Институт переподготовки и повышения квалификации преподавателей гуманитарныхи социальных наук
Скачать 4.32 Mb.
|
Литература: 1. Митрополит Кирилл. Слово пастыря Бог и человек. История спасения. Беседы о православной вере. М., 2004. 2. Антоний-Эмилий Н. Тахнос. Святые братья Кирилл и Мефодий, просветители славян. Сергиев Посад, 2005. 3. Основы социальной концепции русской Православной церкви. М., 2001. 4. 1000 лет русского предпринимательства. Из истории купеческих родов. М., 1995. 5. Россия. Энциклопедический словарь. СПб., 1898. (факс. изд. Л., 1991) 2. Древнерусское и российское законодательство о внебрачных детях (XI – начало XX века) Неизбежным следствием разделения рода людского на мужской и женский пол является рождение детей. В языческие времена, до становления на Руси писаного права семейные узы между супругами а также отношение родителей к детям строились на основе обычаев, которые тогда были основными нормативными регуляторами. При этом, исходя из естественно-физической природы человека, не делалось различия между детьми рожденными в оформленном публично брачном сожитии и теми кто появился на свет вне него. Фактическое включение в состав семьи, проживание в ней, участие в совместном труде делало прижитого на стороне ребенка полноправным членом микросоциума. Ситуация кардинально изменилась с образованием Древнерусского государства и принятия христианства в качестве официальной религии. Благодаря целенаправленной деятельности православного духовенства юридически признаваемым стал только церковный брак, который выступал отныне главной формой заключения семейного союза. Причем с точки зрения церковных канонов действительными считались только два последующих друг за другом брака. А вот третья и последующие жены равно как и их дети уже считались незаконными и не наделялись гражданской правосубъектностью. Любые же сексуальные связи вне брака категорически осуждались. Фактически Русская православная церковь стремилась монополизировать контроль над семейной и сексуальной сферами жизни людей. В результате христианская религиозная мораль привела к формированию представления о незаконнорожденном ребенке т.е. таком который был рожден мужчиной и женщиной вне брака или в браке признанным незаконным с точки зрения церковных установлений. Православные иереи с амвона именовали подобное дитя «блудным плодом», а простонародье клеймило презрением и разнообразными обидными кличками: гулевой, зазорный, байстрюк, приблудный, подтынник, крапивник, выблядок, выпороток, заугольник и пр. Таким образом, незаконное рождение считалось позором, а связь, в результате которой появлялся незаконный ребенок, беспутной. С первого же дня своего существования такой младенец фактически был отмечен как изгой, недостойный нормального с ним обращения. Рожденный в результате осуждаемой социумом связи ребенок стоял фактически вне семьи или рода, а потому не рассматривался как полноценный человек. Недаром, в свое время, императрица Мария Федоровна называла подобных детей «сиротами при живых родителях». Отторжение социумом для незаконнорожденного младенца было чревато смертельной опасностью, поскольку нередко от него стремились избавиться всевозможными способами, вплоть до смертоубийства. Узаконить же внебрачного ребенка изредка удавалось через специальный церковный обряд «сынотворения», который, применялся, впрочем, исключительно в отношении чужого, а не своего ребёнка. Но все-таки человеческая природа частенько брала верх и люди спорадически продолжали сходиться для сожительства без церковного венчального обряда несмотря на официальное осуждение этого церковью и явное нарушение предписанных ею правил. Однако каноническое право подобный грех рассматривало как преступление, которое следовало искупить. Церковный устав князя Ярослава Мудрого в случае рождения внебрачного ребенка предусматривал для женщины заключение в «доме церковном» т.