Документальная история сибири XVII середина XIX вв. Владивосток
Скачать 4.24 Mb.
|
| 3 «Государевы дела» Якутской приказной избы - эталонный архив эпохи русских географических открытий XVII в. 68 Наиболее ценные первичные документы, относящиеся к освоению Дальнего Востока, концентрировались в архиве Якутской приказной избы. Его систематическое формирование началось, вероятно, в 1639-1640 гг., когда на Лену прибыли из Москвы первые воеводы П.П. Головин и М.Б. Глебов. Трудно сказать, какие именно «государевы дела» они приняли, ведь основанный в 1632 г. отрядом енисейских казаков П.И. Бекетова Якутский (Ленский) острог в первое десятилетие своего существования дважды переносился на новое место 162. К тому же, по замечанию С.В. Бахрушина, 30-е годы XVII в. - «смутное время» для Ленского края, когда сюда и далее на восток из всех углов Сибири ринулись партии жадных искателей богатства и приключений. Между ними то и дело вспыхивали распри и сражения из-за ясака и добычи: «меж себя у тех тобольских и у енисейских, и у мангазейских служилых людей для тое своей корысти бывают бои, друг друга и промышленных людей, которые на той реке Лене соболи промышляют, побивают до смерти, а новым ясачным людям чинят сумнение, тесноту и смуту и от государя их прочь отгоняют». Кроме убытков казне эта «смута» ничего не сулила, и в Москве решили проблему кардинально: изъяв вновь открытые земли из ведения наличных сибирских воевод, запретили ходить на Лену енисейским, мангазейским, томским и другим служилым людям 163. Но к прибытию в Якутск воевод П.П. Головина и М.Б. Глебова какой-то архив в остроге, безусловно, существовал, поскольку объем переписки с тобольским начальством и финансовой документации в остроге был значителен. Достаточно сказать, 69 то в «Книге ясачного и десятинного Ленского острожка енисейского сына боярского Парфена Ходырева» за 1639-1641 гг. приводятся названия 32 волостей Якутского уезда 164. Известно, что вместе с первыми воеводами прибыли из Москвы дьяк Е.В. Филатьев, письменные головы Е.Л. Бахтеяров и В.Д. Поярков, а также 246 служилых людей из Тобольска и 50 человек из Березова 165. Понятно, что появление в Ленском остроге столь внушительной команды служилых людей уже само по себе требовало большого объема письменной работы в здешней съезжей избе, делами которой заведовал Е.В. Филатьев. Позднее, в 70-е годы XVII в., съезжая изба была переименована в приказную, которая делилась на четыре стола: денежный, хлебный, разрядно-ясачный и судный. В ее штате к тому времени было четыре подъячих и несколько целовальников. В подчинении приказной избы находилась таможенная изба во главе с таможенным и заставною головою и судные избы в острожках и зимовьях 166. Ниже мы остановимся на характеристике архива Якутской приказной избы, который комплектовался довольно интенсивно уже с середины XVII в., когда Якутск стал административно-политическим центром земель от бассейна реки Лены до побережья Тихого океана на востоке и от Ледовитого океана до Прибайкалья - на юге. Управление столь обширным краем требовало немалых затрат и огромной переписки как с московским начальством из Сибирского приказа, так и с дальними острогами и зимовьями, где велось свое делопроизводство и имелись небольшие архивы. Как уже отмечалось, видовой состав документов сибирских архивов XVII в., в том числе и Якутской приказной избы, выглядел примерно так же, как и в других провинциальных архивах России допетровского времени. Хотя определенные различия в документации, связанные с особенностями политической и социально-экономической жизни самых восточных окраин Сибири, освоение которых носило пионерный характер, безусловно, существовали. Прежде всего, это касается документов о «приискании новых землиц». В количественном отношении этих материалов немного, поскольку в дошедших до нас фондах приказных изб документы, непосредственно относящиеся к походам «встречь солнцу», с описаниями географических открытий, встречаются чрезвычайно редко. Находка в современных архивах каждого такого документа 70 становится заметным научным событием. Поэтому остановимся подробнее на обстоятельствах их возникновения и особенностях видового состава. Документы об экспедициях россиян XVII в. можно разделить на несколько групп. Это «роспросные речи», «скаски», «челобитные» и «отпуски»,«наказные памяти» и «подорожные грамоты». При внешнем сходстве большинство этих документов разнится манерой написания, в зависимости от положения их авторов на «государевой службе». Казаки, будь то рядовые или атаманы, могли вести переписку лишь непосредственно с воеводами, в форме «отписок». Воеводы, в свою очередь, отчитываясь перед царем, Сибирским приказом или Боярской думой, также составляли отпуски, в которых освещались дела, относящиеся к службе. Отпуски - вид официального документа, и степень детализации событий в них различна: наряду с лаконичными, написанными для проформы, известны и весьма подробные, например, такие, как «отписка» Е.П. Хабарова о его походе на Амур 167. По сути это не донесение, а настоящий подробный отчет об экспедиции, написанный емко и талантливо его непосредственным участником. Чтобы составить такую «отписку», требовалось фиксировать в пути множество событий, делать географические и этнографические заметки, т.е. вести что-то вроде походной «канцелярии». И воевода Д.А.Францбеков, видимо, учитывал это обстоятельство. Направляя Хабарова «в новую Даурскую землю», он усилил его отряд промышленными, служилыми людьми и... канце- 70 ляристом, а в наказной памяти от 27 июля 1651 г. на сей счет особо подчеркнул: «Служилому человеку Богдашке Забышеву, быть с тобою, Ерофеем, в подьячих... Да к тебе ж, Ерофею, послано для ратного бою 30 пуд зелья, да 30 пуд свинцу, да стопа бумаги писчей...» (курсив мой. - А.К.) 168. Челобитные - особый род документов. Они содержали обращения по личным вопросам и адресовались по установленной форме на царское имя. Как правило, наиболее важные челобитные пересылались из Якутска в Москву, в Сибирский приказ. М.