Юрий Пахомов Белой ночью у залива удк 882 ббк 84 (2Рос-Рус) п 21
Скачать 3.13 Mb.
|
ТениДом - старый двухэтажный особняк, выкрашенный в мглистый серо-зеленый цвет, стоит в глубине больничного двора. Напротив - светлый многоэтажный корпус, затем - еще один такой же, дальше - березовая, с редкими сосенками рощица, еще дальше - шоссе Энтузиастов. Окна особняка пусты, задернуты белым, точно глаза, съеденные кислотой, слепо смотрят на мир. Это придает ему зловещий вид. Морг, потонувший в зарослях сирени, выглядит привлекательней. Морг ясен. А что в этом особняке? Лишь посвященные знают: там психосоматическое отделение. Лестница забрызгана известкой. Дверь без ручки, с круглым акульим «глазком», розовая пуговка звонка на стене. Нажимаю на пуговку. Дверь открывает дежурная сестра или няня. Запах, беспокоящий еще на лестничной площадке, здесь плотен, тяжел. Пахнет нечистотами, дезинфекцией, детскими пеленками. И чем-то еще неистребимым, тягостным. Так пахнет старость. За дверью, в сумрачном коридоре, - старушки. Они сидят на стульях и деревянных диванах вдоль стен либо скользят по покрытому линолеумом полу, объединенные бессмысленным желанием двигаться. Они разные: худые и полные, рослые и карлицы. И одежда у них разная: халаты, пижамы, платья и даже спортивные костюмы. Одинаковое одно - выражение тусклых, подернутых склеротической дымкой глаз. Я навещаю мать своего умершего друга, меня узнают. Впрочем, узнавание в этом мире теней условно, у каждой я вызываю свои ассоциации, положительные или отрицательные, я - лишь всплеск в заторможенном сознании. Высохшая, как моль, старушка с властным и одновременно испуганным лицом, строго спрашивает меня: -Надеюсь, товарищ, ваше посещение согласовано с руководством партии? Я пытаюсь успокоить ее, но, похоже, мне это не удается, она требует письменного подтверждения. А навстречу уже спешит девяностолетняя актриса - рыжие крашеные волосы, подведенные брови делают ее особенно страшной. Она протягивает мне для поцелуя руку и, томно закатив глаза, говорит с астматической одышкой: -Голубчик, спасибо за цветы. А что же вы не в визитке? Как же мы пойдем к Борисопольским? В палате, где поместили Антонину Федоровну, четверо. Она редко без меня выходит в коридор, большую часть времени проводит в беседах с соседкой, не то казашкой, не то киргизкой. Кто она, я не знаю, ее никто не посещает. На табурете она сидит, как в седле, движения ее резки, голос с гортанными интонациями. Если посмотреть со стороны, то создается впечатление, что беседуют две старые приятельницы. У матери моего покойного друга лицо пожилой учительницы, точные жесты, превосходная дикция. Иллюзия полная. Весь ужас в том, что собеседницы не слушают друг друга и говорят каждая свое. Двух других старушек я застаю в палате редко, они предпочитают отсиживаться в конце коридора. При моем появлении лицо у Антонины Федоровны светлеет. Она поднимается мне навстречу и возбужденно говорит: -Николай, познакомься. Это товарищ Азербаева из Наркомпроса. У меня перехватывает горло. За плечами этих старых женщин две революции, три войны, нэп, коллективизация, массовые аресты, голод, лишения, потеря близких, изнурительная работа и вера, упрямая вера в светлое будущее. Что, если бы вдруг опал занавес безумия и они могли бы полистать свежие газеты? Николаем звали моего друга. Он умер два месяца назад. Только раз, за день до смерти, у Антонины Федоровны прояснился рассудок. На гребне лихорадки, сотрясаясь от озноба, она вдруг открыла глаза, с удивлением огляделась, - в ясном ее взоре были прежние ум и воля. Она коснулась моего лица легкой, влажной рукой и улыбнулась, прощаясь. Что мелькнуло там, за тускнеющей радужкой глаз? Кто ведает? А может, она улыбнулась не