е. особом монастырском учреждении для отбывания наложенного священником наказания.118 Светское законодательство Киевской Руси было гораздо мягче в этом вопросе. Приходилось считаться с тем что «существование холопства и других форм личной зависимости способствовало возникновению интимных связей феодала с принадлежащими ему женщинами-рабынями».119 Тем не менее, статья 98 Пространной редакции «Русской правды» проводила недвусмысленное различие в юридическом статусе между детьми, рожденных от свободной женщины или от рабыни. Закон определенно устанавливал что последние не могли участвовать в наследовании имущества после смерти своего отца им вместе с матерью-наложницей предоставлялась только личная свобода.120 В дальнейшем властям поневоле приходилось реагировать на наличие в реальной жизни проблемы незаконнорожденных детей и время от времени издавать правовые нормы, касающиеся их материального обеспечения. Главным образом это касалось доли в наследуемом имуществе, которая могла быть обращена в пользу незаконнорожденного ребенка. Например, дополнительные статьи Новгородского устава великого князя Всеволода (правового памятника XIII–XIV веков) предусматривали возможность предоставления незаконным детям некоего «наделка» состоящего в движимых вещах. Состоятельный человек мог оставить небольшую часть наследства своим, формально незаконным, детям от третьей и четвертой жены не включая их в число основных наследников. Небогатый же человек мог передать незаконному сыну имущество в размере доли сына рабыни-наложницы прежде всего коня и боевое оружие а также иное снаряжение необходимое для военной службы в зависимости от общего размера наследства.121 Тем самым, светские власти, преследуя в первую очередь государственный интерес в исправном формировании вооруженных сил, начинают вторгаться в сферу церковной компетенции регулирования сексуальных и брачно-семейных отношений между людьми. Но, скорее всего, такие правовые нормы имели сугубо региональный характер и не применялись широко. Юридические последствия по-прежнему имел только оформленный посредством обряда венчания в церкви брак. Видимо поэтому первые общерусские Судебники (1497 и 1550 годов) обходят стороной проблему имущественных прав внебрачных детей. Впоследствии, по мере развития централизованного самодержавного государства и в связи с тем, что назначение на государеву службу приобрело родовой характер и определялось местническими порядками, правительство начало юридически строго разграничивать статус законных и незаконнорожденных детей. Прежде всего, это касалось исключения незаконнорожденных из числа наследников земельных вотчин и поместий своего отца, даже если последний признавал прижитого вне брака ребенка за своего. Статья 280 главы Х Соборного уложения 1649 года гласила, что тот ребенок, который «прижит он у наложницы до законыя жены или и при законной жене или после законной жены», ни коим образом не может быть приравнен в своих имущественных и личных правах к законным детям, «и поместий и вотчин того кто его беззаконно прижил ему не давати».122 Даже если отец публично признавал внебрачно прижитого ребенка за своего, это не имело юридической силы. Указанная статья Соборного уложения однозначно предписывала: «А будет тот кто того выблядка у наложницы прижил на той наложнице и женится и ему того выблядка в законные дети не причитати же и поместий его и вотчин тому его выблядку не давати потому что он того выблядка прижил у наложницы своей беззаконно до женитвы».123 Данная правовая норма стала основополагающей для русского семейного права. В дальнейшем она, сохраняя свой сущностный смысл и, подвергаясь преимущественно редакционным переформулировкам, воспроизводилась в более поздних нормативно-законодательных актах Российской империи вплоть до начала ХХ столетия. Аналогичным образом Соборное уложение, допуская все же в отличие от церковных установлений заключение третьего брака, объявляло незаконным потомство от четвертой жены. Впрочем, Соборное уложение оставляло открытым вопрос о возможности участия незаконнорожденных в наследовании движимого имущества отца и о наследовании после смерти своей матери. Возможно, в каждом отдельном, конкретном случае это разрешалось преимущественно на основе обычного права. В правовом плане речь шла о материальном обеспечении незаконнорожденных детей только после смерти родителей, но никак не упоминалась необходимость содержания первых в младенчестве и малолетнем возрасте. Вместе с тем законодательство уже признает, что наличие внебрачных детей создает некоторую напряженность в обществе и в ряде случаев пытается защитить их. Хотя рожденный вне брака не считался полноценным человеком, тем не менее, в глазах окружающих прилюдное называние кого-либо незаконнорожденным являлось позором. Это воспринималось как оскорбление, а потому была предусмотрена возможность «государю бити челом о бесчестье». Если же судебное расследование приходило к выводу, что такое обвинение