И. Белов отметил некоторые существенные особенности этой группы документов. Дело в том, что в своих челобитных казаки, добиваясь наград и положенного жалованья, старались обратить внимание властей на свои «верные службы» - военные походы, оставляя в тени детали и обстоятельства путешествий, а иногда и значительные географические открытия. В отписках, адресованных воеводам, на первое место ставились вопросы сбора и отсылки ясака. Сохранились также отпуски казаков с описанием дорожных приключений: гибели судов, стычек с туземцами и т.п. Не случись несчастья, казаки благополучно достигли бы места назначения, не упомянув позднее о своих плаваниях по «студеному морю». В целом же документы сибирских приказных изб скупы на описания морских и сухопутных походов, которые совершались ежегодно, были будничным делом, и писали о них редко. Еще сложнее вести поиск документов о неслужилых людях, которые, за исключением целовальников (таможенных чиновников - помощников приказчиков зимовий и острожков), не могли письменно общаться с Якутском. Торговый или промышленный человек мог, конечно, обратиться к царю с челобитной по какому-то, чаще подсудному делу. Но редки случаи, когда эти люди в челобитных, хотя бы вскользь, упоминали о своем участии в морских плаваниях. По мнению М.И. Белова, из этого следует, что систематических сведений о мореходстве на Северо-Востоке Азии в архивах нет и быть не могло 169. Последнее замечание крайне важно. С ним в принципе соглашался и А.И. Алексеев, хотя аргументировал свою точку зрения иначе. Он считал, что ни один поход казаков во второй половине XVII в. на Колыму или Анадырь «не оставался бесследным - отпуски, чертежи своевременно приходили к воеводам», но часто дело этим, к сожалению, заканчивалось. В лучшем случае воеводы 71 делали список-копию и отсылали его в Сибирский приказ. Если же, по их мнению, поход не представлял серьезного интереса, то он оставался достоянием молвы. «Сами же отпуски или пропадали, или спустя какое-то время сгорали во время частых пожаров, а архивное дело еще не было поставлено должным образом» 170. Видимо, оба названных авторитетных автора правы, хотя, вероятно, ближе к истине точка зрения А.И. Алексеева. Учитывая малочисленность казачьих отрядов и типичный для эпохи пристальный фискальный интерес сибирской администрации к «приисканию землиц», трудно предположить, что какой-то их «вояж» мог не оставить документальных следов. Еще один распространенный вид приказной сибирской документации XVII в. - «наказные памяти». Это своего рода инструкция казакам от воеводы, где излагалось содержание поручения и указания, как поступать в тех или иных обстоятельствах, определялись взаимоотношения с туземцами и порядок сбора ясака. «Роспросные речи» или «скаски», пожалуй, наиболее содержательный вид документации, т.к. обычно в них освещался ход путешествия со слов его непосредственных участников. Яркий тому пример - «роспросные речи» В.Д. Пояркова перед якутскими воеводами о его амурском походе. Опубликованный впервые в 1848 г. Археографической комиссией, этот документ является одним из ключевых в изучении русских географических открытий XVII в. 171. «Скаски» первопроходцев проникнуты народным духом. В бесхитростных выражениях, сочным и образным языком казаки старались передать в них наиболее полно свои впечатления об увиденном. Это своеобразные географические и этнографические рассказы об открытых землях, на основе которых, по мнению В.Г. Мирзоева, выросли впоследствии исторические сибирские повести 172. Известно, что иногда тобольские дьяки включали казачьи «скаски» в тексты официальных летописей, как было, например, с рассказом об известном камчатском походе Л.С. Морозко и И.В. Голыгина в 1695-1696 гг. 173. Не случайно Н.Н. Оглоблин, характеризуя особенности этой категории сибирской документации допетровского периода, писал: «Это далеко не те будничные и однообразные «доношения» и «отношения», какие породил XVIII век, которые можно разбивать как угодно, так как сами по себе эти канцелярские произведения , с их убийственным для понимания языком, не представляют 72 ни малейшего интереса...» 174. М.И. Белов отмечал, что «роспросные речи» и «скаски» характерны для первых лет пребывания русских на Лене, когда еще совершались походы в «новые землицы». Затем они встречаются относительно редко 175. Следует иметь в виду, что запись «роспросных речей» иногда происходила спустя годы после описываемых событий. Пример тому - «скаска» казака Нехорошего Иванова Колобова о его службе на реках Улье и Охоте в отряде Ивана Москвитина. Этот источник, раскрывающий обстоятельства первого похода россиян к берегам Тихого океана, неизменно привлекает внимание историков, а его интерпретация породила обширную литературу по проблеме открытия устья Амура и Сахалина 176. Для нас же интересно проследить происхождение этого документа. Томский казак И.Ю. Москвитин возглавлял отряд, направленный атаманом Д. Копыловым для открытия земель к востоку от реки Алдан. В 1639 г. москвитинцы первыми из россиян вышли к Тихому океану. Этот поход стоит в ряду важнейших экспедиций на Дальний Восток в XVII в. Огромный интерес представляют сведения москвитинцев о реке Амур и земле гиляков (нивхов), в область расселения которых входил и Сахалин. Кто знает, может быть, и канули бы в лету эпизоды этого путешествия, если бы не товарищ Москвитина - «Ленского Якутцково острогу служилой человек Нехорошко Иванов сын Колобов». Спустя шесть лет, он с казаками был послан из Якутска сопровождать ясачную казну. На Ленском волоке его встретили ехавшие в Якутск воеводы В.Н. Пушкин и К.О. Супонев. Здесь, в съезжей избе, 8 января 1646 г. и была составлена «скаска» о походе казаков «на большое море окиян». На Ленском волоке в разные числа января 1646 г. были допрошены и другие казаки, бывавшие на северо-востоке, «скаски» которых отложились в архиве Якутской приказной избы 177. Анализируя источники, Б.П. Полевой, как и М.И. Белов, пришел к выводу, что в XVII в. ценные сведения фиксировались не всегда, все зависело от обстоятельств создания документа, и, следовательно, могли не отложиться в архивах. Например, в «скаске» Москвитина «Роспись рекам, имена людем», составленной в Якутске, не упоминается его плавание к устью Амура. Б.П. Полевой объяснял это тем, что якутские власти считали томских и красноярских казаков своими незваными соперниками и не раз жалова- 73 лись на них в Сибирский приказ. Когда москвитинцы вернулись в Якутск, воевода П.