Методические рекомендации для школ Российской Федерации по проведению уроков и внеклассных мероприятий, посвященных воссоединению России и Крыма
Скачать 3.8 Mb.
|
| Приложение 4. Крымские мотивы и отголоски в творчестве Пушкина В.И. Коровин, д-р филол. наук, профессор, заведующий кафедрой Отечественной литературы В 1820 году над Пушкиным внезапно разразилась гроза. В эпилоге к поэме «Руслан и Людмила» он писал: На крыльях вымысла носимый, Ум улетал за край земной; И между тем грозы незримой Сбирались тучи надо мной!.. В мае 1820 г. Пушкин был выслан из столицы и отправлен в фактическую ссылку на Юг (официально – переведен на новое место службы). Период Южной ссылки справедливо считается периодом почти полного господства романтизма. На юге Пушкин знакомится с поэзией Байрона, и это усиливает волновавшие его романтические настроения. Южный период творчества связан с воплощением романтического характера байроновского типа («современного человека», представленного Чайльд-Гарольдом) в его русской интерпретации – вольнолюбивого мечтателя и разочарованного индивидуалиста. На Юге Пушкин испытал не только влияние Байрона, но пережил глубокий интерес к французскому поэту-классику Андре Шенье, со стихотворениями которого, только что вышедшими (1819), он познакомился перед отъездом на Юг. Том стихотворений Андре Шенье стал любимым чтением Пушкина в южный период. Шенье с его пластикой, сдержанностью, гармонией явился для Пушкина прямым и оберегающим противовесом байроновской безудержной и часто алогичной эмоциональности. Если в поэмах преобладает влияние Байрона, то в лирике ему не уступает влияние Шенье. Творчество южного периода развивается из противоречия между романтизмом Байрона и классицизмом Шенье, устремляясь к примирению между ними, к синтезу романтизма и классицизма в чисто пушкинской поэтической системе, предполагающей выражение эмоциональной субъективности и конкретного психологического переживания точным и ясным словом. Подобно тому как Байрон противостоял холодному рационализму, так Шенье – эмоциональной несобранности, иррациональности, внося дисциплину эстетического вкуса в стиль, передающий романтическую взволнованность. Оба поэта были Пушкину необходимы и служили дополнением и противоядием один другому. Овладевая романтической темой, романтической проблематикой и романтическим стилем, Пушкин окончательно сводит воедино стили двух течении русского романтизма – психологического и гражданского, или социального. И, что очень существенно, этот синтез предстал в лирике и в больших лироэпических жанрах. Немалую роль в творчестве Пушкина в южный период, который отличался своим откровенным, почти господствующим лиризмом, сыграли крымские впечатления. Вместо холодного севера и средней полосы России перед Пушкиным открылись морские просторы, он увидел горы и ощутил жар ослепительного южного солнца. Все это вместе рождало романтические настроения и усиливало их в тот период, когда и в мире было беспокойно и тревожно. Крым (Таврия – так в древности называлась южная часть Крымского полуострова по имени его населения: тавров; в Средние века весь Крым стал называться Тавридой) произвел на Пушкина неизгладимое впечатление. Эта земля, присоединенная к России в 1783 году, была овеяна легендами. Она помнила греков, генуэзцев. Здесь соединялись Запад и Восток (крымское ханство). Пушкин вместе с семьей генерала Раевского, героя Отечественной войны 1812, путешествовал три недели летом 1820 г. 15 августа он писал, что через Керченский пролив «из Азии мы переехали в Европу», в Тавриду – «воображенью край священный». Пушкину запомнились Керчь, Феодосия, Гурзуф, Бахчисарай, Симферополь, Алушта, Ангарский перевал, Ялта, Массандра, Никитский ботанический сад, Георгиевский монастырь... В дошедшем до нас неоконченном и необработанном стихотворном отрывке «Таврида» он признавался, что стал бодр духом, его посетило творческое вдохновенье и он пережил нечто похожее на счастье: Ты вновь со мною, наслажденье; В душе утихло мрачных дум Однообразное волненье! Воскресли чувства, ясен ум. Какой-то негой неизвестной, Какой-то грустью полон я; Одушевленные поля, Холмы Тавриды, край прелестный, Я снова посещаю вас, Пью жадно воздух сладострастья, Как будто слышу близкий глас Давно затерянного счастья. Крым, по предположению биографов, связан с историей «потаенной любви поэта». В Крыму Пушкин начал сочинять поэму «Кавказский пленник», легенда о ханском дворце в Бахчисарае послужила сюжетом поэмы «Бахчисарайский фонтан», «...