Третья. Региональные проблемы между США и РФ
Скачать 2.68 Mb.
|
| Часть строителей “крепости Америки” считают Канаду и Мексику только первым редутом. США, после подписания НАФТА, не должны ограничиваться Мексикой, им следует продолжать движение на юг, к Карибскому бассейну, и в идеале ввести всю Латинскую Америку в сферу первостепенных американских интересов. На горизонте ликвидация тарифных барьеров со странами Андского пакта, вовлечение Бразилии и остальных стран южного континента в орбиту США. Чем привлекателен для Америки латиноамериканский регион? В грядущей “битве континентов” это солидный тыл и опора. Представители “могучего “солнечного пояса” - Калифорния, Флорида и Техас выступают авангардом борьбы за скорое подписание соглашения. Их главный аргумент: Америка стоит перед опасностью оказаться замкнутой в пределах ограниченного по масштабам рынка. Еще одно-два десятилетия бездействия и у Америки уже не будет свободы маневра. И не зря Г.Киссинджер назвал создание НАФТА “самой творческой внешнеполитической инициативой 1990-х годов”. Противники НАФТА Спор по поводу НАФТА оказался особенно трудным для демократов. Национальный комитет демократической партии принял резолюцию против соглашения о свободной торговле с Мексикой в то время как Совет руководства демократической партии поддержал идею НАФТА. Эта американская партия оказалась вынужденной выбирать между двумя мощными, поддерживающими партию силами - организованными профсоюзами (выступающими против) и влиятельной испаноязычной общиной (выступающей за). И все же вопрос о создании и реализации НАФТА пересек партийные границы, борьбы вовлекла все основные течения внутри обеих главных партий, внутри всей американской элиты. Внешне дело выглядит так: сторонники либеральной торговой политики против растущего протекционистского лобби. Протекционисты говорят о перспективах потери рабочих мест, о возможном закрытии целых секторов американской экономики, о том, что Мексика может быть превращена в “троянского коня” конкурирующих с США азиатских стран. Влиятельное профсоюзное объединение АФТ-КПП объявило войну НАФТА, указывая, что дешевая мексиканская рабочая сила, привлекая американские компании, приведет к потере не менее полумиллиона рабочих мест в США. Против НАФТА выступают в США защитники гражданских прав, защитники окружающей среды. Критики НАФТА считают возникающий экономический союз Соединенных Штатов, Канады и Мексики, “во-первых, сомнительным с чисто экономической точки зрения предприятием и, во-вторых, уводящим США с верного пути - как неадекватная замена Североатлантического союза. Такой выбор подорвет американскую военную мощь, а с нею и ее международное политическое влияние”. В результате североамериканского отчуждения США, Европа пойдет своим путем, она консолидирует внутренние силы и в конечном счете выйдет из Атлантического союза, в то время как в Восточной Азии вспыхнет прежняя ненависть соседей, и японский курс станет “поневоле” более агрессивным. Крупнейшие автомобилестроительные компании США построили сборочные заводы на территории южного соседа. НАФТА несомненно увеличила приток американских капиталов в Мексику. Противники НАФТА напоминают, что средняя зарплата мексиканского рабочего составляет 12 процентов американской. Даже повышая свой жизненный уровень на невероятные 7 процентов в год, Мексике понадобится для достижения четверти американского уровня деясь лет, а для достижения половины американского уровня - двадцать лет. Все это время мексиканские нелегалы будут готовы на любую работу в США. Отмечается также устарелость оборудования мексиканских заводов, неэффективность менеджеристской практики, не позволяющие говорить о Мексике как о ценном экономико-стратегическом приобретении. Главный стандартный аргумент противников НАФТА: американские компании ринутся н юг, где рабочая сила стоит примерно два доллара в час, туда где экологические стандарты значительно менее запретительны, оставляя за собой внутри США зону безработицы. Во время предвыборных кампаний 1992 и 1996 годов независимый кандидат в президенты США Росс Перо предсказал утечку рабочих мест на юг от Рио-Гранде в случае создания НАФТА. Р.Перо напоминал “первое правило войны: не застрели себя сам. Наши торговые соглашения, такие как НАФТА, являются нарушением этого правила”. НАФТА, в частности, “вытянет” из США, по оценке Перо до 5,8 млн. рабочих мест. Институт экономической политики, пользующийся солидным авторитетом в США, предсказал менее драматическую потерю - 500 тыс. рабочих мест в течение 10 лет. Критики утверждают, что результатом НАФТА стала потеря от 25 тысяч до 350 тысяч рабочих мест в американской экономике (49 тысяч человек занимаются трудовой переподготовкой ввиду НАФТА). Ежегодный дефицит в торговле США с Мексикой превысил в конце 90-х годов 15 млрд.долл. Созданная противниками единого североамериканского рынка идейная атмосфера осложнила процесс реализации НАФТА. Защитники окружающей среды утверждают, что создание зоны свободной торговли понизит стандарты “чистого поведения” у компаний, которые станут устраивать настоящие свалки в Мексике. Более того, они устремятся туда, на юг, чтобы избежать суровых внутриамериканских ограничений. Спад мексиканской экономики в 1994 году ослабил наиболее радужные надежды. “Латинская Америка разочаровывает и в социальном смысле. Она инвестирует в воспроизводство 20% ВНП, а Восточная Азия - 36% “ . Значение для внешнего мира Французский журнал “Эко” спросил министра иностранных дел Мексики Моралеса, обоснованы ли страхи европейцев и азиатов по поводу превращения Северной Америки с помощью НАФТА в “крепость Америку”? Министр согласился, что “опасность противостояния двух настоящих торговых блоков по обе стороны Атланты существует. Но велики и препятствия на пути североамериканской интеграции. Существенны культурные различия. Образованная часть мексиканского населения рассматривает американскую культуру как преимущественно англосаксонскую и протестантскую, неприемлемо прагматическую в своих ценностях, материалистическую, движимую погоней за прибылью. Сто с лишним миллионов мексиканцев после 2000 года будут представлять собой очень отличную от американской идейную и психологическую среду. Американские же критики концепции континентального союза считают ошибкой “двуязычный” образовательный процесс, осуществляемый в США по отношению к испаноязычным (а их в США в начале следующего века будет не менее 25 млн. человек). В отличие от большинства эмигрантов (скажем, итальянцев) испаноязычное население непреклонно держится за свой язык и культуру. Это сохраняет потенциал противоречий. В результате ряд законодателей, в частности, сенатор А.