ВОПРОС 6.
Начиная с конца 2010 г. в судебном порядке было отменено не менее 9 постановлений Генеральной прокуратуры РФ об экстрадиции в Узбекистан. В семи из этих случаев25 судебные акты ссылались на позицию ЕСПЧ, который в течение 2008-2012 г.г. в 9 решениях, принятых по жалобам против России, установил, что принудительное возвращение заявителей в Узбекистан влечет нарушение их права не подвергаться запрещенному обращению.
Вместе с тем, принцип единства судебной практики национальными судами не соблюдался. Экстрадиция отменялась только в делах, где сторона защиты заявляла о политизированном характере уголовного преследовании заявителя в связи с тем, что ему вменялась принадлежность к запрещенным в Узбекистане религиозным течениям либо организациям. Однако и этот подход не был системным: так, в делах о выдаче Муроджона Абдулхакова и Юсупа Касымахунова, которые относились к данной категории и рассматривались судами обеих инстанций уже в указанный период времени (первое – в 2010-2011 г.г., второе – в 2012 г.), доказательства риска применения пыток к заявителям в случае их выдачи были полностью проигнорированы, и экстрадиция обоих была предотвращена исключительно благодаря применению ЕСПЧ Правила 39. В случае же обвинения в общеуголовном преступлении – как, например, в деле Исмоилджона Далимова, – российские суды отклонили жалобы на постановление об экстрадиции, и заявитель был выдан в Узбекистан, несмотря на существенный риск применения к нему пыток и незавершенную процедуру обжалования отказа в признании его беженцем.
Важно подчеркнуть, что отмеченная в п. 146 положительная тенденция относилась только к делам о выдаче в Узбекистан. Сведения об отмене экстрадиций в другие государства отсутствуют. Напротив: по нашим данным, в тот же период времени (2010-2012 г.г.) суды стабильно отклоняли жалобы на решения о выдаче, в т.ч., в такие государства как Таджикистан26 и Беларусь27, где для заявителей также существует серьезный риск подвернуться обращению, противоречащему статье 3 ЕКПЧ.
Кроме того, в отношении лиц, в выдаче которых Генеральной прокуратурой РФ было отказано, активно предпринимались (и в некоторых случаях удавались – см. постановления ЕСПЧ по делам № 42502/06 Muminov v. Russia и № 52812/07 Kamaliyevy v. Russia) попытки передать их запрашивающим государствам через процедуру административного выдворения, отмеченную в п. 127 выше (см. также постановление по делу № 32184/07 Dzhurayev v. Russia и жалобу № 50031/11 Rakhmonov v. Russia). Именно в данной категории дел такие действия осуществлялись по прямым поручениям Генеральной прокуратуры, а в деле Муминова – по поручению ФСБ РФ.
Начиная с 2011 года распространилась практика возбуждения дел об административном выдворении параллельно с экстрадиционной процедурой. Она затрагивает лиц, обжалующих решения о выдаче (см., например, жалобы в ЕСПЧ № 27843/11 Niyazov v. Russia и № 67474/11 Azimov v. Russia) и/или подлежащих освобождению по истечении максимального срока содержания под стражей в связи с невозможностью их экстрадиции из-за применения ЕСПЧ обеспечительных мер в соответствии с Правилом 39 Регламента Суда (жалоба № 77658/11 Latipov v. Russia). Передачу таких лиц запрашивающим государствам, как правило, удавалось предотвратить только благодаря временным мерам ЕСПЧ.
Контроль за соблюдением гарантий запрашивающих государств не осуществлялся – как представляется, по причинам, указанным в п.п. 142-144. Вместе с тем, имеются сведения о нарушении дипломатических гарантий властями Узбекистана и Таджикистана в случаях внепроцессуальной передачи им запрашиваемых лиц (подробнее об этом см. п. 160 ниже). Так:
требуя выдачи Абдулазиза Бойматова для уголовного преследования по двум статьям УК РУз, узбекская сторона гарантировала, что он не будет без согласия РФ привлечен к уголовной ответственности по иным обвинениям. В декабре 2006 г. Генеральная прокуратура РФ отклонила запрос о выдаче Бойматова, однако уже в апреле 2007 г. он был незаконно выслан в Узбекистан при участии властей РФ, после чего осужден по пяти статьям УК РУз28.
Генеральная прокуратура РФ в 2010 г. удовлетворила запросы властей Таджикистана о выдаче Савриддина Джураева и Сухроба Козиева для уголовного преследования, соответственно, по двум и одной статье УК РТ с учетом гарантий непривлечения их к уголовной ответственности по иным обвинениям без согласия РФ. В 2010 г. их экстрадицию приостановил ЕСПЧ в соответствии с Правилом 39, однако в 2011 г. оба заявителя были похищены в Москве и незаконно вывезены в Таджикистан, где впоследствии осуждены, соответственно, по семи и восьми статьям УК РТ.