мне, а родным, тем, что уже умерли и теперь, как ей казалось, стояли в изголовье кровати, и сквозь них пробивалось погашенное шторой нервное мартовское солнце. Остров НевольниковСергею уже за сорок. Он по-прежнему крутоплеч, силен и, чтобы поддерживать форму, два раза в неделю ходит в тренажерный зал. Среди бизнесменов средней руки он в авторитете - два магазина запчастей для иномарок дают неплохой доход. Братки, его ровесники, кто уцелел в разборках, помнят Серегу, знают, что тот в завязке, и ни на какое дело не пойдет. Да и зачем ему? Вполне респектабельный господин, отчетность - по нулям, налоги - в срок. Хозяин он крепкий, да и семья: жена, пацанка девяти лет. Средний класс. Отдыхают на Кипре, Канарах, зимой - в Швейцарии. Одеваются в модных бутиках. Извини, - подвинься, не хуже других. И только раз в году, когда морпехи отмечают свой праздник, Серега преображается. Уже с утра его бьет колотун от нетерпения. Сам, не доверяя жене, гладит суконку, брюки и, выпив сто пятьдесят коньяку, катит на метро к Парку культуры имени Горького. У Сереги «ауди» последней модели. Без машины ни шагу и потому в метро он испытывает особый подъем, молодеет, и все мужики в черной форме морпехов его братья, каждого он готов обнять и расцеловать. И с презрением глядит он на молодяжку, особенно на студентов - хилая пошла пацанва, пальцем перешибешь. Сплошные дистрофики, педики, да еще ширяются, нюхают всякую гадость. И основная мечта у них, как бы ловчее отмазаться от призыва, уж лучше горшки с дерьмом из-под больных стариков таскать, чем тянуть срочную. И не понимают, дурачье, что в университетах, да академиях только специальности обучат, а жизненных школ всего две: «зона», да армия. «Зона» засосет и с концами, а вот армия поможет уяснить главное: «Сильный всегда прав». Серега-то понял, заставили понять. Весной восемьдесят седьмого взяли валютчиков, затем фарцовщиков, кто покрупнее. Крепко помели. Сергей в королях не ходил, но и в шестерках не числился. Если бы не повесточка из военкомата, его вполне могли повязать и в торбу сунуть. Так что на призывной пункт Серега попал с праздничным настроением. По физическим данным и подготовке светило ему загреметь в ВДВ или на флот. Внутренние войска не колебали: мандатную комиссию не прошел бы, в уголовке на него уж точно что-то есть, не может быть, чтобы совсем уж не засветился. Повезло, попал в команду, куда отобрали будущих морских пехотинцев. И с местом службы повезло - Тихоокеанский флот. Хоть белый свет посмотрит. Когда бы еще собрался? И от столичных ментов подальше. В дивизии морской пехоты Серега сразу сориентировался: здесь не шелупонь, крутые ребята, он своим черным поясом и пятым даном никого не удивит, каждый из «годков» умел то, что умел Сергей, да еще и сверх того. Поражали цель навскидку из любого вида стрелкового оружия, снайперски бросали ножи и могли голыми руками, без каратистского кхеканья, по-тихому устранить противника. Пехотинцы лихо водили автомобили всех систем и марок, могли управлять танком, бэтээром, могли в акваланге поднырнуть под судно и прилепить к его борту мину, умели и многое другое. Парнишечки подобрались один к одному, все под два метра и весом едва ли не в центнер. «Дедовщины», о которой гудели всю дорогу, в дивизии не было, а вот «деды» были. И какие! Над младшими никто не издевался, но и представить было невозможно, чтобы салажонок попер на «деда». Особенно ценились умение, ловкость, сила. Тренировочные схватки мало, чем отличались от боевых, и если кто-нибудь попадал в лазарет, ему не сочувствовали, - не расслабляйся. Морской пехотинец, оказавшись на необорудованном побережье, иными словами, в тундре, джунглях или пустыне, обязан был не только выжить, но и решить