Симпсон, выдвинул Билль о более строгих иммиграционных правилах, считая необходимым остановить испаноязычный поток. В повестке дня широко обсуждаемых в Северной Америке проблем НАФТА выделяется вопрос о нелегальной иммиграции из Мексики в США. Подспудно имеется в виду, что создание зоны свободной торговли уменьшит поток нелегальных иммигрантов в США. Создание новых рабочих мест в самой Мексике, повышение жизненного уровня ее рабочих должно уменьшить тягу мексиканце к движению на север. Ведь ускоренное индустриальное развитие бросит в города миллионы нынешних мексиканских крестьян. И их основанная на нищете мобильность может получить северное направление. Но более всего охлаждает многих сторонников “континентального союза” внутренняя нестабильность Мексики. Цена на нефть в 90-е годы понизилась, что уменьшило доходы страны. Финансовый крах 1994 года привел к введению кардинальной программы жесткой экономики, а за этим последовало падению жизненного уровня почти на 40 процентов. Это увеличило значимость границы, проходящей по Рио-Гранде. Широкое освещение получил доклад ЦРУ, в котором шансы крушения мексиканской политической системы оценивались в течение ближайших пяти лет как один к пяти. На слушаниях в американском сенате Мексика была названа государством неравенства, некомпетентности и коррупции. Председатель подкомитета по Западному полушарию палаты представителей Р.Торичелли выступил против НАФТА на том основании, что “соглашение о североамериканской зоне свободной торговли должно охватывать лишь страны с развитой демократической системой... У нас есть право требовать, чтобы Мексика достигла определенного уровня демократизации своих политических институтов. Мексика получает от своих граждан, работающих в США и переправляющих деньги родственникам, не менее 3 млрд. долл. в год - внушительная сумма, идущая в конечном счете в мексиканскую казну - из чего следует, что “вывоз капитала” из США иммигрантами выгоден Мексике, выпускающей пар из своего социального котла - но не американским налогоплательщикам. Существует также подозрение, - пишет профессор Принстона П.Волкер, “что НАФТА создаст предпосылки американского ухода из Азии”. Соглашение о североамериканской зоне свободной торговли повысило привлекательность Мексики для американских инвесторов: инвестиции в 1997 и 1998 годах достигли наивысшего уровня - по 12,5 млрд долл. ежегодно. Мексика увеличивает свой экспорт в США быстрее любой другой страны. Объем торговли между США и Мексикой увеличился с 85,4 млрд долл в 1993 году до 169 млрд в 1997 году. США поглощают львиную долю мексиканского экспорта 85 процентов (по сравнению с 70 процентами в 1991 году. Судьба Канады Что касается Канады, то ее историческая судьба оказалась однозначно привязанной к североамериканскому колоссу. Одним из соображений, перевесивших чашу весов в Оттаве, была надежда на более надежное решение квебекской проблемы в рамках континентального объединения. Канада надеется удвоить к началу ХХI века свою торговлю с новым привилегированным партнером - Мексикой. США и Канада имеют более тесную взаимную языковую и культурную близость. Различие в отношении Канады и латиноамериканцев к идее континентального сближения ощутимо, в частности, в следующем. Канадцы, при всем понимании опасности сближения с гигантом, в массе своей не боятся того, что США, скажем, пошлют войска в канадские провинции. Мексика далека от такой уверенности. Едва ли нужно в данном случае перечислять все интервенционистские операции США в Мексике, начиная от Вера-Круса 1914 года (если говорить только о ХХ веке). Экономическому сближению сопутствовали акции в сфере военной кооперации. Американцы передали Канаде технологию для строительства ядерных подводных лодок в целях патрулирования арктических вод. Было подписано соглашение о модернизации Объединенного командования аэрокосмической обороны Северной Америки (НОРАД), соглашение о модернизации сети радиолокационных станций в Арктике. В Канаде были свои опасения. “В течение примерно 50 лет главной целью внешней политики Канады было уравновесить влияние Соединенных Штатов и предотвратить канадскую изоляцию внутри “крепости Северная Америка”. Эта цель просматривалась в членстве в НАТО и в культивировании отношений с Европой. Ныне, с исчезновением советской угрозы, с эволюцией Европейского Союза поддерживать связи с Европой стало сложнее... Приход НАФТА укрепил североамериканский континентализм”. Eще совсем недавно, в 1971 году 82 процента канадцев были детьми выходцев из Западной Европы (44%-англичане, 29%-французы, 6%-немцы, 3%-итальянцы). Всего лишь через двадцать лет из-за низкой рождаемости внутри Канады и подъема азиатской волны эмиграции лишь 49 процентов канадцев могут назвать себя “европейцами”. Наплыв эмигрантов из Европы уменьшился с 46 процентов от общего числа до 15 процентов в 1994 году, в то время как азиаты составили 68 процентов новоприбывших. 