там, – писал Пушкин, – колыбель моего Онегина». Крым – место создания других произведений и возникновения новых замыслов. В Крыму Пушкин ощутил полноту бытия, радостное чувство от гармонии с природой полуденной земли. Особенно яркие впечатления остались у поэта от посещения Гурзуфа и Бахчисарая. До Гурзуфа, древнейшего поселения на Южном берегу Крыма Пушкин добирался морем из Феодосии. Ночью на корабле была написана им знаменитая элегия «Погасло дневное светило...». Поэт жил в доме дюка Ришелье, вел беседы с бывшим губернатором Тавриды А.М. Бороздиным, жена которого приходилась сестрой генералу Раевскому. Он побывал на развалинах генуэзской крепости, любовался знаменитой Медведь-горой (Аю-Дагом) и руинами города Парфениона, который. по преданию, был столицей амазонок... В уже упомянутом отрывке «Таврида» Пушкин писал: Так, если удаляться можно Оттоль, где вечный свет горит, Где счастье вечно, непреложно, Мой дух к Юрзуфу прилетит. Счастливый край, где блещут воды, Лаская пышные брега, И светлой роскошью природы Озарены холмы, луга… Крым положил начало романтической лирики Пушкина, в которой создан психологический портрет современника, эмоционально соотнесенный поэтом с собственным поэтически воспроизведенным характером. Личность самого поэта предстает главным образом в элегической тональности. Центральная тема – ощущение новых впечатлений, стихийное чувство воли, контрастное повседневной жизни. Постепенно, однако, ведущим становится стремление раскрыть внутренние стимулы поведения в связи с мотивом свободы. Романтическое настроение, возникающее в лирике Пушкина, предопределено особым осмыслением биографических обстоятельств, получающих обобщенную трактовку. В элегиях Пушкина возникает конкретный образ изгнанника поневоле, рядом с которым появляется условно-романтический образ изгнанника добровольного. Этот образ связан с байроновским Чайльд-Гарольдом и с римским поэтом Овидием. Пушкин переосмысливает факты своей биографии: не его, Пушкина, сослали на Юг, а он, следуя своим нравственным исканиям, покинул душное столичное общество. В этом отношении поэт воплощает романтический дух либеральных идей века: сила нравственного чувства противостоит обстоятельствам и хотя бы в личном сознании побеждает окружающую его суровую действительность. Ссылка Пушкина поставила его в положение политического изгнанника. Уже в первом стихотворении, написанном на юге, – «Погасло дневное светило...» – дана господствующая для всей его романтической лирики интонация элегического раздумья. В центре элегии – личность самого автора, вступающего в новую пору жизни. Главный мотив – возрождение души, жаждущей внешней и внутренней свободы, нравственного очищения. В стихотворении поэтически развертывается краткая формула из письма к П. А. Вяземскому: «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих, авось полуденный воздух оживит мою душу». Стихотворение подводит итог внутренней жизни поэта в Петербурге, в «отеческих краях» и осмысливает ее как несвободную и нравственно неудовлетворительную. Отсюда возникает контраст между прежним существованием и ожиданием полной свободы, сопоставляемой с грозной стихией океана. Личность поэта помещена между «берегом отдаленным» и «брегами печальными»: Я вижу берег отдаленный, Земли полуденной волшебные края... Лети, корабль, неси меня к пределам дальным По грозной прихоти обманчивых морей, Но только не к брегам печальным Туманной родины моей… Рефреном проходят строки: Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Сопровождая лирическое чувство, этот лейтмотив проясняет противоречивость душевного состояния и создает перспективу неограниченных желаний личности. Природа рисуется не только необычной, что характерно для романтической лирики южной ссылки, но и внутренне противоречивой. Она заключает в себе представление о мощи стихии и ее произволе («По грозной прихоти обманчивых морей», «угрюмый