П. Головин в июле 1641 г. отнял у них всю пушную казну, полученную в ясак, и потребовал от Москвитина «роспись всему ево ходу». Видимо, это и была «Роспись рекам, имена людем». Учитывая негативное отношение воеводы к томским казакам, Москвитин, вероятно, скрыл часть информации, которой он сам и его спутники собирались воспользоваться позже. В подтверждение этой гипотезы Б.П. Полевой ссылается на «роспросные речи» Д. Копылова и И. Москвитина, записанные в Томской приказной избе 28 сентября 1645 г. В них четко указывалось, что москвитинцы были у островов, «где гиляцкая орда», то есть непосредственно близ устья Амура 178. О местных архивах Якутского воеводства второй половины XVII в. мы можем судить по крайне отрывочным сведениям. Возникали эти архивы не в любом населенном пункте, а лишь там, где имелось постоянное население, и осуществлялись некие государственные функции. Таким типом ранних русских поселений принято считать ясачные зимовья, возникавшие в географически и экономически важных точках Восточной Сибири. В отличие от промысловых зимовий, где проживали охотники за пушниной и морским зверем, да изредка навещавшие их торговцы, ясачные зимовья являлись государственными поселениями, т.е. создавались и содержались за счет казны. Позднее наиболее значимые ясачные зимовья, увеличиваясь в размерах и обрастая защитными сооружениями, назывались острогами или имели в бумагах двойное на именование зимовья и остроги 179. Одним из таких ясачных центров, вероятно, вторым по значению после Якутска, было русское поселение, стоявшее с 1643 г. на месте современного Средне-Колымска. Б.П. Полевой, изучив колымскую документацию 40-50-х годов XVII в., считал, что именно здесь находилась первая столица Колымы - колыбель экспедиций С.И. Дежнева, Ф.А. Попова, М.С. Стадухина и других полярных мореходов. Первоначально она именовалось просто Колымским острожком (зимовьем), а после 1648 г., с основанием Верхне-Колымского зимовья при устье «Анты реки», стало называться Средне-Колымским. Здесь в середине XVII в. производилась смена колым- 74 ских приказных и хранились официальные документы 180. Такими же центрами накопления архивов на крайнем Северо-Востоке являлись Охотский и Анадырский остроги, возникшие изначально как ясачные зимовья. На юге Дальнего Востока, к образованному в 1656 г. Даурскому уезду, который охватывал территорию современных Читинской и Амурской областей, а также часть Хабаровского края, относились остроги забайкальские (Аргунский, Баргузинский, Селенгинский, Удинский, Еравнинский, Телембинский, Иргенский, Нерчинский) и приамурские (Албазинский, Усть-Стрелочный, Кумарский, Ачанский, Косогорский). По оценке Н.П. Крадина, во второй половине XVII в. на дальневосточных рубежах России было около двух десятков укрепленных пунктов - зимовий, острогов и крепостей 181. Якутские власти мирились с тем, что сообщения «о прииске землиц» бывали предельно краткими, но строго взыскивали с приказчиков зимовий и целовальников за нарушения в учетной документации. При заступлении на должность для них действовал тот же порядок приема-передачи документов, как и при смене началь ных лиц в уездных учреждениях, хотя и более упрощенный. Это видно, в частности, из отпуски якутскому воеводе И.Ф. Голенищеву-Кутузову от сына боярского К. Лошакова, посланного в 1668 г. на Индигирку «на перемену» А. Булыгину: «...а велено мне Коземке у того Андрея великих государей Зашиверской ясачной острожек принять, и служилых людей, аманатов, и ясачные книги и... с ним Андреем росписаться» 182. Конечно, документы, накапливавшиеся в острогах и ясачных зимовьях, лишь условно можно назвать архивами. В основном, это были записи «пошлинного збору» и иные документы фискального характера. Самой распространенной категорией документов являлись ясачные книги, куда заносились именные списки ясачных людей и записи о поступлении в казну собираемого с них пушного ясака. В XVII в. велось несколько разновидностей этих книг (именные, приходные, доимочные и т.д.). Не было, очевидно, и обособленного хранения этой документации, которую вели приказчики или целовальники, а затем пересылали в Якутскую приказную избу, как правило, вместе с «государевой пушной казной». Например, М.С. Стадухин, отправляя в 1658 г. из Охотска в Якутск собранную пушнину, посылал одновременно ясачные книги, «чертеж земли и рекам», а также челобитные и отпуски с напоминанием о заслугах своей тридцатилетней службы в Сибири 183. Понятно, что под словом «казна» имелся в виду и архив. Как отмечалось, 75 эта традиция сохранялась в Сибири до начала XVIII в. Так, новый приказной Иван Исаков, прибывший в мае 1681 г. принимать дела на Пенжину, докладывал воеводе, что в здешнем остроге ни «ама-натства», ни «казны великого государя ясашной и книг нет» 184 Документальных фондов судных изб и ясачных зимовий в современных государственных архивах России не существует. Архивные материалы этой категории низовых учреждений сибирской администрации XVII - начала XVIII в. давно утрачены. Еще П.А. Словцов в 20-30-е годы XIX в. писал: «Дела столбцами писанные до 1700 г. замечены мною в Верхотурье, близ Туринска в Панаевой фабрике, Нерчинске и Якутске». В иных населенных пунктах Восточной Сибири архивы XVII в., по его словам, уже почти полностью были истреблены «огнем и временем» 185. Это замечание знаменитого сибирского историка вполне объяснимо, если представить реальные обстоятельства создания и хранения документов в первых русских поселениях. Во-первых, опасности и неисчислимые приключения, неизбежные для жизни первопроходцев, мало способствовали сохранности документальных материалов. Так, например, есть сведения о гибели каких-то документов экспедиции В.Д. Пояркова, которые он отправил в сентябре 1645 г. в Якутск из Охотского острожка. Случилось это, когда его посланец Микула Тимофеев спускался по реке Мае и ночью его лодка, налетев на корягу, перевернулась 186. Другой первопроходец, И.