ГЛАВА 2. СИСТЕМА ОБРАЗОВАНИЯ ВО ФРАНЦИИ В УСЛОВИЯХ МУЛЬТИКУЛЬТУРАЛИЗМА
2. 1. Светскость французского образования и ислам
Во Франции действует право почвы (droit du sol) – получение французского гражданства по праву рождения на территории французского государства даже в том случае, если родители – не граждане Франции. Поэтому все французские граждане обязаны получить начальное и среднее образование в школах, несмотря на их культурные и религиозные различия. Многие педагоги, работающие с выходцами из североафриканских стран, отмечают, что первоначально учащиеся-иммигранты признательны школе за предоставленные знания и относительную свободу выбора. Но существующий языковой барьер, отставание в школьной программе и семейные проблемы приводят значительное количество учащихся-иммигрантов в классы специализированного и адаптированного обучения, а в старших классах они порывают со школой, чтобы быстрее начать зарабатывать и помогать семье. Дети переживают из-за того, что неудачи накапливаются, они чувствуют себя маргиналами и часто замыкаются в себе.127 Иногда это приводит к уходу в собственную идентичность. Одна из граней поисков идентичности во втором и даже третьем поколении - уход в исламский фундаментализм.
Но прежде чем присоединиться к какой-либо оценке происходящего, нужно знать, что во французской системе образования понятие гражданства имеет значительную роль. В то время как, например, в США гражданским добродетелям можно научиться в частном порядке или даже дома, французской традиции присуща вера в то, что французом не рождаются, французом становятся. 128 Процесс становления французского гражданина осуществляется в государственных школах. Именно здесь учащиеся узнают, что значит быть хорошим французским гражданином. Школа традиционно является опорой республики.
Важным механизмом в таких школах является всеобщее равенство. Благодаря бесплатному первичному и вторичному образованию всех мальчиков и девочек, подаренному законом Ферри, теперь у всех французских граждан имеются равные шансы в профессиональном успехе. Политический лидер радикального крыла Россино Андре заявил в 1992г.: «Бесплатная начальная школа – это обязательно! Исторические разногласия по поводу светского образования между республиканцами и католиками исчезли, так как обе стороны согласились: начальная школа – «орудие морализаторства», улучшающее гражданские нравы и важный элемент в формировании французской идентичности».129
Выходит, что несмотря на огромные культурные различия в стране, система образования все-таки глубоко централизована, к тому же постоянный недостаток в учителях подтверждает невозможную гибкость в системе. Учебные планы составляет Министерство Национального образования, поэтому они являются одинаковыми для всех. Равномерность французского просвещения показал в своем биографическом романе Азус Бегаг (имеющий алжирские корни и мусульманскую конфессию)130, который вырос во Франции. Дискуссию на счет «наши предки – галлы», безусловно, нужно упомянуть:
«Мы все являемся потомками Верцингеторикса!
-Да, сэр!
-Наша страна, Франция, имеет площадь поверхности…
-Да, сэр!
-Учитель всегда прав. Если он говорит, что вы все потомки галлов, то он прав, и очень плохо, если у вас нет таких же усов в той стране, откуда вы пришли...». 131
Вот та система, в которой с XIX в. во всех учебниках (даже в колониях) появилась фраза о том, что все французы – потомки галлов, учитывая то, что колонизованные народы не могли быть этими потомками, а нынешняя Франции находится не совсем в той области, где была Галлия.132 Однако чтение этих учебников помогает сформировать чувство общности, единства и национального духа, а также «освободиться» от культурных обычаев своей родины. Не удивительно, что некоторые французские мусульмане не готовы поддерживать образование, лишающее их традиционных укладов жизни. Один из респондентов, исповедующий ислам, учась на старшем курсе в школе объяснил, что он с Антильских островов, потомок африканцев, которые когда то были рабами у французов, поэтому он не может наследовать галлам – его наказали и вызвали родителей для беседы.133 Большинство других французских мусульман показывают нейтральное отношение к французскому гражданству.
Французское образование, ставящее постоянно новые цели для реализации – часто не выполняет своих обещаний и, конечно, это связано с разнообразием политических, социальных и религиозных вопросов. Так что, мусульманская критика вокруг ношения хиджаба, это лишь один небольшой аспект. Помимо него, есть еще: низкий рейтинг французской системы образования с организацией экономического сотрудничества, классовое неравенство, высокий процент неудач на тестированиях134, переполненные университеты, высокие прогулы студентов, несоответствие образования и современных технологий и многое другое.