поставленную задачу. За такую выучку, как у морпехов, нынче бабки платят. После дембеля он, Серега, будет стоить втрое дороже. Отошли те времена, когда он «утюжил» у гостиницы «Космос». Можно найти дело посерьезнее. Душой разведвзвода был прапорщик Григорий Вакуленко по прозвищу Гриша-Ша, кареглазый бодрячок под сорок, успевший сходить боцманом в загранку на торгаше, но все же вернувшийся в морскую пехоту. Вакуленко говорил на полублатном жаргоне, стрелял из пистолета с обеих рук не целясь, мог сутками не есть, не спать и притом не терял юмора. -Ша, имею до вас вопрос, - Вакуленко с усмешкой оглядывал пехотинцев. - Што должен уметь морской десантник? Ну-ка ты, москаль! Сергей поднимался. -Все! Бегать, прыгать, плавать в шмотках и с оружием, владеть приемами нападения и обороны, основами альпинизма, водолазного дела. Ничего, бля… не бояться и… -Што «и»? - Вакуленко щурился, как кот. -Пить все, что горит, и трахать все, что движется. -Молоток! Утри сопли и садись. Сергей лямку тянул без надрыва, в отличниках не ходил. Крепкий середнячок, в авторитете. Вакуленко был им доволен, звал остаться на сверхсрочную, инструктором, но Сергея тянуло к иной жизни. Конец января 1988 года. Личный состав, технику, погрузили на большой десантный корабль «Комсомолец Приамурья». Залив Золотой Рог во льду, мокрый снег, тающий в серой мгле город, белые башни многоэтажек на сопках, как свечи. На подволоке и переборках твиндека, где на растяжках замерли танки и бэтээры, осел иней. В свободном углу натянуты тросы, палуба прикрыта матами - ринг, рядом деревянная платформа с «железом»: штанги, гири. Тренировки каждый день, морской пехотинец обязан сохранять форму. И еще культ гигиены. У десантника не должно быть никаких потертостей, прыщей, опрелостей - посему, несмотря на погоду, ежедневное обмывание забортной водой. Моряки из команды корабля с усмешкой наблюдали за десантниками. Отношения ровные. У команды свои территория и законы, у десантников - свои. В океане потеплело, косматые тучи задевали за мачты, ветер срывал с гребней волн пену и швырял на палубу. В Южно-Китайском море ветер опал. Круглые сутки молотил тропический дождь, но стоило выглянуть солнцу, как палуба обсыхала, воздух сгущался, и становилось трудно дышать. Из брезента соорудили что-то вроде бассейна и заканчивали туда забортную воду. Есть свободное время, - иди отмокай. Как-то вечером на третьей неделе похода Сергей у бассейна узрел тощего парня в комбинезоне, в каких иногда на божий свет появляются трюмные из БЧ-5. У парня были белесые поросячьи ресницы, черные печальные глаза и невероятных размеров нос. -Шнобель, ты? - удивился Сергей, с трудом узнавая одноклассника Толю Антоновича. Кажется, в классе восьмом сидел с ним на одной парте. Антонович неловко улыбнулся: -Я ведь давно тебя заметил, Сергей, да все не решался подойти. -Ты даешь! Толян Антонович был чудак. Он охотно откликался на прозвище Шнобель и никогда ни на кого не обижался. Единственный, кто до десятого класса носил школьную форму: форма стоила дешевле. У Толяна отец умер, мать - инвалид какой-то там группы, толстая, с рачьими глазами тетка. Она числилась дворником, но работал сын. Вставал в пять утра, подметал двор, зимой скалывал лед, посыпал дорожки песком, вывозил мусор и мыл лестницы попеременно в пяти подъездах. Толян не стеснялся того, что работает дворником, и боготворил мать. Учился хорошо, не хуже Сергея болтал по-английски. Сергей как-то ему предложил: -Что ты уродуешься, мостовые скребешь за гроши? Хочешь, я тебя в дело возьму? И шмотье у тебя будет, и бабки, и телок сколько хочешь, на выбор. -Не-е, - Толян покачал головой. - Мамка узнает, что я фарцую, сразу помрет. Спасибо, Серега, не по мне. -Эх ты, «мамка»! - Сергей