М. Рубец, известный своими походами на Анадырь и Камчатку в 60-е годы XVII в., однажды сообщал, что все его «росписи идучи в Якутцкой острог на море с ясачными книгами потонули». И в самом Якутске отмечали, что «против его, Ивашки, челобитья выписать не исчева и ведать не почему, потому что с Анадыря реки о тое его, Ивашковой, косте в Якутцком остроге в съезжей избе отписок и книг и ведома никакова нет» 187. Впрочем, бывали и случаи умышленного уничтожения документов. Так, осенью 1657 г. в Охотском острожке вспыхнул казачий бунт, вызванный «насильствами» тамошнего таможенного целовальника Лариона Мартемьянова. Арестовав его, казаки порвали все хранившиеся у него кабальные записи, а имущество - «кафтан и весь нажиток подуванили», то есть разделили меж собой 188. Во-вторых, особо следует сказать о материале, на котором создавались документы. Основными носителями дошедших до нас 76 документальных памятников XVII в. является бумага, реже - пергамент. Но, как известно, своего бумажного производства до 70-80-х годов XVII в. Россия не имела и даже московские приказы, испытывая острую потребность в бумаге, пользовались большей частью продукцией зарубежных мануфактур189. По этой причине оба этих материала - бумага и пергамент, стоили в ту эпоху весьма дорого, особенно для служилых людей, годами не получавших жалованья в дальних походах, о чем в архивах отложилось немало свидетельств. Зачастую на местах бумаги для письма не хватало или она вообще отсутствовала. Например, в упоминавшемся «росписном списке» архива Мангазейской таможни за 1636 г. говорится о наличии связки «выписей розных зимовей, от приказных и от служилых людей и от целовальников», всего 13 таких документов, из коих «две писаны на картах». Н.Н. Оглоблин высказал догадку, что, вероятно, имеются в виду игральные карты, на которых вынужден был - за неимением писчей бумаги - сделать официальную «выпись» приказной человек какого-то захолустного зимовья 190, а может быть, речь идет о «харатьях», т.е. выделанных кусках кожи, вроде пергамента. Даже спустя столетие снабжение бумагой учреждений на восточных окраинах империи было крайне неудовлетворительным, а воеводы отчитывались за каждую ее «десть» и «стопу» наравне с расходами денег и запасов хлеба, количеством пушек, пищалей, свинца и т.п. Так, из отпуски якутского воеводы узнаем, что в 1709-1711 гг. в остроги Камчатки наряду с ценным имуществом и вооружением отправлено 40 дестей «бумаги пищей... для всяких твоих великого государя дел» 191. Это в общей сложности 960 листов за три года, что было явно недостаточно. По этой причине в дальних острогах и зимовьях для текущего делопроизводства (ведения ясачных книг и т.п.) взамен бумаги употреблялся издревле известный на Руси материал - береста. Например, в рапортах С.П. Крашенинникова с Камчатки за 1737-1741 гг. неоднократно отмечалось, что в «Болшерецкой приказной избе бумаги не имеется». Вместо нее шла в дело береста. В Нижне-Камчатском остроге «за скудостию бумаги» метеорологические обсервации записывались в «берестяные книги»192. Это подтверждает и Г.В. Стеллер. Обследовав камчатские архивы, он писал, что «сохранившиеся доселе документы, особенно находящиеся в Большерецком остроге, написаны, за отсутствием бумаги, на березовой коре китайской тушью» 193. 77 Есть основания полагать, что в дальневосточных острогах береста как материал для письма применялась даже более широко, нежели обычно представляется 194. Ее использовали и для переписки с Якутском. Так, например, в 1711 г. якутский воевода Д.А. Траурнихт, посылая охотского приказчика Петра Гуторова разведать морской путь на Камчатку, тщательно готовил этот поход, но при этом снабдить его бумагой для переписки якутские власти, видимо, не смогли. Донесение Гуторова с устья реки Иглиган (Сиглан), рассказывающее об этом походе, сохранилось, но написано оно было на бересте 195. Поступая в Якутскую приказную избу, документы на бересте, как и документы на бумажной основе, отлагались в ее архиве, который до начала XIX в. сохранялся в первозданном виде, но затем сильно пострадал. Ценное свидетельство на сей счет, относящееся к 1830 г., оставил писатель-историк Н.С. Щукин (старший): «Даже в якутских юртах я видел окна, сделанные из старинных рукописей, и с одной из них снял донесение томских казаков об открытии ими Охотского моря. (Возможно, речь идет о каком-то документе, относящемся к походу И.Ю. Москвитина, который так и остался неизвестным для историографии русских географических открытий XVII в. - А.К.). Между рукописями попадались писанные на бересте, но они не старше XVII века» 196. Феномен создания документов на бересте известен в Сибири на протяжении четырех столетий. Например, П.А. Кропоткин в 1866 г., готовясь к своей знаменитой Витимской экспедиции 197, обнаружил карту на бересте, попавшую в Иркутск из района олекминских приисков. Ее вырезал ножом один из тамошних тунгусов. «Эта берестяная карта..., - писал П.А. Кропоткин, - так поразила меня своею очевидною правдоподобностью, что я вполне доверился ей». Не исключено, что и прежде русским первопроходцам попадали в руки такие же карты, как эта, названная П.А. Кропоткиным «отличным примером полезности геометрической способности, даже для первобытного человека» 198. В Сибири береста применялась для письма даже в XX в. Например, после Гражданской войны, когда о перьях и бумаге и думать было нечего, в школах делали тетрадки из березовой коры 199. Староверы-отшельники использовали бересту для писания рукописных книг. В 1994 г. стало известно о находке целого собрания таких документов в заброшенной деревушке, затерявшейся в приобской тайге за сотни километров к северу от Томска. По всей видимости, это семейный архив, часть документов 78 которого, относящаяся к периоду 20-х годов XX в., представляет собой бытовые дневники на старославянском языке, повторяющие структуру древнего летописания 200. В XVII-XVIII вв. и позднее из-за нехватки бумаги на Дальнем Востоке, кроме бересты, использовались иные, порой экзотические «носители информации». В частности, когда в 1690 г. на реку Тугур пришло цинское «войско с пушками и со всяким огненным боем», но, не дойдя до Удского зимовья пять дней пути, китайцы почему-то вернулись обратно, оставив на дереве текст, писанный иероглифами. Удские казаки вырубили сие «дипломатическое послание» целиком и доставили в Якутск, где им занялись переводчики 201. Еще один интересный случай - письмо на моржовом клыке участников Северо-Восточной географической экспедиции 1785-1795 гг. сотника И. Кобелева и Н. Дауркина, выявленное в фондах ГИМа и опубликованное С.