43). Таким образом, Канада (как и США) все более становится “неевропейской страной”. А это значит, что вопрос об определении своей особой - североамериканской идентичности встал в практическую плоскость. “Реальность НАФТА ,- пишут канадские специалисты, - перекрыла надежды 1970-х годов на диверсификацию канадских связей... Канадский экспорт в США тринадцатикратно превышает экспорт в Европу в 1996 году” . Соединенные Штаты и Канада были, есть и, видимо, будут крупнейшими торговыми партнерами и их двусторонняя торговля растет примерно на 20 процентов ежегодно. После претворения в жизнь американо-канадского соглашения о свободной торговле эта торговля выросла почти вдвое. Канадский экспорт в США в 1995 году превысил 100 млрд.долл. В том же году американский экспорт в Канаду превзошел 80 млрд.дол. Соединенным Штатам и Канаде удалось избежать торговой войны на рынке сельхозпродукции. США и Канада достигли важного прогресса н пути осуществления идеи открытого неба для коммерческой авиации. Спорные моменты постоянно создает тот пункт о создании НАФТА, в котором Канада настояла на защите ее индустрии культуры от открытой конкуренции. Подход Клинтона Б.Клинтон в ходе своей предвыборной кампании недвусмысленно заявил, что зона свободной торговли станет реальностью уже в 1994 году - “ибо в эпоху после “холодной войны” новый приоритет США - Мексика, страна, у которой с США общая граница в 3100 км, которую ежегодно пересекают 500 млн. человек. Президент Клинтон настоял на подписании дополнительных соглашений, относительно условий труда и экологии. Клинтон пообещал быть “более агрессивным”, чем администрация Буша, в деле вовлечения в зону свободной торговли латиноамериканских стран. Ободренный канадский премьер Малруни заявил о перспективах расширения блока: “Мы будем работать над тем, чтобы обеспечить вступление в силу Североамериканского соглашения о свободной торговле как можно быстрее. Мы движемся к созданию обширного торгового сообщества в нашем полушарии, включая партнеров-основателей НАФТА, наших друзей в Карибском бассейне, наших торговых партнеров в Центральной и Южной Америке. На созванной по инициативе Клинтона “Встрече на высшем уровне двух Америк” (1994) президент США выдвинул идею создания к 2005 году “Свободной торговой зоны обеих Америк” (ФТАА). Идея была очень прозрачной - отринуть в нпступающем веке заокеанских конкурентов, эту идею откровенно выразил заместитель министра торговли С.Айзенстат: “Наши соперники за пределами Западного полушария не спят... Новой является агрессивность, с которой европейцы и азиаты стремятся увеличить свою долю в торговых сделках с Латинской Америкой... Каждый шаг в этом направлении бросает прямой вызов экономическим выгодам, которые интеграция в пределах нашего полушария имеет для американского бизнеса”. В течение пятнадцати лет все национальные барьеры на пути обмена товарами, услугами, капиталами, на пути сближения судебных основ будут отменены и создана таким образом крупнейшая в мире зона свободной торговли “на территории от Юкона до Юкатана” с населением более 400 млн.человек. Послышалась критика из-за океана. Заместитель председателя Комиссии Европейских сообществ Леон Бриттен отметил: “Вашингтону не следует забыват, что, с точки зрения интересов экономики США являются мировой, а не континентальной державой. Американские компании, занятые в промышленности и сфере услуг, зависят от торговых связей прежде всего за пределами Северной Америки”. В этих словах явственно слышно неодобрения своеобразной формы американского неоизоляционизма. Если НАФТА реализуется в полном объеме, то в мире сложатся три блока: расширенный ЕС, возглавляемый Японией азиатский блок и НАФТА. Решение образовать североамериканское объединение - это действительно качественный скачок, имеющий как экономическое, так и явственное политическое значение. Мы видим большие сложности в реализации этого процесса. Чтобы полностью открыть границы друг другу, США, Канаде и Мексике прийдется преодолеть чрезвычайно многое - прежде всего национализм во всех трех странах, протекционизм промышленных компаний и профсоюзов, узконациональную философию элит, популистские позывы назад. Им потребуется убедить свое население, что сотрудничество трех стран им всем взаимно выгодно. Реализации концепции континентального союза препятствует, с одной стороны, борьба мнений и интересов в американском руководстве, где соперничающие с континентальным проектом силы достаточно сильны, чтобы блокировать многие политико-экономические инициативы в этом направлении. С другой стороны, объекты континентальной политики - Канада и Мексика - отнюдь не прониклись необратимой убежденностью в преобладании выигрышных моментов над негативными. Более того, и Оттава и Мехико стремятся увеличить число своих политико-экономических партнеров, обращаясь к Европе, Азии, Латинской Америке. Все это ослабляет порыв континенталистов, ставит весомые препятствия на пути реализации указанных проектов, тем не менее, важен факт обнаружения американской политической элитой новых перспектив, отходящих от преобладающих ныне. Новые силы в среде американской политологии разрабатывают концепцию континентального союза и способы ее реализации. Глава седьмая Выбор Вашингтона: самоопределение и суверенитет Определяя маршрут в ХХI век, Вашингтон стоит перед критическим выбором: способствовать самоопределению и становлению новых государств, ломающих устоявшиеся международные границы, или встать на защиту современных границ двухсот современных суверенных государств. Оба эти принципа имеют своих сторонников в американской элите. Президент Вашингтон является символом сецессии, ухода из Британской империи, самоопределения североамериканских штатов. В то же время величайший президент - Линкольн олицетворяет тотальное неприятие принципа сецессии, насильственного восстановления целостности государства в гражданской войне 1861-1865 годов, когда была пролита кровь миллиона американцев. Оба принципа претендуют на главенство в системе международных