презрительно сплюнул и в тот же день пересел на другую парту. Мать у Сереги не вызывала никаких чувств, кроме жалости и раздражения. И еще - он стеснялся матери. Рыхлая, сюсюкающая, часто нетрезвая, в последний перед призывом год она торговала в ларьке на Усачевском рынке, а нередко и с лотка прямо на улице, растрепанная, в грязном халате, с красным лоснящимся лицом. А потом эти ее хахали, сброд какой-то, фуфло. Сколько раз ему приходилось ночевать на раскладушке у деда Ивана, а утром выставлять подвыпивших любовников, принимающихся скандалить, а мать при этом, как девочка, шмыгала носом, и на ее раскисшем лице плавала пьяная, полубезумная улыбка. И эта ее слабость к вину, и то, что она, считай старуха, неделю не могла прожить без мужика, вызывали у него отвращение. Поход еще не перевалил за половину, а десантники стали уставать. Чаще, по утрам, вспыхивали короткие ссоры, и уже трудно было включиться в изнурительные ежедневные тренировки - Вакуленко по-прежнему не давал спуску, но и на него ворчали. Заходили в Камрань, пополнили запасы воды. Неделю простояли у острова Сокотра. Жара - не передать. Бассейн уже не спасал. В океан не сунешься - акулы. Однажды Сергей видел гигантского ската - манту, это рогатое многотонное чудовище выбросилось из воды и, взбив пенный каскад, тяжело рухнуло, разбив пополам темный косяк рыбы. А как-то вечером рядом с бортом проплыл кашалот величиной с подлодку. На стоянках моряки ловили рыбу. Иногда на тройной крючок, на который нанизывали красный лоскут, попадались небольшие кальмары. Сергей и Антонович обычно выбирали укромное местечко на верхней палубе, где прохладней, сидели, беседовали. Говорил обычно Антонович, Сергей слушал, поражаясь, сколько тот знает всякой чепухи. Узкое, асимметричное лицо Антоновича преображалось, движения становились размашистыми. На гражданке Антонович работал слесарем в домоуправлении и учился на вечернем отделении историко-филологического факультета педагогического института. -Ну и сколько ты будешь получать, когда окончишь институт? - лениво спрашивал Сергей. Тот называл сумму - столько Сергей мог без особого напряжения заработать за день, а при особом фарте и за несколько минут. -Ну, ты молоток, - усмехался он. - Шесть лет корячиться. А за что? Чудак он и есть чудак. Сергей привязался к Антоновичу, скучал, когда тот был на вахте. Как-то - было это уже в Красном море - Толян пропадал три дня. Сергей забеспокоился. Матросик-трюмный, совсем пацан, пряча глаза, сказал: «Приболел Анатолий». Ответ не понравился Сергею. Что-то «маслопуп» скрывал. Большой десантный корабль стоял на внешнем рейде Массауа и утром должен был уйти на Дохлак. Время позднее, после отбоя, поэтому на поиски Антоновича Сергей отправился в плавках и кроссовках - наткнется на дежурного, скажет: в гальюн шел и заблудился спросонок. Гудели вентиляторы, перегоняя охлажденный воздух. Сергей плохо ориентировался на корабле, только раз был в кубрике, где жил Толян, и теперь боялся на самом деле заблудиться. Можно было дождаться завтрашнего дня, официально поинтересоваться состоянием здоровья матроса Антоновича, но тревога, неведомая ранее Сергею, подталкивала его. Чутье подсказывало, что-то здесь не так: уклончивый ответ матроса, его испуганный взгляд. Кубрик был освещен синим плафоном. Дневальный ошарашено выкатил на Сергея глаза, видно, принял за офицера или прапорщика десантников, на вопрос, спит ли Антонович, мотнул башкой в сторону коридора: «У гальюне…» Мягко ступая кроссовками по коридору, Сергей скользнул в его зыбкую глубину и едва не налетел на могучую спину, из-за которой и увидел Толю Антоновича. Тот стоял, прижавшись к переборке, лицо его было иссиня-бледным, глаза полузакрыты. А обнаженная