Г. Федоровой 202. Или, например, японец Дайкокуя Кодаю, побывав в России в 1783-1792 гг., обратил внимание на широкое использование «аспидных» досок из черного сланца (по-голландски - griffellei), которые применялись в школах для изучения алфавита в качестве «прописей», а также как записные книжки 203. Фрагменты таких грифельных досок с надписями и гравированными рисунками - граффити были найдены при раскопках американских археологов на о. Кодьяке и их российских коллег на о. Урупе, входящем в Курильский архипелаг. Служащими Российско-Американской компании они иногда использовались для учета «упромышленных» морских зверей, календарных записей и т.п. 204. Но в повседневной жизни названные «носители» информации были крайне неудобны и потому широко не применялись. Иное дело береста - пластичный, но, увы, недолговечный ма териал, требующий для длительной сохранности особых условий и техники изготовления. Прежде всего, текст такого документа должен быть процарапан специальным инструментом - «писалом», металлическим или костяным. Лишь в этом случае береста может донести сквозь века текст или иную графическую информацию. Кстати, дальневосточным археологам известны такие находки, хотя и единичные. На юге Сахалина О.А. Шубина при раскопках айнской крепости обнаружила в культурном слое X-XII вв. берестяное изделие с резным орнаментом и прямоугольно-зубчатым штампом 205. Теоретически аналогичные находки нельзя исключать и при раскопках первых русских поселений на Дальнем Востоке, если только для передачи информации на бересте не применялись чернила. 79 Опыт работы археологов с берестяными грамотами, найденными при раскопках в Новгороде и под Саратовом, свидетельствует, что длительное пребывание в грунте исписанной чернилами бересты бесследно уничтожает текст. Береста сохраняется в двух случаях: когда к ней нет доступа влаги или когда к ней нет доступа воздуха. Как отмечал В.Л. Янин, обнаружение в культурном слое древних чернильных текстов - редчайшая археологическая удача. Для этого нужно в самом раскопе искать каких-то невероятных почвенных ситуаций в виде естественных или искусственных «тайников», чудом оказавшихся недоступными ни влаге, ни воздуху 206. Береста как писчий материал вообще не терпит воздействия воздуха. Вот почему кануло в небытие абсолютное большинство документов сибирских острогов, созданных на этом носителе. При доступе воздуха берестяной свиток быстро иссыхал и, трескаясь по прожилкам, разваливался. Чтобы письмо на бересте хранилось долго, его нужно держать под прессом, не давая скручиваться, тогда лист принимает плоскую форму. Поэтому, в частности, уцеле ли старинные берестяные книги, где прессом служил массивный переплет 207. Эти хрупкие документы поистине уникальны. Среди них несколько камчатских ясачных книг начала XVIII в. Пять из них дошли до нас в составе Музейного собрания РГБ (Музейный фонд № 7754), остальные - в Отделе рукописной и редкой книги Библиотеки РАН в Петербурге 208. Одну из этих книг вел в 1715 г. известный первооткрыватель Камчатки и Курил И. Козыревский, вторая сделана от имени его преемника «призкашчишки» Алексея Петриловского - внука Артемия Петриловского, племянника Ерофея Хабарова 209. В 1848 г. в Археографическую комиссию прислали из Иркутска две челобитные на бересте (в списках) служилых людей Гаврилы Юрлова и Афанасия Новгородова, датированные 1716 г., «об обидах и злоупотреблениях по сбору ясака» на того же казачьего пятидесятника А.Петриловского 210. В РГАДА имеется два сибирских документа на бересте, создание которых разделяет почти столетие: один из них - роспись ясака с якутов Нерюнгрейской и других волостей за 1663-1664 гг.; другой - челобитная Лабинского протопопа Симеона Мефодиева в Сибирскую губернскую канцелярию в 1760 г. 211. Даже по этим отрывочным данным можно утверждать, что на востоке Сибири береста долгое время вынужденно использовалась для создания различной документации: ясачных книг, ме- 80 теорологических записей, деловой и личной переписки. Большая часть документов на этом носителе безвозвратно утрачена, и до нас дошли лишь те документы первооткрывателей сибирских и дальневосточных земель, что были созданы на бумаге. Как уже отмечалось, документы XVII в., имевшиеся в первых русских острогах и зимовьях, как целостные архивные фонды не сохранились. Какая-то их часть, в виде исходящих документов, представлена ныне в фондах вышестоящих учреждений, каковыми были приказные избы уездных воевод. Для Сибири самым крупным таким документальным собранием является архив Якутской приказной избы. Исчерпывающее представление об архиве Якутской приказной избы на рубеже XVII-XVIII вв. дает его опись («Переписная книга»), сделанная при воеводе Дорофее Афанасьевиче Траурнихте. Поводом к ее составлению послужила грамота Сибирского приказа от 30 мая 1701 г., за приписью дьяка Ивана Чепелева. Эту опись, впечатляющую по своему объему (574 стр.) и тщательности описания документов, можно без преувеличения считать памятником истории архивного дела в Сибири 212. Опись снабжена своего рода предисловием, с изложением самой грамоты, в которой предписывалось «столпы и книги, буде где подраны - переклеить погодно и переписать в тетради на перечень: в котором столпу какие грамоты и отпуски и всякие великого государя и челобитчиковы дела, и какие книги, и коих годов...». Один экземпляр этой перечневой описи надо было прислать в Москву, а другой хранить в приказной избе. Сделавши опись, все «столпы и книги и всякие дела, и впредь которые будут велено держать в великой бережи, и класть сряду в сундук, и подписать на столпах и книгах - коих лет и в какой сундук положены, а к сундукам приложить ярлыки - в какой сундук и какие столпы и дела и книги положены, чтоб скорее и удобнее мочно сыскать...» 213. Опись открывается с документов 146 г. (1638 г.), т.е. с самого начала Якутского воеводства. Во главе стоит «наказ» первым воеводам Петру Головину, Матвею Глебову и дьяку Ефиму Филатову. Опись составлена по хронологии и весьма подробно: «грамоты» и «книги» большей частью описаны - каждый документ отдельно, а остальные по «столпам»: «столп отписок... о разных делах», «столп о верстанье», «столп судных дел» и т.п. По годам сначала идут «столпы» и «грамоты», затем «книги». Некоторые грамоты описа- 81 ны очень обстоятельно, представляя иногда целые выписи. В конце описи, где идут конечные годы XVII и начальные годы XVIII в., документы расположены по столам приказной избы. Опись оканчивается материалами 1703 г. - рукоприкладство на боковых полях стольника Д.