Информационный бюллетень выпуск 10 (37)
Скачать 2.41 Mb.
|
| Можно предположить, что многочисленность случаев признания нарушений статьи 3 в связи с условиями содержания в СИЗО и пенитенциарных учреждениях связана с тем, что Российская Федерация, вступая в Совет Европы и принимая на себя обязательства по Конвенции, юридически, финансово и организационно не была готова имплементировать европейские стандарты обращения с заключенными. Такая "неготовность" иллюстрируется аргументами российского правительства по делам данной категории: в обоснование своей позиции относительно условий содержания в СИЗО российские власти ссылались на акты, регулировавшие условия содержания заключенных еще в советский период, а также ссылались на то, что бесчеловечные условия специально заявителю не создавались, а в таких условиях содержатся все заключенные в стране. 4.2. Нарушение сроков содержания под стражей В деле Калашников против России заявитель жаловался также на нарушение статьи 5.3 Конвенции, которая устанавливает: "Каждый задержанный или заключенный под стражу в соответствии с п.1 настоящей статьи имеет право на судебное разбирательство в течение разумного срока или на освобождение до суда. Освобождение может быть обусловлено предоставлением гарантий явки в суд". ЕСПЧ установил, что оговорка относительно неприменения к России норм о судебном порядке рассмотрения вопросов заключения под стражу, заявленная при ратификации Конвенции, не применима в данном деле. Суд отметил, что указанная оговорка касается процедуры применения меры пресечения в виде заключения под стражу, в то время как жалоба заявителя относится к длительности содержания под стражей до суда. Кроме того, исследовав все обстоятельства дела, ЕСПЧ пришел к выводу, что в пределах своей юрисдикции он вправе рассматривать период в один год, 2 месяца и 29 дней (время которое прошло между датой ратификации Ко! нвенции Россией и вынесением приговора Магаданским городским судом от 3 августа 1999 года). Учитывая, что задержки в рассмотрении дела не были вызваны ни поведением заявителя, ни сложностью дела, Европейский суд признал нарушение статьи 5.3 Конвенции. Нарушение сроков рассмотрения вопроса о законности лишения свободы рассматривалось также в деле Ракевич против России (решение Европейского суда от 28 октября 2003 года). Европейским судом по правам человека было признано нарушение статьи 5.3 Конвенции в связи с нарушением установленного российским законодательством пятидневного срока рассмотрения вопроса о недобровольной госпитализации заявительницы в психиатрический стационар. Фактически же заявительница была госпитализирована в недобровольном порядке и находилась на лечении в стационаре без судебного контроля в течение 39 дней. Вывод: причиной нарушений сроков содержания под стражей в уголовной системе можно назвать прежний внесудебный порядок продления меры пресечения в виде содержания под стражей, а в случае рассмотрения данного вопроса судом - причины аналогичны общим причинам нарушения сроков судебного разбирательства. Кроме того, данная проблема тесно связана с проблемой аргументации применения мер по лишению свободы. 4.3. Отсутствие оснований содержания под стражей и мотивированных аргументов в постановлениях суда относительно оснований содержания под стражей В решении по делу Смирнова против России от 24 июля 2003 года Европейский суд по правам человека рассматривал нарушение п. 1 и п. 3 статьи 5 Конвенции. В данном случае одна из заявительниц содержалась под стражей четыре раза: с 26 августа 1995 до 9 декабря 1997; с 31 марта по 2 октября 1999; с 10 ноября 1999 до 25 апреля 2000; и с 12 марта 2001 до 9 апреля 2002. В сумме получается 4 года 3 месяца и 29 дней. Так как Конвенция вступила в силу относительно России 5 мая 1998, то 2 года и 15 дней, приходящиеся на период после этой даты, подпадает под компетенцию Суда в соответствии с критерием времени (ratione temporis). Вторая заявительница содержалась под стражей также четыре раза: с 30 марта до 29 апреля 1999; с 3 сентября до 7 октября 1999; с 10 ноября 1999 до 24 февраля 2000; и с 12 марта 2001 до 9 апреля 2002. В сумме получается 1 год 6 месяцев и 16 дней. Европейский суд, исследовав постановления национальных судов о заключении Смирновых под стражу, пришел к выводу, что национальные судебные акты не содержали достаточной аргументации оснований заключения под стражу, отличались краткостью и не описывали подробно ситуацию по делу заявительниц. В решении Тверского суда от 31 марта 1999 упомянута только серьезность обвинений, выдвинутых против Е.