отношений. Возможно, наиболее ярко принцип национального самоопределения был подан американским президентом Вудро Вильсоном в знаменитых “четырнадцати пунктах”, обнародованных в январе 1918 года с совершенно определенной целью - сокрушить двух многонациональных противников, Австро-Венгерскую и Оттоманскую империи. В пункте десятом этого документа говорится о “предоставлении наиболее свободной и благоприятной возможности автономного развития народов” . Второй принцип - священности и неприкасаемости границ суверенных государств встал во весь рост после ирредентизма Гитлера и Муссолини в конце второй мировой войны, начатой, как известно, с целью ревизии прежних границ. Вот что писал в конце 1944 года американский президент Франклин Рузвельт: “Правительство Соединенных Штатов работает над созданием мировой организации безопасности, посредством которой Соединенные Штаты вместе с другими государствами-членами могли бы принять на себя ответственность за нерушимость согласованных границ”. На протяжении послевоенных десятилетий складывалось впечатление, что битва двух принципов закончена со статьями Хартии Объединенных Наций, с Хельсинкским Актом 1975 года - еще раз - для вящей убедительности провозгласившим нерушимость государственных границ в Европе. Американское правительство инициировало и подписало оба основополагающих документа. Три удара колоссальной мощности в короткий период 1990-1991 годов опрокинули принцип окончательности и нерушимости границ. 1. Верховный Совет Российской Федерации объявил 12 июня 1990 года о суверенитете Российской Федерации, что погребло СССР и привело к созданию пятнадцати новых государств на месте прежде всемирно-признанного единого. 2. Бундестаг ФРГ провозгласил поглощение второго немецкого государства - решающая уступка принципу национального самоопределения. 3. 26 декабря 1991 года германское правительство признало суверенитет двух интегральных частей Югославской республики - Словении и Хорватии, что немедленно привело к распаду страны на шесть (пока) государственных новообразований. Три этих резких перехода от доминирования принципа государственной целостности в возобладанию принципа национального самоопределения привели не просто к пересмотру политической карты Европы, не просто открыли “ящик Пандоры”(учитывая, что в мире более ста государств имеют этнические меньшинства численностью более миллиона человек). Они определили характер грядущего двадцать первого века. В случае торжества принципа национального самоопределения это будет век образования примерно двухсот новых государств со всеми вытекающими из этого последствиями, о характере которых наиболее наглядно говорит югославский опыт. Вашингтон, как главный охранитель статус кво, более непосредственно чем другие страны стоит перед выбором. Значение внешнего стимулирования В случае с признанием Словении и Хорватии Германия могла - и должна была ждать. Ее европейские и американские союзники еще не предали принципа государственной целостности. Европейский Союз создал комиссию под руководством французского специалиста по конституционному праву Робера Бадинтера, чьи рекомендации сводились к тому, что цели, которыми мотивируется необходимость в национальном самоопределении, могут быть достигнуты в пределах существующего государства и не требуют независимого государствостроительства. Комиссия абсолютно недвусмысленно рекомендовала Европейскому Союзу не признавать словенской и хорватской суверенности: “Самоопределение должно рассматриваться в качества принципа, исходящего из защиты индивидуальных прав человека”. Защита прав групп не оправдывает требование предоставления прав на собственное независимое государство. На точке зрения недопустимости жертвования принципом территориальной целостности стояли президент Соединенных Штатов Джордж Буш, специальный посланник ООН в Югославии бывший госсекретарь США Сайрус Вэнс, председатель мирной конференции по Югославии лорд Каррингтон. Генеральный секретарь ООН Перес де Куэльяр предупреждал об опасности “преждевременного западного признания словенского и хорватского суверенитета, которое воспламенит конфликт”. Американское правительство выступало категорически против сецессии. Вашингтон полагал, что следует ограничиться обновлением федерации. Так государственный секретарь Джеймс Бейкер официально предупреждал против односторонних действий: американская администрация “не будет признавать действий любой из республик, которая попыталась бы в одностороннем порядке провозгласить свою независимость”. Америка, как и весь цивилизованный мир, готова была поддержать политическое равенство всех граждан, но отвергала ту посылку, что культурная идентичность и экономические интересы могут быть удовлетворены лишь посредством собственной государственности. Все эти соображения не остановили Германию. Для внутреннего потребления германское правительство исказило общую картину событий. Этнонационалистические движения, стремящиеся создать собственную государственность посредством сецессии от Югославии, стали изображаться жертвами внешней сербской агрессии, отрицающей право самоопределения. Это вызвало прилив симпатий к “бегущим из тюрьмы” словенцам и хорватам, и, одновременно, ненависти к “угнетателям”- сербам. Ни один влиятельный орган печати не сообщил в это критическое время, что уровень жизни, скажем, в Словении, был вдвое выше сербского, и что основная масса словенцев вполне уютно чувствовала себя в большой стране. Германский министр иностранных дел провозгласил намерение Германии признать две части независимого государства вопреки докладу Бадинтера “Принципы признания новых государств в Восточной Европе и Советском Союзе” и вопреки мнению государственных руководителей США Геншер настаивал, что это не Бонн выбирает одну из сторон в конфликте, а поведение сербов заставляет его поступать определенным образом. Вес Германии был применен для