А. Траурнихта. В конце указывается, что «справил» опись подъячий Данила Васильев, и помета Сибирского приказа: «1707 год, декабря в 14 день, присланы» 214. Опись архива Якутской приказной избы 1703 г. - фундаментальный архивный труд и чрезвычайно ценный исторический источник. По существу, это первый справочник, прадед современных путеводителей, к документам об освоении россиянами Восточной Сибири. Для истории архивного дела она интересна не только методикой и техникой описания документов, но и как свидетельство важности этой работы в рассматриваемую эпоху. Из нее можно заключить, что на рубеже XVII-XVHI вв. в главных центрах Сибири, как и в целом по России, еще не было разделения документальных материалов на собственно исторические и делопроизводственные архивы. Но это отнюдь не показатель какой-либо культурной отсталости восточных окраин страны. Более того, «Переписная книга» Якутской приказной избы 1703 г. действительно уникальна, ибо очень полно характеризует видовой состав и содержание документов данного комплекса, запечатлевших важнейшие события второй половины XVII в. - жизнь Ленского края, выход россиян к берегам Тихого океана, освоение Колымы и Чукотки, присоединение Камчатки и т.д. Это позволяет говорить не только о высоком уровне «архивной техники» описания документов, но и о глубоком научном видении ее составителей или составителя, каковым являлся подъячий Д. Васильев - один из первых дальневосточных архивистов. Вероятно, это был культурный и образованный человек, высокопрофессиональный чиновник, понимавший практическую ценность документов и их значение как исторических источников. Он служил в Якутске довольно долго и, видимо, при нем происходила реорганизация управления сибирскими уездами, начатая Петром I. Это видно из инструкции Д.А. Траурнихту от 17 марта 1710 г., где говорилось: «В съезжей избе у ясачного сбору и у всяких дел великого государя и челобитчиковых дел велено быть в старых подъячих бывшему приказной избы подъячему Данилу Васильеву, будет наперед сего в приказной избе в каком воровстве и причине не отличился, а оклад ему учинить в приказной избе изубылых подъяческих окладов 8 рублев» 215. 82 Кстати, с большой долей уверенности можно утверждать, что к описанию архива Якутской приказной избы в 1701-1703 гг., а также к архивам некоторых других городов Сибири имел отношение еще один малоизвестный, но весьма интересный деятель того времени - дьяк Максим Григорьевич Романов. С конца 80-х годов XVII в. его имя не раз встречается в летописях и документах. Он серьезно интересовался историей края и, видимо, был собирателем старинных рукописей, что подтверждается, в частности, его автографом текста Сибирского летописного свода, представляющим ранний, официально не отредактированный вид Головинской ре дакции с дополнениями до 1707 г. 216. В Якутск он прибыл в 1695 г. и, несомненно, был хорошо осведомлен о главнейших событиях на крайнем востоке Сибири. Например, «скаски» В. Атласова о походе на Камчатку были адресованы в 1700 г. воеводе Д.А. Траурнихту и дьяку Максиму Романову 217. Спустя три года, в связи с назначением стольника Траурнихта в Енисейск, М.Г. Романову было повелено «Якутцкой город и на горе снаряд, и в приказной избе великого государя печать и всякую казну, и дела, и наказы воеводцкие принять» и «ведать выше [писанное] все» до приезда нового воеводы 218. Анализируя поздние сибирские летописи, Н.А. Дворецкая установила, что присутствие подьячего Разрядного стола, а затем дьяка М.Г.Романова четко прослеживается на протяжении 29 лет среди чиновных лиц Тюмени, Якутска, Томска и Тобольска, где он занимал видное положение, а роспись таких лиц по городу Якутску в Погодинском списке вообще напоминает изложение его служебной карьеры. Едва ли это случайность. «У нас нет данных о том, что М.Г. Романов сам писал окончание Сибирского летописного свода по Погодинскому списку, - отмечала Н.А. Дворецкая. - Но о его участии в летописании мы можем сказать более определенно. Погодинский список показывает, что в последней части Сибирского свода стал ясно слышен голос дьяка - делового администратора, с его ведомственным интересом к делам приказной палаты, с его стремлением подняться по служебной лестнице, с его привычкой к языку деловой письменности» 219. Безусловно, такой опытный чиновник, как М.Г. Романов, понимал роль архивов. И в этом контексте несколько иначе воспринимается один любопытный эпизод, относящийся как раз к тому времени, когда в Якутске служил подьячий Д. Васильев под начальством М.Г. Романова. Дело в том, что все богатство здешнего архива, сформировавшегося за XVII столетие, могло бы вообще не 83 сохраниться, не прояви о нем местные власти особую заботу в ночь на 27 декабря 1701 г., когда город охватил сильный пожар. Огонь полностью уничтожил соборную церковь, встроенную в стену рубленой крепости, три башни, приказную избу и ряд других зданий 220. Но старинные дела и свитки удалось каким-то образом спасти, и пребывали они, судя по «переписной книге» 1703 г., в приличном состоянии. Не менее важную роль в дальнейшей судьбе якутского архива сыграло и то, что в 1704 г. (по другим данным в 1707 г.) для приказной избы было построено первое в городе каменное здание. Оно состояло из двух просторных «палат», обращенных окнами на южную и северную стороны и разделенных прихожей. Южную комнату занимала воеводская канцелярия; другая, северная, имела высокий сводчатый потолок, а по углам наверху - железные перехваты и большие кольца. В ней хранилась пушная и денежная казна 221. Надо полагать, что здесь же при канцелярии держали и старые «государевы дела» - тот самый архив, о котором чуть позднее с восхищением писал его первый исследователь Г.Ф. Миллер. Упорядочение, описание и создание оптимальных условий хранения документов - главнейшие элементы, так сказать - «три кита» практической архивной работы. По этим критериям архив якутского уездного воеводы в начале XVIII в., т.