С., ставшая причиной ее содержания под стражей. В решении от 10 ноября 1999 упомянута "характерная особенность" заявительниц без объяснений, в чем проявляется эта особенность и почему она является причиной содержания под стражей. Аналогично, 28 августа 2000 Тверской суд вынес определение о заключении под стражу заявительниц просто потому, что они постоянно не являлись на судебные заседания, без указания определенных деталей или рассмотрения альтернативных мер пресечения. Другими словами, неоднократное заключение под стражу заявительниц в ходе расследования одного уголовного дела на основа! нии недостаточно аргументированных решений являются нарушением п. 1, п. 3 статьи 5 [19]. В решении по делу Кляхин против России от 30 ноября 2004 года Европейский суд по правам человека установил, что отсутствие указаний на конкретные основания, оправдывающие длительное содержание под стражей заявителя и указание в качестве мотива для содержания под стражей тяжести обвинения, не относящегося к законному основанию, привело к установлению нарушения части 3 статьи 5 Конвенции. Срок судебного разбирательства, в общей сложности составивший 3 года и 4 месяца, был признан Судом нарушением требования "разумного срока", предусмотренного статьей 6.1 Конвенции. Отсутствие национальных средств защиты от нарушений сроков рассмотрения дела было оценено как нарушение статьи 13 Конвенции в связи со статьей 6.1. Относительно многочисленных нарушений статьи 5 Конвенции необходимо отметить, что, несмотря на позитивные изменения в УПК РФ и окончание действия оговорки относительно судебного контроля за заключением под стражу, основной проблемой является несоответствие практики применения меры пресечения в виде заключения под стражу требованиям п. 1 статьи 5 Конвенции: в своих решениях против России ЕСПЧ неоднократно отмечал, что, если изначально основания для применения меры пресечения и существовали, ее продление не имело под собой никаких законных оснований (так, в деле Смирнова против России Европейский суд установил, что единственной аргументацией в постановлениях национального суда о применении меры пресечения являлась тяжесть предъявленного обвинения; в деле Гусинский против России было установлено, что изначально отсутствовали основания для заключения под стражу и данное ограничение прав было использовано российскими властями не для целей, установленных в Конвенции, а угол! овное преследование и заключение под стражу использовалось для давления на заявителя с целью понудить его к совершению сделки, в связи с чем Суд установил нарушение статьи 18 вместе со статьей 5 Конвенции). ЕСПЧ не подвергал критике качество российского закона, содержащего основания заключения под стражу, однако неоднократно подвергал критике действия судов, избирающих меру пресечения в виде заключения под стражу без какой-либо внятной аргументации , и необоснованное нарушение сроков рассмотрения законности задержания под стражей. Таким образом, в качестве источника проблемы следует рассматривать сложившуюся в российских правоприменительных органах (сначала в прокуратуре, затем в суде) практику избрания меры пресечения путем формальной ссылки на основания в законе (нередко - на все сразу предусмотренные в соответствующей статье УПК основания) без анализа конкретных обстоятельств дела и конкретных особенностей личности подозреваемого, которые являются фактическим основанием применения данной меры. Развитию такой практики в настоящее время способствует отсутствие контроля со стороны вышестоящих судебных органов за содержанием, законностью и обоснованностью постановлений о выборе меры пресечения в виде содержания под стражей: суд второй инстанции, как правило, просто повторяет в одном абзаце выводы суда первой инстанции, применение надзорного порядка при обжаловании постановления об избрании меры пресечения неэффективно, а иные органы, которые могли бы контролировать аргументированность и законность п! рименения меры пресечения, отсутствуют. 4.4. Нарушение права на подачу индивидуальной жалобы Отдельным видом нарушений Конвенции в рамках уголовного судопроизводства является нарушение права на тайну корреспонденции и, как следствие, - права на индивидуальную жалобу. В деле Кляхин против России (решение от 30 ноября 2004 года) ЕСПЧ установил, что вскрытие писем заявителя в Европейский суд и корреспонденции из Суда составляло нарушение статьи 8 (неприкосновенность корреспонденции) и статьи 34 - право на индивидуальную жалобу. Предметом рассмотрения ЕСПЧ являлось также нарушение права на индивидуальную жалобу в Европейский суд по правам человека в рамках российской уголовно-исполнительной системы. В деле Полещук против России [20] заявителю, осужденному к лишению свободы, было отказано в пересылке его жалоб в Европейский суд по правам человека со ссылкой на то, что он должен сначала обратиться с надзорной жалобой в Верховный суд РФ и Генеральному прокурору; его жалобы, направленные на защиту его права на обращение в Европейский суд, остались без надлежащего реагирования со стороны национальных органов. Правительство РФ признало тот факт, что в определенный период администрация колонии отказывала в пересылке писем, со ссылкой на то, что персонал еще не имел достаточного опыта и не знал, что делать с такими обращениями, однако в настоящий момент заявитель не является жертвой, поскольку в 2002 и 2003 году администрацией колонии были направлены 4 его письма в Европейский суд.! Суд