ложно то обидчик должен был уплатить компенсацию за «бесчестье вдвое безо всякия пощады».124 С другой стороны за умышленное убийство внебрачного ребенка полагалась смертная казнь тогда как лишение жизни законного дитя влекло за собой только тюремное заключение сроком на год и церковное покаяние.125 Скорее всего, карая за «погубление» внебрачных детей, законодатель не столько был озабочен их участью, сколько исходил из принципа общей превенции.126 В статье 26 главы XXII Соборного уложения об этом заявляется недвусмысленно: «…казнити смертию безо всякия пощады, чтобы на то смотря, иные такова беззаконного и скверного дела не делали, и от блуда унялися».127 В XVIII столетии в законодательстве появляются новации, связанные с дальнейшим развитием правовой мысли. Хотя в области семейного права юридические последствия по-прежнему имел только церковный брак, тем не менее, происходит некоторое изменение акцентов в содержании правовых норм. Установления юриспруденции продолжают во многом опираться на религиозные воззрения, но теперь в большей степени учитывается государственная и общественная значимость проблемы. При Петре I подведомственность дел о незаконных детях переходит из рук церкви в руки светских властей. Правительство вынуждено было считаться с наличием немалого числа внебрачных детей и, потому, заняться элементарным устройством их судьбы. Властями был воспринят опыт митрополита Иова по организации сиротского приюта в 1706 году вблизи Новгорода. В 1712 году Петр распорядился создать подобные приюты уже по всем губерниям России. Последующие указы 1714 и 1715 годов повторно продублировали приказание учинить «гошпитали» «для сохранения зазорных младенцев которых жены и девки рождают беззаконно и стыда ради отметывают в разные места отчего оные младенцы безгодно умирают а иные от тех же кои рождают и умерщвляются».128 Ради упорядочения правительственных мероприятий сенатским указом от 9 января 1723 года было предписано незаконнорожденных и подкидышей свободных женщин «приписывать к тем посадам селам и деревням где кто живет».129 В петровском Воинском артикуле 1716 года констатируется наличие природной взаимосвязи между внебрачным ребенком и отцом в случае внебрачного сожительства холостого мужчины с незамужнею женщиной. Отсюда следует предписание родителю: «для содержания матери и младенца по состоянию его и платы нечто имеет дать и сверх того тюрмою и церковным покаянием имеет быть наказан».130 Лишь последующая женитьба на этой женщине избавляла мужчину от наказания. Из этого следует что внебрачное сожительство холостого с незамужнею имеющее результатом рождение ребенка рассматривалось законодателем как преступление, подпадающее под общеуголовную и специальную церковную кару. Но возлагаемая на отца обязанность содержать своего внебрачного ребенка и его мать, благодаря чему ребенку назначалась алиментная плата, не являлась юридическим признанием прямой родственной связи с незаконнорожденным. Напротив, алиментная плата выводилась из деликта как своего рода возмещение за причиненный женщине вред. Что касается детей, которые появлялись на свет в результате прелюбодеяния, то они по-прежнему оставались вне рамок правовой защиты. В послепетровское время в отношении незаконнорожденных детей на официальном уровне, как правило, прибегали к фигуре умолчания. Как отмечали исследователи русского права: «Законодатель как бы хотел забыть о существовании незаконных детей и старался не касаться этого щекотливого вопроса».131 Появлялись лишь разрозненные частные акты, мало что меняющие в статусе данной категории населения, остающейся во многом вне правового поля. Другое дело, что в реальной жизни нередки были случаи самовольных разводов. В довольно широких размерах практиковалось двоебрачие и многобрачие. Даже, в нарушение церковных канонов, были зафиксированы случаи браков последовательно на пяти женах. Известны факты, когда некоторые помещики устраивали в своих имениях особую сексуальную барщину для подневольных крепостных женщин.132 Результатом подобных деяний становилось рождение значительного числа незаконных детей которых каким-то образом надо было социализировать. Наиболее остро продолжал стоять вопрос их материального обеспечения. Однако незаконнорожденные, как и раньше, не участвовали в наследовании по закону, а могли получать какую-то часть имущества только по завещанию. Правда в одном из указов Екатерины II говорилось о возможности