океан»). Главное в пушкинском изображении – не реальная живописная картина, а выражение стихийного движения, активности, безграничной свободы. В элегии преобладают эмоционально оценочные эпитеты и глагольная экспрессия (« Шуми, шуми...», «Волнуйся...», «Лети..., неси...»). Композиция стихотворения («бегство» из «отеческих краев» и устремленность к «пределам дальным») помогает раскрыть внутреннюю тему – драму поэтической души. Драматическая коллизия – разрыв с прошлым и неопределенность настоящего и будущего – развернута не только в пространстве, но и во времени. Временной план – самый важный. Романтическая тема «добровольного бегства» объясняется не внеличными, внешними обстоятельствами, а сугубо внутренними причинами. Подлинная причина «бегства» – душевные потребности: лирический герой недоволен обществом и собой. Анализ психологических мотивов приводит к необходимости очищения от страдания и от ложных идей. Само по себе «бегство» не излечивает от ран («Но прежних сердца ран, глубоких ран любви, Ничто не излечило...»), однако освобождение души рисуется в широкой перспективе обновления. Добровольный изгнанник готов к вдохновенному приятию жизни. Он «бежит» от своего разочарования и готов к вдохновенному приятию жизни – свободной стихии океана, «волшебных краев», «полуденной земли»: И чувствую: в очах родились слезы вновь; Душа кипит и замирает; Мечта знакомая вокруг меня летает... Слова «слезы», «мечта» в сознании Пушкина всегда связаны с творческим подъемом, с возрождением души, с вдохновением. Образ разочарованного в своих напрасных жертвах изгнанника перерастает в образ «искателя новых впечатлений». Активность души направлена у Пушкина прежде всего на внутренний мир. Пушкинский герой жаждет полноты бытия. Он не отвергает внешний мир, который обогащает его «впечатлениями» и способствует нравственному просветлению. В отличие от Жуковского, который целиком погружен во внутренний мир (действительность в его поэзии выступает враждебной средой, изменить которую нельзя и которая сулит лишь разочарования) и испытывает томление по недостижимому в реальности, но осуществимому за ее пределами идеалу, пушкинская позиция иная – при всем неприятии неудовлетворяющей его общественной среды он с доверием относится к реальности. Активность души выражается не в гордом и безусловном отвержении действительности, не в борьбе за ее изменение (что будет свойственно декабристам), но и не в надежде на гармонию в потустороннем мире или в утверждении неразрешимости противоречий бытия в байроновском духе. Иначе говоря, отношение к действительности с самого начала многостороннее, исключающее какой-либо схематизм или предвзятость. Структура стихотворения также обнаруживает и теснейшую связь, и расхождения с романтизмом. Элегия Пушкина перекликается и в своем стихе, и в «музыкальном» оформлении, и в композиции с психологическими элегиями Жуковского, романтический стиль которого Пушкин уже усвоил. Здесь и привычные перифразы и формулы («Погасло дневное светило...», «Желаний и надежд томительный обман...», «Где музы нежные мне тайно улыбались», «Где рано в бурях отцвела Моя потерянная младость...», «хладное страданье»), и выдвижение на первый план эмоционального ореола слова, а не его предметного значения, и повторы, «музыкально» организующие речь. Для композиции стихотворения характерна инверсия. Последовательность речи нарушена хотя бы тем, что о возрождении души говорится в начале элегии, а о «бегстве» – в конце. Но такой принцип строения поддерживает мысль о переломе судьбы. Безграничная перспектива открывается заключительными стихами, дважды до этого повторенными в элегии. Фон природной стихии тоже несет содержательную функцию: от «сумерек» души к яркому свету («Погасло дневное светило...» – «Земли полуденной волшебные края...») через грозную и неведомую стихию («Волнуйся подо мной, угрюмый океан»). Однако вся картина не превращается в аллегорическую: предметные образы не теряют самостоятельности и лишь сопровождают переживание. Значение элегии «Погасло дневное светило...» для романтизма Пушкина трудно переоценить. В ней впервые возникает лирический характер современника, данный посредством самонаблюдения, самопознания. Этот