грудь - у Сергея даже затылок похолодел - пестрела от кровоподтеков. Густой, спокойный и оттого еще более страшный голос произнес: -Ну что, сучара, яйца тебе сразу оторвать или по одному лучше? Говори, козел. Губы у Толяна дрогнули, и он едва слышно прошептал: -Сволочи… фашисты. Измученные его глаза натолкнулись на Сергея и удивленно расширились. Сергея заметил не только он. Крупный, хорошо накачанный, стриженный наголо парень отделился от переборки и, широко улыбнувшись, сказал: -Глянь-ка, а у нас гость. Весь сам из себя. А кроссовки - фирма! В кроссовках фирмы «Адидас» тебе любая девка даст. А ну вали отсюда, пехота. И забудь, что видел. Наше дело, разберемся. Не то больно тебе сделаем, ох, больно. В голосе его послышались надрывные нотки. «Из блатных», - определил Сергей, прикидывая что к чему. Свет в глубине коридора был специально вырублен - там смутно проглядывал тупик, а может, и тамбур, из которого дверь ведет наверх, на палубу. Парней трое. Крепкие ребятишки, по возрасту «годки», из старшин. -А мне-то что, разбирайтесь, - Сергей улыбнулся, стараясь придать голосу заискивающие нотки. Узковат был коридор, не развернешься, да и «годки» стояли, прикрывая друг друга.. И все же медлить было нельзя. - Заблудился. В гальюн шел и заблудился. -Ничего, я тебе укажу дорожку, - стриженый наголо шагнул к нему, развернул корпус и тем самым допустил оплошность - подставился. Сергей ребром ладони секанул здоровячка, стоящего к нему спиной, по бычьей шее, а стриженого в прыжке достал ногой в живот - успел сконцентрироваться, поэтому удар получился сильный, - развернулся на опорной ноге и врезал прямо перед собой, пытаясь поразить третьего, но промахнулся. Тот умело ушел от удара и хлестанул Сергея правой с шагом в сторону. Серега, падая, все же успел ухватить его за ремень, рвануть на себя, «годок» приложился головой о переборку и затих, только ноги заскребли по палубе. Выбраться из-под него не успел, кто-то навалился сверху, сильные цепкие руки нащупывали горло, пахнуло табаком. Сергей прижал подбородок к груди, боковым зрением отметив нависшую над ним квадратную физиономию, ширнул тренированными пальцами, норовя угодить в глаз противнику, и попал. Вопль завис в коридоре. А по трапу уже гремели шаги, и командный голос хрипло произнес: «Прекратить! Применю оружие!» Сергей выскользнул из-под неподвижного тела, огляделся. Антонович сидел на корточках, закрыв глаза руками, стриженый лежал, согнувшись, а тот, кто пытался душить, мотал башкой, подвывая. Уходить некуда, путь наверх преграждал дежурный по кораблю. Вид у него был испуганный, он торопливо расстегивал кобуру и все не мог расстегнуть. -Видите, товарищ лейтенант, - ухмыльнулся Сергей, - шел к тете, а ее, оказывается, дома нет. -Какая тетя? - изумленно спросил дежурный. - Что происходит? -«Деды» разбушевались, а вы, извиняюсь, мышек не ловите. Моряка давили. Видите, на корточках сидит? И меня чуть не придушили. -Десантник? -В самую точку. Братцы, неужели я «годка» замочил? Да, крепко его тогда, после драки на большом десантном, достали. Хуже некуда. Главное - несправедливость. «Дедов» этих, что над Антоновичем издевались, списали на госпитальное судно - уделал их Сергей круто. Малость превысил меры самообороны. А что, ждать, когда тебя уделают? Сидел взаперти в старшинской каюте, теплилась надежда: разберутся. Разбираловка шла вяло, чувствовалось: дело хотят прикрыть. И прикрыли - все свалили на него, Сергея. Тем более что единственный свидетель и потерпевший Толя Антонович исчез. Видно, срочно перевели его на другой корабль, и с концами. Нет свидетеля, нет и «дедовщины». Разговоров с дознавателями было много - тягомотина. И лишь один разговор с прапорщиком Вакуленко был по