установил, что заявитель не утратил статуса жертвы и имело место нарушение статьи 34 Конвенции. Вопрос о воспрепятствовании российскими властями коммуникации с Европейским судом также ставился и в деле Лабзова, однако Суд пришел к выводу, что нарушение не доказано вне разумных сомнений. Вывод: причину данного нарушения следует искать и в практике российских пенитенциарных учреждений , и в законодательстве - ведь только в редакции Уголовно-исполнительного кодекса РФ от 8 декабря 2003 года в перечне органов, переписка с которыми цензуре не подлежит, появляется Европейский суд по правам человека [21] И даже несмотря на то, что в УИК РФ такое указание есть, на практике сотрудники пенитенциарных учреждений порой продолжают действовать по устаревшим, не соответствующим федеральному закону инструкциям. Хотя следует заметить, что после рассмотренных решений Министерство юстиции РФ 3 ноября 2005 года приняло "Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений", п. 53 которого указывает на Европейский суд по правам человека как на учреждение, переписка с которым цензуре не подлежит. Более того, в качестве причины не следует исключать действия сотрудников пенитенциарных учреждений, прямо противоречащие российскому законодательству, когда п! ереписка с органами, указанными в данном перечне, фактически перлюстрируется. 5. Нарушение права на жизнь: нарушение статьи 2 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод Впервые вопрос о нарушении права на жизнь рассматривался в трех первых "чеченских" делах от 24 февраля 2005 года по жалобам шести заявителей: дело Исаева, Юсупова и Базаева против России, дело Хашиев и Акаева против России, дело Исаева против России. Заявители жаловались на нарушение в отношении них статей 2 и 13 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Нарушение статьи 2 заявители связывали с фактами убийств их родственников в ходе нападения федеральных войск на колонну беженцев (дело Исаева, Юсупова и Базаева против России), в ходе проверки документов федеральными войсками среди мирного населения (Хашиев и Акаева против России), и во всех делах - с нарушением процессуальных обязательств государства по проведению адекватного расследования фактов смерти. В деле Исаева, Юсупова и Базаева против России Европейский суд установил, что со стороны Российской Федерации имело место нарушение позитивного обязательства - по защите жизни детей заявительниц и процессуального обязательства - по проведению независимого, эффективного и тщательного расследования фактов смерти. Европейский суд установил, "что власти не произвели результативного расследования обстоятельств нападения на колонну беженцев 29 октября 1999 г. Это сделало обращение к гражданским средствам судебной защиты также неэффективным в обстоятельствах данного дела" [22]. Кроме нарушения процессуального обязательства государства Европейский суд признал нарушение статьи 13 Конвенции - право на эффективные средства правовой защиты внутри государства: "в условиях, когда, как и здесь, уголовное расследование обстоятельств нападения неэффективно, поскольку ему не хватает объективности и тщательности (см. §§ 214-225 выше); и когда результативность любого другого возможного средства судебной защиты, включая средства гражданской судебной защиты, предложенные Правительством, соответственно подорвана, Суд считает, что государство не выполняет своих обязательств по статье 13 Конвенции, которые шире, чем те, которые предусмотрены статьей 2" [23] В деле Хашиев и Акаева против России Европейским судом было признано нарушение статьи 2 Конвенции в связи с тем, что были установлены обстоятельства лишения жизни родственников заявителей агентами федеральных властей. Кроме того, статья 2 была нарушена и в силу отсутствия эффективного расследования фактов смерти. В данном деле заявители также жаловались на нарушение статьи 3 Конвенции в связи с применением к их родственникам пыток. Суд не нашел оснований бесспорно установить факт применения пыток к родственникам заявителей, однако признал, что имело место нарушение статьи 3 Конвенции в связи с нарушением процедурного аспекта - государством не выполнены обязательства по эффективному расследованию фактов, связанных с пытками и бесчеловечным обращением. Кроме того, Суд установил нарушение статьи 13 Конвенции, взятой вместе со статьями 2 и 3, в связи с отсутствием эффективного расследования фактов обращения, запрещенного статьей 3, и фактов смерти. В деле Исаевой против России заявитель жаловалась на нарушение статей 2 и 13 Конвенции в связи со смертями своего сына и трех племянников в результате беспорядочной бомбардировки села Катыр-Юрт Ачхой-Мартанского района федеральными войсками. Суд, аналогично делу Исаева, Юсупова, Базаева против России, установил нарушение со стороны Российской Федерации обязательства защищать право на жизнь и указал, что несмотря на объективные обстоятельства, связанные с военными операциями, был нарушен баланс между поставленными целями и используемыми средствами. Суд также признал, что имело место нарушение статьи 2 в связи с неисполнением государством позитивного обязательства по эффективному расследованию фактов и причин смерти и нарушение статьи 13, взятой вместе со статьей 2 Конвенции. Нарушение процессуального обязательства по проведению своевременного и тщательного расследования также было установлено в деле Трубников против России [24]. Заявительутверждал, что российские власти ответственны за смерть его сына, Виктора Трубникова, произошедшую в колонии. 