характер обрисован в эмоциональном ключе. Поверх реальных биографических фактов Пушкин строит условно-романтическую духовную биографию, одновременно и совпадающую и не совпадающую с реальной. Субъектом лирического произведения оказывается автор и не автор. Эта двойственность носителя переживания находит поддержку в романтическом двоемирии, в разочаровании в прошлой жизни и в вольнолюбивых надеждах. Однако разочарование не носит всеобщего и абсолютного характера: идеалом личности становится полнота жизни, которая выступает безусловной ценностью. Поскольку окружающий мир не способен удовлетворить нравственные запросы, а может лишь намекнуть, оттенить глубину духа, то в шуме ветрила и в волнении океана заложено звучание души, внимающей самой себе. Лирическая речь обращена к себе и не нуждается в слушателях: душа беседует сама с собой, удовлетворяясь этим общением и развертывая неутомимо деятельные свои глубины. Их обнаруживает и выявляет контраст между элегической тональностью воспоминания и грозной «музыкой» океана. Мотивы, столь отчетливо выраженные в элегии «Погасло дневное светило...», свойственны и другим произведениям Пушкина романтического периода. Наряду с непосредственно романтической лирикой в южный период не менее мощно проявилась другая, антологическая поэзия, также в основном элегическая и также воспринятая в духе романтизма. Однако лирическое «я» в ней выражено посредством сдержанного, пластически и живописно точного изображения предметного, объективного мира. В этой, восходящей к «антологической», связанной с классицизмом, разновидности жанра элегии, сказалось не только влияние А.Шенье, которое смиряло романтический субъективизм и направляло переживание в дисциплинирующее эмоциональность русло, но и оживившиеся в Крыму и на юге вообще впечатления от следов античного мира. Они отразились в стихотворениях «Муза», «Надеждой сладостной младенчески дыша...», «Дориде», «Юноша», относящихся к самым интимным признаниям Пушкина. Конечно, романтический стиль наложил отпечаток и на пушкинскую антологическую лирику, но все же перечисленные стихотворения никак не вмещаются в границы романтизма. Элегия «Редеет облаков летучая гряда...» (1820), как и названные стихотворения, входила в раздел «Эпиграммы во вкусе древних» (под этим заглавием они помечены в третьей кишиневской тетради). Элегическая грусть здесь более «античного» происхождения, чем романтического. Поэт размышляет о том, что «звезда печальная, вечерняя звезда», столь близкая его сердцу, одновременно оказывается далекой и недостижимой. Магический луч звезды пробудил в душе поэта воспоминания о том, что «дева юная» тоже «искала» звезду «во мгле». Поэт нашел в «юной деве» родную душу, и она стала для него земным знаком небесного светила. Образ звезды вызывает признание в любви к женщине, охваченной, подобно поэту, любовным, но не разделенным порывом. Романтическая элегия слита в стихотворении с антологической благодаря «романтической» ситуации и теме воспоминания, типичной для романтической лирики. Однако сквозь «романтическую» ситуацию проступает легкий очерк античной идиллии – таврический пейзаж с его «сладостным» шумом моря, чутким сном миртов и кипарисов, «ночною тенью на хижинах» и «полуденными волнами». Земной мир внутренне гармоничен и вписан в мировую гармонию: пространство раздвигается ввысь, вертикально («летучая гряда облаков», «луч») и вдаль, горизонтально («равнины», «скалы», залив, долины, море). Над всем этим светит звезда, составляющая центр пейзажной картины, который стягивает в фокус все явления и чувства. Лирический герой, ощущая величественную гармонию природы, не может слиться с ней, поскольку на его любовь нет ответа и в его душе нет гармонии. На всю эту «мирную страну» он смотрит с печалью, сознавая свою неполную причастность ей. Тот же синтез романтической и антологической элегий (его можно обозначить как «романтизация» антологической лирики) демонстрирует первый опыт антологической лирики на Юге – стихотворение « Муза» (« В младенчестве моем меня она любила...», 1821). В нем отчетливо проявились стиль А.