делу. -Ты, Серега, боженьке должен молиться, что концы в воду прячут. Начальству не с руки о новом чепэ наверх докладывать, своих полные штаны. А так, пыхтеть бы тебе, корефан, в штрафбате, а то и в зоне. Усек? И не рыпайся. Отслужи на этой каменной кочке и вертайся домой живой и здоровый. А теперь держи «пять». На Нокре особенно не рыпнешся, Сергей это сразу ухватил: голый остров, три чахлых деревца у коттеджей, где живут семьи офицеров и мичманов, а вокруг распрекрасное Красное море с акулами и муренами, не сбежишь, служи, как пионер-комсомолец, и не вякай. На Нокру Сергей попал в конце сезона дождей. Кое-где сохранились очажки скудной растительности. Слева от пирса, примерно в двух кабельтовых, чернел прямоугольник плавдока, справа - угрюмые, перестроенные из бывшей итальянской тюрьмы склады. Дальше - техзона с выкрашенными серебристой краской цистернами для топлива, еще дальше - казармы, жилой городок, отсеченный от пустыни колючей проволокой, по периметру зенитные самоходки. Вот и все. Если к этому добавить испепеляющий зной и тонкий, рвущий душу звон - вокруг мелкий, как пыль, «поющий» песок, - настроение Сергея можно понять. И опять-таки выходило: виноват всегда слабый. Распустил сопли, сиди теперь на кочке. Что толку в том, что он заступился за Антоновича? Влез не в свое дело и получил. Кто знает, что тот натворил? Может, стукач… Командование пункта снабжения кораблей, по-видимому, знало о Сергее правду, так как к переводу его отнеслось спокойно. Серега вступил на «остров Невольников», как называл Нокру местные острословы, озлобленным, не вняв поначалу словам прапора Вакуленко, думал, и тот с отцами-командирами за одно. Остров Нокра для нервных очень полезен. Сергей уже на второй день успокоился и стал думать, как выжить, - главное для морского десантника. Вариантов немного, вся колода без козырей. Плюнешь на ветерке, и плевок тут же тебе в рожу и воротится. Караульную службу на наружных постах нес Сергей месяца три исправно, без замечаний, чаще ночью, с полным боекомплектом. Сепараты уже пошаливали: то вертолет обстреляют, то ночью подойдут на катере и шибанут из базуки. Хочешь жить - гляди в оба, как в Афгане. К Сергею присматривались и вскоре определили в подразделение специального назначения - это уже было дело. И ребятки в спецназе были что надо, подводные диверсанты, подготовочка - люкс, поучиться есть чему. Сергей риск любил, и год, что отбухал на Нокре, был, как он теперь понимал, едва ли не самым ярким в жизни. Гас, откатывался праздник, утром у Сереги гудела голова, а в душе еще долго держалось чувство, что пропустил он в жизни что-то главное. Чувство проходило. Наступали будни. И так до следующего праздника. |
Похожие:
 | К 80-летию производственной деятельности Северо-Кавказского института по проектированию водохозяйственного и мелиоративного строительства... |  | Учебное пособие предназначено для студентов направления подготовки «Юриспруденция» (квалификация бакалавр) удк 347. 73/76 |
| | Креативность библиотекаря : методическое пособие / Волгогр. Оунб им. М. Горького, Отдел нииМР; [сост. А. А. Бауэр; ред.: М. Ю. Караваева,... | |
| Зюляев Н. А. кандидат экономических наук, доцент Марийского государственного технического университета | | Выпускается при информационной поддержке Гильдии маркетологов и Российской ассоциации маркетинга |
| Чоу впо «Республиканская академия предпринимательства и дополнительного образования» | | Философские проблемы математики: Материалы для выполнения учебных заданий. Новосиб гос ун-т. Новосибирск, 2006 |
| Никифоров Иван Валерьевич, кэн, президент ОАО «Совет по туризму Санкт-Петербурга» | | Иркутская областная государственная универсальная научная библиотека им. И. И. Молчанова-Сибирского |