С недавних пор во Франции распространилась критика в отношении запрета ношения хиджаба в государственных школах, от закона 2004г. Шарля Паскуа (в 2011 г. этот закон стал применим и на общественные места). Как это произошло? 7 октября 1989 г. три девушки-мусульманки были исключены из колледжа за ношение хиджаба135, так началось «Дело о платках». Ситуация повторилась и в 1996 г., когда уже 23 девочек также исключили из школы за подобное дисциплинарное нарушение, поскольку поведение девочек поставило под сомнение основной принцип французской системы образования – принцип светскости образования, принцип секуляризации образования.136
Новый виток в «Деле о платке» произошел в 1999 г., когда шестиклассницы колледжа в городе Флер (департамент Орн) Эсма-Нюр Керванси и Бельжен Догрю во время уроков физкультуры отказались снимать платок по просьбе преподавателя. В итоге дисциплинарный совет исключил их из колледжа за то, что они не занимались на этих уроках должным образом, и им пришлось проходить обучение заочно.137 Родители девочек подали жалобу в суд, однако их иски не были удовлетворены, поэтому в 2004 и 2005 гг. они обратились в Страсбургский суд, заявляя о несоблюдении французскими властями европейской «Конвенции о защите прав человека и основных свобод». По их мнению, власти нарушили статью 9 (свобода мысли, совести и религии) и статьи 2 протокола №1 к «Конвенции» (право на образование). Палата Европейского суда также не вняла их жалобам, постановив, что власти не нарушили «Конвенцию».
В стране сразу же после этого разразилась дискуссия. Одни утверждали, что республиканские ценности означают нейтральность. Именно в это время в общественно-политической дискуссии об иммиграции появляется термин «светскость».
На самом деле, тема «ислама и образование» во Франции вдвойне удалена от остальной французской политики. Хиджаб во многом запретили под предлогом обыкновенной светской жизни всех французских граждан, которая не должна соприкасаться с религией. Переживания мусульман как личностей, которые просто исповедуют свою религию, игнорируются, а их культурная идентичность стирается – как раз из-за опасений общественности по поводу исламского влияния в образовании и политике.
Французские университеты сталкиваются с дополнительными институциональными ограничениями. В этом профессор философии и политических наук Ален Рено увидел «первородный грех», так как в Национальном центре научных исследований все исследователи считаются гражданскими служащими, которые просто дают базовое образование, а многие профессора не ведут исследований во Франции, потому что для этого существуют специальные агентства (они ведут поиск сотрудничества).138
Таким образом, во Франции существует некая «пауперизация» системы высшего образования. Французы, будь то мусульмане или нет, не сомневаются в достоинстве и респектабельности университетского диплома, однако будучи знакомы с трудностями при поступлении в гранд эколь (элитные школы), поступление в ВУЗы многим кажется лишь обычными обещаниями. 139
В 2004г. в СМИ появились данные, по мнению некоторых мусульман, достаточно спорные. Так при опросе французов об участии мусульман в образовании, 28% высказались, что «мусульмане – добропорядочные люди», а 29% «это проблемные и плохие граждане». Поэтому вопрос, поставленный в 1990-х гг., могут ли мусульмане интегрироваться во французское общество, присутствует в 57% рубриках с заголовками «мусульмане» и «образование».140
Так, в результате случайной выборки по газете «Le Monde» за март, май и июль 1989,1996, 1998 и 1999гг. в статьях, обсуждающих образование, встречается 171 раз слово «мусульманин» и его варианты, а также 53 варианта французского обозначения слов «вуаль», «платок», «хиджаб» и др. В среднем каждая третья статья упоминает слово «мусульманин», сопровождающееся «хиджабом» в статьях про обучение, и это только один набор данных по абсолютно случайному выбору за разный период времени».
Американский исследователь Джон Боуэн определяет чрезмерный интерес к хиджабу в прессе. Он утверждает, что на фоне всех политических дискуссий о государственных школах, французские СМИ сделали все возможное, чтобы разжечь тревогу в душе французов.141 Вначале 2002 г., по приоритету у французских журналистов были выставлены три темы: общины, исламизм, сексизм. Исходя из этого, можно понять, почему так стала популярна поддержка принятия закона о запрете ношения хиджаба в государственных школах.142 Однако Боуэн отвергает мысль, что французов можно считать расистами или анти-исламистами.
Еще один исследователь Томас Делтомб пишет о том, что французская элита специально разожгла мультикультурную тревогу, объявив хиджаб «угрозой Республики». По мнению Делтомба СМИ во Франции создали «мнимый ислам», в котором вуаль представляет угрозу правам женщин. 143
В СМИ мусульман постоянно изображают как иностранцев, приезжих или иммигрантов, которых необходимо интегрировать во французское общество. Официальная политика Французской республики в отношении иммигрантов такова: «полная культурная интеграция». 144 Сами мусульмане в опросах говорят о своей разочарованности в системе французского образования и надеждах об отмене закона 2004г. Однако они по-прежнему считают, что образование должно давать равные права всем и каждому.