Шенье, «мудрого и вдохновенного подражателя» древнегреческой поэзии, и влияние антологической лирики Батюшкова (по признанию Пушкина, строки «Музы» «отзываются стихами Батюшкова»). С поэзией Шенье связана форма фрагмента, александрийский стих и сюжетная ситуация «учитель – ученик», сходная с IX Фрагментом идиллии «Всегда это воспоминание меня трогает...», в которой описывается урок игры на флейте. Пушкин как бы перенесся в античную эпоху и от лица поэта того времени описывает обучение искусству поэзии. Он вводит образ Музы, возникающий в связи с античными ассоциациями и предстающий в облике «девы тайной». Ей, однако, придаются вполне Реальные черты («с улыбкой», «локоны», «милое чело»). Детали пейзажа («в немой тиши дубров») теряют нарочитую условность и превращаются в детали, характеризующие античность. Так появляются «гимны важные, внушенные богами», «песни Мирные фригийских пастухов», «семиствольная цевница», «тростник», «свирель». Эти реалии – не условные стилистические знаки, а признаки архаической культуры. Пушкин намеренно создает античный колорит, благодаря чему оживает древний миф: богиня вручает юноше-ученику вместе с цевницей божественный дар песнопения. Он обязывает юношу-поэта петь обо всем, не исключая ни высоких, ни низких предметов ни высоких, ни низких жанров, ни торжественной, ни буколической (т. е. изображающей простые картины мирной природы) поэзии. Поэзия рождается в двух сферах – на земле и в небе. «Тростник», врученный Музой, инструмент посюстороннего, земного мира, получающий высшее значение в руках самой Музы, оживляющей ее «божественным дыханьем». Стало быть, подлинная красота содержится в том, что одухотворено свыше. Поэтический дар возникает не в виде мистического откровения, как изображали романтики, а является наставничеством богини, передаваемым с изящной грацией ее избраннику, который таким путем приобщается к высшим тайнам одухотворенной красоты. В «Музе», как и в других стихотворениях, в основу положено элегическое воспоминание о «младенчестве». Затем оно развертывается и наполняется конкретными чертами, постепенно сближаясь с настоящим («наигрывал» – «оживлен»). Просветленная романтическая печаль о прошедшей гармонической юности, начало пробуждения поэтического таланта и последующие события предстают в двух пересекающихся планах – событием мифа и собственным творческим опытом, сопрягая образ античного юноши и его рассказ с лирическим образом самого поэта и его воспоминанием о своем прошлом. Романтическая и антологическая лирика вдохновлялись идеалом полноты жизни, которая проявилась в интенсивной напряженности контрастных чувств, в глубине раздумий и желаний («Кто видел край, где роскошью природы...», «Простишь ли мне ревнивые мечты...» и др.). Рядом с традиционными романтическими мотивами о скоротечности жизни («Гроб юноши», «Умолкну скоро я... Но если в день печали...») возникают новые, в которых разочарование уступает место прославлению радостей жизни («Мой друг, забыты мной следы минувших лет...»). Особенно примечательно в этом отношений стихотворение «Надеждой сладостной младенчески дыша...». Сюжет стихотворения, написанного александрийским стихом, держится на противоположности двух мыслей: если бы я верил в бессмертие, я бы добровольно окончил свою жизнь и тем достиг блаженства, потому что унес бы с собой «в пучины бесконечны» все, что мне дорого, обрел бы свободу, наслаждение и созерцал бы мысль, плывущую в небесной чистоте; но так как я не верю бессмертие, то я хочу долго жить, чтобы всем, что для меня дорого, и особенно «образом милым», насладиться здесь, потому что его не будет там. Здесь видно, как в разгар романтизма вырабатывается то мироощущение, которое воплотится в лирических шедеврах конца 1820-х – начала 1830-х годов («Когда за городом задумчив я брожу...», «Элегия» и др.). Романтическая поэтика, рожденная в Крыму и воплощенная на юге с наибольшей полнотой, раскрывала устремленность Пушкина к гармонии, как идеалу жизни и всего бытия. С особенной ясностью это видно в исполненной драматизма лирической поэме «Бахчисарайский фонтан», навеянной легендой Крыма. Пушкин посетил Бахчисарай, путешествуя по Крыму в августе – сентябре 1820 г. Бахчисарай, бывшая столица Крымского ханства вызвал интерес Пушкина своим восточным колоритом и столкновением в Крыму