того, чтобы заставить Европейский Союз последовать за немецким примером в поддержке принципа национального самоопределения в применении к многонациональному государству. Как с грустью пишет американский исследователь Карл Ходж, “в течение нескольких дней после боннского признания отвратительная старая мелодия этнонационалистического ирредентизма утопила голос трезвости”. Очевидец Сьюзан Вудвард - автор наиболее полной монографии о югославской трагедии - делает недвусмысленный вывод: “Приняв националистическое определение конфликта, Запад подорвал или проигнорировал силы, выступавшие против радикальных националистов и косвенно содействовал исполнению лучших мечтаний национальных экстремистов”. Французский президент и британский премьер предпочли забыть о том, что именно их предшественники - Ллойд Джордж и Клемансо создали большую Югославию в 1918 году, что Черчилль стоял за Тито в воссоздании разрушенной немцами Югославии в 1945 году. Их наследники, помимо прочего, были привязаны к западноевропейскому строительству. “В югославском кризисе, - пишет Ходж, - правительство Коля использовало новую мощь объединенной Германии безответственно... Правительство Коля совершило огромную ошибку, предпочтя индивидуальным правам личности принцип легитимности государствообразования в Европе после окончания холодной войны. В конце двадцатого века ответственная внешняя политика должна оценивать автономию не как цель саму по себе, а как политический инструмент в осуществлении других прав... Насколько же мало извлекла Европа из уроков двадцатого века, не заклеймив самоопределения как ошибки, как “пены” этнонационалистической политики”. Г.-Д.Геншер прятал принцип самоопределения среди прочих общегуманных принципов, но всей Европе и миру стало ясно, кто является наиболее надежным столпом национального самоуправления в его “чистой по крови” форме. Среди двадцати двух образующихся на месте Советского Союза и Югославии государств немецкий принцип кровного (“фелькиш”) родства стал преобладающим в большинстве новых стран, отринувших опыт многонациональных Соединенных Штатов, Франции, Англии и пр., пошедших за принципом германского этноцентризма. С самого начала особая этноцентрическая политика ФРГ стала знаменем этно-утверждающих себя европейских партнеров Германии 18). Новые независимые страны не могли и помыслить о бельгийско-финско-канадском официальном двуязычии и прочих знаках уважения к меньшинствам в новых странах. В общем и целом, после германской инициативы только противостояние Соединенных Штатов могло дезавуировать немецкие планы. Этого не произошло по нескольким причинам, главнейшие среди которых была благожелательность Вашингтона, приветствовавшего нового лидера Европы, национальному самоопределению которого Вашингтон только что (вопреки Лондону и Парижу) помог. Сомнения американцев Но безусловная помощь администрации Джорджа Буша еще не означала отсутствия сомнений в стране Линкольна. Сенатор Дэниел Патрик Мойнихен в нужное время напомнил соотечественникам, что президент Вудро Вильсон использовал принцип самоопределения в 1918 году с конкретной целью - сокрушить многонациональных противников- как часть дипломатии военного времени. Эпигоны 90-х годов превратили легитимное орудие военной дипломатии в незаконное дитя национализма, уничтожили тонкую пленку цивилизации, сокрушили Хельсинкский Акт 1975 года об абсолютном превосходстве принципа государственного суверенитета, об окончательности европейских границ. Мойнихен писал как о величайшем уроке века о том , что “меньшинства желают самоопределения для себя, чтобы отрицать его для других”. К ХХI веку международная система пришла с возникшей Эритреей. Шотландия и Уэллс проголосовали за создание собственных парламентов, взорвался снова Ольстер, идет война с курдами, в огне Кашмир, на виду у всех Косово. Почти всем стало ясно, что этнические конфликты решительно заменили один большой - противостояние Востока и Запада. Вместе с Херстом Ханнумом из Тафтского университета мы можем смело сделать вывод: “Словесная дань уважения еще отдается принципу территориальной целостности, но распад в течение десятилетия Советского Союза, Югославии, Чехословакии и Эфиопии видится многими протонациями, претендующими на национальное самоопределение как самый важный прецедент”. Какими же будут выводы на ХХI век? Все большее число специалистов на Западе признает, что “столетний опыт взаимоотношения движений националистического самоопределения и демократии остается все более проблематичным”. И в этом смысле, по меньшей мере, “дипломатия Бонна создала чрезвычайно настораживающий прецедент... Послание, полученное Любляной, Загребом и всеми, кто того желал, значило, что принцип самоопределения может легитимно крушить многонациональные государства”. А наилучший способ добиться помощи - “вызвать оборонительную войну, а с нею и международную симпатию, за которой следует дипломатическое признание”. По крайней мере, в 1998 году остается еще неясным, будет ли коллективная политическая воля цивилизованных государств “благосклонно относиться к стандартам гражданских прав, которые несет с собой самоопределение, требующее легитимизации суверенной государственности”. И ни международные юристы, ни историки не видят возможности выработки надежно проверяемых критериев, “оправдывающих” сецессию. Общая линия рассуждения специалистов идет по следующему руслу: “Необходим континуум компенсационных мер, начинающихся с защиты прав личности, переходящих в защиту прав меньшинств и оканчивающихся сецессией исключительно в крайнем случае”. Стоит ли в таком случае обращаться к революционному насилию? Великий Карл Поппер, идеолог философского рационализма, не знал на этот счет сомнений: “Национализм взывает к нашим племенным инстинктам, к страстям и предрассудкам, к нашему ностальгическому желанию освободить себя от груза индивидуальной