С появлением политики мультикультурализма, появилось понятие «микшированность» (Mixité). Это понятие включает в себя смешение социальных слоев, рас, этносов и полов, что беспокоит не только урожденных французов, но и мусульманские общины. «Микшированность» была введена для лучшей интеграции. Распространению этого явления, безусловно способствовали школы, поэтому геттоизация районов – практически изначально сводила на нет попытки интеграции от властей. Одна из участниц фиминистического движения NPNS говорила о том, что с середины 1990-хгг. многих ее однокурсников родители переводили в дорогие частные школы, где меньше «разнообразия».145
Один из студентов, у которого мать белая француженка и который добровольно принял ислам и стал носить хиджаб, заявил в интервью, что жители стран Магриба, как правило, держатся вместе – это «небольшой общинный рефлекс». «Вы знаете, люди склонны тяготеть к другим, которые на них более похожи – вот в столовой линия из пяти девушек – мусульманок, вот линия из блондинок и т.д. Многие не знают понятия «смешиваться» - написано в интервью.146 Однако другой студент, иммигрант из Алжира не согласен: «Я нахожусь в Париже год, и у меня нет никаких проблем, потому что я из богатой семьи. Когда здешние видят богатого араба или африканца, они сразу все твои друзья».147 Однако, наиболее очевидным становится то, что и в школах и в университетах студенты ищут себе по расовому и социальному признаку – иммигранты общаются с иммигрантами и т.д.
Член движения «Молодые мусульмане Франции» (Jeunes Musulmans de France, Лион) высказался о религиозных и нерелигиозных проблемах, которые сопровождают молодежь: «Школа и до закона Паскуа была трудной ступенью для девочек, носивших хиджаб или тех, кто пытался избежать нехаляльного мяса в столовой». Также он выразил разочарование, что «микшированность» идет на спад во французских школах, так как во Франции все более трудным становится для людей встретиться и провести время с теми, кто отличается от тебя. 148
Кроме вопросов о хиджабе, мусульманские организации подняли вопрос на тему халяльного мяса в школьной столовой. После этого, многие родители жаловались, что их детей кормят не так, как нужно, посягая на их религиозные предпочтения. И вот здесь появляется вопрос, если по статье 2 протокола 1 Европейской конвенции о правах человека (а также Конвенции о правах ребенка) производится защита воспитания детей в культуре и религиозных взглядах своих родителей, не нарушает ли Французская республика эти права? Неудивительно, что юридическая практика во Франции серьезно страдает при таких ситуациях, как халяльное мясо в школьной столовой, когда законодательство показывает двойные стандарты – о предпочтениях в религии и светкости образования.
Так что делать тем школьникам, которые не едят свинину? По закону от 9 декабря 1905 (указанного в 1ой главе) г.149: Школа обязана накормить каждого ребенка, чьи родители пожелали оставить его на обед в школьной столовой. При этом, запрещено финансировать религиозные учреждения и любые отправления культа: церковь отделена от государства, а школа – от церкви. Иными словами, если халяльные блюда или любое изменение меню потребуют дополнительных расходов, школа может на них не идти.150
В целом, политика в области образования была направлена на успех и старается отвечать нуждам французского общества. Во все времена существование учеников с плохой успеваемостью позволяло определять их на менее интеллектуальные профессии. Но что делать, если ребенок имеет достаточно способностей и перспектив, однако в школе на него оказывает давление некий «школьный совет»? В этом стоит разобраться.
С недавнего времени, начиная с конца 1990-х гг. мусульмане выразили разочарование в связи с подготовкой карьерных перспектив для учащихся средней школы, а иногда полным отвращением от карьеры под руководством школьного совета. В такой школьный совет входит администрация школы, психолог и профориентационный тест. Одна из респондентов от EMF (Etudiants Musulmans de France, – организации учеников-мусульман Франции, собиравшаяся стать учителем, поделилась своим мнением по данному совету: «Это очень глупо. В 14 лет тебя заставляют выбирать свой карьерный путь, когда ты не знаешь ничего. Часто советники подталкивают учеников выбрать техническую специальность в каком-нибудь училище. Обычно под влияние подводят потомков иммигрантов. Я слышала такую фразу от однокурсника: «Но... вы не можете быть юристом, вам больше пошло бы быть продавцом».151 Это не является обязательным, однако недовольство психологическим давлением, которое часто бывает дискриминационным, выразили и некоторые другие респонденты. Часто, психологи давали советы исходя из расы, достатка и даже истории иммиграции – пророча ученику техническую карьеру или торговлю.