двух культур. Пушкин привлек ханский дворец, гарем, кладбище, мавзолей возлюбленной хана Дилары-Бикеч (умерла в 1764). В память о ней хан воздвиг «Фонтан слез». С мавзолеем была связана и легенда о христианке, пленнице Крым-Гирея Марии Потоцкой. Пушкин наблюдал повсюду запустение и разрушение: «увидел я испорченный фонтан, из заржавой железной трубки по каплям капала вода». Но воображение рисовало иные, поэтические, картины («Фонтану Бахчисарайского дворца», «Евгений Онегин»). И потому Пушкин, недоумевая, вопрошал себя: «... почему полуденный берег и Бахчисарай имеют для меня прелесть неизъяснимую?..» Известно, что сюжет поэмы «Бахчисарайский фонтан» связан с замыслом поэмы «Братья-разбойники», который первоначально включал в себя историю атамана и его двух любовниц. Романтический конфликт был подсказан Пушкину поэмой Байрона «Корсар», герой которой, Конрад, испытывает влечение к двум женщинам: Медоре и Гюльнаре. Сама психологическая ситуация легко могла быть перенесена в любую обстановку, в том числе и в разбойничий лагерь. Однако, подсказанная «восточной» поэмой Байрона, она безусловно, гораздо уместнее в русле восточной темы, так как вполне объяснялась национальными обычаями. Из плана «Братьев-разбойников», таким образом, естественно вырастает поэма «Бахчисарайский фонтан», в которой и осуществлена намеченная драматическая ситуация: Гирей остывает к Зареме и пылает страстью к Марии. Первоначально Пушкин задумал поэму в эпическом ключе, но затем перешел на лирический лад. В отличие от Байрона, Пушкин заинтересовался различием двух культур – западной и восточной. Национальный колорит подчеркнут противопоставлением страстной любви Гирея и тихой твердости Марии, но нравственная победа остается за героиней. В заточении христианка обретает ту нравственную силу и свободу воли, которая доставляет ей моральное превосходство над Гиреем и над Заремой. Романтический конфликт углубляется Пушкиным в том отношении, что даже в плену одинокий человек христианского мира остается внутренне свободным. Решение проблемы, однако, во-первых, дано намеком, а во-вторых, центральная мысль поэмы заключена все-таки в противопоставлении двух женских образов, одинаково привлекавших Пушкина. Проблематика в «Бахчисарайском фонтане» обретает психологический смысл и развернута в лирическом ключе. В отличие от «Кавказского Пленника» и поэмы «Цыганы», романтическая тема в «Бахчисарайском фонтане» связана не с воплощением образа волевого человека, подвергающегося испытанию страстей (Пленник, Алеко), а с контрастными лирическими переживаниями, находящими разрешение в идее просветления. Противоречивые психологические переживания, персонифицированные в противоположных женских образах Заремы и Марии, синтезируются в лирическом переживании автора. Взлет авторской лирики, непосредственно не вытекающей из сюжета, а мотивированной лишь психологически, обнажает внутреннее стремление к гармонии, к разрешению противоречий внутри авторского сознания. От описанной трагедии автор переходит к лирическому выражению своего гармонического идеала. Если в «Кавказском Пленнике» носителями гармонического идеала выступают Черкешенка и природа, то в «Бахчисарайском фонтане» эта роль отведена непосредственно автору. Понятно поэтому, что «Бахчисарайский фонтан» возникает из пушкинской лирики южных лет. Именно в 1821-1823 гг., когда Пушкин задумал и написал поэму, идея возрождения души занимала его воображение. Лиризм становится главным способом выражения высокой этической идеи просветления внутреннего мира и освобождения его от терзающих страстей. Он находит обоснование в биографических фактах, к которым Пушкин непосредственно обращается. С одной стороны, это крымские переживания (древние легенды, впечатления от роскошных картин южной природы) , а с другой – интимно-лирические воспоминания об «утаенной», «северной» любви. Преобладающий лирический тон – светлая грусть и элегическая печаль. Лирический характер поэмы обусловил ее сюжетное и композиционное строение. Разочарованный герой – Гирей – отодвинут на второй план и отделен от автора. Романтическое разочарование воплощается в неавтобиографическом образе. На первый план выдвинулись две героини – Зарема