е. на закате существования в России приказной системы государственного управления, можно считать образцовым. И не исключено, что спустя полтора столетия именно это обстоятельство сыграло свою роль в выделении документов приказной избы из общей массы архивов Якутии, подвергшихся во второй половине XIX в. тотальному истреблению. К счастью, архиву Якутской приказной избы повезло и от него сохранилось в общей сложности свыше 7 тыс. Дел за период с конца 30-х годов XVII до начала XVIII в. И хотя по ряду причин они оказались рассредоточенными в разных архивохранилищах Москвы и Петербурга, в совокупности это единый пласт документальных источников эпохи русских географических открытий на Дальнем Востоке. Для сравнения сообщим, что подлинных документов того же якутского архива за весь XVIII в. (фонды Якутской воеводской, а затем провинциальной канцелярий) едва ли наберется чуть более трехсот дел, то есть в 20 раз меньше. Основными обладателями документов Якутской приказной избы ныне являются РГАДА (ф.1177, 5906 д., 1634-1718 гг.) и архив Санкт-Петербургского Института истории РАН (фф.115, 160, 258; 1135 д., 1638-1704 гг.) 222. 84 Это разделение сложилось исторически. Начало разобщению архива Якутской приказной избы положили местные чиновники где-то между 1839 и 1845 г., когда надворный советник И.С. Сельский по заданию генерал-губернатора Восточной Сибири обследовал исторический архив Якутска и отобрал наиболее интересные материалы для пересылки в Археографическую комиссию. (К деятельности И.С. Сельского и других корреспондентов Археографической комиссии, сыгравших важную роль в судьбе архивов Восточной Сибири, мы еще вернемся и расскажем о ней более подробно). По ходу этой работы, с 1840 г. в Петербург поступали связки «древних актов» Якутска до начала XVIII в. Кроме этого, в 1846 г. якутский гражданин Михайлов также передал Археографической комиссии некоторые дела из воеводской канцелярии. Теперь эти бумаги (49 картонов, или 1116 столбцов) хранятся в фондах архива Института истории РАН в Санкт-Петербурге. Небольшие коллекции якутских документов XVII в. приобрели в разные годы Государственный Исторический музей и Рукописное отделение Российской национальной библиотеки. В 1867 г. в Министерство юстиции стали поступать дела местных учреждений, упраздненных судебной реформой 1864 г. В их числе в поместно-вотчинный отдел Московского архива Министерства юстиции (МАМЮ) прибыло из Якутска 9 объемистых неописанных связок, среди которых были и документы приказной избы XVII в., уцелевшие от уничтожения 223. Вероятно, 85 тогда же в МАМЮ предпринимались попытки описания документов Якутского воеводского управления. Следы этого описания иногда можно обнаружить на оборотной стороне первого и последнего листа столбцов, но опись, скорее всего, так и не была составлена. Современное описание комплекса документов Якутской приказной избы (ф.1177, 5906 д., 1634-1718 гг.), имеющего четыре описи, было выполнено в 40-70-е годы XX в. сотрудниками РГАДА трех поколений: Н.П. Воскобойниковой, С.И. Сметаниной, Б.Д. Кац и другими под руководством таких выдающихся историков и специалистов в сфере архивоведения, как И.Ф. Колесников и А.А. Новосельский; консультировал работу член-корреспондент АН СССР В.И. Шунков 224. В фонде представлены грамоты Сибирского приказа, памяти Тобольской приказной избы, отпуски якутских воевод об обороне и снабжении острогов, организации экспедиций для «приискания новых земель», казенных и ясачных сборах, взаимоотношениях с аборигенами (1639-1711); переписка воевод с приказчиками зимовий, острогов и пашенных слобод (1640-1714). Значительная часть документации - приходно-расходные книги Якутска и острогов, а также росписные списки (1634-1712). Документы фонда содержат сведения об управлении и состоянии Якутска, острогов и зимовий - Алазейского, Анадырского, Бутальского, Верхоленского (Братского), Верхоянского, Вилюйских (Верхнего, Нижнего и Среднего), Индигирского, Камчадальского, Колымского, Олюторского, Охотского, Тугурского, Ленского волока и др. (1638-1714). Именно документы Якутской приказной избы служат основными источниками о жизни и деятельности известных персонажей дальневосточной истории XVII в. Так, в фонде имеются сведения о пашне и соляном промысле на Усть-Куте Е.П. Хабарова (1639-1647), а также о его походах на Амур (1638-1648), доставке в приказную избу карт и его личного архива (1642); об условиях службы С. Дежнева, С. Моторы, М. Стадухина и других участников их походов (1638-1669), выписи о приеме у С.И. Дежнева в Москве соболей и документов Якутской приказной избы. Для изучения истории географических открытий на Дальнем Востоке наибольший интерес представляют дела, содержащие сведения о деятельности землепроходцев и мореходов. Это «расспросные речи», «скаски», «челобитные» и иные документы о походах С. Дежнева (1638-1670), Д. Зыряна (1644), Н. Колобова и Ф. Чукичева (1646), К. (Курбата) Иванова 86 (1639), М. Перфильева (1640-1642), В. Пояркова (1640-1650), М. Стадухина (1640-1665), Ю. Селиверстова (1657), В. Атласова (1698-1703) 225. Упорядочение, проведенное в 1701-1703 гг., несомненно, способствовало хорошей сохранности якутского архива, который можно считать эталонным для определения общего объема древних актов, отложившихся в сибирских архивах к исходу XVII в. Это интересная и важная проблема, ибо архивы сибирских приказных изб понесли крупные потери вследствие различных неблагоприятных обстоятельств, а также многократных преобразований учреждений местного управления в XVIII - первой четверти XIX вв. В связи с этим неизбежно возникает вопрос о том, насколько полно вообще дошли до нас сибирские архивы допетровского времени. Ответить на него в полном объеме затруднительно. Этому стоило бы посвятить отдельную монографию, настолько многоплановой является эта тема, разработка которой в будущем может привести архивистов к важному практическому результату - реконструкции утраченных архивных фондов Сибири XVII в. Мы же ограничимся характеристикой ее общих параметров, попытавшись определить среднестатистические объемы ныне утраченных архивов Сибири и Дальнего Востока. В настоящее время только два областных государственных архива за Уралом, в Тюмени и Чите, хранят подлинные документы приказных изб XVII в., подключенные к фондам учреждений более позднего периода - Тюменской (ф.47, 5541 д., 1782 гг.) 226 и Нерчинской (ф.10, 137 д., 1686-1780 гг.) 227 воеводских канцелярий. Перемещение и дробление архивов уездных приказных изб