В журнале «RespectMag» часто говорится о дискриминации в школах против мусульман и иммигрантов. Так один журналист, исповедующий ислам, поделился, что всего на момент поступления на факультет журналистики, было «двое арабов и один черный». Он объяснил это тем, что многие люди не могут преодолеть психологический барьер, внушаемый им обществом: «если такая работа для меня лучше, пойду делать ее». Именно этому респонденту в школьном совете, когда узнали о журналистике, ответили «Почему вы собираетесь туда идти? Эта работа не для вас». Как пояснил журналист, в совете считали, что они лучше знают, какая работа «именно для нас» (иммигрантов и мусульман). Еще один журналист этого же журнала рассказал историю друга, который собирался стать карикатуристом: «Советники сказали ему, - нет. Никто этого не делает. Эта работа не существует, - так мой друг пошел в техникум».152
Так, вышеупомянутые журналисты говорят о некой преемственности поколений: дети видят своих старших братьев и сестер, видят, что их отвергает остальное общество и многие из них безработные, поэтому принимают указания советчиков в школе.
Проблемой во Франции является то, что образовательная система является барьером для вступления в профессиональную жизнь. Многие осознают это, но те, у кого есть хоть какой-нибудь диплом, забывают, что после учебы нужно побороться за нормальную работу. Большинство учащихся, пройдя сложный путь доказательств «я – такой же француз», имея университетский диплом, после первого собеседования на работу понимают, что диплом – это некая иллюзия успеха, за которой ничего не стоит.
Главный редактор в Oumma.com открыто говорит о том, что: «Во Франции, если вы учились в гранд эколь, вам легче найти работу потом. Если вы посещали гранд эколь – у вас есть связи. Если вы не ходили в гранд эколь – у вас нет никаких связей».153 К тому же, все, что дается в школе – это теория, не сильно связанная с практикой. В опросе у студентов в Марселе, спросили, чего бы они хотели поменять в школьной жизни, ответ был – больше практики для трудовой деятельности, чтобы было легче найти работу - вне зависимости был ли ты в гранд эколь или нет.154
Все мусульманские организации (Французский совет мусульманского культа; Национальная федерация мусульман Франции; Французский совет светских мусульман; Совет мусульман-демократов Франции и др.) существуют не просто так. Многие студенты присоединяются к ним, ссылаясь на несправедливость в светском образовании Франции. Один из членов EMF (Etudiants Musulmans de France) описал случай в школе по поводу выборов кандидатов в студенческий совет: «Было три кандидатки – одна из которых пришла в хиджабе. Директор поморщился и спросил, не банально ли это? Показывать то, что никогда не выберут». Другой член EMF рассказал об оскорбительном отношении профессора в университете: «Будь моя воля, я бы выбросил вас из Сорбонны».155 Это говорит о предвзятом отношении к мусульманам, учитывая то, что не все из них фундаменталисты – постоянно молятся и соблюдают посты.
Проблемы дискриминации связаны не только с религией, но и расой, классами, иммигрантской составляющей. «Вы понимаете, что есть социальные проблемы, когда осознаете, что вы из другого класса – рабочего... Так же вы иностранец. Это сложно, потому что у вас появляются комплексы». 156 Французы признают, что для мусульман религия – не основополагающий фактор в повседневной борьбе за равноправие. К этому добавляется взаимосвязь − ислам − иммигрант − рабочий, что создает образы стереотипов, а не реальных людей, в чем и проявляется французский расизм.
«В средней школе я знал много учеников – иммигрантов, и если случалась какая-то шалость – обвиняли их. Позже выяснялось, что обвиняли не справедливо, но никто не извинялся», - говорит респондент. «Когда у нас (других арабов и меня) были трудные ситуации – мы держались вместе. Мы были солидарны. Солидарность – это естественно». 157 Однако ни один из опрошенных не был иммигрантом во Францию, поэтому случаи расизма до сих пор присутствуют во французских школах.
Если родители студента иммигрировали во Францию, то, как правило, они не всегда способны помочь ученику с выполнением домашнего задания, так как в государственных школах в основном образование дается на французском языке. И здесь, начинают винить учителя за плохое обучение.