Правительство не представило ни запрошенной Комитетом статистической информации, ни сведений о механизмах и/или результатах мониторинга положения лиц после их экстрадиции. Полагаем, что это умолчание также подтверждает, что указанные механизмы отсутствуют, и соответственно – нет каких-либо результатов их применения.
Ссылки правительства на то, что при принятии решений по экстрадиционным запросам учитываются законодательные нормы запрашивающих государств и факты ратификации ими международных договоров в сфере прав человека, несостоятельны. Данные обстоятельства, сами по себе, не гарантируют защиты лиц от запрещенного обращения в условиях, когда авторитетные независимые источники свидетельствуют о широком и систематическом применении такого обращения в стране назначения. На это неоднократно указывал ЕСПЧ в своих постановлениях, в т.ч., вынесенных в отношении России29.
Упомянутая правительством проверка наличия либо отсутствия препятствий к выдаче лица (п. 176 Пятого периодического доклада) сводится к направлению соответствующих запросов в ФСБ и МИД России и получению их ответов – иных ее результатов материалы экстрадиционных дел не содержат. Между тем, из указания Генеральной прокуратуры РФ № 212/35 от 18 октября 2008 г. (п. 1.6.3), регламентирующего деятельность органов прокуратуры по вопросам экстрадиции, прямо следует, что у ФСБ и МИД запрашивается информация об ущербе, который может либо не может нанести выдача лица национальным интересам и безопасности РФ, но отнюдь не праву этого лица не подвергаться запрещенному обращению.
Утверждения правительства о том, что Генеральная прокуратура в ходе экстрадиционной проверки исследует риск нарушения статьи 3 Конвенции и дважды за 2009-2010 г.г. по указанным основаниям отклоняла запросы о выдаче лиц (п.п. 177-178 Пятого периодического доклада), не поддаются проверке по причинам, указанным выше (п. 122). Вместе с тем, только в 2010 г. ЕСПЧ не менее 11 раз применил Правило 39 для приостановки экстрадиции лиц, запросы о выдаче которых были удовлетворены Генеральной прокуратурой РФ. Во всех случаях основанием для применения Правила 39 служил риск применения к заявителям запрещенного обращения в странах назначения.
ВОПРОС 7.
В приведенной ниже таблице собрана статистика административных выдворений и депортаций с 2004 г. по 2012 год.30
Год
|
Депортаций
|
Выдворений
|
2004
|
26
|
88 260
|
2005
|
15
|
75 756
|
2006
|
11
|
55 800
|
2007
|
45
|
28 050
|
2008
|
65
|
18 808
|
2009
|
60
|
34 016
|
2010
|
362
|
29 199
|
2011
|
656
|
27 929
|
2012. 1-5
|
293
|
9 948
|
Из таблицы видно, что после появления Приказа ФМС России от 12 октября 2009 № 758/240 (п. 137 выше) число депортированных увеличилось на порядок, что можно было ожидать при расширении круга должностных лиц, наделенных правом принимать решения о депортации. Как отмечалось выше, решения о депортации невозможно обжаловать, скорость их исполнений намного выше, чем решений о выдворении. Фактически к задержанным с целью депортации не допускается адвокат. Таким образом, процедура депортации должна быть признана незаконной. Административное выдворение и депортация должны быть объединены в единую процедуру, решение должно приниматься судом, у гражданина, по отношению к которому это решение принимается, должна оставаться возможность его обжаловать.
Меры по обеспечению гарантированного статьей 3 ЕКПЧ права в рамках процедуры административного выдворения и, тем более, депортации не принимаются по причинам, указанным выше (см. п. 133 выше).
Правительство не ответило на вопрос Комитета о мерах по обеспечению прав выдворяемых лиц не подвергаться обращению, запрещенному статьей 3 Конвенции. Данное обстоятельство, само по себе, подтверждает, что такие меры не принимаются.
Важные аспекты, не затронутые вопросами Комитета
В течение отчетного периода имели место, а в 2011-2012 г.г. участились, случаи внеправовой передачи запрашивающим государствам лиц, экстрадиция или высылка которых в рамках любой из предусмотренных законом процедур невозможна либо затруднена. Такие лица подвергались похищению с последующим незаконным перемещением их в запрашивающее государство. Так, в сентябре 2010 г. в Москве был похищен Санджарбек Сатвалдиев – уроженец Узбекистана, принявший гражданство РФ31. В начале 2011 г. он был обнаружен под стражей в Узбекистане и впоследствии осужден на 7,5 лет тюремного заключения. Сообщалось, что во время предварительного следствия он подвергался пыткам32. Россия ничего не предприняла для возвращения своего гражданина. С августа 2011 г. по март 2012 г. из России в Таджикистан и Узбекистан были вывезены не менее 6 человек, пятеро из которых являются заявителями ЕСПЧ, защищенными от выдачи Правилом 39 Регламента Суда33. Имеются сведения о том, что трое из похищенных в ходе судебного процесса в Таджикистане заявляли о применении к ним пыток с целью добиться согласия на оформление якобы добровольной явки с повинной к таджикским властям, самооговора и показаний против других обвиняемых34. Тот факт, что во всех указанных случаях похищенных вывозили самолетами из российских аэропортов, причем, без прохождения обязательных предполетных процедур (контроля безопасности, пограничного и таможенного контроля), исключает версию о непричастности властей РФ к осуществлению подобных операций. В общей сложности, НПО располагают сведениями о не менее чем 10 лицах, похищенных и незаконно вывезенных в Узбекистан и Таджикистан в течение последнего времени. В большинстве случаев они подвергались в странах назначения пыткам и были осуждены на большие сроки лишения свободы по сомнительным обвинениям.