ответственности”. А ведущий английский авторитет в данном вопросе Альфред Коббен и вовсе не допускал двусмысленности: “Самоопределение потеряло свою историческую релевантность”. Один из ведущих экспертов по данному вопросу - Энтони Смит подчеркивает, что возникновение новых и новых малых государств “имеет тенденцию производить широкий поток беженцев, эмигрантов, потерявших ориентацию в жизни людей”. Даже “апостол” самоопределения Вудро Вильсон полагал, что в случае наличия у данной группы населения полных политических прав на личное избирательное волеизъявление, “внутреннего” самоопределения уже достаточно для защиты групповой идентичности. Американские авторитеты с уверенностью указывают на каталонцев, шотландцев, уэльсцев, индийских тамилов, квебекцев. Но, если оставить “национальное самоопределение” тем, чем оно является сейчас - самозванным надгосударственным приоритетом 90-х годов, то самоуспокоение безусловно является преждевременным. Первый же поход оранжистов по католическим кварталам пробудит старых демонов. Когда интеллектуальное бессилие достигает апогея, жрецы мира и благополучия прибегают к референдумам и плебисцитам, как бы совершенно не ощущая, что носитель данного культурного кода дает на референдуме ответ вовсе не на “тот” вопрос. Он отвечает своим эмоциям - любит ли он свою общину, язык, традиции. И еще до проведения любого референдума ясно, что любят. Гражданин выступает уже не как гражданин данной страны, а как сын своего этноса - и оказать ему в сыновней любви просто невообразимо. Но он не опускает свой голос за фанатика, который завтра воспользуется его кроткой - или не кроткой любовью, и превратит привязанность к своему в ненависть к чужому. Америка просто обязана думать о мире, в котором она обладает таким могуществом. Опыт человеческого общежития вопиет против благодушия в деле, которое повсеместно оказывается кровавым, которое на наших глазах унесло больше жизней, чем вся холодная война. Исторический учебник любого народа скажет читателю, что едва ли не каждое государство на Земле было основано в результате завоевания. Значит ли это, что человечество ничему не научилось, что понятие цивилизация существует для энциклопедий, что кровь прошлых столетий должна звать к новым кровопролитиям? Никто и никогда не мог (и никогда не сможет) определить объем той дани, которую якобы должны заплатить завоеватели за несправедливость прошедших веков. Подлинной “расплатой” является гражданское равенство, а отнюдь не право крушить эмоциональный, интеллектуальный, культурный и экономический мир, созданный потом и кровью строителей, защитников, а не исторических злодеев. “Если мы будем сражаться с прошлым, - говорил Черчилль, - мы потеряем будущее”. Будущее: глобализация или самоопределение США делают выбор на будущее. Главные действующие лица на мировой арене и мировые организации начиная с ООН в будущем будут в ХХI веке стоять перед необходимостью выработки отношения к центробежным силам современного мира. И если сейчас не будут найдены базовые правила, то термоядерной реакции этнического распада нет предела. Согласно мнению Х. Ханума, “важно отвергнуть утверждения, что каждый этнически или культурно отличный от других народ, нация или этническая группа имеет автоматическое право на свое собственное государство или что этнически гомогенное государства желательны сами по себе. Даже в тех условиях, где гражданские права соблюдаются, глобальная система государств, основанных преимущественно на этническом принципе или на исторических претензиях определенно недостижима”. В любом случае обособление одной национальности будет означать попадание в якобы гомогенное окружение новых этнических меньшинств. История всегда будет делать полный круг - пусть на меньшем, но столь же значимом - витке исторической спирали. Снова определится этническое большинство и сработает прежний стереотип: добиваться прав не за счет равенства, а за счет сецессии. Все так называемые “права” на сецессию никогда не признавались международным сообществом как некая норма. Международное право не признает права на сецессию и даже не идентифицирует (даже в самых осторожных выражениях) условий, при которых такое право могло бы быть отстаиваемо в будущем. К примеру, Северный Кипр в своем новом качестве существует значительно дольше, чем совместное проживание турецкой и греческой общин, но мировое сообщество так и не признало северокипрского государства, равно как инкорпорации Индонезией Восточного Тимора или претензий Марокко на Западную Сахару. Наивными теперь видятся все те, кто десятилетие назад провозглашал “конец истории”, кто воспевал общемировую взаимозависимость, глобализацию международного развития, интернет и CNN, экономическое и информационное единство мира. Оказывается, что преждевременная модернизация сознания отрывает от реальной почвы. А реальность - это то, что встав на дорогу главенства принципа национального самоопределения самоопределения, мир делает двадцать первый век временем, когда на карте мира возникнут еще двести государств и процесс их образования (а отнюдь не интернет) будет смыслом существования нашего поколения и следующего, и еще одного. Определенная часть американского истэблишмента уже ведет серьезную подготовку к такому повороту мировой истории, к приятию “самоопределительной” фазы как неизбежной. Бывший председатель Национального совета по разведке Центрального разведывательного управления США Грехем Фуллер даже не питает сомнения в будущем: “Современный мировой порядок существующих государственных границ, проведенных с минимальным учетом этнических и культурных пожеланий живущего в пределах этих границ населения, ныне в своей основе устарел. Поднимающиеся силы национализма и культурного самоутверждения уже изготовились, чтобы утвердить себя. Государства, неспособные удовлетворить компенсацию прошлых обид и будущих ожиданий, обречены