Учителя работают по бальной системе, в начале своей карьеры пройдя «трудные» кварталы. Они набирают очки, а потом, как правило, уходят в хорошие школы. Имеется в виду, что французских учителей в начале карьеры, молодых и неопытных, зачастую отправляют в иммигрантские пригороды. А как только они приобретают некоторый опыт общения с выходцами из иммигрантской среды, по истечении нескольких лет, их переводят в другие школы. Отсюда большая текучесть кадров, которая негативно сказывается на уровне образования в иммигрантских пригородах. Учителя со стажем, как правило, имеют возможность выбрать место своего назначения и избегают иммигрантских кварталов. Учителя с наименьшим опытом плохо обустроены. Так, из-за избытка иммигрантов во многих государственных школах расположенных в городских пригородах Парижа, Лиона и Марселя, учителей просто-напросто не хватает. Работу учителей оценивают как некачественную – из-за большой нагрузки. Чаще всего жалобы на учителей исходят от мусульман.158 В 2011 г. был проведён опрос среди 12000 учителей, в результате которого выяснилось, что 46% работающих в иммигрантских кварталах, испытывали в том или ином виде насилие со стороны учащихся. «В первую очередь, речь идёт о словесных оскорблениях. 36% говорили о том, что слышали различные ругательства в свой адрес. 4% учителей признались, что были случаи, когда им наносили удары, но без серьёзных последствий, а 6% уточнили, что учащиеся иногда толкали их в коридорах школ. Менее 1% опрошенных учителей испытали физическое насилие со стороны родителей».159
Таким образом, мы видим, что проблема религии далеко не единственная в светской системе образования Франции. Каждый родитель, мусульманин он или нет, надеется, что ребенок преуспеет в будущем. Однако французское образование во многом разочаровывает именно мусульман (иммигрантов, рабочих и т.п.), и в этом мы можем проследить попытки политики интеграции, приводящие к расистским взглядам и стереотипам. И, как противоречие, гражданские ценности светского образования, которые описаны в первой главе, воспитываются лишь в теории, поэтому закон 2004г. о светскости и религиозности не способен сгладить противоречия разных этнических и национальных общин.
2.2. Проблемы интеграции иммигрантов 2-го и 3-го поколений в образовательный процесс
Не все мусульмане, которые приезжали во Францию в 1950-х, 1960-х и 1970-х гг. были одинокими мужчинами. Многие из них приезжали со своими женами, а к некоторым их семья присоединилась позднее. В 1977г. после данных регистрации и переписи населения, правительство практикует компенсационные и поощрительные выплаты иммигрантам, если те вернутся на свою родину. Однако на такую программу откликнулись только португальцы и испанцы, которые итак недолго задерживались во Франции. Для африканцев же ситуация на их родине была отличной от европейских стран, исходя из чего, программой они практически не пользовались.
С 1980 г. были предприняты попытки по подчинению иммигрантов государственному контролю160, а условия въезда и проживания иностранцев стали более строгими. И уже с 9 октября 1981 г. иностранцы смогли создавать объединения по различным сферам жизни, таким как жильё, работа, школа.161 Таким образом, иностранцы уравнивались в данном отношении с французами. Иммигранты теперь могли сами заниматься вопросами обеспечения своей жизнедеятельности. В этом плане положительным моментом для иммигрантов стало избрание президентом Франсуа Миттерана 10 мая 1981г. Уже 29 декабря этого же года вышел закон, который разрешал депортировать нелегала только, если он осужден к лишению свободы на срок более одного года. А в 1982 г. около 100 тыс. иммигрантов получили виды на жительство во Франции, а также ряд прав, в том числе право избрания в рабочие советы предприятий и создания общественных организаций. Известно, что это повлекло собой враждебность к иммигрантам со стороны местного населения.162 Почему так произошло? Ответом может стать только неуравновешенная экономическая политика, которая никак не увязывалась с социальными нуждами иммигрантов. Рабочие, не имевшие порой даже минимальных средств для обеспечения всей своей большой семьи, отправляли на заработки своих детей. А из-за уравнивания в правах коренного населения вместе с приезжими, это повлекло за собой массовую безработицу и, как следствие – агрессию французов.
Как было сказано выше, лишённая комфорта жизнь иммигрантов, повысила среди них долю преступников, что сильно озаботило французские власти. Поэтому в 1990-е гг. пришлось перейти к другим реформам внутренней безопасности. Она была основана на четырёх приоритетных аспектах: контроль над иммиграционными потоками, защита интересов государства (охрана национального достояния, борьба с терроризмом), необходимость сокращения мелкой преступности, развитие международного сотрудничества в области предотвращения контрабанды наркотиков.163
Как итог таких правительственных мер – произошло увеличение депортированных иммигрантов: уже на начало 1990г. из страны выдворили 15 тысяч иностранцев.164 Через три года власти под покровительством Эдуарда Балладюра ужесточили в разы иммиграционное законодательство: «Такие законодательные акты ограничивали иммиграцию в заключении браков, предоставлении убежища, а также воссоединение родственных связей. Но самое важное – эта процедура вновь облегчила высылку иностранцев из Французской республики».165 Нужно отметить, Балладюр относится к правым. Период его правительства – период сосуществования социалиста Миттерана в качестве главы государства и парламента с преобладанием правых, отсюда и премьер-министр Балладюр из партии ОПР – Объединение в поддержку республики, при том, что социалисты более склонны проводить политику в интересах иммигрантов и их потомков, нежели правые. Борьба с фиктивными браками удлинила сроки совместной жизни, теперь только после 2 лет брака иностранец мог претендовать на гражданство (никого не волновало появление детей). Отказ правительства в получении гражданства теперь был действителен, если иммигрантом ранее уже совершались правонарушения.