раздела наследуемого имущества в равных долях между детьми рожденными в незаконном браке и браке законном. Но трудно сказать насколько широко к этому установлению прибегали в действительности. Несколько иной была обстановка в западных регионах Российской империи. В период правления Елизаветы Петровны для Украины в 1743 году создали специальный нормативный сборник – «Права, по которым судится малороссийский народ». Согласно ему, незаконнорожденные дети, чей отец был известен, пользовались правом на получение содержания из его имущества и соответствующее воспитание. После матери, не оставившей детей законных, незаконнорожденные получали наследство в полном объеме. Точно так же это касалось имущества, оставшегося после смерти материнского деда и бабки, при отсутствии у последних внуков от законных детей. Официальное узакононение незаконнорожденных через последующий брак родителей давало возможность участия в наследовании и благоприобретенного имущества их отца.133 Законы действующие в Остзейских губерниях и Великом княжестве Финляндском вообще не делали различия в правах между детьми появившимися от сожительства неженатого мужчины с незамужнею женщиной или рожденными от прелюбодейной связи.134 С середины XVIII столетия в области законотворчества просматривается четко выраженный сословный подход, столь характерный для правительственной политики социальной стратификации. Это выражалось в том что общественный статус незаконнорожденных детей определялся в зависимости от положения их матери в сложной иерархии социума. Целый ряд указов и прочих нормативных актов определял что незаконнорожденные дети крепостных крестьян являются «крещеной собственностью» их хозяев-помещиков. Причем право брать незаконнорожденных воспитанников «равно яко крепостных» было предоставлено не только дворянам но и лицам иных сословных групп которым в иных случаях вообще не дозволялось иметь крепостных. Тех же детей кто появлялся на свет от лично свободных женщин но числившихся в податных сословиях велено было определять «к подобным состояниям» и приписывать «к селам и деревням где кто живет».135 Государственные потребности заставляли обращать таких детей в рабочую силу для развивающейся российской промышленности. Уже при проведении второй ревизии в 1743 года незаконнорожденных простолюдинов постановили записывать в ремесленные цеха а пригодных к военной службе – в солдаты. В 1783 году вышло распоряжение причислять внебрачных детей к казенным заводам соляным промыслам и различным ведомствам: горному почтовому удельному военному. Позднее в XIX веке, внебрачные дети казаков зачислялись в казачье сословие. Лучше было положение тех кто попадал в Воспитательные дома учрежденные при Екатерине II. Если прочие незаконные дети числились в податных сословиях то питомцы воспитательного дома считались лично свободными и никоим образом не могли быть закрепощены. Более того вступая в брак, они делали супруга или супругу из крепостного состояния свободным человеком. Также у них и их потомства было право покупать дома лавки заводить фабрики поступать в купечество.136 Чуть позже попечительством императрицы Марии Федоровны наиболее способные выпускники воспитательных домов получили возможность поступать в университеты становиться учителями фельдшерами повивальными бабками. Иным был подход к незаконнорожденным детям дворян. При довольно свободных нравах «галантного» XVIII столетия власти смотрели сквозь пальцы на «проказы» высших слоев общества и нередко незаконных детей аристократии причисляли к дворянству посредством особой процедуры «узакононения». Она заключалась в подаче прошения лично монарху с просьбой признать юридически незаконнорожденного ребенка (обычно сына) полноценным субъектом права с возможностью получения им фамилии отца и возможности наследовать его имущество наравне с детьми рожденными в официально признаваемом браке. В случае положительного решения следовал именной императорский указ по данному делу. Царь Александр I считал узакононение внебрачных детей мерою справедливой и гуманной. По его рассуждению: «Запретив сие усыновление… не отяготится ли судьба сего рода людей… и все сие должны они вытерпеть без всякой вины и часто имея все достоинства и права на уважение».137 Впрочем, признание внебрачного ребенка наравне с законным потомством являлось исключительным актом монаршей милости с учетом особых заслуг просителя перед короной. Вскоре возобладала линия, впервые намеченная еще в Соборном уложении 1649 года. Незаконные дети уже не делались дворянами и, потому, не могли пользоваться никакими сословными привилегиями. При Николае I указом от 28 января 1829 года велено было подаваемые на имя императора прошения об узакононении незаконнорожденных детей а также о причислении к законным детям рожденных до брака с действительной женой, «оставлять без движения не внося даже в Комиссию прошений».138 Граф Д.