Сибири XVII в. началось в основном с первой губернской реформы Петра I (1709-1715 гг.) и продолжалось в течение полутора столетий. К середине XIX в. часть из них усилиями Археографической комиссии оказалась в столице и ныне находится в архиве Санкт-Петербургского Института истории РАН. Другая, причем большая часть древних актов Сибири, оставалась еще на местах, а затем в ходе реформ местных учреждений 60-70-х годов XIX в. поступила в МАМЮ и теперь находится в РГАДА, где трудами нескольких поколений архивистов, зачастую из россыпи, из них сформированы самостоятельные архивные фонды приказных (съезжих) изб Сибири. На сегодня в РГАДА имеется 15 таких фондов (таблица 1), что составляет примерно три четверти от сети всех уездных архивов за Уралом во второй половине XVII в. Это само по себе го- 87 ворит о полной утрате архивов некоторых приказных изб Сибири этого периода. Как видим, в двух государственных архивохранилищах Российской Федерации, сосредоточивших основной массив документов приказных изб Сибири XVII в., находится всего около 14,8 тыс. единиц хранения. Из них 47,6 % - бывший архив Якутской приказной избы - 7041 единица хранения за 1634-1718 гг. 228. В силу многих обстоятельств, зачастую случайных, из сибирских архивов XVII в. это самый крупный и относительно полный документальный комплекс, дошедший до нас в результате деятельности одного учреждения-фондообразователя. Можно определить и примерные объемы утрат древних актов Якутской приказной избы. Известно, в частности, что в 1857 г. «особая архивная комиссия» Якутска санкционировала уничтожение 8084 дел за 1674-1750 гг. Из них около 400 относились ко времени до 1720 г., т.е. периоду, предшествующему началу петровских реформ управления краем 229. С учетом того, что сохранились материалы только на бумажной основе, реальный объем архива Якутской приказной избы можно определить примерно в 10 тыс. единиц хранения, относящихся к «древним актам». Это - безусловный минимум, но для нашего анализа он весьма показателен. Ведь Якутский острог не являлся самым крупным, а подчиненная ему территория, будучи обширнее других уездов Сибири, все-таки уступала им по количеству жителей, а самое главное, по числу имевшихся в них острогов, ясачных и промысловых зимовий, крестьянских слобод. Поэтому логично предположить, что в старых и более крупных административных центрах, таких как Березов, Тобольск, Томск, Тюмень, Енисейск и т.д. документооборот был интенсивнее. Следовательно, их архивы, если бы они уцелели в той же степени, что и в Якутске, были изначально больше последнего по физическому объему, несмотря на все превратности процесса «поставления» сибирских городов и остро гов с конца XVI до начала XVIII вв., когда они неоднократно горели, переносились на новые места и т.д. 230. Ориентируясь на наш расчетный эталон - архив Якутской приказной избы, - можно с большой долей вероятности заключить, что физический объем хранения документов в 20 уездных архивах Сибири составлял примерно - 200-250 тыс. дел, охватывающих эпоху открытия и освоения края в XVII — начале XVIII вв., то есть до реформы местного управления, инициированной Петром I. Из них до нас дошло только 6-7 %, представленных в фондах государственных архивохранилищ России. 88 Таким образом, изложенный в данной главе материал свидетельствует о том, что допетровская эпоха в Закаменной Руси, охватывающая конец XVI - начало XVIII вв., может с полным основанием рассматриваться как самостоятельный этап истории российского архивного дела в этом регионе, этап его первоначального становления и формирования архивов, как одного из непременных элементов историко-культурной среды обитания населения. На обширной территории, от Уральских гор - на западе, до Якутского и Албазинского воеводств - на крайнем востоке Сибири, сформировалась сеть архивов, основу которых составляли «государевы дела» уездных приказных изб. Даже при значительной географической удаленности от сто лицы сибирские архивы функционировали не изолированно. С одной стороны, они являлись неотъемлемой и весьма важной частью местного государственного аппарата, с другой - несли в себе все основные черты и традиции делопроизводственной и письменной культуры России того времени. Пользование архивами и надзор за дьяками и подьячими были основаны на единых нормах общероссийского законодательства XVII в. Элементы централизованного управления и контроля в сфере архивного дела наглядно видны в деятельности Сибирского приказа, ведавшего состоянием архивов наряду с другими важными вопросами жизни края. Несмотря на частые пожары в деревянных городах и острогах, а также прочие катаклизмы, катастрофических потерь архивных документов в тот период Сибирь, видимо, еще не знала. К сожалению, XVIII-XIX вв. и особенно первая половина XX в. наполнят историю архивного дела в России примерами совсем обратными, при этом в значительной мере пострадают древние свитки, запечатлевшие для потомков замечательную эпоху географических открытий россиян на Северо-Востоке Азии в XVII столетии. 89 |
Похожие:
 | Рекомендовано управлением народного образования Администрации Новосибирской об-ласти | | Тиваненко А. В. История Английской духовной миссии в Забайкалье. (Начало XIX столетия). Улан-Удэ, 2009 |
| Данное планирование составлено на основе авторской программы «История России XIX века» А. А. Данилова, Л. Г. Косулина, М. Просвещение,... |  | Франции и Англии xvii–xix вв до нынешних проблем культурного сотрудничества в Западной Польше. Особое внимание уделяется практике... |
| Франции и Англии xvii–xix вв до нынешних проблем культурного сотрудничества в Западной Польше. Особое внимание уделяется практике... | | Д 212. 074. 05 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при фгбоу впо «Иркутский государственный... |
| История современной психологии / Пер с англ. А. В. Говорунов, В. И. Кузин, Л. Л. Царук / Под ред. А. Д. Наследова. – Спб.: Изд-во... | | Нового времени охватывает относительно непродолжительный период, исчисляемый приблизительно тремя столетиями. При этом в исторической... |
| Настоящий Федеральный закон регулирует отношения, связанные с созданием и функционированием свободного порта Владивосток | | Цель урока: Сформировать представление об уникальной природной жемчужине Сибири – озере Байкал |