Во Франции с 1994г. 1 апреля была введена так называемая «въездная виза», в которой ставился специальный штамп, который невозможно было подделать. Таким образом, власти сделали практически невозможным въезд во Францию лиц с чужими или поддельными документами, принадлежащими родственникам, друзьям или просто соотечественникам, уже проживающим на тот момент в стране.
Однако, надо сказать про детей иммигрантов, которые родились во Франции и стали полноценными гражданами Республики. Эти дети переняли самый разнообразный опыт от разных стран и культур. Часто, в отличие от своих родителей, в совершенстве владея французским языком, они познавали политические институты Франции, французскую историю, культуру и считали себя настоящими французами. Но, как было сказано в предыдущем параграфе, учителя и остальные ученики не всегда были последовательны в отношении признания этих детей. По-прежнему в школах и университетах существуют разговоры про то, как именно административная власть порождает неравенство среди учащихся.
Этих граждан, родившихся во 2-м и 3-м поколениях во Франции от североафриканских иммигрантов стали именовать бёрами (beurs). Les beurs – политический неологизм, который обозначает детей североафриканских иммигрантов, обосновавшихся или рожденных во Франции, термин появился в 1982 г. Они имеют некую гражданскую активность, часто сохраняют республиканский нейтралитет, но в основном, так же, как и их предки чувствуют острое неравенство, порожденное расизмом. В 1980-хгг. бёры-республиканцы начали объединяться в движения борьбы против неравенства. И уже в 1983г. они провели знаменитый митинг, официально названный «Марш за равенство и против расизма»166 (Marche pour l’ égalité et contre le racism; Marche des Beurs.), многие называют его просто «Марш бёров».
Этот марш был ответом к тому, как жестоко относится французская полиция к арабской молодежи. Вместо обычного поджога автомобилей – как формы уличного протеста, которая была типична на преследования полиции, молодые люди выбрали место действия дорогу из Марселя в Париж, по которой прошли с двумя священниками в мирной акции протеста за равноправие.167 В частности, бёры требовали равенства вне зависимости от расы. Такие политические требования, как больше рабочих виз, право голоса для иностранцев и жизнь без элиты – в принципе соответствовали принципам французского гражданства.
Так, март 1983г. был отмечен первым примером массовой организации детей иммигрантов во Франции. Но религия, как ни странно здесь не рассматривалась. То, что многие марширующие были мусульманами – значения не имело. После марта некоторые бёры установили прочные отношения с Социалистической партии и стали в ней активистами в борьбе против расизма и сексизма. В это время были также созданы организации SOS-расизм и NPNS, в которых религия не обсуждалась. SOS-расизм фокусируется на расовом неравенстве, NPNS - на гендерном.168
Новые реалии обозначают и новые мусульманские претензии. Сегодня состав среди прибывших иммигрантов более разнообразен, чем когда-либо. Кроме Магриба, иммигранты прибывают из Сенегала и Ближнего Востока. Мусульман во Франции, в отличие от коренных французов немного (мусульман около 6 миллионов, в то время как население Франции составляет примерно 66 млн. человек)169, но число, обращенных в ислам растет – так как у бёров может быть и только один родитель иммигрант или мусульманин. Некоторые французские мусульмане даже не видят связи между своими предками и иммигрантами, а ислам исповедуют различными способами. Так во Франции действительно существует проблема, названная исламофобией и арабофобией. Отсюда и расистские тенденции, против которых так тщательно пытаются бороться бёры. Сами же бёры имеют двойную идентичность еще со школьной ступени – будучи хорошим гражданином – ты плохой мусульманин, и наоборот.