Практика рассмотрения ходатайств о предоставлении статуса беженца, фактически, исключает шансы заявителей на его получение:
в случаях отсутствия уголовного преследования заявителя в стране исхода миграционные органы утверждают, что его/ее опасения необоснованны, поскольку сведений о межгосударственном розыске подателя ходатайства не имеется. При этом игнорируется тот факт, что уголовное преследование является крайней и наиболее жесткой, но не единственной формой преследований, вынуждающих заявителей обращаться за статусом беженца;
если же о признании беженцем ходатайствует лицо, требуемое к выдаче властями страны исхода, то миграционные органы, не исследуя содержания (фабулы) предъявленных ему/ей обвинений, априорно полагаются на их якобы обоснованность и, тем самым, фактически, уклоняются от анализа обстоятельств заявителя. Обращение такого лица за статусом беженца ФМС России расценивает как стремление заявителя уклониться от уголовной ответственности за совершение преступлений, вменяемых ему/ей в стране исхода.
в 2011 г. возобновилась практика принятия решений об отказе в допуске заявителей к процедуре рассмотрения ходатайств о признании беженцем. Так, к гражданину Узбекистана Юсупу Касымахунову, имеющему веские опасения подвергнуться пыткам в случае экстрадиции на родину, были применены положения об исключении из защиты убежищем без рассмотрения его ходатайства по существу и даже без его интервьюирования. Более того: ФМС России не только признала это решение территориального миграционного органа законным и обоснованным, но и указала, что после его вступления в силу у Касымахунова не может быть принято заявление о предоставлении временного убежища на территории РФ (см. п. 120 выше). Тем самым, заявитель был лишен возможности реализовать через институт убежища свое право по статье 3 Конвенции, являющееся фундаментальным и абсолютным.
Статья 10
ВОПРОС 10.
Информирование о запрете пыток и практическое обучение по вопросам исполнения обязательств, вытекающих из Конвенции, наиболее актуальны для сотрудников пенитенциарных учреждений, а также для сотрудников МВД (в первую очередь – полицейских). Следует отметить, что Россия предпринимает некоторые меры по информированию и обучению этих должностных лиц. Ниже приводится анализ этих мер и оценка их достаточности для исполнения Россией обязательств, вытекающих из Конвенции.
Обучение сотрудников пенитенциарных учреждений
В п. 195 Пятого периодического доклада РФ указано: «Все программы обучения, повышения квалификации сотрудников уголовно-исполнительной системы (УИС), а также их профессиональной подготовки содержат сведения об общепризнанных принципах и нормах международного права, а также международных договоров Российской Федерации в сфере обеспечения прав человека. Кроме этого, до сотрудников УИС в обязательном порядке доводятся постановления ЕСПЧ, касающиеся деятельности исправительных учреждений и СИЗО». Эта информация соответствует действительности. Руководители исправительных учреждений, опрошенные представителями НКО, отмечали, что они постоянно наставляют своих подчиненных о недопустимости применения силы в отношении заключенных (за исключением оговоренных в законе случаев). Можно также отметить, что число учебных мероприятий, посвященных соблюдению прав человека и международных стандартов прав человека, включая стандарты гуманного отношения к заключенным, для сотрудников ФСИН увеличилось.
Вместе с тем, эксперты полагают, что меры, принимаемые для обучения сотрудников ФСИН, недостаточны:
«Я думаю, что основная проблема — это кадры. С кадрами связаны и вопросы грубого обращения, медицинские вопросы, непредоставление свиданий, проблемы, связанные с низкой воспитательной и психологической работой. Кадры неквалифицированны. Наверное, на сегодняшний день мало внимания уделяется именно подготовке кадров. Институтов всех остальных много, а вот понятие прав человека, наверное, должным образом не изучается»35.
Вероятно, что усилия по информированию и обучению сотрудников ФСИН не достаточно эффективны из-за нестабильности кадрового состава в пенитенциарных учреждениях: руководство ФСИН говорит о текучести кадров как о существенной проблеме36. Возможно, что еще одна причина, из-за которой сотрудники пенитенциарных учреждений плохо усваивают стандарты прав человека, связана с формальным подходом к их преподаванию в ведомственных учебных заведениях (о данной проблеме см. ниже). Сгладить эту проблему могло бы привлечение специалистов государственных правозащитных институтов и экспертов НКО к преподаванию прав человека сотрудникам ФСИН. Такой опыт существует и высоко оценивается участниками37.
|