Н. Блудов объяснял появление николаевского указа тем, «что некоторые безнравственные и безсовестные люди имея детей от нескольких наложниц большею частью из своих крепостных женились на одной из них и утверждая что все сии дети прижиты с нею испрашивали и получали дозволение дать им всем права законнорожденных причем случалось что весьма вероятно что женившийся на одной из своих наложниц продолжал связи с другими».139 Хотя, насколько можно судить такой запрет строго соблюдался лишь в отношении дворянства. Принадлежащие к городским сословиям обыватели умудрялись обходить его посредством усыновления подкидышей или приемышей не помнящих родства что открывало возможность усыновления и своего внебрачного ребенка. Предпринятая во второй четверти – середине XIX века широкомасштабная кодификация российского права взамен отрывочных нормативных актов изданных в разное время по разным случаям и по разным соображениям установила более-менее единые юридические нормы, в том числе относительно внебрачных детей. Впервые в русской юриспруденции было определено содержание самого понятия «незаконнорожденный ребенок». Согласно Своду законов Российской империи, таковыми отныне считались те: 1) кто родился вне брака даже если потом их родители его официально оформили; 2) народившиеся в результате прелюбодеяния; 3) рожденные после смерти мужа или расторжения брака разводом если с момента этих событий прошло более 306 дней; 4) дети, рожденные в браке но в случае признания его по формальному приговору духовного суда незаконным и недействительным.140 Таким образом, понятию «незаконнорожденный» давалась более широкая юридическая трактовка, нежели термину «внебрачный ребенок». Продолжали сохраняться сословные предрассудки и ригористическая мораль не чуждая фарисейству. Конкретно это проявлялось в том что незаконнорожденные дети не могли воспользоваться никакими сословными правами или фамилией ни своего отца ни своей матери и их всегда должно было причислять к податному сословию. Даже усыновленные законным образом дворянами или потомственными почетными гражданами дети приобретали через усыновление лишь личное почетное гражданство. Одновременно вышел запрет, изложенный в «мнении» Государственного совета от 20 декабря 1837 года, который предписывал не принимать на гражданскую службу незаконнорожденных. Причем они не могли быть определены не только в классные чины но даже в простые канцелярские служители. Незаконнорожденные лишились также возможности поступать в уездные училища гимназии коммерческие училища и другие учебные заведения.141 В принципе закон не отрицал наличия юридической связи между биологической матерью и рожденным ею вне брака младенцем, но непременным условием назначения содержания внебрачному ребенку оставалась доказанность отцовства конкретного мужчины. При установлении факта противозаконного сожительства неженатого мужчины с незамужнею женщиной по их взаимному согласию, отчего на свет появлялся ребенок, отцу вменялось в обязанность содержать и ребенка и мать. Статьи 606 и 663 Свода законов также определяли материальное содержание тем незаконнорожденным, которые родились в результате изнасилования, обмана или принуждения к заключению брака, признанного потом недействительным. Впрочем, право на материальное содержание не столько являлось атрибутом ребенка, сколько принадлежало матери. Алименты продолжали выводиться как следствие деяния, наказуемого тюремным заключением и церковным покаянием, поскольку статья 669 по сути воспроизводила норму, которая была зафиксирована еще Воинским артикулом 1716 года. Правда, незаконное сожительство неженатого мужчины с незамужней женщиной считалось преступлением только для лиц христианского вероисповедания. Следует отметить, что в отношении старообрядцев подобная норма применялась в качестве репрессивной меры. Детей старообрядцев долгое время отказывались признавать законнорожденными, «считая такое отношение орудием преследования раскола и средством