О множественной идентичности в конце 1990-х гг. заявила Мусульманская партия Франции, которая призывала к равенству всех французских граждан. И многие бёры, живя с рождения в любимой стране, часто самовольно отказываются от привычек и культурных традиций, считая себя в первую очередь французами, а во вторую – мусульманами.170 Но в ответ коренные французы говорят, если равны – то равны во всем, поэтому религиозные символы нужно убрать. Исходя из сказанного, в стране сохраняется некий республиканский нейтралитет к происходящему, где французы, арабы, мусульмане и прочие могут играть только за «одну команду».
Это выглядит немного противоречиво в светской Французской республике, но все-таки там признается христианская религия – объявляются праздники, во время которых дети не ходят в школы, изучаются некоторые основы и история христианства (опять-таки в школах), выделяются деньги на содержание соборов из государственного бюджета, которые признаются как «достояние страны».
Французское население часто любит спорить – о политике, о футболе, винах, машинах, кино. Но никогда эти дебаты не достигают такой остроты, как тогда, когда речь заходит об образовании, о школе. Французская система начального и среднего образования настолько противоречива и парадоксально устроена, что многие «разводят руками».
Как охарактеризовал корреспондент Кирилл Привалов эту систему: «Первое предложение, которое мой восьмилетний сын в 1992 г. написал по-французски, было тривиальным и одновременно изысканным: «Мама готовит пирог, папа варит шоколад». Для сравнения: по-русски знакомство моего отпрыска с орфографией в посольской школе началось совершенно иначе. С назидательно исторического: «Володя Ульянов любил читать книги». Главная задача французской начальной школы - заинтересовать, раскрепостить ребенка, дать ему почувствовать радость общения. Вспоминаю разговор с Катрин Бо, первой французской учительницей моего сына. «Главное в нашей работе - это ее очевидная банальность. Мы учим малыша ходить в школу с удовольствием, только тогда он станет соблюдать дисциплину, - говорила мадам Бо. - На переменах же дети делают, что хотят - бегают, кричат, играют. Мы следим только за тем, чтобы они не дрались. Если же надо наказать баловника, делаем это так, чтобы не уронить его достоинство перед другими ребятами. Нет ничего хуже, чем унижение ребенка педагогом».171
Как ни парадоксально это прозвучит, средний француз-родитель - отец или мать - практически никогда не бывает в школе. Никто не высказывается о родительских собраниях или вызове родителей. Все из-за того, что практика ежемесячных родительских собраний давно себя исчерпала. Французское население считает, что образование – это приватность, а многие учителя и родители заводят «дневники для переписки».172 Преподаватель заносит в него свои замечания, родители - свои. Если ребенок по домашним причинам не пришел на занятия, учитель узнает об этом из «дневника для переписки» - так, что другие дети остаются не в курсе. Такой «дневник» дает возможность знать о результатах своего ребенка, не заходя в школу.
Кроме того, французская практика стала запрещать родителям заходить в школу, а особому педагогу поручено стоять у входа и по спискам проверять заходящих. Иногда проскальзывает девиз: «школа - для детей, а не для родителей». Если же родители хотят увидеться с ментором своего ребенка, преподаватель - по предварительной договоренности в том же самом «дневнике для переписки» - встретит их после занятий в дверях и проведет беседу тет-а-тет.
На первый взгляд может показаться, что в таких условностях необходимости нет, и не каждому среднему французу это нравится. Однако причина, с одной стороны, такой системы простая: вмешательство родителей в учебный процесс должно быть минимальным. С другой стороны, с каждой семьи во многом снимается груз ответственности за успеваемость, так как практически с детства человек учится отвечать за себя сам. Конечно, есть контроль вышестоящих инстанций, но инспекторы, о которых говорилось ранее – в школе очень редкие гости. Как и директор школы, они обладают правом появляться на уроках, не предупреждая учителей заранее. Но практически этого никогда не делается, потому что это вопрос профессиональной этики: если ты уважаешь коллегу, ты всегда его предупредишь, направляясь к нему «в гости».
В каком порядке и как осваивается детьми программа, не волнует никого, кроме самого педагога. Во французской школе учебная программа задается преподавателю раз в год на все четверти. Как педагог распределяет учебный материал с сентября по июль, лежит только на его совести. Главное - чтобы дети усвоили необходимые знания в запланированном объеме, потому что большая свобода - это большая ответственность. Привилегия французского педагога - знать, что ты ни от кого не зависишь в работе.