на разрушение. Не современное государство-нация, а определяющая себя сама этническая группа станет основным строительным материалом грядущего международного порядка”. В течение века, полагает Фуллер, произойдет утроение числа государств-членов ООН. И остановить этот поток невозможно. “Хотя националистическое государство представляет собой менее просвещенную форму социальной организации - с политической, культурной, социальной и экономической точек зрения, чем мультиэтническое государство, его приход и господство попросту неизбежны”. Американцы, думающие о будущем, не могут не понимать, что смещение мирового восприятия к главенству этноцентризма не пощадит никого. Скажем, преобладающей становится точка зрения, что после неизбежного коллапса коммунистической системы в Китае Пекин не сумеет удержать в рамках единого государства исход жителей Тибета, уйгуров и монголов. Индия - Кашмир. И это только верхушка айсберга, поскольку практически все современные государственные границы являются искусственными в том смысле, что все они (включая, скажем, кажущиеся после Линкольна прочными, американские - по признанию некоторых самих американцев) - искусственны. И, если не остановить гегемонизацию принципа национального самоопределения, более того, придать ему характер главного демократического завоевания, то можно с легкостью предсказать судьбу тамилов, майя, палестинцев - и так до конца списка. Главная жертва происходящего глобального переворота - суверенное государство. Недавно получившие независимость государства обречены распасться уже актом их собственного обращения к принципу главенства национального самоопределения. И сколько бы ни кивали на спасительную глобализацию, в ней неизбежно будут приобретшие и потерявшие, а при господстве идеи самоопределения это только ускорит распад как образ жизни человечества в двадцать первом веке. Не счесть сопровождающих торжество принципа самоопределения потерь. Сразу же идет рост безработицы, развал городского хозяйства, забытье экологии, примитивизация жизни, несоответствие нового государственного языка нормам современной технической цивилизации, крах социальной взаимопомощи. Может быть, самое печальное в том, что процессу нет даже приблизительного конца. Американский специалист спрашивает: “Небольшая Грузия получила независимость от Москвы, но сразу же ее северозападная часть - Абхазия потребовала независимости. Кто может гарантировать, что северная мусульманская Абхазия не потребует независимости от южной христианской Абхазии?”. А северяне-эскимосы Квебека? Если принцип самоопределения взят за основу, не может быть никакого консенсуса по вопросу “кому давать, а кому не давать” атрибуты государственности. Американцы сами говорят, что президент Клинтон теперь уже не пошлет войска в Калифорнию, пожелай она государственной обособленности. Линкольн жил во время господства другого принципа в качестве главенствующего. Помимо прочего, государство ныне очень уязвимо - в условиях наличия столь мощной и софистичной технологии, если решимость воинственного меньшинства превышает “гуманную норму”. Если само центральное правительство признало главенство принципа национального самоопределения, то ему весьма трудно найти нового генерала Шермана - он не пойдет жечь Атланту, поскольку дискредитирован с самого начала. Но часть американских специалистов призывает “главные державы, включая Соединенные Штаты (склонные искать стабильности в любой форме, поскольку это защищает полезное статус кво) придти к осознанию того факта, что мировые границы неизбежно будут перекроены”. Необратим ли процесс? Соединенные Штаты должны принять трудное, но обязательное решение: территориальная целостность государства или, опираясь на Организацию Объединенных наций, солидарность пяти постоянных членов Совета Безопасности ООН, силу, которую черпал Абрахам Линкольн, который противостоял даже демократически выраженной южными штатами сецессии, или национальное самоопределение Американская стратегия на ХХI век должна будет сделать выбор. Пока же она, по определению профессора колледжа Армии США Стефена Бланка. “делает попытки вытеснить на обочину ужасную дилемму выбора между территориальной целостностью государств и национальным самоопределением”. Глава восьмая СОМНЕНИЯ СВЕРХДЕРЖАВЫ Для того, чтобы в ХХI веке сохранить главенствующие позиции в мировой системе, требуется жертвенность американского населения, готовность платить налоги и слать своих сыновей за океаны. Готова ли к неизбежным жертвам Америка? С окончанием холодной войны эта готовность стала ослабевать. Опрос журнала "Тайм" в марте 1991 года показал, что 76 процентов выступают против того, чтобы их страна выполняла роль мирового полицейского. Опрос Чикагского совета по международным отношениям выявил желание большинства американцев сократить военное присутствие за рубежом. "Неоизоляционисты", выступая как оппозиция, находят понятный многим пафос в критике глобального интервенционизма. Неоизоляционизм Если прежде почти не было сомнений в правильности активистской внешней политики, то на пороге ХХI века стало ясно, что страна обращается прежде всего к внутренним нуждам. На дополнительных выборах в сенат от штата Пенсильвания в 1991 году демократ Х.Воффорд обыграв поглощенность своего конкурента республиканца внешнеполитическими проблемами в ущерб внутренней тематике, выдвинув лозунг: "Давайте думать прежде всего о себе". В журнале “Форин полиси” Воффорд писал: “Миру более всего необходим от Соединенных Штатов успех в разрешении собственных проблем”. Этот сдвиг среди демократов имел большие последствия. Все основные их претенденты на президентский пост в дальнейшем выдвинули неоизоляционистские лозунги, а сенаторы Т.Харкин, Р.Керри и губернатор Вирджинии Д.Уайлдер поставили изменение внешнеполитических приоритетов в сердцевину своей предвыборной кампании 1992 года. В противоположной - республиканской партии знамя изоляционизма заметнее других подняли П.