыслов аксиологической значимости коммуникативных связей в виртуальном мире и реального межчеловеческого общения. «Смысл нашей жизни – счастье человеческого общения», – писал В.А. Сухомлинский – «не в том счастье, чтобы замкнуться от людей, а в том, чтобы высшей нашей потребностью… была потребность в человеке»1. Виртуальные коммуникации лишены не только личностного общения, но и всего богатства эмоционального и духовного притяжения людей.
В завершение уместен следующий вывод: кардинальные изменения общественного бытия обусловливают эволюцию природной и социальной сущности человека. Выступать против этого столь же нелепо, как пытаться повернуть вспять процессы глобализации современного многополярного мира. Но и игнорирование негативных тенденций, воздействующих на духовное становление личности, с неизбежной пагубностью скажется на судьбе современной цивилизации.
|