13 сентября 1998 г. Виктор Трубников был найден мертвым в штрафном изоляторе колонии, где он отбывал наказание. Он умер от асфиксии при повешении. На момент наступления смерти Виктору Трубникову было 26 лет, через 26 дней его должны были освободить. Заявитель жаловался, что власти не защитили жизнь его сына и несут ответственность за его смерть. Он также жаловался, что расследование смерти его сына было проведено неэффективно и не соответствовало требованиям, предусмотренным процедурными обязательствами по статье 2 Конвенции, поскольку обстоятельства смерти были противоречивыми и неоднозначными. ЕСПЧ не счел убедительными доводы относительно нарушения позитивного обязательства государства защищать жизнь, ссылаясь на то, что данные обязательства не безграничны. Мотивируя свои выводы, Европейский суд по правам человека ссылался на выводы своего решения по делу Кинан против Соединенного Королевства, от 3 апреля 2001 г.: "…не всякая предполагаемая угроза жизни должна означать для властей требование Конвенции о принятии оперативных мер, чтобы помешать такой угрозе материализоваться. Чтобы встал вопрос о непосредственной обязанности, должно быть установлено, что власти знали или должны были знать в надлежащий момент о существовании реальной и непосредственной угрозы жизни какого-то конкретного человека в результате преступных дей¬ствий третьей стороны и не смогли принять меры в рамках своих полно¬мочий, которых, если судить здраво, можно было ожидать в целях избежания опасности". Однако Европейский суд установил нарушение в данном деле процессуального аспекта статьи 2 - Суд признал, что "процедурные обязательства включают обязательство проводить расследование обстоятельств смерти Виктора Трубникова. Он находился в колонии и под ответственностью властей, когда он умер в результате якобы самоубийства. Необходимо было провести расследование, чтобы, во-первых, установить причину смерти, чтобы проверить версию о несчастном случае или убийстве, а, во-вторых, если установлено, что было совершено самоубийство, проверить, несут ли власти ответственность за неспособность предотвратить его". Суд тестировал качество проведенного расследования в данном деле на соответствие критериям, установленным практикой Суда - своевременность, независимость, наличие общественного контроля, - и пришел к выводу, что следствие "не отвечало минимальному требованию независимости, поскольку орган расследования - начальник колонии - представлял власть, причастную к событию. Как и ож! идалось, расследование было сведено к подтверждению версии смерти в результате повешения; вопросу о возможной ответственности администрации тюрьмы не уделялось внимание. Более того, это расследование в очень малой степени удовлетворяло требованию общественного контроля. Нет никаких сомнений, что семью не проинформировали об официальном отказе в возбуждении уголовного дела. Наконец, национальный суд вынес решение о том, что расследование проведено недостаточно полно, и признал незаконным решение об отказе в возбуждении уголовного дела. Учитывая вышеуказанное, Суд не может признать, что первоначальное расследование представляло собой эффективное расследование в значении, предусмотренном практикой Суда" [25]. Вывод: |
Похожие:
 | Стенограмма круглого стола по вопросам текущего взаимодействия участников национальной платежной системы с гис гмп и смэв |  | «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 125 и части первой статьи 152 Уголовно-процессуального кодекса... |
| Ответственный за выпуск: Отдел по организационным и правовым вопросам местного самоуправления аппарата Слободской районной Думы (613150,... | | Фз «Об участии в долевом строительстве многоквартирных домов и иных объектов недвижимости и о внесении изменений в некоторые законодательные... |
| Присутствовали: Степанов В. Е., Кривоколеско И. И., Кныш Ю. В., Юсупов А. С., Чернов И. П., Семенов А. Ф., Сенченко А. А., Морозова... | | Утвердить исполнение сметы Адвокатской палаты Красноярского края за 2013 год, подтвердив обоснованность произведенных расходов |
| Поздравляю вас с наступающими праздниками – Днем защитника отечества и Днем 8 марта! | | Маркина, И. Основы издательских технологий / И. Маркина. – Спб.: Бхв-петербург, 2005. – 347 с. + Cd |
| Информационное письмо о проведении спартакиады Адвокатских палат Сибирского федерального округа от 24. 03. 2005г | | Постановление Пленума вс РФ от 24. 02. 2005 г. №3. О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой... |