и Мария, предстающие в двух аспектах – как выражение разных типов страсти и разных культур и как эмблемы переживаний автора. Образы Марии и Заремы обладают самостоятельностью, поскольку обе героини олицетворяют разные типы культуры и разные типы романтических идеалов и лишены самостоятельности, так как эти идеалы и типы – отражения противоборствующих лирических тем в сознании автора, лирические «видения», символы непорочной, девственной чистоты и чувственной земной страсти. Драматизм столкновения реальных идеалов души дан одновременно в двух проекциях – во внешней (как объективная противоположность натур) и во внутренней (как сшибка двух типов романтического сознания). Это привело, с одной стороны, к ослаблению эпического начала, а с другой – к усилению драматизма, что было осознано самим Пушкиным и поставлено себе в заслугу (сцена Заремы и Марии). Господство лирического принципа в «Бахчисарайском фонтане» преобразило характер описания. Каждая картина – живая подробность собственной жизни поэта. Материал не отстранен от автора, а пропущен сквозь его сознание. Вот эта лиризация описаний, как и лиризация всего повествования, в наибольшей степени была достигнута Пушкиным в поэме «Бахчисарайский фонтан». Автор, не превращаясь в романтического «суфлера», естественно и непринужденно представал живым свидетелем разыгравшейся драмы. Сохраняя присущее ему сознание европейца, он увидел экзотический материал глазами участника событий и наполнил его личным чувством. В этом отношении поэзия Байрона служила для Пушкина образцом раскрепощенного от старых форм свободного лиризма. Хотя проблематика пушкинской поэмы оригинальна, а характеры, что было отмечено уже современной поэту критикой, разнообразнее байроновских, лиризм, пронизывающий поэму, восходит к байроновскому методу. Все существенные компоненты лирической композиции «Бахчисарайского фонтана» непосредственно наследуют основные элементы байроновской поэмы: фрагментарность, отрывочность композиции, отсутствие временной последовательности в изображении событий, недомолвки, создающие впечатление таинственности и сюжетной занимательности, психологическая направленность конфликта, неуклонно движущегося к катастрофе. Характеристика внутреннего мира каждого действующего лица начинается с лирических вопросов, ведущих лирическую тему. Вопросы сопровождают и лирику автора. Вместе с тем каноны байронической поэмы в «Бахчисарайском фонтане» во многом преодолены. В поэмах Байрона центральный герой всегда эмоционально близок автору или тождествен ему. Он ведет действие, а другие персонажи лишь слабо намечены и, в сущности, только оттеняют героя. В пушкинской поэме герой – статичная фигура, и разочарование его – повод для драмы двух женских образов. Действующим лицом оказывается отвергнутая Гиреем Зарема. Обе женские фигуры – Зарема и Мария – разработаны глубже, чем Гирей, мелодраматичностью которого был недоволен сам Пушкин. Каждый герой представлен в поэме в особом, только ему свойственном состоянии духа, выраженном вначале через его позу. Пластика и музыкальность – таковы две стороны лирического портрета героя. От пластики, запечатлевающей позу героя, совершается переход к освещению внутреннего мира. Каждый герой дан Пушкиным на свойственном ему фоне: Гирей – среди «раболепного двора» и в сражении, Зарема – в окружении ханских жен, Мария – в уединенном заточении. Роскошь и нега гарема контрастны суровой бедности, подобно тому как мрачность хана – страстности Заремы или возвышенной чистоте Марии. При отсутствии четкой хронологической связи между картинами Пушкин все же сохраняет рациональный принцип композиции, который, однако, постоянно нарушается. Такую функцию, тормозящую повествование и нарушающую последовательность событий, несут лирические вопросы, которые связывают картины между собой. Нить повествования прерывается также подробными рассказами о евнухе, не участвующем в драматическом сюжете, а также вырывающейся наружу авторской лирикой. Наконец, повествование задерживается описанием предыстории Марии, воспоминанием и предысторией Заремы и раздумьями Марии. Все повествование наполнено таинственными недосказанностями и смутными намеками и контрастно