обращения раскольников в православие». Только по закону 1874 года, допустившего оформление брака раскольников посредством записи их в установленные государственными властями метрические книги появилась возможность признания законного рождения за детьми старообрядцев.142 Наследственные права незаконнорожденных по-прежнему продолжали ущемляться. Статья 137 гласила, что «лицо, рожденное от недействительного брака, хотя бы по монаршей милости ему и был предоставлен какой-либо удел в родительском имении, не приобретает через то прав на наследство после других родственников».143 Более того, если в первой (1832 года) и второй (1854 года) редакциях Свода закона не было прямого запрета на участие в наследовании имущества матери, то в третьей редакции (1857 года) таковое запрещение появляется.144 Как отмечали дореволюционные правоведы, для этой цели формулировку статьи 136 специально изменили текстологически. Вместо слов «незаконные дети хотя бы они воспитаны были их родителями», отныне писалось «теми которые именуются их родителями». Очевидно, сделано это было для того, чтобы подчеркнуть что закон не признает формально-юридически кровного родства между незаконнорожденным ребенком и виновником его рождения.145 Налицо тем самым было ухудшение правового положения незаконнорожденных. Однако повседневная реальность заставляла вносить коррективы в содержание правовых норм. Бурное развитие капитализма во второй половине XIX века расширение практики отходничества крестьянского населения на заработки в города вызвали значительный рост внебрачных связей и соответственно количества незаконнорожденных детей. Согласно данным Б.Н. Миронова: «В целом по стране в 1859-1863 гг. в городах рождалось около 26 % внебрачных детей а в деревне – 74 % а в 1910 г. – соответственно 41 и 59 %». Крупные города становились настоящими центрами сосредоточения внебрачных детей. Например, в Москве рождалось около 67 % всех незаконнорожденных Московской губернии.146 Правительство вынуждено было считаться с этими новыми тенденциями и идти на определенные послабления в данном вопросе. Вначале секретное распоряжение Александра II от 9 апреля 1858 года восстановило практику избирательного узакононения незаконных детей с учетом заслуг просителя. Вскоре дополнительными изменениями в законодательстве были допущены два способа установления незаконного сыновства: либо посредством добровольного признания своих незаконнорожденных детей; либо через принудительное судебное признание. Последний способ был далек от совершенства т.к. он был обставлен сложной бюрократической процедурой и фактически представлял собой уголовное преследование. Само возбуждение иска о признании отцовства для матери означало, как бы, самообвинение в незаконном сожительстве и было чревато церковным наказанием. Не меньше нареканий вызывал судебный порядок установления отцовства со стороны ребенка. Получалось, что сын добивался своих прав, сажая отца на скамью подсудимых.147 Несколько разрядил обстановку закон от 12 марта 1891 года. Он установил несколько более упрощенную процедуру узакононения незаконнорожденного через последующий брак его родителей. Причем это могло происходить «помимо воли как родителей так и детей».148 Определение суда теперь стало удостоверять сам факт узакононения а не производить его. Правда, это касалось только тех случаев, когда в момент зачатия ни один из естественных родителей не состоял в брачной связи. Что касается детей, рожденных в юридически недействительном браке то таковых предписывалось до совершеннолетия обеспечивать потребным пропитанием одеждой и воспитанием. Однако законом охватывались не все категории незаконнорожденных. Не было также прописано, каким образом будет отслеживаться исполнение родителями вмененной им обязанности содержания детей если, вдруг, они станут от нее уклоняться.149 В пореформенный период сохранялись препоны для служебной карьеры незаконнорожденных, хотя уже на основании статьи 12 «Устава о службе гражданской» они теперь могли быть приняты на государственную службу. Но даже «хотя бы они воспитаны были дворянами» претендентов из числа незаконнорожденных предписывалось сперва записать в податное сословие а затем исключить из него. После этого они должны были пройти образовательный курс в учебном заведении и лишь по завершению его могли быть определенными на должность в каком-либо государственном учреждении.150 Определенный шаг вперед в улучшении