Однако, несмотря на то, что такая система образования для нынешних демократических обществ кажется вполне идеальной, каждый ребенок, после четырех лет начального образования, которое, как сказка, похоже на каждодневный праздник, резко переходит в реальную отроческую жизнь. В десять лет француз идет в коллеж, где все построено на принципе сознательного отсева: «хочешь - занимайся, не хочешь - тебе же хуже». Это вполне импонирует среднему французу, который повседневно бьется за свое благополучие и остается на второй и даже на третий год, если лень и не настойчивость взяли свое. В Пятой республике это не считается зазорным: по статистике, более 50 % школьников когда-то оставались на второй год. Во Франции нередка картина, когда в одном и том же классе занимаются дети с разницей в возрасте до 4 - 5 лет. Причем постоянного состава класса, в котором бы, как у нас нередко случается, мальчики и девочки сидели за одной партой по десять лет, не бывает. Каждый сентябрь контингент учеников любого класса определяется заново, в зависимости от успехов в учебе каждого из ребят: сильных тасуют среди сильных, плохо успевающих - среди слабых учеников.
До достижения 16 лет учиться в Пятой республике обязан каждый. Сегодня четыре года обучения в коллеже, казалось бы, предназначены для всех. На самом же деле, многие учатся в коллеже только два года, после чего они вынуждены идти в профессионально-техническое училище. Тут необходимо заметить, что в силу послевоенного демографического роста Франция сейчас является одной из самых молодых по возрастному составу населения стран Европы. В Пятой республике детей до 12 лет больше, чем в ФРГ. И главные действующие лица демографической экспансии - не потомки галлов, а «бёры» со смуглым цветом кожи.
В семьях у арабов и африканцев рождаемость вдвое выше, чем у европейцев. В некоторых пригородах Парижа, Марселя и Лиона появление в коммунальной, финансируемой муниципалитетом, школе ученика из чистокровных французов ныне вызывает удивление. Возникает проблема: значительная часть молодых людей, чуждых французам культурно и воспитанных на исламских традициях, заведомо не находят себе места в экономике Франции. В немалой степени именно отсюда - и малолетняя преступность, и сражения между бандами в классическом стиле «Вестсайдской истории», и молодежные волнения в иммигранстких кварталах, застроенных однотипными панельными домами.
Отстающих учеников исключают из школ и направляют в профессионально-технические училища не по той специальности, которая нравится молодым людям, а по такому профилю, на который даны «сверху», из Министерства образования, разнарядки.
С начала 2000х гг. существует 350 видов технических дипломов. Иногда это доходит до абсурда: единственная специальность, где не требуется казенной «корочки», это дворник. Так, например, даже для работы в прачечной требуется один из четырех дипломов: обработка ткани, подготовка к стирке, непосредственно стирка или глажка.
Отличие платного и бесплатного образования, также вполне обосновано. Каждый шестой француз учился или учится в так называемой «свободной школе» - частном учебном заведении. В них идут как те, чьи родители имеют достаточно средств, чтобы дать своим детям более углубленное образование, так и те, кому трудно дается постижение школьной программы в «коммуналке». Не говоря уже о том, что в частных лицеях больше дисциплины, а в обществе, где господствует мультикультурализм, это немаловажно.
Средние французы и француженки часто недовольны национальной системой начального и среднего образования, но, тем не менее, вынуждены принимать ее. Да и как тут быть довольным, если лишь 30 % тех, кто в 6 лет приходит в школу, через двенадцать лет получают степень бакалавра, без которого невозможно себе представить восхождение по социальной лестнице в сегодняшней Франции .Следовательно, невозможно и получение хорошо оплачиваемого, престижного рабочего места. Однако, сдавать экзамены на степень бакалавра можно несколько раз.173
Такая унифицированная система всегда пребывала в кризисе (особенно явственно он давал о себе знать в коллежах). Основных проблем здесь две. Первая - массовое прекращение обучения: значительный процент молодых людей (15-20%) все-таки бросают учебу, так и не получив диплом о среднем, а порой и начальном образовании (т.е. в последнем случае даже не умея ни читать, ни считать, ни писать). Это серьезное препятствие не только для профессионального трудоустройства, но и вообще для адаптации к современным условиям жизни.174
На сегодня система образования Франции в высшей степени централизована, поэтому школы выдают национальные дипломы на основе общих программ для всех школьных учреждений. Набор учителей в школах на местном или региональном уровнях проходит через повышение квалификации, национальные конкурсы и специальную аккредитацию (для коллежей и лицеев).
Исходя из сказанного выше, мы можем говорить о провале политики «интеграции» в отношении детей иммигрантов. Это обусловлено, прежде всего, тем, что французская республиканская модель по-прежнему отказывается признать меньшинство или этнические группы во имя «неделимой нации». Интеграция, которая касается только отдельного человека, а не группы, создала маргиналов в лице магрибинской молодежи. Социальная политика в отношении дешевого жилья для иммигрантов создала целые районы из бёров-маргиналов, которые не видят перспектив в своем будущем, о чем и будет рассказано в следующем параграфе.
|