заключительным лирическим раздумьям автора. Сюжет «Бахчисарайского фонтана» весь растворен в лирике, и это мотивировалось автобиографической лирической темой и мыслью о просветлении души. Между повествованием и авторской лирикой есть известное противоречие. Сюжет воплощал идею о нравственной победе Марии, а слова автора, оканчивающие поэму, выражали иной смысл. Элегическая задумчивость над превратностями судьбы сменялась воспоминанием, в котором обе героини морально уравновешены: Чью тень, о други, видел я? Скажите мне: чей образ нежный Тогда преследовал меня Неотразимый, неизбежный? Марии ль чистая душа Являлась мне, или Зарема Носилась, ревностью дыша, Средь опустелого гарема? IV, 192 И Мария, и Зарема, отмечено уже в литературе о поэме, предстают как разные романтически контрастные воплощения типов любви. Пушкин отвергает оба романтических типа любви и обращается к теме душевного возрождения и просветления. От «безумного» однообразия страстей к умиротворению чувств – таков смысл авторской лирики. Идея просветления души, вбирающей живые и разнообразные впечатления жизни, завершается праздником чувств поэта, торжеством гармонически цельного духа на фоне прекрасной и вечной природы. Именно в «Бахчисарайском фонтане» предметный мир предстал в интимном лирическом освещении, что и нашло продолжение в лирическом торжестве Пушкина. Окончание поэмы «Бахчисарайский фонтан» переводит драматическую ситуацию в иной план. Пушкинским характерам чужда мировая скорбь байроновских героев. Пушкин отвергает замкнутый индивидуализм страстей. В своих героях Пушкин не приемлет индивидуалистическое начало, неизбежно приводящее к трагедии. Эти и другие различия позволили нашим ученым глубоко обосновать точку зрения, согласно которой в недрах пушкинского романтизма созревала иная, уже не романтическая концепция бытия. Романтическое мироощущение сначала неосознанно, а затем все более сознательно сопоставлялось Пушкиным с индивидуализмом. Кризис романтических идеалов вызвал пересмотр художественной системы, основанной на них. Крымская тема, таким образом, связана и с началом и с концом пушкинского романтизма. Она звучала у Пушкина в течение всей его жизни. Он не забывал о море, о горах, о солнце, о романтическом юге, о молодости. Его память о них была светла и грустна, подобная благодарной и печальной прощальной стихотворной дани «Фонтану Бахчисарайского дворца»: Фонтан любви, фонтан живой! Принес я в дар тебе две розы. Люблю немолчный говор твой И поэтические слезы. Твоя серебряная пыль Меня кропит росою хладной: Ах, лейся, лейся, ключ отрадный! Журчи, журчи свою мне быль... Фонтан любви, фонтан печальный! И я твой мрамор вопрошал: Хвалу стране прочел я дальной; Но о Марии ты молчал... Светило бледное гарема! И здесь ужель забвенно ты? Или Мария и Зарема Одни счастливые мечты? Иль только сон воображенья В пустынной мгле нарисовал Свои минутные виденья, Души неясный идеал? |
Похожие:
 | И. Грищенко, А. В. Клименко, О. О. Козарезова, В. И. Коровин, А. Ю. Кузьмин, М. Ю. Лачаева, А. В. Лубков, А. Ю. Можайский, М. Л.... | | «Семья и Отечество в моей жизни», посвящённых Международному дню семьи 15 мая, во всех субъектах Российской Федерации |
| Красноярский краевой институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки работников образования | | Настоящие методические рекомендации включают в себя материалы, призванные помочь работникам культурно-досуговых учреждений при планировании,... |
 | Методические рекомендации к планированию деятельности библиотек, обслуживающих детей на 2013 год | | Методические рекомендации для общеобразовательных организаций по проведению мероприятий «уроки доброты» по пониманию инвалидности... |
| Информационное письмо №02. 1-13-8947 от 11. 08. 2015 «Об организованном начале 2015 – 2016 учебном годе». В рамках Дня знаний, 1... | | Настоящие Методические рекомендации разработаны во исполнение поручения заместителя Председателя Правительства Российской Федерации... |
| Етодические рекомендации для учителей образовательных учреждений Санкт-Петербурга по проведению занятий с учащимися I, II, III ступеней... | | Цель серии уроков: восстановление в памяти знаний и практических навыков, приобретенных |