статуса незаконнорожденных детей был сделан в самом начале ХХ века принятием закона от 3 июня 1902 года. Теперь отцовство и родственные отношения стали устанавливаться не посредством уголовного процесса а определением гражданского суда. Отец незаконнорожденного до его совершеннолетия понуждался «сообразно своим имущественным средствам и общественному положению матери ребенка нести издержки на его содержание».151 Ему же вменялось в обязанность содержать и мать ребенка, «если уход за ребенком лишает ее возможностей снискивать себе средства к жизни».152 Другое дело, что на основании параграфа 145 повременные выдачи на содержание могли быть заменены по обоюдному соглашению сторон и с утверждения опекунского совета единовременно выдаваемой суммой. Обоснованием претензии матери на назначение содержания внебрачному ребенку являлась запись о рождении в метрической книге, а при отсутствии таковой собственноручное письменное заявление, исходящее от женщины.153 Дополнительными доказательствами признавались письменные акты, публичная или частная переписка, в которой ребенок назывался своим, обращение с дитем как с сыном или дочерью. При положительном решении суда, выплачиваемое содержание предоставляло отцу «право надзора за содержанием и воспитанием ребенка».154 Мать тоже должна была материально участвовать в издержках на содержание детей оставленных у другого родителя. Немаловажным было то, что внебрачные дети отныне перестали считаться незаконными получили право участвовать в наследстве и носить фамилию отца. И все же, несмотря на позитивные перемены, пережитки сословных и иных ограничений для рожденных вне брака еще продолжали сохраняться. Внебрачные дети могли наследовать только благоприобретенное т.е. неродовое имущество матери, исключаясь из наследования так называемых «родовых» имений. Когда же речь шла о крупных состояниях по-прежнему требовалось «высочайшее разрешение» на усыновление. Подводя итоги, следует признать, что российское законодательство относительно правового статуса незаконнорожденных детей вплоть до революции 1917 года следовало в общем русле правительственной социальной политики направленной на консервацию сословного строя с господствующим положением дворянства. Стремление сохранить «святость брака» побуждало ухудшать юридическое положение рожденных вне брака детей. Родительская власть над внебрачными детьми являлась прерогативой матери, а не отца. Даже введение алиментной обязанности для последнего содержать ребенка имело скорее вспомогательный характер, поскольку отец хоть и получал право надзора, но не мог определять способы воспитания и т.п. Справедливости ради, следует сказать, что в западноевропейском праве статус незаконнорожденных детей так же был далеко не лучшим. Даже наиболее прогрессивный для своего времени Гражданский кодекс Франции 1804 года (более известный как Кодекс Наполеона) содержал ряд стеснительных ограничений. Например, было запрещено отыскание отцовства по суду (ст. 340), внебрачные дети не признавались в числе наследников; закон предоставлял им право наследства на имущество умерших их отца или матери лишь в том случае если они были признаны в законном юридическом порядке (ст. 756).155 В целом, господствующая официальная мораль дворянского и буржуазного общества препятствовала признанию внебрачных детей полноценными членами социума. |
Похожие:
 | Государственное образовательное учреждение дополнительного профессионального образования (повышения квалификации) специалистов «Кузбасский... | | Краевое государственное автономное образовательное учреждение дополнительного профессионального образования (повышения квалификации)... |
 | Каменщикова Л. А., кандидат педагогических наук, профессор, заведующая кафедрой управления образовательными учреждениями, Новосибирский... | | |
| Кировский институт повышения квалификации и переподготовки работников образования | | «Новгородский институт переподготовки и повышения квалификации руководящих кадров и специалистов агропромышленного комплекса» |
| Белгородский региональный институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки специалистов | | Белгородский региональный институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки специалистов |
| Томский областной институт повышения квалификации и переподготовки работников образования | | Белгородский региональный институт повышения квалификации и профессиональной переподготовки специалистов |