Бьюкенен. С точки зрения П.Бьюкенена, иммигранты угрожают культурной целостности и экономическим интересам Америки. Иностранная конкуренция порождает безработицу в США. Помощь заграничным странам и международным организациям отнимает у Америки необходимые ей ресурсы. Союзники заставляют США перенапрягаться и заставляют Вашингтон действовать вопреки своим интересам. Необходимые меры: экономический протекционизм, отказ от предоставления заграничной помощи, жесткие ограничения на иммиграцию. Американские вооруженные силы должны быть использованы только там, где реально затронуты интересы США. Никаких новых мировых порядков - это слишком дорогостоящее мероприятие, ненадежное даже в случае первоначального успеха, отвлекающее важнейшие национальные ресурсы. "Изоляционистское восстание" П.Бьюкенена буквально потрясло республиканскую партию. Оно показало потенциал изоляционизма в правящем классе США. Бьюкенен, прежде писавший речи для Никсона и Рейгана, выступил с призывом возвратить американские войска домой с зарубежных баз, воздерживаться от участия в зарубежных войнах, прекратить зарубежную помощь, не предоставлять средств Международному Валютному Фонду и Мировому Банку, обращаться с Японией и Западной Европой как с предателями, обратить все внимание на собственно Америку. Даже умеренный центрист У.Хайленд признает, что кампания Бьюкенена "не была фривольной", что он "затронул чувствительные струны многих американцев". Как определяет ситуацию профессор Колумбийского университета Д.Роткопф, ”ныне крайне левые и крайне правые крылья обеих главных политических партий сомкнулись в новом изоляционистском союзе. Этот союз затормозил шестидесятилетнюю тенденцию расширения спектра свободной торговли и сосредоточился скорее на угрозах, чем на надеждах, связанных с такими критически важными новыми системами отношений как отношения с Китаем и другими ключевыми рынками; этот союз поставил перед собой в качестве цели использование всех имеющихся возможностей для ухода от мировых проблем, подрыва способностей США к эффективному лидерству... Существует серьезная опасность того, что Америка не сможет должным образом встретить этот новый вызов”. Во время выборов 1992 года обнаружилось, что внешнеполитические успехи Дж.Буша являются не его козырем, а слабым местом. Популярность очевидным образом набрали, радикально отличные лозунги: "Американская политика должна руководствоваться обостренным чувством собственного национального интереса". Президент Буш обнаружил эту тенденцию только на финишной прямой избирательной кампании. Он спешно отменил визит в Азию, внезапно стал говорить о рабочих местах и бюджете, воздержался от просьб о помощи России. Расколовший республиканцев Р.Перо получил за счет своего неоизоляционизма (он выступал даже против НАФТА) неожиданно широкую поддержку глубинной Америки, недовольной заведомым интернационализмом своей элиты. Победоносный У.Клинтон посвятил только одну(!) предвыборную речь вопросам внешней политики. Его популярный лозунг: “Дело в экономике, глупый”. Клинтон предложил значительные сокращения ассигнований на внешние нужды. А конгресс уменьшил и эти цифры, и эта тенденция получила массовую поддержку. Чикагский Совет по международным отношениям опросил в феврале 1995 года население о трех главных внешнеполитических проблемах страны. Ответ многих ошеломил: излишнее вовлечение в дела других стран, излишние расходы на заграничную помощь, нелегальная иммиграция. Опрос Гэллапа выделил в качестве первостепенной задачи сокращение внешней помощи. Америка явно стала устраняться от зарубежных проблем. От интернационализма стала отходить образованная элита. Среди интеллектуалов, выступивших против излишнего вовлечения зарубежными проблемами, выделяются экономист Л.Туроу из Массачусетского технологического института, экономист и футуролог Р.Хейлбронер, бывший глава торговой делегации США на международных переговорах К.Престовиц, такие авторы как Р.Катнер. Именно они и создали то, что сейчас в США называется неонационализмом. Это движение уже имеет мощную интеллектуальную поддержку, в его распоряжении исследовательские институты. Его поддерживают такие страдающие от иностранной конкуренции отрасли промышленности как стальная, автомобильная, текстильная; за ней стоят высокоорганизованные американские профсоюзы, противники иммиграции, энвиронменталисты. |
Похожие:
 | Главная цель Программы – укрепление культурно-академических связей между народами США и России, улучшение взаимопонимания между нашими... |  | В случае, если у Вас возникли неразрешенные проблемы в связи с пользованием услугами авиакомпании «Нордавиа – региональные авиалинии»,... |
| В случае, если у Вас возникли неразрешенные проблемы в связи с пользованием услугами авиакомпании «Нордавиа – региональные авиалинии»,... | | Сша и уменьшился по сравнению с 2011 годом на 16,1% в том числе, экспорт составил 307,0 млн долл. Сша (снижение в 2,6 раза), импорт... |
| Главная цель программы – укрепление культурно-академических связей между народами США и России, улучшение взаимопонимания между нашими... | | Оговой службой США (irs), предполагающее, помимо прочего, сбор информации о налогоплательщиках США. Fatca направлен на предотвращение... |
| В связи с чем, на практике возникает большое количество споров между налогоплательщиками и инспекциями фнс россии, а также нередки... | | Европейский Суд по правам человека (Третья Секция), заседая Палатой в составе: Б. М. Цупанчича, Председателя Палаты, Дж Хедигана,... |
| Медиация представляет собой процесс, в котором нейтральная третья сторона (медиатор) помогает разрешению конфликта, содействуя конфликтующим... | | Статьей 40(I) Статута Международного Суда, имеем честь передать Вам подлинник Специального соглашения о передаче спора об Элизийских... |